Семья и Дети

Государственное управление. Обеспечение эффективности системы государственного управления сибирью в первой половине XIX в

Материал из Историческая энциклопедия Сибири

УПРАВЛЕНИЕ СИБИРЬЮ .

Управление и суд в Сибири XVIII в. , система органов гос. упр-ния и мест. самоупр-ния, установленная Петром I взамен воеводского управления и существовавшая в осн. своих чертах до Павла I. Важнейшая черта упр-ния XVIII в. – соединение в одних руках исполнит. и судеб. власти. В ходе 1-й губ. реформы Петра I в 1708 создана Сибирская губ. в составе «сибирских городов», а также приписанных «поморских городов» (см. Административно-территориальное устройство). Реальное начало губ. упр-ния положено прибытием в Тобольск (1711) губернатора кн. М.П. Гагарина. После упразднения Сибирского приказа губернатор стал ведать всеми адм., фискал. и судеб. делами, подчиняясь только монарху и Сенату. При губернаторе была создана Сибирская губ. канцелярия. В 1713 в нее входили 5 дьяков и 24 подьячих (7 старых, 2 «средней статьи» и 15 молодых). Структура канцелярии в осн. унаследована от Тобольской приказной палаты – приходный и расходный, разрядный и судный столы.

Высш. должн. лицом в уезде стал комендант (1712), унаследовавший власть и полномочия воеводы. Он был администратором, судьей и сборщиком налогов, ему подчинялся воен. гарнизон.

В 1715 Петр I попытался отделить гражд. упр-ние в уездах от военного, упразднив должности обер-коменданта и коменданта в городах, где не было гарнизона. Комендант становился исключительно командиром гарнизона, а его адм., судеб. и фискал. обязанности переходили к ландратам. Но в большинстве городов Сибирской губ. коменданты оставались, т. к. в них гарнизоны располагались (либо регуляр. воен. части, либо служилые люди «по прибору»). Губ. реформа кардинально изменила положение гражд. служащих. По именному указу 1715 канцелярией руководил лично губернатор, ему полагалось жалованье – 1,2 тыс. руб. и 600 пуд. хлеба в год; старые подьячие получали 60 руб. и 30 пуд., «средней статьи» – 40 руб. и 20 пуд., молодые – 15 руб. и 10 пуд. Ландрату выплачивалось 120 руб. и 120 четвертей хлеба, комиссару – 60 руб. и 60 четвертей, 4 подьячим при ландрате – по нормам губ. канцелярии. Жалованье за должность вводилось вместо оклад. жалованья, «кормление от дел» отныне квалифицировалось как взяточничество. Коменданты и ландраты в своей деят-ти опирались на мест. гос. и сослов. органы. Круп. изменения в 1710-е гг. произошли в тамож. упр-нии и упр-нии «государевыми пашенными и оброчными крестьянами». Центр. фигурой в последнем оставался приказчик, назначавшийся комендантом, но с 1711 приказчиков в слободах стали заменять выбиравшиеся из крестьян «бурмистры». В нек-рых сиб. слободах приказчики действительно исчезли, но их власть была восстановлена в 1716, бурмистры же в деревне сохранялись и после этого. Важной особенностью губ. реформы стало создание в 1711 бюрокр. органа по надзору за деят-тью гос. аппарата – фискалов. Реформа 1708–11 вызвала рост злоупотреблений со стороны мест. власти, недовольной чрезмерной концентрацией прав в руках губернатора. Напр., доносы фискала А.Я. Нестерова положили начало делу М.П. Гагарина.

Губ. упр-ние и суд подверглись реорганизации в результате 2-й реформы Петра I (1719–27). В Сибири эта реформа связана с новым адм.-тер. делением и назначением 29 мая 1719 сиб. губернатором кн. А.М. Черкасского. В соотв. со «штатом Сибирской губернии» (1724) ее возглавляло губ. правление в составе губернатора (ранг – ген.-лейт.), вице-губернатора (ген.-майор), коменданта (бригадир), плац-майора. Главами администрации в Енисейской и Иркутской провинциях были воеводы. Под их надзором действовали специализир. органы упр-ния: камерир – зав. сборами податей и казен. имуществом; рентмейстер – казначей, отв. за казну; провиантмейстер – зав. натур. сборами. В Тобольской, Енисейской и Иркутской провинциях учреждались рентмейстерские и камерирские конторы, а в Тобольской камерир. конторе «обретались… сборами все Сибирской губернии 18 городов да 8 дистриктов». В уездах оставались воеводы при введении новой должности земских комиссаров, к-рым передавалась вся адм.-полиц. власть в дистриктах. Все лица в губ. упр-нии должны были исполнять должн. инструкцию, имевшую силу рос. закона.

Техн. аппаратом, обеспечивавшим деят-ть всех должн. лиц, стали канцелярии. Ими на губ. и провинц. уровне руководили секретари (дьяки), на уезд. – канцеляристы (подьячие «с приписью», старые подьячие). Делопроизв-во осуществляли канцеляристы, подканцеляристы, копиисты (большинство из них в 1720-х гг. именовались по-старому – подьячие). При канцеляриях имелись также сторожа, рассыльщики и др.

Помимо адм. и фискал. органов в Сибири создавались и специализир. – по упр-нию горными делами во главе с Берг-коллегией.

В соотв. с замыслом реформы суд отделялся от администрации. На губ. и провинц. уровнях в Сибири было создано 2 надвор. суда – Тобольский (1720) и Енисейский (1722). Подобно Юстиц-коллегии, они создавались на коллегиал. началах, присутствие составляли през., вице-през. и неск. асессоров; при них действовали канцелярии во главе с секретарями. Низш. инстанцией гос. судов в Сибири стали единолич. трибуналы «городовых» («земских») судей (с 1722 – судеб. комиссаров).

Провинц. реформа и подушная перепись привели к радикал. изменениям в сослов. самоупр-нии. В обеспечении этих круп. мероприятий в Сибири большую роль сыграл чрезвыч. орган упр-ния – переписная канцелярия полк. кн. И.В. Солнцева-Засекина, подчиненная непосредственно Петру I и Сенату. «Свидетельство душ» в Сибирской губ. фактически стало новой всеобщей переписью, при к-рой переписная канцелярия занималась решением проблемы сослов. принадлежности в сиб. об-ве.

В 1722–23 Солнцев-Засекин положил в подушный оклад всех служилых людей «по прибору», записав их в посад или в гос. крестьяне. Но вследствие протестов сиб. губернаторов, доказывавших необходимость сохранения сословия служилых людей в Сибири с их ратной службой и адм.-полиц. обязанностями, Сенат утвердил «штаты» необходимых для Сибирской губ. служилых людей, к-рые освобождались «до указу» от подушной подати. Эта сословно-податная реформа привела к укреплению воен. иерархии, отмиранию элементов «войскового» самоупр-ния, резкому снижению роли казачества в обществ.-полит. жизни Сибири.

В эти же годы изменилось городское упр-ние и самоупр-ние, а также упр-ние крест-вом.

При проведении I ревизии были предприняты попытки изменить правовой статус сиб. «иноземцев». В 1720–21 А.М. Черкасский предлагал заменить для «новокрещеных» аборигенов ясак подушной податью, но против этого выступил митр. Феодор. Архиерея поддержал Петр I, и сиб. аборигенов в подушный оклад определять было не велено. Такой правовой статус ясачных «иноземцев» означал и сохранение в их «землицах» и «волостях» прежней системы упр-ния. Это отразилось и на компетенции гос. судов в отношении абориг. населения, к-рое традиционно судили свои князцы и старшины на основании обычного права. В 1727 губернатор и през. надвор. суда М.В. Долгоруков писал в Сенат, что «в городах Березове и Пелыме судебным комиссарам быть не надлежит… для того, что в тех городах обретаются одни ясачные иноверцы».

Губ. упр-ние и суд в Сибири реорганизованы в ходе контрреформ 2-й пол. 1720-х гг. В результате проведения контрреформ (1727–28) в Сибири, как и во всей России, установилось трехзвенное адм.-тер. деление, впервые строго централизованное. Осн. стала губерния. В нее входили провинции, к-рые делились на уезды. В провинциях и городах была восстановлена единолич. власть воевод, подчиненных губернаторам. В состав Сибирской губ. входили Тобольская, Енисейская и Иркутская провинции. В Иркутскую провинцию был назначен вице-губернатор, к-рый подчинялся только Сибирскому приказу.

В 1764 Сибирь разделена на 2 самостоят. губернии – Тобольскую и Иркутскую. В состав Тобольской вошли Тобольская и Енисейская провинции. В 1767 были изменены границы уездов, и в нек-рых из них воевод заменили комиссары. Изменения в адм.-тер. делении в теч. 1736–75 происходили неоднократно.

Сибирскую губ. возглавлял сиб. губернатор со всей полнотой адм., полиц., судеб., финанс., хоз. и воен. власти. Он назначался именным указом по представлению Верховного тайного совета (1726–30), Кабинета е. и. в. (1731–41) и Сената. С 1736 была введена должность иркут. вице-губернатора, а с 1764 – губернатора, к-рые также назначались по именному указу.

Провинц. и уезд. воеводы назначались Сиб. приказом из кандидатов, рекомендованных Герольдмейстерской конторой Сената, а комиссары и управители в дистрикты и слободы – Сибирской губ. канцелярией. Если уезд временно оставался без воеводы, сиб. губернатор имел право назначать вр. управителя «за воеводу» по своему усмотрению. С 1764 воевод, комиссаров и управителей назначал губернатор по представлению Сената. Провинц. и уезд. воеводы, управители в дистриктах подчинялись губернатору. С 1727 он имел право самостоятельно отстранять от дел управителей в дистриктах, с 1740 – провинц. и уезд. воевод в случае их злоупотреблений.

Исполнит. органами при губернаторе, воеводах, комиссарах и управителях были канцелярии. В их структуру входили присутствие, своя канцелярия и служители. В присутствии губ. канцелярии состояли губернатор, вице-губернатор (с 1764 – товарищ губернатора), губ. прокурор; в присутствии провинц. канцелярии – провинц. воевода, штаб-офицер у подушного сбора (1736–64), провинц. прокурор (с 1764); в присутствии воевод. канцелярии – воевода и штаб-офицер у подушного сбора (1736–64).

Канцелярии делились на повытья с приказными (канц.) служителями, руководил к-рыми секретарь или подьячий «с приписью». К внеканцеляр. служителям воевод. канцелярий относились команды рассыльщиков (4–27 отстав. солдат, по штатам 1732), вместо жалованья получавших земел. уч-ки, счетчики, избиравшиеся посадскими людьми, а также солдаты действит. службы при офицерах подушного сбора. В обязанности счетчиков входили учет и хранение казен. денег и ценностей, а солдаты несли караулы, исполняли экзекуции, принуждали к уплате налогов и боролись с разбоями.

Одна из гл. целей контрреформ 1727–28 – сокращение расходов на гос. аппарат. Уменьшалось жалованье воеводам, а нек-рым категориям канц. служителей вместо жалованья разрешено «довольствоваться от дел… по прежнему». С 1763 жалованье стали получать все служащие гос. аппарата.

