На которых я учу писать, стали спрашивать с чего можно начать писать прозу. В каждой группе найдется одни-два человека, которые хотят написать книгу. Я стала размышлять, чем могу им помочь, и вспомнила, как в свое время задала подобный вопрос Эдварду Радзинскому. «Пишите о себе, - посоветовал писатель. - Пишите так, как будто вас никто не будет читать».
Выбрать сюжет бывает не просто. Согласитесь, литература - это не слова. Для сочинения хороших историй самобытный язык автора занимает далеко не первое место. Конечно, любой текст звучит. Если автор пишет, как говорит, то в вашей голове при чтении будет звучать (как сейчас) его голос. Но слова так и останутся набором букв, если не сложить из них сюжет - интересную историю.
Что такое эта самая интересная история? Что эта за вещь такая? Почему одного рассказчика слушаешь, замерев, а другому и смешной анекдот не дается? По моим наблюдениям, интересная история вызывает в слушателях отклик. Ее автору удается пробудить чувства, которые в собственной жизни читатели только мечтают пережить или же напротив избегают. Такие истории развлекают и/или учат. Они заставляют искать ответы на свои собственные вопросы.
Получается, для того, чтобы понять, интересный пришел в голову сюжет или нет, нужен отклик слушателя. Самому автору сочинение может нравиться, а вот аудитории… вовсе не обязательно.
Как найти удачный сюжет? Таким вопросом задается, пожалуй, каждый писатель. Не только начинающий. Как найти героя? По мне, так каждый писатель всю жизнь пишет одну и ту же книгу - про себя самого. Хотя повествование может вестись сегодня от имени сыщика-повесы, а завтра - от лица молоденькой девицы. Даже в одной книге писатель говорит с нами голосами персонажей разного пола, возраста, жизненного опыта. Однако я останусь упрямой - с нами говорит сам автор. Его опыт. А раз так, то искать сюжет нужно, перебирая собственные впечатления. Скорее, сосредоточиться следует на самой жизни - она обычно подкидывает сюжет более интересные, чем может придумать воображение. Для разминки можно писать о себе любимом. Тут дневник может быть полезен и как жанр, и как источник информации.
Однако не каждый хочет писать только о себе или находит в перипетиях собственной жизни что-то интересное или поучительно. Тогда я придумала, что писать нужно не только о себе, а о своей семье или о себе как части семьи.
Так появился семинар «Древо жизни». Каждый его участник рисует семейное древо, выбирает сюжет, который больше всего привлекает его внимание, составляет план и пишет. И вот тут-то и начинают происходить вещи удивительные. Оказывается, найти свое место в истории семьи - один из кратчайших путей, чтобы найти себя, свое профессиональное признание. Написание автобиографии или хотя бы ее кусочка дает много сил, помогает пережить трудные моменты, помириться. Иногда разговор с родственником с целью узнать о своем прошлом становится первой спокойной беседой за годы ссор и обид.
Я наблюдаю, что редко кто из участников семинара, как и я сама, знает о своей семье что-то дальше третьего поколения. В лучшем случае история рода хранит память о родителях, бабушках-дедушках и прабабушках-прадедушках. Иногда вспоминаются легенды о ком-то из далеких родственников. Но как правило - приблизительные обрывки воспоминаний о прабабушках-прадедушках и пустота. Белый лист. Как будто до них ничего не было. Висим в воздухе и маемся.
Наверное не случайно Евангелие начинается с долгого и нудного перечисления имен «кто кого породил». Так у читателя мгновенно складывается картинка - древность корней тех, о ком пойдет дальше речь в книге. Спросите семейных психологов, и они много расскажут вам о том, что пустота в генеалогическом древе давит на нас, пугает и заставляет ходить кругами вместо того, чтобы стать собой и прожить свою, а не чужую жизнь.
Попадала вам на глаза книга «Детство 45-53: а завтра будет счастье»? Автор-составитель Людмила Улицкая собрала в ней короткие истории людей, чье детство пришлось на фронтовые и послевоенные годы. От историй не оторваться, как от старых черно-белых фотографий. Чем книга Улицкой может быть полезна тем, кто хочет больше узнать о жизни своих родственников в нескольких поколениях? Именно своей бытоописательностью.