Важнейшие законодат. акты, определявшие компетенцию мест. правителей 1730–50-х гг.: общерос. наказ губернаторам и воеводам (1728), инструкции сиб. губернатору (1741), «Наставление губернатору» (1764). Органы мест. власти были обязаны исполнять указы Сената, коллегий и Сиб. приказа (до его ликвидации в 1763). Губернатор объединял и мест. власть; рассматривал жалобы на все подчиненные ему структуры и являлся для провинц. и городовых воевод «ближнею командою», к-рую те «ведают над собою» и потому «осторожно поступают». За мест. правителями закреплялись адм.-полиц. и фискал. функции. Губернаторы и воеводы получили искл. право суда по любым разбойным делам. В инструкции 1741 губернатору вменялась и дип. часть, в т. ч. присоединение «немирных землиц», и дип. отношения с Китаем и калмыками.

В своей деят-ти губернаторы и воеводы опирались на гос. органы и органы мест. самоупр-ния. В 1730–50-е гг. формировались отрасл. гос. органы, управлявшие горными заводами (см. Горными округами управление).

При Сибирской губернской и Иркутской провинц. канцеляриях действовали особые финанс. органы – рентмейстерские конторы при губ. и провинц. канцеляриях, Сиб. приказе и Штатс-контор-коллегии. В кач-ве органа финанс. упр-ния они являлись губ. и провинц. казначействами: вели прием, хранение и распределение ден. средств, поступавших от мест. учреждений и от населения губернии и провинций. При Сибирской губернской и Иркутской провинц. канцеляриях были учреждены корчемные и соляные конторы и комиссарство. В 1730–70-х гг. в Сибири происходило становление регуляр. полиции (см. Полиция в Сибири).

Мест. органом по управлению беломестными казаками, гос. и приписными крестьянами, разночинцами оставалась судная изба под ведомством уезд. воеводы. Ею руководил приказчик, назначенный воеводой (в дистриктах – управителем) из сиб. служилых людей, или присланный из Европ. России дворянин. Делопроизв-во вел дьячок (писчик). Приказчик и писчик содержались за счет крест. общины, она же в помощь приказчику избирала целовальников (для приема и хранения хлеба), старост, пятидесятских и десятских (для исполнения полиц. функций).

В 1730–70-е гг. на тер. Сибири действовали чрезвыч. органы, проводившие следствия по злоупотреблениям мест. властей. Учреждались они либо сиб. губернатором, либо Сенатом; часто действовали под личным контролем монархов. Наиболее известные – следств. комиссии об иркут. вице-губернаторе А.И. Жолобове (казнен в 1736), сиб. губернаторе А.М. Сухареве, тобол. губернаторе Д.И. Чичерине, иркут. губернаторе Ф.Г. Немцове и нерчин. горном командире В.В. Нарышкине.

Начало реформ 1770–80-х гг. в Сибири ознаменовалось введением в действие «Учреждения для управления губерний» (1775), «Устава благочиния, или полицейского» (1782) и «Грамоты на права и выгоды городам» (1785). В 1780 генерал-губернатором пермским и тобольским назначен Е.П. Кашкин, в 1782 генерал-губернатором иркутским и колыванским – И.В. Якоби.

В авг. 1782 в состав Тобольского наместничества вошли Тобольская и Томская обл. (16 уездов). 6 марта 1783 образовано Иркутское наместничество: Иркутская, Нерчинская, Охотская и Якутская обл.(17 уездов). В 1779 из состава Тобольского наместничества выделена Колыванская обл., в 1783 преобразов. в наместничество, вошедшее в состав ген.-губернаторства Иркутского и Колыванского.

Сиб. губерниями управляли генерал-губернаторы, представлявшие верхов. власть. Они назначались монархом и имели неогранич. полномочия, вкл. высш. полиц. власть, гос. безопасность, командование гарнизонами, обеспечение губернии провиантом. Они обладали также правом контролировать суды, устранять «судебные волокиты» и отменять исполнение приговоров до спец. решения высш. судеб. власти. Однако при этом им запрещалось вмешиваться в судопроизв-во.

В состав наместнического правления входили губернатор, 2 советника, секретарь и канцелярия. Это был высш. исполнит. орган на тер. губернии, к-рый «наравне есть с коллегиями и для того кроме императорского величества и Сената ни от кого не принимает законов и указов». В его компетенцию входили: контроль над исполнением указов и постановлений верхов. власти, Сената и др. высш. органов, а также судеб. решений, надзор за деят-тью всех должн. лиц губернии. Полномочия ген.-губернатора и губернатора законодательно не были определены, и это фактически ставило второго под контроль первого.

При губернаторе действовал приказ общественного призрения, к-рый осуществлял правительств. политику в народ. образовании, соц. обеспечении, медицине, ведал исправит. учреждениями. При наместническом правлении числились губ. землемер, архитектор и механик (машинный или мельничный мастер). В Иркутской губ. была сохранена канцелярия погран. дел, как и прежде подчинявшаяся и иркут. губернатору, и Военной и Иностранной коллегиям.

На уезд. уровне адм. власть поручалась городничему (уезд. город) и нижним земским судам (в составе капитан-исправника, 2 дворян. и 2 сел. заседателей, секретаря с канцелярией). В городах также учреждались должности уезд. землемера, доктора, лекаря, 2 подлекарей и 2 учеников лекаря.

Хоз.-попечит. и финансово-налог. делами в сиб. губерниях руководила казенная палата во главе с вице-губернатором. В обл. городах Тобольского и Иркутского наместничеств (Томске, Охотске и Якутске) были открыты обл. казначейства. Казен. палатам и обл. казначействам подчинялись уезд. казначейства.

В орг-зации адм.-фискал. органов Колыванской обл. (наместничества) отразилась специфика этого горно-завод. края.

С кон. XVIII в. судеб. система частично выводится из состава адм. упр-ния. Деят-ть мест. учреждений гос. власти была поставлена под надзор прокуратуры. Введены должности губ. прокурора и 2 стряпчих; прокурор и 2 стряпчих заседали в верх. надвор. суде, губ. магистратах и верхних расправах; в уездах надзор. функции осуществляли уезд. стряпчие.

Согласно «Учреждению для управления губерний» (1775) в мест. упр-ние входили сослов. выборные. В связи с отсутствием помещичьего землевладения в Сибири эти должности занимали «свободные от служб штаб- и обер-офицеры», т. е. дворян. заседатели не выбирались, а назначались губернаторами бессрочно. При совестных судах числились по 2 мещанских и сел. заседателя, при городовых магистратах – по 2 бургомистра и 4 ратмана, при верх. расправах – по 10 заседателей, при ниж. земских судах и при нижних расправах – по 2 сел. заседателя.

В соотв. с «Учреждением...» органами городского самоупр-ния становились губ. и гор. магистраты и ратуши.

Полиц. дела в городе находились в ведении 2 гос. органов – канцелярии городнического (комендантского) правления и управ благочиния. Первые были открыты на основании «Учреждения...», вторые – в соотв. с «Уставом благочиния, или полицейского» (1782). При управах частн. словесные суды по незначит. гражд. искам (не более 25 руб.).

Круп. новацией в упр-нии Тобольского наместничества стала реформа крест. самоупр-ния – создание вол. судов. В 1786–87 были упразднены казен. приказчики, прежние единицы адм. деления (остроги, слободы и пр.) были заменены новыми – волостными. Органами крест. самоупр-ния стали избираемые на 3 года вол. суды: староста, 2 выборных, нанимаемый писарь, избранные сел. об-вами сотники и десятники. Эти суды находились в прямом подчинении ниж. земских судов и исполняли их решения. В их обязанности входили сборы податей, адм.-полиц. надзор и разбор «маловажных» гражд. и уголов. дел крестьян.

Губ. упр-ние и суд в Сибири были реорганизованы в 1797 при Павле I.

Лит.: Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра I до Екатерины II. М., 1913. Т. 1–2; 1941; Рабцевич В.В. Сибирский город в дореформенной системе управления. Новосибирск, 1984; Она же. Государственные учреждения дореформенной Сибири. Последняя четверть XVIII – первая половина XIX в. Справочник. Челябинск, 1998; Быконя Г.Ф. Русское неподатное население в Восточной Сибири в XVIII – начале XIX вв. (Формирование военно-бюрократического дворянства). Красноярск, 1985. Акишин М.О. Полицейское государство и сибирское общество. Эпоха Петра Великого. Новосибирск, 1996; Он же. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII в.: структура и состав государственного аппарата. М.; Новосибирск, 2003; Рафиенко Л.С. Проблемы истории управления и культуры Сибири XVIII–XIX вв. Избранное. Новосибирск, 2006.

М.О. Акишин

Управление Сибирью и Дальним Востоком (XIX – нач. ХХ в.) . К нач. XIX в. структура сиб. упр-ния имела след. осн. уровни: наместническое (генерал-губернатор), губернское (губернатор, губернское правление, казенная палата, судеб. палата, прокурор), областное (промежут. положение между губ. и окр.), уездное (ниж. земский суд, уезд. казначейство, стряпчий), городское (комендант или городничий, осуществлявший надзор за выборными гор. органами). Завершало систему крест. самоупр-ние, исполнявшее ряд важных гос. функций.

Адм. реформы Павла I были направлены на централизацию и бюрократизацию гос. упр-ния, что сказалось и на Сибири. В 1797 здесь упразднены наместничества, а губ. власти подчинены непосредственно Сенату. Сибирь разделили на 2 губернии – Тобольскую и Иркутскую, в остальном же преобразования свелись к незначит. сокращению числа губ. и уезд. учреждений.

В нач. царствования Александра I действующая министерская система упр-ния допускала и существование генерал-губернаторств, в т. ч. в Сибири. В 1803 генерал-губернатором Сибири был назначен И.О. Селифонтов. В 1803–05 он произвел изменения в адм. структуре края: из состава Тобольской губ. выделена Томская губ., образованы Камчатская и Якутская обл., уменьшено число уездов, многолюд. уезды разделены на комиссарства. При нем возросло влияние губернатора на деят-ть казен. палат, расширились возможности вмешательства генерал-губернатора и губернатора в дела финансово-хоз. части мест. упр-ния. Контролируя работу администрации, Селифонтов за злоупотребления отдал под суд неск. высокопоставленных чиновников.

Генерал-губернатор И.Б. Пестель (1806–19) также принял меры по укреплению своей власти в Сибири. Он заменил сиб. губернаторов на своих ставленников, добился назначения на должность иркут. губернатора лично преданного ему Н.И. Трескина. Важными фигурами в мест. администрации стали земские чиновники (исправники и земские заседатели), им отводилась вся полнота полиц., судеб. и хоз. власти в уезде. Усилившееся вмешательство администрации в хоз. и быт. жизнь населения, стремление всем и всеми управлять, действовать даже угрозами и насилием – все это привело к возмущениям со стороны сиб. купечества. Кроме того, усиление ген.-губернат. и губернат. власти натолкнулось на сопротивление мест. представителей центр. мин-в, в т. ч. Морского и Военного.

След. период в истории упр-ния связан с назначением в 1819 на должность генерал-губернатора Сибири М.М. Сперанского, к-рому поручалось провести ревизию в крае. Новому генерал-губернатору удалось привлечь к работе талант. сотрудников (в т. ч. будущего декабриста Г.С. Батенькова), и сам он обследовал большую часть Сибири. Ревизия выявила вопиющие случаи произвола, казнокрадства и взяточничества. Масса злоупотреблений была связана с заготовкой хлеба, распределением повинностей, сбором податей, ясака, торговлей и пром. упр-нием. В итоге томский и иркут. губернаторы, а также 48 чиновников отданы под суд, 681 чел. оказались замешанными в противозакон. действиях. Гл. причиной выявленных злоупотреблений Сперанский считал не только личные качества чиновников, но и несовершенство системы упр-ния в условиях Сибири.