Авторы воспоминаний описывают свое детство: что ели, как переживали войну и голод, как отмечали праздники, относились к плененным немцам и репрессированным. Примерно так же жили и наши родные в то время, возможно чужие воспоминания оживят что-то и в вашей голове.
Единственно, что я знаю о смерти одного из своих прадедов, это то, что он умер в лагере под Нижним Тагилом. Осужденному по доносу, ему было столько же сколько мне сегодня - 37. Я не смогу услышать историю о последних днях деда, но могу поехать в те места. Побывать на месте лагерей, зайти в краеведческий музей. Однажды я обязательно туда поеду.
Чтобы хотя бы приблизительно воссоздать в своей голове картинку жизни далеких предков, на мой взгляд, подойдет даже изучение истории, этнографии и фольклора той части страны, в которой они жили.
Каждый, кто рискнет написать автобиографическую прозу, сталкивается с похожими сложностями. Прежде всего это выбор сюжета. Если замахнуться сразу на историю всей семьи, можно не написать в итоге ни слова или увязнуть в первых главах. Поэтому для начала лучше потренироваться на короткой истории. Например, опишите, каким было ваше первое воспоминание. Или же самый счастливый и самых пугающий (печальный, стыдный, страшный) эпизод из вашего детства. Начните с рассказа о жизни родственников по одной линии. Возможно, вам поможет начать ответ на вопрос «что будет, если?». Что будет, если молодая женщина одна приедет из села в город поступать в институт? Что будет, если вы расскажете маме о своих любимых детских шалостях? Что было бы, если бы дедушка вопреки воле семьи пошел учиться на кинематографиста, а не на бухгалтера?
Возможно, вам покажется, что вы знаете слишком мало, и вам захочется поговорить о прошлом с родственниками? Это хороший путь, если вы хотите прояснить детали или узнать тайну, которую в семье скрывали. Понятно ведь, что наша недавняя история приучила людей говорить о повседневном и скрывать главное. С другой стороны, вы пишите свою историю, а значит для нее будет достаточно того, что помните именно вы. Так это может быть история ваших воспоминаний.
Пишите так, как будто никто и никогда не прочтет ваши рукописи. Перестаньте оглядываться через плечо - думать, не расстроится ли мама, не обидится ли старший брат. Только так можно приблизиться к искренности. Если вы не собираетесь публиковать сочинение, вы можете не показывать его никому из близких. И даже если вашу автобиографию ждет издательство, будет достаточно поставить людей, которые в ней упоминаются, в известность. Например, показать им страницы, в которых вы о них пишете. Даже если героям их образ, выведенный на листе, не понравится, вы можете отказать им править текст. В конце концов, это же ваши воспоминания. Родные могут потрудиться составить свои. Только, пожалуйста, не сводите с родственниками счеты с помощью сочинений. Найдите другой способ сказать о своих чувствах.
Хотите попробовать?
Составьте генеалогическое древо вашей семьи. Используйте для этого специальные обозначения, которые используют родословы.
Обозначьте (если помните и знаете) даты рождения всех членов семьи и смерти родных (которые умерли). Если помните и знаете, напишите, в каком возрасте для каждого члена семьи происходили такие важные события как: свадьба, смерть близких, рождение детей, войны, репрессии. Есть ли в вашей семье родственники, с которыми по каким-то причинам не общаются? Менял ли кто-то имя или фамилию? По каким причинам и в каком возрасте? Какие профессии у ваших родных?
Посмотрите на готовое семейное древо внимательно. Какие чувства оно в вас вызывает?
Выбрали ли вы сюжет для вашего первого автобиографического рассказа? Если нет, посмотрите еще раз на генеалогическое древо. Какой из родственников вызывает у вас наибольший интерес? Или симпатию? Может быть, есть близкий, чья судьба похожа на вашу? О ком из них вы хотите написать?
Составьте план для своего рассказа:
1
2
3
4
Напишите рассказ по плану.
Пишите и не перечитывайте. Перечитайте весь рассказ только после того, как напишете его полностью.
Вы уже знаете, о каких событиях или людях будет ваше следующее сочинение?
Вы должны знать, что хранителем семейных историй всегда выступает самый преданный семье человек. Подумайте, почему записать воспоминания для вас важно? В чем их ценность для вас?