После возвращения Сперанского в С.-Петербург с отчетом им был разработан план реформ, для этого 28 июля 1821 создан I Сибирский комитет. 22 июля 1822 Александр I утвердил 10 законов, составивших особое «Сибирское учреждение» («Учреждение для управления сибирских губерний», «Устав об управлении инородцами», «Устав об управлении киргиз-кайсаков», «Устав о ссыльных», «Устав об этапах», «Устав о сухопутных сообщениях», «Устав о городовых казаках», «Положение о земских повинностях», «Положение о хлебных запасах», «Положение о долговых обязательствах между крестьянами и между инородцами»). Сиб. адм. реформа (1822) стала важным этапом рационального улучшения системы мест. упр-ния, введения его в правовые рамки. Но гл. цель – законность в упр-нии – не была достигнута. Тем не менее в «Сибирском учреждении» учтены важные факторы: невозможность управлять огромным краем из одного регион. центра, естеств.-геогр. условия, числ., размещение и этнич. особенности населения, особое развитие торговли и пром-ти, своеобразные горные промыслы, проблемы снабжения продовольствием, погран. положение края.

Согласно «Сибирскому учреждению» 1822 Сибирь была разделена на 2 генерал-губернаторства – Зап. Сибири и Вост. Сибири с центрами в Тобольске (с 1839 – в Омске) и Иркутске. В Зап. Сибирь вошли Тобольская и Томская губ. и Омская обл. В Вост. Сибирь – Иркутская и образованная в 1822 Енисейская губ., а также входившие в состав Иркутской губ. Якутская обл., Троицкосавское погран. упр-ние, Камчатское и Охотское приморские упр-ния. Образование таких особых адм.-тер. единиц, как области, было вызвано тем, что в них недостаточно населения для губернии, но их территория слишком велика для округа. Во главе примор. упр-ний стоял морской офицер – командир порта, а Троицкосавское возглавлял погран. начальник. Кроме того, здесь вместо окружного совета учреждалось погран. упр-ние. Сперанскому не удалось реформировать упр-ние горными округами (они оставались в ведении Кабинета е. и. в.), но при этом должности томского губернатора и нач. горных заводов все-таки объединились в одном лице, хотя право представлять кандидата на этот пост оставил за собой Кабинет. С 1830 нерчин. заводы и приписанное к ним население перешли в подчинение генерал-губернатора Вост. Сибири, а в 1851 приписных крестьян этого округа перевели в казачье сословие. Впоследствии эта система менялась (см. Горными округами управление).

В 1838 вместо Омского обл. правления создано Погран. упр-ние сиб. киргизами (так называли казахов), в 1854 оно ликвидировано, образованы 2 области – Семипалатинская и Сибирских киргизов. В 1849 Охотское приморское упр-ние было упразднено в связи с переводом гл. тихоокеан. порта из Охотска в Петропавловск, а весь Охотский окр. включен в состав Якутской обл. В 1851 Якутская обл. получила самостоятельность и собств. губернатора. В том же году образованы Забайкальская и Камчатская обл., выделившиеся из Иркутской губ., а также Кяхтинское градоначальство (упразднено в 1862). Айгунский договор (1858) и Пекинский трактат (1860) с Китаем закрепили за Рос. империей Вост. Казахстан, Приамурье и Приморье. В 1856, после присоединения Приамурья, образована Приморская обл. Вост. Сибири с центром в Николаевске-на-Амуре (с 1871 во Владивостоке), Камчатская обл. ликвидирована. В 1858 на тер. Приамурского кр. созданы 2 области: Приморская и Амурская. В Приморскую вошли Николаевская, Софийская и Охотская округи, в Амурскую – Амурский окр., Амурское казачье войско и особый горно-полиц. окр., в к-рый вошли все зол. прииски. В 1860 в соотв. с Пекинским рус.-кит. договором к Приморской обл. присоединен Уссурийский кр., после чего в Приморской обл. образуется Южно-Уссурийский окр.

Губернии и области разделялись на округа (округи, уезды), округа – на волости и инород. управы. Так создавалось 4 уровня упр-ния.

Важное место в преобразованиях Сперанского заняло упр-ние корен. народами Сибири (см. Аборигенная (инородческая) политика).

В Сибири устанавливалась новая система упр-ния ссылкой. До 1822 не было сколько-нибудь удовлетворит. организовано этапирование, а также учет и распределение ссыльных. Теперь учреждался Приказ о ссыльных в Тобольске и организовывались экспедиции при губ. правлениях для приема и распределения ссыльных в Сибири. Однако увеличивающийся поток ссыльных свел всю работу этого органа к их учету.

По «Сибирскому учреждению» создавались коллегиал. совещат. органы разных уровней – советы гл. упр-ний, губернские и окружные советы, но реально полномочия принадлежали главам администрации.

Высш. адм. и верхов. контрольная власть сосредоточивалась в руках сиб. генерал-губернаторов. Они назначались и смещались высочайшими именными указами, были, как правило, лично известны императору и облечены его доверием. Им были подчинены все сиб. губ. учреждения за незначит. исключением. Генерал-губернатор имел право следить за деят-тью любого подведомств. ему учреждения. Он мог дополнять и отменять решения губернаторов, требовать отчетов о работе от губернаторов, глав и др. мест. органов. Генерал-губернатор имел право назначать, увольнять и перемещать чиновников, представлять их к наградам. В круг его действий входило решение погран. и внешнеполит. вопросов (в опред. пределах). Степень активности генерал-губернатора во мн. зависела от его личных качеств. Столь же необъятными были и обязанности генерал-губернатора. Он отвечал за быстрое и закон. произв-во дел в подчиненных инстанциях, проводил ревизии, наблюдал за деят-тью горного и учеб. ведомств, упр-нием казаками, за обеспечением населения продовольствием, в его функции входило «пресечение разорительной роскоши» и «наблюдение за состоянием умов».

Обшир. полномочия, полное правовое отсутствие разграничения функций между генерал-губернатором и губернаторами создавали возможность для превращения генерал-губернатора либо в номинал. фигуру, либо в единолич. хозяина обшир. края. Все зависело от его собств. позиции, от отношений с центр. властями, гл. обр. с монархом и членами имп. фамилии, их доверия и поддержки. Осн. направления деят-ти глав мест. администрации в значит. степени были обусловлены потребностями региона. Генерал-губернатор должен был решать проблемы ссылки и колонизации, золотопром-ти и внеш. торговли, погран. дел и путей сообщения, состава адм. корпуса и отношений с мест. об-вом.

За время существования ген.-губернаторств в Зап. и Вост. Сибири эти должности занимали 18 чел. Как правило, это были военные (искл. – действит. тайный советник А.С. Лавинский) в возрасте ок. 50 лет, имели опыт командования войсками, лишь немногие ранее возглавляли гражд. администрацию. Во 2-й пол. XIX в. на этот пост назначались уже подготовленные люди, они понимали масштабы задач упр-ния краем, занимались его развитием, стремились изучать его, окружали себя знающими Сибирь сотрудниками. Наиболее заметную роль в истории Сибири сыграли Н.Н. Муравьев-Амурский, Г.Х. Гасфорд, Н.Г. Казнаков, Н.П. Синельников.

На губ. уровне существовали общее и частн. упр-ния. В первое входили губернатор и губ. совет. Губ. совет возглавлял губернатор, входили в него пред. губ. учреждений и губ. прокурор, на заседания приглашались губ. почтмейстер, дир. училищ и др. Частн. губ. упр-ние состояло из губ. правления (его пред. был вторым лицом в губернии), казен. палаты, губ. суда и прокурора. Губернатору подчинялись также Приказ общественного призрения, врачеб. управа, строит. часть и типография, а также губ. стат. комитет, рекрут. присутствие (позже рекрут. комитет), комиссия народ. продовольствия, дорож. и строит. комиссии.

В XIX в. в Сибири и во всей России ключевой фигурой в системе упр-ния являлся губернатор – высш. должн. лицо мест. упр-ния, он контролировал все расположенные в губернии гос. органы. До 1880-х гг. сиб. губернаторам в значит. мере был подчинен и суд. Закон 1866 предписывал им ревизовать мест. финанс. органы – казен. палаты, губ. и уезд. казначейства, акцизные упр-ния. Но в то же время губернатор считался лишь чиновником Мин-ва внутр. дел (МВД), хотя и высокопоставленным, и мест. органы др. мин-в ему не подчинялись. Границы власти губернаторов и генерал-губернаторов оставались все-таки неопределенными. Непосредственно губернаторам подчинялись окр. начальники и главы полиции (земские исправники в округах, городничие или полицмейстеры в городах). Губернаторы решали наиболее важные вопросы упр-ния и надзора. От них фактически зависело назначение и увольнение большинства чиновников в губернии и представление их к наградам.

Положения об обязанностях глав отд. губерний (особенно Томской) и погран. областей в этот период имели свои особенности. В областях существовал упрощенный порядок упр-ния и сокращенный адм. аппарат. Вместо губ. правления было областное с меньшим по сравнению с губернским штатом: вместо председателя ст. советник, меньше советников и отд-ний. В погран. областях упр-ние в значит. степени милитаризовано. В Области сиб. киргизов и Семипалатинской обл. правление объединяло функции губ. правления, казен. палаты и губ. суда в соотв. отд-ниях. В Амурской и Приморской (до 1866) обл. функции обл. правлений исполняли канцелярии воен. губернаторов.

В Вост. Сибири за период 1822–87 было 46 губернаторов, а в Зап. Сибири за 1822–82 – 37. Из них 10 прослужили на этой должности более 10 лет, нек-рые назначались последовательно сиб. губернаторами неск. раз (напр., И.К. Педашенко в Амурскую и Забайкальскую обл., затем в Иркутскую губ.; К.Н. Светлицкий в Якутскую обл., затем в Иркутскую губ.). Со временем состав губернатор. корпуса претерпел серьезные изменения. В нач. века это чиновники, заботившиеся прежде всего о собств. интересах, благополучии и спокойствии, с низким образоват. уровнем, но с практическими знаниями и канц. навыками. Соц.-полит. перемены в стране потребовали и образованности, и проф. компетентности губернаторов. Важны были личные качества чиновников, их прогрес. взгляды, даже черты хар-ра и привычки. Среди них встречались люди вполне заурядные, иногда случайно занявшие столь высокий пост. Но служили в этой должности и выдающиеся, талант. личности – такие, как А.П. Степанов, В.А. Арцимович, П.В. Казакевич, А.И. Деспот-Зенович.