Я буду рада, если вы решитесь прислать свой рассказ мне. Если хотите, я могу выступить рецензентом или редактором вашего текста. Пишите! [email protected]
Кроме того, я расскажу вам, почему вы выбрали именно такой сюжет. Вы узнаете, о ком именно и почему вы написали.
Русская автобиографическая проза XX века связана с традициями отечественной литературы прошлого, в первую очередь с художественным опытом Л. Толстого и С. Аксакова. Как бы ни был близок автор к своему герою, но, по наблюдениям Н. Руба-кина, «описывая самого себя, свою жизнь, поступки, мысли, переживания, он на деле описывает уже чужого человека». Л. Гинзбург тоже акцентировала внимание на нетождественности автора и героя даже в самых автобиографических романах, поскольку «герой воспринимается как принадлежащий другой, художественно отраженной действительности».
К изображению детства писатели подходят с разными творческими задачами. В одних произведениях главным оказывается сам феномен детства, детского мировосприятия; в других детство рассматривалось как самое счастливое время; в третьих - как стартовый жизненный этап.
В первые десятилетия XX века можно выделить две тенденции в изображении детства. Одна нашла отражение в автобиографических повестях М. Горького, другая - в повести А. Белого «Котик Летаев».
К реконструкции детских ощущений и представлений обратился в 30-е годы М. Зощенко. В повести «Возвращенная молодость» он прошел со своим героем обратный путь - от тридцати лет до младенчества. Опыт А. Белого развит и в «Других берегах» В. Набокова. Особый интерес представляют книги, где в герое (в раннем ли детстве или чуть позже) подчеркивалось творческое начало,- прослеживается путь рождения писателя. К ним относятся произведения М. Пришвина («Кащеева цепь»), И. Бунина и В. Набокова.
И. Бунин и В. Набоков Дом-Россию потеряли навсегда, покинув родину после Октябрьской революции. Как бы ни проклинали они большевистскую власть и новое государство, Россия оставалась в сердце до конца дней, а в автобиографических произведениях осуществилось своеобразное возвращение в родные места.
«Жизнь Арсеньева» (1927-1933) не о том, как стал писателем Иван Алексеевич Бунин, а о рождении творческой личности в Алексее Арсеньеве на благодатной среднерусской почве. Чувственное восприятие жизни в основе всех его впечатлений («...Эту меловую синеву, сквозящую в ветвях и листве, я и умирая вспомню»). Детские впечатления осознаются писателем как самые важные, а потому сохраненные с далекой поры и воспроизведенные так зримо живущими в том «глухом и милом краю <...> где так мирно и одиноко цвело мое никому в мире не нужное младенчество, детство...» Именно детство помогает установить связь прошлого с настоящим: «Какие далекие дни! Я теперь уже с усилием чувствую их своими собственными при всей той близости их мне, с которой я все думаю о них за этими записями и все зачем-то пытаюсь воскресить чей-то далекий юный образ».
Интуитивно И. Бунин и его герой отталкивались от социальных проблем: «Я написал и напечатал два рассказа, но в них все фальшиво и неприятно: один о голодающих мужиках, которых я не видел и, в сущности, не жалею, другой на пошлую тему о помещичьем разорении и тоже с выдумкой, между тем как мне хотелось написать про громадный серебристый тополь». Героя отталкивает не просто социальный аспект, а фальшь; не имеющий жизненного опыта молодой писатель готов лишь к восприятию поэтичности мира.
Общая для эмигрантов тоска по России в «Жизни Арсен ьева» переключалась автором в тональность не столько грустную, тягостную, сколько жизнеутверждающую. Как позднее и у В. Набокова, в «Жизни Арсеньева» передано ощущение кровной связи с родиной. Она еще сильнее подчеркнута в отъединенности героя и от собратьев по профессии, и вообще от людей: «Я испытал чувство своей страшной отделенности от всего окружающего, удивление, непонимание,- что это такое все то, что передо мной, и зачем, почему я среди всего этого?». От любых впечатлений - поэтических, любовных, родственных - автобиографический герой неизменно возвращался к постижению своего призвания: «Спрашивал себя: все-таки что же такое моя жизнь в этом непонятном, вечном и огромном мире... и видел, что жизнь (моя и всякая) есть смена дней и ночей, дня и отдыха, встреч и бесед, удовольствий и неприятностей, иногда называемых событиями... а еще - нечто такое, в чем как будто и заключается некая суть ее, некий смысл и цель, что-то главное, чего уж никак нельзя уловить и выразить». Хотя рассказана только юность Арсеньева, но, как замечает О. Бердникова, «перед читателем романа предстает действительно вся жизнь его героя». Полувековая дистанция между героем и автором-повествователем проявляется в сочетании юной непосредственности и свежести восприятия мира со зрелыми раздумьями о жизни человека, о радости и трагизме его существования.