В Сибири, как и во всей России, существовали мест. органы ряда мин-в. На губ. уровне МВД подчинялись губернатор, губ. правление и состоявшие при нем учреждения. На окр. уровне (см. Округами сибирскими управление) это мин-во представляли окр. начальник (в многолюд. округах), земский исправник и земский суд. Окр. упр-ния, в зависимости от кол-ва населения, делились на многолюд., ср. и малолюд. До 1867 во главе многолюд. округов находились окр. советы и окр. начальник. Во всех округах адм.-полиц. функции выполняли земские суды, руководимые земскими исправниками. Земский суд был только полиц. органом. В соотв. с принятыми тогда правилами обязанности полиции были обширными, на нее возлагалось множество функций (см. Полиция в Сибири). На практике земские исправники и заседатели земского суда в осн. занимались следствием по уголов. делам, находились в постоянных разъездах по обшир. территории сиб. округов, а обычные адм. дела фактически вели секретари земских судов. Кол-во губ. и обл. учреждений росло, население увеличивалось, а окружное упр-ние оставалось прежним до 1880-х гг. Тогда были введены должности особых чиновников по крест. делам, по переселенч. делам и т. д. Формализм, некомпетентность в губ. учреждениях, недостаток средств, медленное делопроизв-во и низкие проф. качества чиновников приводили к тому, что окр. и вол. упр-ния оказывались фактически без надзора. Вол. упр-ние осуществляли выборные – представители крест-ва. Крест. самоупр-ние составляли вол. староста (голова), вол. правление и вол. суд. Чрезвычайно важна была при этом роль вол. писаря – именно он соединял деят-ть гос. аппарата и органов крест. самоупр-ния. В 1879 в Зап. Сибири и в 1882 в Вост. Сибири введен новый порядок, закрепивший за органами крест. самоупр-ния адм.-полиц. функции. В многолюд. и ср. по числу населения городах полиц. делами ведали городничий и гор. управа (см. Городское самоуправление).

Мест. органами Мин-ва финансов были казенные палаты и окружные казначейства, а с 1862 еще и акцизные управления. Ревизию казначейств, касс, всех финанс. служб осуществляли мест. органы гос. контроля – контр. палаты. Губ. и окр. суды, губ. (обл.) прокуроры, губ. и окр. стряпчие представляли Мин-во юстиции.

Огромная роль в упр-нии отводилась жандармам. Они не имели права принимать решения, обязательные для исполнения, но являлись для верхов. власти орудием негласного контроля над положением дел в регионах и офиц. представителями власти. В 1833 был создан VII (с 1837 – VIII) Сибирский жандармский окр. (с центром в Тобольске, с 1839 – в Омске), в него входила вся Сибирь и Пермская губ. Жандарм. губ. штаб-офицеры неоднократно выявляли случаи вопиющих злоупотреблений, в их рапортах содержались нелицеприятные сведения о мн. сиб. чиновниках, в т. ч. высокопоставленных.

Экстраординар. органом упр-ния являлось Нерчинское комендантское упр-ние, созданное в 1826 для надзора за декабристами и выведенное из-под контроля мест. администрации.

Низкая эффективность работы сиб. адм. аппарата, недоверие к его сотрудникам вынуждали прибегать к таким мерам контроля, как сенатор. и иные ревизии. Ревизия в Зап. Сибири, возглавл. сенаторами кн. Б.А. Куракиным и В.К. Безродным, привела к отставке генерал-губернатора П.М. Капцевича и тобол. губернатора Д.Н. Бантыш-Каменского. Ревизия в Вост. Сибири – ее проводил сенатор Н.И. Толстой – и Зап. Сибири – генерал-адъютант Н.Н. Анненков – привела к отставке генерал-губернаторов В.Я. Руперта и кн. П.Д. Горчакова.

Важным событием в истории сиб. упр-ния стало создание в 1852 II Сибирского комитета, поводом к чему послужила ревизия Н.Н. Анненкова. На Комитет возлагались задачи объединения усилий всех ведомств, координации действий центр. и мест. администрации, выработки комплекс. программы развития региона. Комитет, чья компетенция охватывала всю Сибирь до Тихого океана, Русскую Америку, Приамурский и Степной кр., Оренбургское ген.-губернаторство, просуществовал до кон. 1864.

Во 2-й пол. XIX в. «Сибирское учреждение» и вся система упр-ния в Сибири все чаще подвергалась критике и в Центре, и в самом крае.

Уже в 1850–60-е гг. были внесены нек-рые изменения в адм.-тер. деление края (см. выше), позже шло его дробление. После длит. переговоров в С.-Петербурге в 1875 подписан договор с Японией, согласно к-рому в обмен на Курильские о-ва Россия получила в полное владение о-в Сахалин, и граница стала проходить по прол. Лаперуза. В 1880 образовано Владивостокское воен. губернаторство, в 1889 – Уссурийское казачье войско. В 1884 Приморская, Амурская, Забайкальская обл. и Владивостокское воен. губернаторство объединяются в Приамурское генерал-губернаторство (Хабаровск). В 1882 упразднено генерал-губернаторство Зап. Сибири, Тобольская и Томская губ. переданы в непосредств. ведение мин-в, а Омск становится адм. центром Степного генерал-губернаторства. В 1887 генерал-губернаторство Вост. Сибири переименовано в Иркутское. Само название «Сибирь» постепенно исчезает с адм. карты, в обращение вводится понятие «Азиатская Россия».

Новый всплеск внешнеполит. активности на Д. Востоке связан с проникновением России в Маньчжурию и стр-вом Китайско-Восточной ж. д., на арендуемой у Китая части Ляодунского п-ова в 1898 создана Квантунская обл. В 1902 в Приамурском генерал-губернаторстве округа преобразуются в уезды, в Якутской обл. окр. система сохраняется вплоть до февр. 1917. В 1903 создается Дальневосточное наместничество во главе с адм. Е.И. Алексеевым, в его состав вошли Приамурское генерал-губернаторство и Квантунская обл. Впервые в рос. истории круп. адм. центр находился на арендованной у сопред. гос-ва территории – в Порт-Артуре. Для координации усилий по орг-ции ж.-д. стр-ва и согласования ведомств. интересов здесь действовали Комитет Сибирской ж. д. (1892–1905) и Комитет Дальнего Востока (1903–05).

Вместе с изменением тер.-адм. структуры региона осуществлялись преобразования в др. сферах гос. упр-ния. В 1870–80-е гг. изменена орг-ция крестьянского, инородческого (см. Аборигенная политика), горного, учебного, полицейского, тюремного, почтово-телеграфного (см. Почтово-телеграфное дело) упр-ний, созданы губернские присутствия по крестьянским и городским делам, появились должности чиновников по крест. делам, введено новое городовое положение (см. Городское самоуправление) и т. д. В 1885 внесены нек-рые изменения в судеб. систему. В ходе воен. реформы в авг. 1865 в существующих ген.-губернаторствах образованы Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский воен. окр., их командующими назначены генерал-губернаторы. В 1882 после ликвидации Западно-Сибирского ген.-губернаторства Западно-Сибирский воен. окр. преобразуется в Омский, в к-рый включены Степное ген.-губернаторство, Томская и Тобольская губ. В июле 1884 Восточно-Сибирский воен. окр. разделен на 2 – Иркутский и Приамурский. В 1899 Омский и Иркутский воен. окр. объединяются в Сибирский воен. окр. со штабом в Омске. В марте 1906 из Иркутской и Енисейской губ., Якутской и Забайкальской обл. вновь образуется Иркутский воен. окр.; а из Тобольской и Томской губ., Семипалатинской и Акмолинской обл. – Омский. Вплоть до февр. 1917 генерал-губернатор Степного кр. являлся одновр. командующим войсками округа и наказным атаманом Сибирского казачьего войска. В Иркутском и Приамурском ген.-губернаторствах в 1910-е гг. произошло разделение функций воен. и гражд. упр-ний. В июне 1895 реорганизуется система упр-ния в Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губ. путем учреждения губ. упр-ний под пред. губернаторов. В 1896 в сиб. губерниях открываются упр-ния гос. имуществ, созданные в Центр. России в 1883. Чиновников по крест. делам в 1898 сменили крест. начальники, контролировавшие органы крест. самоупр-ния. В 1901–02 эти должности введены в Приамурском ген.-губернаторстве, а в Якутской обл. они так и не появились. До февр. 1904 в Тюмени действовал Приказ о ссыльных, учитывавший и распределявший по Сибири всех направляемых на каторгу или в ссылку уголов. и гос. преступников.

Общую систему адм. органов усложняла запутанная структура постоянно разрастающихся органов упр-ния. Напр., Омск в 1882 перестал быть адм. центром Зап. Сибири, но здесь продолжали действовать акцизное упр-ние и упр-ние гос. имуществ для всей Зап. Сибири. Начальник Сибирского тамож. окр. располагался в Петропавловске и подчинялся департаменту тамож. сборов Мин-ва финансов. Юж. границы Томской губ. находились в ведении Семипалатинского тамож. окр. Надзор за соляными промыслами в Зап. Сибири возлагался на Алтайское горное правление, а в Вост. – на горное отд-ние Главного управления Восточной Сибири. Не совпадали с общим адм. делением границы горных областей. Адм. автономию имели Алтайский и Нерчинский окр. Кабинета е. и. в.

Поражение в Русско-японской войне привело к ликвидации наместничества и передаче Японии Юж. Сахалина и права аренды Ляодунского п-ова. В 1906 Забайкальская обл. передана в Иркутское ген.-губернаторство. В 1909 в пределах Приамурского ген.-губернаторства образуются Камчатская (Анадырский, Гижигинский, Удский, Охотский, Петропавловский и Командорских о-в уезды) и Сахалинская обл. Для координации усилий по сооружению Амурской ж. д. в 1909–15 действует Комитет по заселению Дальнего Востока. Одновр. для изучения р-на стр-ва, выработки предложений по устройству новых путей сообщений, нас. пунктов, мер по колонизации и развитию производит. сил юж. части Д. Востока под рук. Н.Л. Гондатти создается Амурская экспедиция (1910–12).

Накануне Первой мировой войны, в апр. 1914 подписывается указ об установлении протектората России над Урянхайским кр. (Тува) и начинается стр-во 1-го на его тер. города Белоцарска (ныне – Кызыл). Война приостановила процесс дальнейшего тер.-адм. переустройства Сибири и Д. Востока. Однако МВД все-таки подготовило проект выделения Алтайской губ. из состава многонаселенной (4,5 млн чел.) Томской губ. Этот проект реализован уже при Временном пр-ве, в 1917.

Лит.: Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика в первой половине XIX в. Омск, 1995; Он же. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX – начала XX веков. Омск, 1997; Он же. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX – начала XX веков. Омск, 2004; Матханова Н.П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири в середине XIX века: В.Я. Руперт, Н.Н. Муравьев-Амурский, М.С. Корсаков. Новосибирск, 1998; Она же. Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX века: Проблемы социальной стратификации. Новосибирск, 2002; Власть в Сибири XVI – начала XX века: Межархивный справочник. Новосибирск, 2002; Дамешек Л.М., Дамешек И.Л., Перцева Т.А., Ремнев А.В. М.М. Сперанский: сибирский вариант имперского регионализма. Иркутск, 2003; Палин А.В. Томское губернское управление (1895–1917 гг.): структура, компетенция, администрация. Кемерово, 2004.

Н.П. Матханова, А.В. Ремнев, М.В. Шиловский

Печатный аналог: Шишкин В.И. Государственное управление Сибирью в конце XIX - первой трети XX в. // Власть и общество в Сибири в XX веке. Сб. науч. статей / Науч. ред. В.И. Шишкин. Новосибирск, 2010. С. 3–36. , 407 Кб

Введение

Государство всегда играло в истории России решающую роль. В течение многих веков оно являлось главным собирателем земель, составляющих территорию современной Российской Федерации, создателем основных отраслей отечественной промышленности и транспорта. Государство задавало ориентиры и нормы поведения в политической, идеологической и культурной сферах, было верховным судьей и арбитром во всех социально-политических конфликтах, которые возникали в истории страны, и одновременно основным инструментом их разрешения.

Сказанное в отношении всей России столь же верно по отношению к ее отдельным территориям. Направления, темпы и результаты их развития определялись и зачастую сегодня продолжают определяться не только и не столько совокупностью объективных факторов, характеризующих собственный потенциал того или иного региона и даже макрорегиона, сколько политикой, которую государство - прежде всего его высшие и центральные органы власти и управления - проводило и продолжает проводить по отношению к данным территориям.

Как правило, политика государственной власти в России по отношению к составлявшим ее территориям, как бы они официально в разное время не назывались (генерал-губернаторства, губернии, края, области, республики) всегда имела сложную и динамичную внутреннюю структуру. Субординация составлявших ее структурных элементов менялась в зависимости от роли и места, которые отводились той или иной территории (макрорегиону / региону) в решении текущих и перспективных задач общегосударственного масштаба на разных этапах развития страны. Неизменным почти всегда оставалось только одно: первоочередное внимание, которое высшие и центральные органы государственной власти уделяли вопросам административного управления макрорегионами / регионами, а не каким-нибудь другим.

Исключительное внимание к данной проблеме со стороны руководства страны всегда обусловливалось тем, что именно состояние органов администрации в Центре и на местах служило организационной предпосылкой, условием и гарантом реализации правительственной политики в жизнь. Как следствие, характер, компетенция, структура и кадровое наполнение органов государственного управления территориями каждый раз претерпевали изменения в связи с корректировкой или отменой старого правительственного курса, разработкой или принятием решения о проведении новой политики в данном макрорегионе или регионе.

Cказанным выше прежде всего продиктован большой интерес историков к проблеме государственного управления Сибирью. Но не только этим. Анализ административной политики и практики органов государственной власти в Сибири позволяет исследователям приблизиться к правильному пониманию ряда других важных проблем, не имеющих «прямых» источников информации. В их числе можно назвать вопросы о реальном содержании и сущности правительственной политики в Сибири, о ее адекватности обстоятельствам времени и места, о соотношении государственного и общественного компонентов в освоении и развитии макрорегиона, о методах достижения поставленных целей и «цене прогресса», о месте Сибири в составе Российского государства на разных этапах его развития.

Настоящая статья написана в нетрадиционных для российских историков хронологических рамках конца XIX - первой трети XX в. Они включают в себя разные исторические эпохи: последний период правления династии Романовых, две революции и гражданскую войну, становление и начальную стадию советского строя. Однако выбор таких хронологических границ не случаен. Он объясняется рядом объективных обстоятельств. С одной стороны, в течение этого времени во всех основных сферах жизни сибирского макрорегиона - в демографической, политической, социальной, экономической - произошли радикальные изменения; с другой - резко выросли удельный вес и значение Сибири в решении многих задач общегосударственного масштаба. Поэтому в статье с помощью своеобразного методологического «шурфа», проложенного через непродолжительные по времени, но столь своеобразные этапы российской истории, предпринимается попытка выяснить, каким образом и с помощью каких органов центральная власть управляла сибирским макрорегионом, что позволяло ей добиваться искомых результатов, какой ценой и, самое главное, за чей счет.

Государственное управление Сибирью на рубеже XIX-XX в.

К концу XIX в. Сибирь находилась в составе России более трех столетий. За это время государственное управление сибирской окраиной трансформировалось неоднократно и чаще, чем территорий центральной части страны. Соответственно чаще менялась и карта административно-территориального устройства сибирского края. Складывается даже впечатление, что отсутствие макрорегиональной идеологии и концепции развития Сибири царское правительство как бы пыталось компенсировать активным реформаторством в сфере государственного управления.

Впрочем, Сибирь в этом отношении не являлась исключением. XVII-XIX вв. прошли под знаком реформ и контрреформ системы государственного управления всей России. Модели же государственного управления такими национальными окраинами, как Кавказ, Польша и Финляндия, неоднократно менялись на протяжении только одного XIX века . Но, скорее всего, такая активность в отношении Сибири обусловливалась объективными факторами: теми изменениями, которые произошли в ней за эти три века, и той ролью, какую играл макрорегион в составе России на разных этапах ее развития.

В различных вариантах были апробированы три принципиально разных подхода к организации управления Сибирью, на каждый из которых пришлось примерно по столетию. В XVII в. была использована предельно простая и жестко централизованная система с ее территориальными приказами, находившимися в Москве, и назначаемой из Центра местной администрацией. В XVIII в. была предпринята первая попытка унифицировать управление Сибирью с управлением европейской частью страны, и на азиатскую часть России были распространены нормы, применявшиеся по отношению к внутренним губерниям Российской империи. XIX в., напротив, прошел под знаком поиска, внедрения и применения особой модели управления, как считали ее разработчики, максимально учитывавшей специфику Сибири .

Реализация этой довольно сложной модели вылилась в разделение Сибири в административно-территориальном отношении на западную и восточную части. Необходимость такого рассечения ранее единого историко-географического и административно-политического пространства обосновывалась колоссальными размерами края и невозможностью эффективно управлять им из единого центра. Были учреждены два генерал-губернаторства - Западно-Сибирское и Восточно-Сибирское, - тогда как на большей части европейской части России высшим управленческим звеном в то время являлись губернаторства. Западно-Сибирское и Восточно-Сибирское генерал-губернаторства, в свою очередь, подразделялись на губернии (в том числе области, приморские и пограничные управления), округа и волости (инородческие управы), которые были образованы с учетом экономико-географических и военно-политических условий, численности и национального состава населения.

Будучи на один, генерал-губернаторский, уровень тяжеловеснее по сравнению с общероссийской административно-территориальной управленческой системой, сибирская ее ветвь, благодаря большему набору структурных элементов, была явно эластичнее. Генерал-губернаторы и особенно губернаторы Сибири, хотя их компетенция не была определена законодательно, располагали огромными полномочиями по координации деятельности и по надзору за работой местной администрации. В свою очередь созданные при них Советы Главных управлений и коллегиальные советы являлись своеобразными противовесами и органами местного контроля за деятельностью генерал-губернаторов в первом случае и губернаторов - во втором .

Отсутствие должного единства, последовательности и преемственности в правительственной политике по отношению к Сибири отрицательно сказалось на ее эффективности и мало благоприятствовало развитию края. Тем не менее, хорошо прослеживаются наиболее существенные особенности государственного управления Сибирью, сохранившиеся на протяжении первых трех столетий. Главными из них являлись большая централизация и бюрократизация административного аппарата, высокая степень его милитаризации, а также бюрократический произвол при полном игнорировании сибирской общественности, элементов выборности и самоуправления как на институциональном, так и на функциональном уровнях.

Результаты такой политики были довольно противоречивыми. Необходимо признать, что Сибирь была достаточно быстро и, главное, надежно инкорпорирована в состав Российского государства, стала органической частью ее территориальной (макрорегиональной) структуры, сыграв решающую роль в превращении России в евразийскую державу. Она постоянно вносила большой вклад в формирование государственной казны. Благодаря реформам, осуществленным здесь в XVIII-XIX вв., произошла частичная деконцентрация государственной власти в масштабах всей России и ее централизация сначала на макрорегиональном, общесибирском, а затем и на региональном, губернском, уровнях. Это минимизировало усилия, которые Центр затрачивал на сибирские дела, и приблизило органы государственного управления к местному населению, являвшемуся объектом этого управления. В 1822 г. по инициативе М. М. Сперанского был принят корпус законодательных актов, известный под названием «Учреждение для управления сибирских губерний» (или «Сибирского учреждения»). Реформы М. М. Сперанского позволили осуществить кодификацию сибирских законов на десятилетие раньше, чем общероссийских. В результате для многих отраслей управления была создана серьезная правовая база. Кроме того, Сибирь впервые получила рациональное территориальное деление.

В то же время по темпам и уровню экономического и культурного развития, по объему прав местного населения в области гражданских свобод, по состоянию институтов гражданского общества Сибирь к концу XIX в. продолжала значительно отличаться (главным образом - отставать) от центральных районов России. Последнее обстоятельство дало основание сибирской общественности и особенно идеологам сибирского областничества подвергнуть базировавшуюся на реформах М. М. Сперанского систему управления макрорегионом жесткой критике. В наличии особой системы управления, зафиксированной в «Сибирском учреждении», последние видели главную причину того, что реформы, проводившиеся в европейской части страны в 1860–1870-е годы, не были распространены на Сибирь. Отсюда областники делали далеко идущие выводы о неравноправии местного населения в области гражданских свобод, о неудовлетворительных темпах и результатах развития экономики и культуры макрорегиона и, в конечном счете, о колониальном положении Сибири в составе Российской империи .

Действительно, если рассуждать чисто формально, то «Сибирское учреждение» сохраняло свой особый юридический статус в «Своде законов Российской империи» до Февральской революции 1917 г. Однако многие его положения перестали действовать на практике или были отменены еще в XIX в. Значительные изменения претерпела административно-территориальная карта Азиатской России. В 1882 г. было упразднено Западно-Сибирское, а затем и Восточно-Сибирское генерал-губернаторство. Вместо них были созданы Иркутское, Приамурское, Степное и Туркестанское генерал-губернаторства. Тобольская и Томская губернии, которые находились ближе других сибирских территорий к европейской части России, превосходили их по численности населения и опережали по развитию экономики, были изъяты из генерал-губернаторского управления и переданы в непосредственное подчинение центральных учреждений - министерств. Остальные губернии и области Сибири остались в подчинении Иркутского и Степного генерал-губернаторов.

Такая поливариантная система управления по отношению к разным губерниям и областям была применена в Сибири впервые. В принципе она свидетельствовала о положительных подвижках в среде столичной бюрократии, которая стала сознавать, что составляющие Сибирь территории отличаются друг от друга не только местом своего расположения на географической карте, но и численностью и составом населения, уровнем социально-экономического развития, несовпадением стоявших перед ними проблем. Однако среди высших сибирских администраторов эта система не встретила единодушной оценки. Если одни из них в разнообразии управления разными губерниями и областями видели учет местной специфики и считали такую практику оптимальной, то другие акцентировали внимание на утрате Сибирью территориальной целостности, настаивали на централизации управления макрорегионом и на возврате к единому Сибирскому генерал-губернаторству. Нужно признать, что аргументы обеих сторон были весомыми и заслуживавшими внимания .

Что же касается стремления областников квалифицировать положение Сибири как колониальное, то оно не имело под собой никакого серьезного основания: ни фактического, ни теоретического. Если говорить о социально-политической сфере Сибири, то в ней к концу XIX в. сохранились лишь отдельные элементы дискриминации небольшой части населения (например, особый порядок управления аборигенами, использование макрорегиона в качестве места уголовной и политической ссылки), носившие в основном рудиментарный характер и имевшие тенденцию к отмиранию.

Если же рассматривать экономическую сферу, анализируя которую областники акцентировали внимание на неэквивалентном обмене между Центром и Сибирью, то к концу XIX в. пик таких отношений, ранее базировавшихся на вассальной зависимости коренного населения от русского государства и на уплате ясака, был уже давно пройден. Другое дело, что, как правильно писали областники, царское правительство мало содействовало развитию в Сибири промышленности, строительству здесь заводов и фабрик, способных удовлетворять потребности местного населения в товарах промышленного производства.