«Другие берега» Набокова (1954) возвращали потерянный рай детства. В. Набоков возвращал себе Россию и себя в Россию. Книга кончалась отплытием в Америку, но «другой», далекий берег был навсегда приближен, запечатлен. Сбывалось обещание автобиографического героя «Дара» - вернуться в Россию строчками своих книг. Чтобы «пробиться в свою вечность», писатель обратился к изучению младенчества: «Я вижу пробуждение самосознания, как череду вспышек с уменьшающимися промежутками. Глядя туда со страшно далекой, почти необитаемой гряды времени, я вижу себя в ТОт день восторженно празднующим зарождение чувственной жизни». Именно чувственное восприятие и позволило писателю воссоздать Россию, родные места, не только умом, но кровью осознать эту связь: «Я с праздничной ясностью восстанавливаю родной, как собственное кровообращение, путь из нашей Выры в село Рождествено».
Если Россия в детские и юношеские годы героя И. Бунина-источник его писательского дара, то в книге В. Набокова вечная связь с ней осуществлена памятью художника. Третья редакция произведения создана в 1966 году под названием «Speak Memory» - «Память, говори».
А. Гайдар «Школа», В. Катаев «Белеет парус одинокий», «Хуторок в степи», «Катакомбы», «Лёнька Пантелеев», К. Паустовский «Повесть о жизни».
На воспоминаниях о детстве построены некоторые книги О. Берггольц и В. Астафьева. Объединяет их предельная искренность авторов, исповедальность. В повестях Астафьева 1960-1970-х годов главным героем являлся мальчик, подросток. Это относится и к Ильке из «Перевала», и к Толе Мазову из «Кражи», к Витьке из «Последнего поклона», к Мальчику из «Оды русскому огороду». Общее у названных героев - их раннее сиротство, столкновение с материальными трудностями в детстве, повышенная ранимость и исключительная отзывчивость на все доброе и прекрасное.
Главное в самоанализе героя «Последнего поклона» (1960-1989) - понимание того, что дали ему и чем были для него родные и близкие люди, живущие, казалось бы, в сфере сугубо практических повседневных забот и интересов. В построении повести важна не биографическая последовательность, а принцип выделения первых открытий мира, первых проверок силы, смелости, первых оценок старших людей. «Лежал, думал, пытался постигнуть человеческую жизнь, но у меня ничего не получалось. Впоследствии я убедился, что жизнь постигнуть даже взрослым людям не всегда удается»; «...но ничего этого я пока еще не ведаю, пока я свободен и радостен, как благополучно перезимовавший воробей».
В «Оде русскому огороду» при изображении Мальчика чувствовалась авторская ирония («не мог знать, как ни тужился»). И не пафос утверждения («никогда не забуду», «потом пойму»), а горькую усмешку замечал читатель в отношении взрослого к неведению детства: «Наивный мальчик! Если б все в мире делалось по воле детей, не ведающих зла». В поступках Мальчика теперь больше внимания обращается на то, что хотелось бы забыть, да не удается, что пятном лежит на совести и никак не украшает биографию. «Память моя, ты всегда была моей палочкой-выручалочкой. Так сотвори еще раз чудо - сними с души тревогу, тупой гнет усталости... И воскреси,- слышишь! - воскреси во мне Мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него». Путь героя - через муки, страдания, понимание своего долга перед старшим поколением к осознанию ответственности за себя и свое поколение.
Одна из тем автобиографической прозы последнего десятилетия связана с раскрытием непростых отношений между отцами и детьми.