Но на то были свои причины. В их ряду нельзя не учитывать лежавшие на поверхности, однако от того не переставшие оставаться решающими для объяснения ситуации геополитические факторы. Сибирь не являлась ближайшей к имперскому ядру - и не только географически - и жизненно необходимой для формирования имперского пространства провинцией. Напротив, она была самым отдаленным (за исключением Дальнего Востока) макрорегионом, на право обладать которым, в отличие от Кавказа, Польши или Финляндии, к тому же никто, кроме России, не претендовал. Поэтому положение Сибири в составе России было отнюдь не высоким. Наиболее точно ее статус того времени можно определить термином «колонизируемая окраина». Заметим, что несколькими веками раньше через такую же ступень в своем развитии, но в разное время и за разные сроки, прошли почти все территории, вошедшие позднее в состав Московского государства.

Историческая «очередь» для обустройства Сибири с использованием всей мощи государственных ресурсов Росси наступила только в конце XIX в. Два десятилетия на рубеже XIX-XX вв. прошли под знаком нового реформирования государственного управления Сибирью. На этот раз реформы вызывались не какой-то одной причиной (например, потребностями улучшения самого административного аппарата, фискальными, военными или геополитическими интересами), а диктовались совокупностью объективных обстоятельств общероссийского и сибирского характера. В их ряду большое значение имели соображения относительно новой роли Сибири в составе модернизируемой России и, что особенно важно, перспектив развития самой Сибири.

Важнейшими мероприятиями, с помощью которых правительство намеревалось кардинально изменить положение в самой Сибири и ее место в составе России, стало строительство Транссибирской железнодорожной магистрали и тесно связанная с ним сельскохозяйственная колонизация края, проводимая благодаря государственной организации переселенческого дела. Более того, строительство Транссибирской магистрали лежало в русле мэйнстрима глобального развития второй половины XIX века. Как утверждает американский историк С. Г. Маркс, специально изучавший названную проблематику, в то время строительство железных дорог было «символом престижа, прогресса и силы» . Поэтому для координации правительственной деятельности по строительству Транссибирской магистрали и освоения всего макрорегиона в конце 1892 г. в столице был создан специальный орган управления - Комитет Сибирской железной дороги.

Председателем Комитета Сибирской железной дороги стал наследник престола, будущий император Николай II, а его членами - председатель Комитета министров, министры финансов, внутренних дел, путей сообщения, военный, государственный контролер, управляющий морским министерством. Для участия в заседаниях Комитета Сибирской железной дороги часто приглашались министры юстиции, иностранных дел, Иркутский, Приамурский и Степной генерал-губернаторы.

Более десяти лет в Комитете Сибирской железной дороги, имевшем благодаря личному руководству им сначала со стороны наследника престола, а затем - самого императора исключительные полномочия, была реально сосредоточена высшая государственная власть по управлению макрорегионом. Комитет стал без всякого преувеличения «государством в государстве». Он оперативно решал стратегические вопросы развития Сибири, быстро находил необходимые финансы, мобилизовывал материальные и людские ресурсы. Впервые за все время существования Сибири в составе России макрорегион получил крупные государственные инвестиции. Создание чрезвычайного административного органа позволило в кратчайшие сроки осуществить постройку Транссибирской железнодорожной магистрали и переселить миллионы крестьян из европейской России, что привело ко «второму открытию» Сибири .

Другим важным модернизационным проектом стала губернская реформа, осуществленная в Сибири в 1895 г., то есть на восемь лет раньше, чем в европейской части страны. В каждом регионе под председательством губернатора было создано губернское управление, общее присутствие которого составляли вице-губернатор, а также первые руководители главных губернских учреждений: управляющий казенной палатой, управляющий государственными имуществами, председатель губернского суда, губернский прокурор и др. Благодаря созданию губернских управлений губернаторы Сибири получили возможность увеличить свое влияние на основные сферы управления и добиваться большей согласованности действий местных административных органов.

С 1909 г. членами общих присутствий губернских управлений являлись также заведующие переселенческим делом в губернии. Кроме того, на губернские управления были возложены права и обязанности, которые в европейской России несли органы дворянского самоуправления и земские учреждения, отсутствовавшие в Сибири. В результате структура и функции губернских учреждений в европейской России и в Сибири весьма значительно различались. Некоторых специальных губернских учреждений в Сибири не существовало, но при этом их обязанности выполняло общее губернское управление. В то же время здесь имелись такие важные органы, отсутствовавшие в европейской части страны, как переселенческие управления, занимавшиеся, помимо своих прямых обязанностей, также дорожным строительством, больничным и школьным делами. В результате объем властных полномочий и обязанностей у сибирских губернаторов был больше, чем у их коллег в центральной части России .

Следовательно, одни мероприятия царизма конца XIX - начала XX в. по совершенствованию государственного управления Сибирью лежали в русле общеимперских новаций, хотя осуществлялись с отставанием или с опережением, другие - стояли как бы особняком и являлись отражением местной специфики. Созданием комитета Сибирской железной дороги и органов переселенческого управления царское правительство показало, что оно было способно на решительные нестандартные шаги, быстро дававшие положительный эффект для развития как сибирского края, так и России в целом.

В советской исторической литературе система регионального управления Сибирью, существовавшая до Февральской революции 1917 г., как правило, характеризовалась резко критически. Эта оценка, однако, не являлась следствием глубокого специального изучения данного предмета, если не считать ссылок на чрезмерную централизацию и бюрократизм, которые были присущи не только Сибири. Скорее наоборот, она вытекала из политико-идеологических соображений общего характера и негативного отношения ко всему, что так или иначе было связано с самодержавием и его политикой, и мало отвечала требованиям объективности.

Не частый случай, но выводы советской историографии были полностью поддержаны в постсоветское время А. В. Ремневым в специальной монографии, опубликованной в 1997 г. А. В. Ремнев утверждал, что дореволюционная система управления Сибирью «безнадежно устарела» и требовала «коренного пересмотра». Причем непосредственным основанием для таких суждений послужили взаимоисключающие суждения автора относительно правительственной политики в Сибири. В одном случае А. В. Ремнев приписывал самодержавию проведение дискриминационной политики с элементами колониализма, стремление решать российские проблемы за счет Сибири, в другом - упрекал царизм в намерении воспроизвести в Сибири социально-экономические отношения, господствовавшие в европейской России .

Едва ли проведение такой разнонаправленной политики по отношению к одной и той же территории было возможно в принципе. К тому же приведенный А. В. Ремневым фактический материал не давал оснований для столь категорических суждений. Но самое главное в другом: оценку правительственной политики в Сибири неправомерно распространять на систему управления Сибирью. Государственная политика и система управления - это две разные сферы деятельности. Каждая из них нуждается в специальном анализе и соответствующей оценке.

О том, что губернская система управления Российской империи нуждалась в серьезной корректировке, свидетельствует появление в конце XIX - начале XX в. нескольких проектов ее реформирования. В основном они предусматривали дальнейшее усиление губернаторской власти. Но ни один из этих проектов не был воплощен в жизнь, поскольку не учитывал того, что проблемы губернского устройства являлись отражением системного кризиса всей российской государственности, и не был направлен на его снятие. Важнейшее направление реформирования губернского звена государственного управления общественность видела в учреждении на губернском уровне какого-либо представительного органа для решения двух главных задач: во-первых, для трансляции верховной власти местных нужд и, во-вторых, для контроля за деятельностью администрации со стороны общественности .

В Сибири эта ситуация усугублялась рядом других проблем. Важнейшая из них заключалась в гипертрофированном удельном весе государственного сектора в экономике и социальной инфраструктуре Сибири в ущерб частному предпринимательству. В начале XX века в Сибири если не все, то почти все принадлежало казне и Кабинету Его Императорского Величества. Государственными были не только суд, полиция и тюрьмы, но и земли, недра, леса, рудники, железные дороги, больницы и т. д. Следствием, можно сказать, тотального огосударствления экономики макрорегиона стала неразвитость его социальной структуры, «зачаточный» удельный вес в ее составе класса предпринимателей и лиц свободных профессий.

Второй по значимости проблемой являлось состояние институтов гражданского общества, которые могли бы заниматься политической социализацией и адаптацией граждан, политической коммуникацией, агрегацией и артикуляцией интересов различных групп населения перед государственной властью. Как свидетельствует имеющийся в специальных исследованиях фактический материал, в Сибири институты гражданского общества были малочисленными и неразвитыми . Здесь продолжительное время существовали и относительно устойчиво функционировали только органы городского самоуправления . Кроме того, с начала Мировой войны стали бурно развиваться различного рода кооперативные организации .

Однако царская администрация не захотела переложить хотя бы часть своих функций (а, в конечном счете, и ответственности) на плечи сибирской общественности, жаждавшей включиться в обустройство своего края. В результате органы государственного управления в Сибири, располагая достаточно разветвленной структурой, необходимой компетенцией и квалифицированными кадрами, не имели ни широкой социальной опоры, ни дополнительных подпорок в лице институтов гражданского общества, которые в кризисных условиях могли бы сыграть амортизирующую роль между населением и государственной властью. Напротив, в начале марта 1917 г., когда из Центра пришли известия о революции в Петрограде, именно руководители местных общественных организаций, наряду с бывшими политическими ссыльными, выступили в Сибири в роли главных ниспровергателей старой власти. Что же касается местных органов царской администрации, то в новых условиях, возникших после ликвидации вершины прежней властной пирамиды, перед напором революционных сил они оказались настолько несостоятельными, что нигде не оказали даже робких попыток сопротивления.

Государственное управление Сибирью в годы революций и гражданской войны

С точки зрения проблем государственного управления Сибирью в период революции и гражданской войны прослеживаются четыре основных этапа со «скользящими» внутренними границами между ними .

Первый этап пришелся на весну - осень 1917 г. Возглавлявшее тогда Россию Временное правительство свою главную задачу в сфере управления видело в децентрализации и демократизации государственной власти. Однако на деле такая политика обернулась потерей управления страной и угрозой ее распада. В конце октября 1917 г. Временное правительство было насильственно свергнуто. Это была суровая, но справедливая расплата за то, что Временное правительство изначально допустило непростительную ошибку. Оно разрешило существование различных общественно-политических структур, созданных по почину снизу, одни из которых (комитеты общественной безопасности, комитеты общественного порядка и безопасности, комитеты общественных организаций, различного рода советы и т. п.) претендовали на роль параллельных государственных структур, а другие (большевистские советы) - даже на всю полноту государственной власти.

Необходимо отметить, что свою лепту в подрыв авторитета и реального влияния Временного правительства внесла либерально-демократическая и особенно социалистическая интеллигенция Сибири. Напомним, что по ее вине оказались не у дел профессора Е. Л. Зубашев и П. И. Преображенский, направленные Временным правительством в качестве комиссаров Центра соответственно в Томск и Иркутск. Более того, 21 марта 1917 г. исполнительный комитет общественных организаций Иркутска принял резолюцию, в которой заявил, что в основе взаимоотношений центральных и местных органов власти должна лежать «ничем не ограничиваемая революционная самодеятельность организованных на местах народа и армии» .

С апреля 1917 г. в Томской губернии началось формирование особой системы органов государственного управления, не предусмотренной центральным законодательством и не имевшей аналогов в других губерниях России, - народных собраний и их исполнительных комитетов . Народным собраниям и исполнительным комитетам предполагалось вручить всю полноту государственной власти в пределах Томской губернии впредь до введения в ней земских учреждений по закону Временного правительства.