В качестве приложения к "Книге песен" даются автобиографические письма
Петрарки и знаменитый его диалогизированный трактат, также имеющий в
значительной степени автобиографический характер. Они не только интересны
сами по себе. Они, как думается, помогут читателю глубже разобраться и
оценить "Книгу песен". В сущности, они являются бесценным к ней
комментарием.
"Письмом к потомкам" Петрарка предполагал завершить свои "Старческие
письма" ("Rerum senilium libri", 1366). Письмо это осталось; в наброске,
который его ученики и почитатели не решились включить в "Старческие письма".
В XVI веке "Письмо к потомкам", подвергнутое порой весьма произвольным
ученых оно было освобождено от всевозможных наслоений и опубликовано в более
или менее первозданном виде. Вполне возможно, что писалось оно в два приема,
то есть где-то в промежутке между 1351 и 1370-1371 годами. Как бы то ни
было, письмо содержит множество достоверных сведений о жизни и умонастроении
Письмо к Гвидо Сетте датируется уже совершенно точно. Написано оно в
1367 году в Венеции и адресовано близкому другу Петрарки архиепископу Генуи
и основателю бенедиктинского монастыря Червара (возле Портофино), где Гвидо
и умер в год написания письма.
Из всех автобиографических писем Петрарки оно является самым
пространным и очень дополняет предыдущее "Письмо к потомкам".
Диалогизированный трактат "Моя тайна, или Книга бесед о презрении к
миру", чаще именуемый просто "Моей тайной", не предполагался автором к
широкому распространению. Написан он был в Воклюзе в 1342-1343 годах, в
период наибольших душевных смятений Петрарки. В 1353-1358 годах в Милане
Петрарка еще раз просмотрел и подправил рукопись.
"Моя тайна" является одним из замечательнейших литературных памятников,
лежащих у истоков европейского Возрождения. Она замечательна как по своей
психологической проницательности, так и по глубине морально-этических
проблем, в ней затронутых. Блистательная эрудиция - не без некоторого даже
щегольства - не помешала ни искренности тона, ни простоте изложения. Книга
построена в форме диалога, который ведут в присутствии молчаливой Истины
Франциск (Петрарка) и Августин Блаженный. Нечего и говорить, что этот диалог
Литературный прием, что это даже не воображаемый разговор ученика и
учителя, правого и неправого, а скорее беседа человека со своим "двойником",
спор между сознанием и чувством. Впрочем, нельзя не признать, что в
обрисовке двух "спорящих" есть определенные черты индивидуализации, что-то
похожее на "характеры" (недовольный собой, зачастую упрямый Франциск и
умудренный, готовый понять заблудшего собеседника, но твердый Августин).
Книга состоит из трех Бесед. При всей внешней непринужденности и как бы даже
произвольности разговора она имеет четкое тематическое разделение: Беседа
первая посвящена выяснению того, каким образом безволие Франциска привело
его к душевным блужданиям. В этой Беседе утверждается тезис: в основе
человеческого счастья и несчастья (понимаемого в моральном смысле) лежит
собственная свободная воля человека. Беседа вторая посвящена разбору
слабостей Франциска, исходя из представления о семи смертных грехах. Беседа
третья касается двух наиболее укоренившихся в душе Петрарки слабостей: любви
к Лауре и его славолюбии. В этом вопросе спор становится наиболее острым.
Петрарка оправдывает свою любовь к Лауре тем, что именно она помогла и
помогает ему избавиться от земных слабостей, именно она возвышает его (такое
толкование любви к Лауре лежит в основе второй части "Книги песен"). Что
касается славолюбия, то Петрарка оправдывается тем, что любовь к знанию
должна поощряться и заслуживать всяческого человеческого признания
(любопытно, кстати, что век спустя гуманисты признают эту тягу достойной
даже божественного признания). Петрарка упорно отстаивает эти две свои
страсти, видя в них смысл существования. Примирение между высшими моральными
требованиями и необходимостью активной земной деятельности - смысл
предлагаемого Петраркой компромисса. Августин вынужден не то чтобы уступить,
но, во всяком случае, признать невозможность моментального и полного
"обращения". Таким образом, вплоть до выработки иной шкалы человеческих
ценностей, когда возвышенная любовь и стремление к активной человеческой
деятельности и знанию смогут быть примирены с категориями морального
абсолюта, окончательное решение начатого спора откладывается. Этот спор
предстояло решить уже наследникам Петрарки, и решить в его пользу.