Затем 23 мая первая сессия Томского губернского собрания, признав институт губернских и уездных комиссаров Временного правительства для Томской губернии полезным, их назначение сверху, однако, объявила недопустимым. Она постановила присвоить права губернского и уездного комиссаров председателям губернского и уездных исполнительных комитетов . Проявленная томской революционной общественностью инициатива отнюдь не способствовала стабилизации политического положения, а, напротив, усиливала неразбериху в вопросе о государственном устройстве России.

Другой инициативой томичей, имевшей для Сибири и для России в целом еще более серьезные последствия, стало постановление губернского народного собрания от 23 мая 1917 г. о необходимости введения областного самоуправления и об избрании Сибирской областной думы в качестве местного законодательного органа . Это постановление породило череду мероприятий, в конечном счете приведших к превращению сибирского областничества из совокупности идейно-политических взглядов небольшой группы интеллигентов в общественно-политическое движение, опиравшееся на часть существовавших в то время революционно-демократических органов и организаций. В итоге мероприятия, предпринятые областниками летом-осенью 1917 г. по формированию сибирского самоуправления, объективно вызвали ослабление позиций Временного правительства и были на руку революционным радикалам.

Правда, после Октябрьского переворота в Петрограде областники внесли коррективы в свою политику. Они осудили захват власти большевиками и их сторонниками и зимой 1917–1918 гг. в противовес им предприняли попытку сформировать областные органы власти и управления: созвали Сибирскую областную думу и создали Временное Сибирское правительство.

За недолгое время своего руководства Россией Временное правительство, занятое решением более важных внутренних и внешних проблем, практически не уделяло внимания Сибири. Вся его деятельность ограничилась назначением главных начальников краев, губерний и областей (сначала - исполняющих обязанности генерал-губернаторов, губернаторов и вице-губернаторов, затем - комиссаров) и изданием нескольких нормативных актов. Главными из них были постановление от 27 марта о передаче кабинетских земель, лесов и водных пространств в заведование и управление министерства земледелия от 17 июня - об образовании в Томской губернии четырех новых уездов и о разделении ее на две губернии - Томскую и Алтайскую и от 17 июня - о введении земских учреждений в губерниях и областях Сибири . В остальных отношениях макрорегион был как бы предоставлен самому себе. Происходившие здесь события в основном являлись запоздалым эхом того, что делалось в центральной части России.

В институциональном и в содержательном отношениях местные процессы также мало чем отличались от общероссийских. В Сибири доминировали две главные тенденции, которые определяли сущность политической жизни всей страны: ослабление позиций органов Временного правительства и усиление влияния численно увеличивавшихся и большевизировавшихся советов. Причем последние интенсивно вели работу по консолидации своих сил в масштабах всего макрорегиона. В третьей декаде октября 1917 г. эта деятельность увенчалась успехом: в Иркутске был созван первый Всесибирский съезд советов. На этом съезде 23 октября, то есть за два дня до вооруженного восстания в Петрограде, был сделан исключительно важный организационный шаг. Съезд сформировал руководящий советский орган макрорегионального масштаба - так называемый Центральный исполнительный комитет советов Сибири (Центросибирь). С его деятельностью был связан второй этап решения проблемы управления Сибирью в годы революции и гражданской войны.

Центросибирь, избравшая местом своего пребывания Иркутск, оперативно и решительно приступила к действиям по советизации Сибири. Во многом благодаря проявленным ею настойчивости и усилиям в конце ноября 1917 - первой половине февраля 1918 г. советская власть утвердилась в большинстве крупных административных центров Восточной Сибири и Забайкалья, было подавлено вооруженное выступление офицеров и юнкеров в Иркутске, разогнана Сибирская областная дума в Томске. В результате в среде революционных радикалов Центросибирь завоевала высокий авторитет. Его показателем стало признание Центросибири в качестве руководящего органа со стороны большевизированных советов Западной Сибири и краевого исполнительного комитета советов Дальнего Востока, руководство подготовкой и проведением 16–26 февраля 1918 г. в Иркутске второго Всесибирского съезда советов.

После второго Всесибирского съезда советов положение Центросибири принципиально изменилось. Если раньше она была одной из общественных организаций революционного типа, то теперь стала официальным органом государственной власти. В соответствии с новым положением Центросибири втрое увеличилась численность ее членов, а также изменились функции: если до середины февраля 1918 г. главной из них была агитационная, то со второй половины февраля на передний план выдвинулась задача организации управления макрорегионом.

Для успешного ведения агитационной работы Центросибири было достаточно революционного авторитета, но для осуществления управления Сибирью потребовались организационные структуры в виде собственного распорядительного и исполнительного аппарата. Поэтому с весны 1918 г. Центросибирь приступила к учреждению различных отделов (комиссариатов). Непосредственно и через свои отделы она стала подчинять себе все уже существовавшие и вновь возникавшие в Сибири советы и исполнительные комитеты советов, стремясь реально возглавить их деятельность .

Примерно до весны 1918 г., пока почти все время и усилия столичных и местных советских органов поглощала борьба за свержение старой и утверждение собственной власти, их контакты носили спорадический характер и заключались преимущественно в обмене информацией о текущих событиях. Никаких руководящих указаний из Центра относительно того, что и как делать, Центросибирь не получала, действуя во всех случаях по собственному усмотрению. С весны 1918 г. центральные органы власти стали подчинять себе региональные и макрорегиональные органы управления, брать на себя непосредственное руководство их деятельностью. Достаточно показательна хотя бы ситуация, возникшая в отношениях между Центром и сибирскими органами советского управления в связи с дискуссией о заключении Брестского мирного договора.

21 февраля 1918 г. второй Всесибирский съезд советов единогласно высказался против политики советского правительства в вопросе о Брестском мире. Он заявил, что «не считает себя связанным мирным договором, если таковой заключит Совет народных комиссаров с германским правительством» .

Ответная реакция Центра не заставила себя долго ждать. На вакантную должность председателя Центросибири, образовавшуюся после ухода с этого поста «левого коммуниста» Б. З. Шумяцкого, по указанию ЦК большевиков был рекомендован твердый сторонник В. И. Ленина и централизма в сфере государственного управления Сибирью Н. Н. Яковлев. Раньше Н. Н. Яковлев возглавлял исполком Западно-Сибирского областного совета и был решительным противником сибирской автономии. Енисейскому губисполкому советов, отличавшемуся в Сибири наибольшим сепаратизмом, Н. Н. Яковлев немедленно направил письмо, в котором говорилось: «Мы стоим на точке зрения неукоснительного исполнения декретов и распоряжений центрально-государственной власти». А далее содержалась товарищеская рекомендация енисейским руководителям вести себя аналогичным образом .

В дальнейшем Центросибирь не только безропотно сносила все покушения на ее прерогативы со стороны Москвы, но и сама стала активным проводником организационного централизма в жизнь. Изменение позиций Центросибири объясняется тем беспрецедентным нажимом, которому она подверглась со стороны высших органов управления и противостоять которому без ущерба для общего дела не могла.

Кроме того, как под давлением Москвы, так и под влиянием объективных обстоятельств, в среде советских руководителей Сибири росло понимание необходимости, с одной стороны, расстаться с иллюзиями (или остатками демагогии) о полновластии местных советов, с другой стороны - усиления государственной вертикали, централизации советского управления для того, чтобы удержать власть в своих руках.

Подтверждением сказанному может служить телеграмма, 27 апреля 1918 г. отправленная на места за подписью одного из руководителей Центросибири. В ней говорилось: «Считая необходимой строжайшую революционную дисциплину в деле взаимного соподчинения советских организаций и безусловного проведения в жизнь всех распоряжений высших инстанций советской власти, предлагаю всем заведующим административными или организационными отделами совдепов Сибири внимательно следить за выполнением местными совдепами директив центральной власти …» .

Вспыхнувший в конце мая 1918 г. мятеж Чехословацкого корпуса привел к быстрому падению советов в Западной Сибири и прервал контакты между Центросибирью и Москвой. В обстановке начавшейся гражданской войны и открытой интервенции Центросибирь еще три месяца, до конца августа 1918 г., пыталась руководить борьбой местных советов против контрреволюции без какой-либо поддержки со стороны высших органов власти.

В это время централистские тенденции в ее собственной деятельности, обнаружившиеся во второй половине весны 1918 г., нашли свое логическое развитие. Но управляемость подведомственной Центросибири территорией из-за практически полного отсутствия низовых советов сельского и волостного звена оставалась слабой. Да и на уездно-губернском уровне она базировалась не на реальной силе Центросибири, а на ее моральном авторитете в среде советских радикалов.

Можно, таким образом, утверждать, что во второй половине весны - летом 1918 г. в Сибири, как и в центральных районах России, начался процесс превращения власти советов в советскую власть. Он заключался в решительном подчинении нижестоящих органов власти вышестоящим, местных интересов - общегосударственным. Сибирь в этом отношении не составляла исключения. Однако здесь процесс централизации советских государственных органов начался позднее, шел медленнее и был прерван в результате победы контрреволюции, не достигнув своего логического завершения. Центросибирь так и не смогла полностью овладеть ситуацией, стать реальным органом макрорегионального управления.

Четвертый этап в сфере государственного управления Сибирью периода революции и гражданской войны начался в конце лета 1919 г., когда постановлением Всероссийского центрального исполнительного комитета советов (ВЦИК) РСФСР от 27 августа для управления макрорегионом был учрежден Сибирский революционный комитет (Сибревком) .

Персонально в состав Сибревкома были назначены три человека: И. Н. Смирнов (председатель), В. М. Косарев и М. И. Фрумкин (члены). Все они хорошо знали Сибирь по ссылке и предшествующей советской работе, занимали в партийно-государственной иерархии того времени довольно высокие посты. Что касается И. Н. Смирнова, то он являлся кандидатом в члены ЦК РКП(б), пользовался безусловным доверием со стороны В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого. Это давало И. Н. Смирнову право единолично решать все вопросы политического, военного и дипломатического характера, возникавшие на востоке России, карать и миловать людей, поскольку он мог утверждать или отменять приговоры местных органов ВЧК. Фактически И. Н. Смирнов стал первым советским наместником в Сибири, располагавшим такими правами, ресурсами и возможностями, о которых царские генерал-губернаторы, не говоря уже о губернаторах, и не помышляли .

К тому времени в советской России произошла глубокая трансформация властных структур. Она выразилась в создании жестко централизованного и в значительной своей части милитаризованного государственного аппарата.

Исходным принципом его формирования стали не выборы снизу, хотя официально их никто не отменял, а назначение сверху. Конституционно декларированный принцип двойной подчиненности местного исполнительного аппарата (собственному исполкому советов и соответствующему отделу вышестоящего исполкома) на деле перестал соблюдаться. Такие отделы исполкомов советов, как военный и по борьбе с контрреволюцией (чрезвычайные комиссии, чека), продолжали существовать в составе исполкомов номинально, а по сути дела полностью перешли в подчинение высших органов управления: народного комиссариата по военным делам в первом случае и Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией - во втором. Местные органы управления промышленностью и продовольственный аппарат также стали работать преимущественно по указаниям и под контролем центральных учреждений: Высшего совета народного хозяйства и Народного комиссариата продовольствия.