Думается, что без "Моей тайны" читателю трудно было бы приобщиться и к
тайне "Книги песен".
Летом 1893 года Лев Толстой, живой классик русской прозы, всемирно признанный писатель, записал в дневнике: «Форма романа не только не вечна, но она проходит. Совестно писать неправду, что было то, чего не было. Если хочешь что сказать, скажи прямо». В 1909 году на страницу его дневника легла подобная запись, теперь ставшая одной из многих: «Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения и не как художественное, а высказывать выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь».
Марина Цветаева родилась осенью 1892 года, и в 1909 году она лишь входила в литературный мир: дебютный поэтический сборник «Вечерний альбом» был еще впереди... Но Цветаевой было суждено, в ряду многих других достойных талантов, осуществить предсказания Толстого (отмечу, всю прозу которого она назвала – «отличной»), изменить тональность, стиль, всю систему прозаического повествования, открыть его новые возможности и отказаться от многих традиций.
Прямо заявив на склоне судьбы: «Вся моя проза – автобиографическая», Цветаева вовсе не отмечала тем некую ее второстепенность, более того, исходя в своей прозе из непосредственного пережитого, она лишь подтверждала собственный тезис, что и проза – «проработанная в слове жизнь. То есть, как всякое завершение, уже над-жизнь» (письмо к В. А. А., неустановленному адресату, отчего текст этот читается как манифест). Отсюда и ее ранний призыв, прежде всего к самой себе: «Пишите, пишите больше! Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох!». И далее: «Цвет ваших глаз и вашего абажура, разрезательный нож и узор на обоях, драгоценный камень на любимом кольце – все это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души» (предисловие к сборнику «Из двух книг»).
Написанное Цветаевой в прозе – от собственной хроники роковых дней России, утопающей в большевизме, до прозрачного эссе «Мой Пушкин» – отмечено печатью ее лирического переживания, передает ее жизненное движение, ее жест, взволновано ее вздохами и душевными порывами.
Поэтому проза Цветаевой, при всем ее тематическом разнообразии, сохраняет единство вот этой самой «над-жизни», выстроенной авторской волей, скрепленной энергией слова.
«Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком. Чем же была твоя царственность?.. Ужас и любопытство, страсть к познанию и страх его, вот что каждого любящего толкает к прозе поэта. ...сумеешь ли ты и без пурпура быть царем (и без стиха быть поэтом)?»
Такие суждения Марина Цветаева высказала, прочитав автобиографическую книгу Осипа Мандельштама. И это были не сторонние размышления, не риторические вопросы. Поскольку Цветаева сама писала прозу, она стремилась выверить ее по тому же строгому счету, который предявила высоко ценимому ею поэту.
А теперь, наедине с читателем, она готова по этому счету ответить.
Сергей Дмитриенко
Автобиография
Марина Ивановна Цветаева.
Родилась 26 сентября 1892 г., в Москве. Отец – Иван Владимирович Цветаев – профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог. Мать – Мария Александровна Мейн – страстная музыкантша, страстно любит стихи и сама их пишет. Страсть к стихам – от матери, страсть к работе и к природе – от обоих родителей.
Первые языки: немецкий и русский, к семи годам – французский. Материнское чтение вслух и музыка. Ундина, Рустем и Зораб, Царевна в зелени – из самостоятельно прочитанного. Нелло и Патраш. Любимое занятие с четырех лет – чтение, с пяти лет – писание. Все, что любила, – любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что все, что мне суждено было узнать, – узнала до семи лет, а все последующие сорок – осознавала.
Мать – сама лирическая стихия. Я у своей матери старшая дочь, но любимая – не я. Мною она гордится, вторую – любит. Ранняя обида на недостаточность любви.
Детство до десяти лет – старый дом в Трехпрудном переулке (Москва) и одинокая дача Песочная, на Оке, близ города Тарусы Калужской губернии.
Первая школа – музыкальная школа Зограф-Плаксиной в Мерзляковском переулке, куда поступаю самой младшей ученицей, неполных шести лет. Следующая – IV гимназия, куда поступаю в приготовительный класс. Осенью 1902 г. уезжаю с больной матерью на Итальянскую Ривьеру, в городок Nervi, близ Генуи, где впервые знакомлюсь с русскими революционерами и понятием Революции. Пишу Революционные стихи, которые печатают в Женеве. Весной 1902 г. поступаю во французский интернат в Лозанне, где остаюсь полтора года. Пишу французские стихи. Летом 1904 г. еду с матерью в Германию, в Шварцвальд, где осенью поступаю в интернат во Фрейбурге. Пишу немецкие стихи. Самая любимая книга тех времен – «Лихтенштейн» В. Гауфа. Летом 1906 г. возвращаюсь с матерью в Россию. Мать, не доехав до Москвы, умирает на даче Песочная, близ города Тарусы.
Осенью 1906 г. поступаю в интернат московской гимназии Фон-Дервиз. Пишу Революционные стихи. После интерната Фон-Дервиз – интернат Алферовской гимназии, после которого VI и VII класс в гимназии Брюхоненко (приходящей). Лета – за границей, в Париже и в Дрездене. Дружба с поэтом Эллисом и филологом Нилендером. В 1910 г., еще в гимназии, издаю свою первую книгу стихов – «Вечерний Альбом» – стихи 15, 16, 17 лет – и знакомлюсь с поэтом М. Волошиным, написавшим обо мне первую (если не ошибаюсь) большую статью. Летом 1911 г. еду к нему в Коктебель и знакомлюсь там со своим будущим мужем – Сергеем Эфроном, которому 17 лет и с которым уже не расстаюсь. Замуж за него выхожу в 1912 г. В 1912 г. выходит моя вторая книга стихов «Волшебный фонарь» и рождается моя первая дочь – Ариадна. В 1913 г. – смерть отца.
С 1912 по 1922 г. пишу непрерывно, но книг не печатаю. Из периодической прессы печатаюсь несколько раз в журнале «Северные записки».
С начала революции по 1922 г. живу в Москве. В 1920 г. умирает в приюте моя вторая дочь, Ирина, трех лет от роду. В 1922 г. уезжаю за границу, где остаюсь 17 лет, из которых 3 с половиной года в Чехии и 14 лет во Франции. В 1939 г. возвращаюсь в Советский Союз – вслед за семьей и чтобы дать сыну Георгию (родился в 1925 г.) родину.
Из писателей любимые: Сельма Лагерлёф, Зигрид Ундсет, Мэри Вебб.
С 1922 г. по 1928 г. появляются в печати следующие мои книги: в Госиздате «Царь-Девица», «Версты» 1916 г. и сборник «Версты»; в Берлине, в различных издательствах, – поэма «Царь-Девица», книги стихов «Разлука», «Стихи к Блоку», «Ремесло» и «Психея», в которые далеко не входит все написанное с 1912 по 1922 г. В Праге, в 1924 г., издаю поэму «Молодец», в Париже, в 1928 г., книгу стихов «После России». Больше отдельных книг у меня нет.
В периодической прессе за границей у меня появляются: лирические пьесы, написанные еще в Москве: «Фортуна», «Приключение», «Конец Казановы», «Метель». Поэмы: «Поэма Горы», «Поэма конца», «Лестница», «С Моря», «Попытка комнаты», «Поэма Воздуха», две части трилогии «Тезей»: I ч. «Ариадна», II ч. «Федра», «Новогоднее», «Красный бычок», поэма «Сибирь». Переводы на французский язык: «Le Gars» (перевод моей поэмы «Молодец» размером подлинника) с иллюстрациями Н. Гончаровой, переводы ряда стихотворений Пушкина, переводы русских и немецких революционных, а также и советских песен. Уже по возвращении в Москву перевела ряд стихотворений Лермонтова. Больше моих переводов не издано.
Проза: «Герой труда» (встреча с В. Брюсовым), «Живое о живом» (встреча с М. Волошиным), «Пленный Дух» (встреча с Андреем Белым), «Наталья Гончарова» (жизнь и творчество), повести из детства: «Дом у Старого Пимена», «Мать и Музыка», «Черт» и т.д. Статьи: «Искусство при свете совести», «Лесной царь». Рассказы: «Хлыстовки», «Открытие Музея», «Башня в плюще», «Жених», «Китаец», «Сказка матери» и многое другое. Вся моя проза – автобиографическая.