В повседневной деятельности советских органов широкое распространение получили такие формы работы, как приказы и мобилизации. В результате на смену власти советов, содержавшей элементы ограниченной демократии, пришла советская власть, построенная по типу военной диктатуры. Стержнем этой жестко организованной государственной машины, надежно скрытым от посторонних глаз, была организационная структура партии большевиков, начиная от ее Центрального комитета и кончая местными низовыми организациями - коммунистическими ячейками.

В вопросе о государственном управлении Сибирью после ее освобождения от колчаковцев и интервентов Москва изначально решила проводить исключительно жесткий курс. Его доминантой стало создание мощного и всеобъемлющего государственного аппарата, основанного на принципах назначенчества и централизма. С этой целью Сибревком был наделен статусом областного учреждения, которому были подчинены все местные органы гражданской власти, кроме ВЧК.

Восстановление советской власти в Сибири, осуществлявшееся под руководством Сибревкома, имело ярко выраженную особенность. Она заключалась в том, что на всей территории макрорегиона были созданы не конституционные органы власти - выборные советы, а назначенные вышестоящими инстанциями ревкомы.

В результате Сибирь оказалась единственным макрорегионом РСФСР, в котором ревкомы были созданы на всех уровнях управления: на губернском, уездном, волостном и сельском (поселковом). Благодаря их формированию посредством назначения председателями и членами ревкомов стали преимущественно большевики и сочувствующие РКП(б).

Наличие такой жесткой управленческой структуры позволило Красной Армии успешно завершить разгром войск Колчака, в кратчайший срок включить Сибирь в орбиту коммунистического влияния, оперативно приступить к использованию ее людских и материальных ресурсов для оказания помощи центральной России .

К весне 1920 г. Сибревком выполнил основные задачи, побудившие центральную власть создать его. Однако ликвидации Сибревкома не произошло. Напротив, с санкции ЦК РКП(б) в апреле-мае 1920 г. в составе Сибревкома были созданы недостающие отделы, включая военный. В результате Сибревком стал чрезвычайным макрорегиональным органом не только гражданского, но и военного управления. В октябре 1920 г. вопрос о новом статусе Сибревкома был дважды рассмотрен на заседаниях Совета народных комиссаров. На втором из них, состоявшемся 12 октября, Совнарком принял специальное положение о Сибревкоме.

В этом положении Сибревком именовался высшим полномочным представителем центральных ведомств советской власти в Сибири, по отношению к которым он объявлялся исполнительным органом. На Сибревком возлагалась обязанность поддерживать революционный порядок в крае, а также предоставлялись права руководить всеми административно-хозяйственными учреждениями, располагавшимися на территории Сибири. Деятельность Сибревкома должна была осуществляться в соответствии с постановлениями и распоряжениями центральных советских инстанций: ВЦИК, Совнаркома и наркоматов. В свою очередь постановления и распоряжения Сибревкома подлежали обязательному исполнению всеми местными советскими органами Сибири . Принятое Совнаркомом положение стало основополагающим документом, регламентировавшим права и обязанности, принципы организации и структуру Сибревкома, надолго определившим место Сибревкома в советской государственной системе.

Рассматривая вопрос о государственном управлении Сибирью в советское время, было бы грубейшей ошибкой забывать о существовании параллельных структур правящей коммунистической партии. Для Сибири такое партийное учреждение, получившее название Сибирского бюро ЦК РКП(б), было образовано апрельским (1920 г.) пленумом ЦК большевиков . Сиббюро ЦК существовало на правах регионального отдела ЦК РКП(б) и являлось тем учреждением, которое осуществляло руководство и партийный контроль за деятельностью Сибревкома. Именно на его заседаниях обсуждались важнейшие политические, военные, дипломатические вопросы и вырабатывались директивы для их последующего проведения Сибревкомом в жизнь в советском порядке. Наличие Сиббюро ЦК являлось дополнительной гарантией того, что возложенные Центром на Сибревком задачи будут выполнены в полном объеме и в срок.

Проделанный обзор позволяет утверждать, что Временное правительство явно недооценило значение управления Сибирью в столь сложный и ответственный период, каким был 1917 год. Во всяком случае, впервые за все время существования Сибири в составе России управление сибирскими губерниями не было консолидировано на более высоком уровне, а существовавшее губернское - не располагало никакими дополнительными полномочиями. Недооценка организационного фактора привела к тому, что достаточно серьезный для 1917 года потенциал сибирского областничества, имевшего в основном демократический характер и проправительственную направленность, не был использован в интересах стабилизации политического положения и недопущения углубления революции в Сибири.

В то же время позиция большевиков, несомненно, была более грамотной и эффективной. Еще в ходе борьбы за свержение Временного правительства они верно оценили значение консолидации советов в общесибирском масштабе и создали макрорегиональный руководящий советский орган в виде Центросибири. Учреждение Сибревкома, наделенного чрезвычайными полномочиями Центра, но работавшего непосредственно на территории Сибири, было еще более эффективным шагом. Именно благодаря использованию такого варианта государственного управления после разгрома белогвардейцев сибирский макрорегион был быстро советизирован и полностью интегрирован в состав РСФСР.

Государственное управление Сибирью в годы нэпа

К концу 1920 г. главные бои гражданской войны в России завершились. Что касается Сибири, то к этому времени фундамент советской власти здесь был заложен надежный. Основываясь на успехах, достигнутых в деле советского строительства, часть сибирских работников губернского масштаба посчитала возможным ликвидировать Сибревком вообще или, как минимум, его военный и административные отделы. Они утверждали, что губернские советские органы смогут самостоятельно, без содействия Сибревкома проводить в жизнь решения Центра и эффективно руководить подведомственными им территориями.

За такой позицией легко угадывались намерения нарождавшейся в Сибири региональной партийно-советской элиты. Она явно хотела устранить промежуточную инстанцию между сибирскими губерниями и Москвой, установить со столицей прямые контакты и тем самым повысить свой собственный номенклатурный статус.

Однако такие амбициозные намерения не нашли поддержки в Москве, видимо боявшейся сибирского сепаратизма (или грамотно делавшей вид, что она боится советскую разновидность областничества), и встретили решительный протест со стороны Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревкома.

Партийно-советское руководство Сибири выдвинуло в пользу сохранения Сибревкома как чрезвычайного органа гражданского и военного управления макрорегионального масштаба ряд аргументов политического и экономического характера. Например, в документах, подготовленных в январе 1921 г. для третьей Сибирской конференции РКП(б), оно указывало на то, что Сибирь является самостоятельным экономическим районом, занимающим определенное место в системе общественного разделения труда; имеет собственный хозяйственный план, являющийся составной частью общероссийского; обращало внимание на большой удельный вес здесь зажиточного крестьянства и кулачества, способных оказать сопротивление советской власти, а также на большую протяженность границы, на противоположной стороне которой находятся крупные белогвардейские формирования. Анализ социально-экономического и политического положения макрорегиона завершался выводом о необходимости Сибревкома «как боевого органа, обладающего всей полнотой власти на территории Сибири» .

Действительно, справедливость некоторых из высказанных соображений подтвердилась уже в ходе работы партийной конференции. В конце января 1921 г. в Ишимском уезде Тюменской губернии вспыхнул очередной мятеж. К большой неожиданности партийно-советского руководства Сибири он в короткий срок стремительно вырос в восстание, которое охватило территорию нескольких губерний Западной Сибири и Урала. С обеих сторон в борьбу были вовлечены десятки тысяч людей. Задачи, связанные с подавлением мятежа, выдвинулись в деятельности Сибревкома на первый план. Противники Сибревкома были вынуждены снять вопрос о его ликвидации с обсуждения.

К осени 1921 г. это восстание было в основном ликвидировано. Вопрос же об упразднении Сибревкома до конца 1925 г., когда Сибревком сошел с исторической сцены, как ни парадоксально, официально больше никогда не возникал, хотя объективных оснований для его новой постановки было более чем достаточно. В качестве важнейшего мотива мог послужить отказ РКП(б) от политики «военного коммунизма» и переход к новой экономической политике, которой формы и методы управления, практиковавшиеся Сибревкомом в условиях гражданской войны, казалось бы плохо соответствовали.

В действительности для коммунистов никакого противоречия в том, что чрезвычайный орган государственной власти военного времени продолжал функционировать в Сибири в обстановке мирного времени, не существовало. Не существовало, прежде всего, потому, что новая экономическая политика воспринималась ими через призму классовой борьбы, в которой отступление в сфере экономики требовалось компенсировать ужесточением организации, большей дисциплинированностью и сплоченностью собственных рядов. Сибревком в качестве органа управления огромной и потенциально взрывоопасной территорией органично вписывался в такую идеологию.

Кроме того, существовали мотивы сугубо прагматического свойства. Дело в том, что за первые четыре года своего правления большевики основательно подорвали сельскохозяйственное производство центральных районов страны, тогда как в Сибири, около полутора лет находившейся под властью контрреволюционных режимов, ситуация была вполне благополучной. К тому же летом 1921 г. Поволжье поразили засуха и неурожай. Выход из такого критического положения для коммунистов был один: заставить сибирских крестьян бесплатно отдать излишки своего труда, а зачастую и часть необходимых для собственных нужд продуктов советскому государству. Для решения этой задачи Сибревком был как нельзя кстати.

Наиболее рельефно результаты деятельности Сибревкома по выполнению политики Москвы, направленной на безвозмездное изъятие из Сибири материальных и финансовых ресурсов, прослеживаются в продовольственном, налоговом и бюджетном вопросах. В 1920–1923 гг. Сибирь, имевшая примерно 6,0 % посевных площадей Российской Федерации и 10,0–12,0 % товарной продукции, давала около четверти всех общегосударственных заготовок хлеба и зернофуража. К тому же большая часть заготовленного в Сибири продовольствия вывозилась за ее пределы, тогда как в других районах продовольствие потреблялось на месте.

Итогом такой политики стал глубочайший кризис сельского хозяйства макрорегиона. В то время как к 1923 г. в аграрном секторе экономики России в целом наметились восстановительные тенденции, в Сибири продолжалось сокращение посевных площадей и уменьшение поголовья скота. Падение сельскохозяйственного производства было прямым следствием переобложения местного крестьянства продовольственным и сельскохозяйственным налогами. Парадоксально, но факт: благодаря мощному налоговому прессу доля Сибири в кризисном для нее 1923 г. в общей сумме государственных налоговых поступлений оказалась выше, чем в благополучном 1913 г. .

Лишь в середине 1923 г., когда выяснилось, что установленные Центром для Сибири контрольные цифры единого сельскохозяйственного налога на 1923/1924 гг. являются для местных крестьян непосильными и могут привести к катастрофе сельского хозяйства Сибири, партийно-советское руководство макрорегиона осмелилось обратиться в Москву с ходатайством об их уменьшении. На этот раз просьба сибиряков была учтена, а сумма налога снижена примерно на 30 %.

Однако по другим видам обложения, в том числе по имевшим массовый характер общегражданскому и гужевому (подводная повинность) налогам, общесибирские показатели по-прежнему остались выше общесоюзных. «Платежеспособность крестьянского населения напряжена до крайности и более нажимать на мужика в данное время нельзя», - публично заявил в январе 1924 г. на заседании Сибирского экономического совещания являвшийся тогда председателем Сибревкома М. М. Лашевич .

На протяжении двух последующих лет, в 1924–1925 гг., тенденция к росту удельного веса макрорегиона в общесоюзных налоговых поступлениях сохранялась.

В то же время прямо противоположная картина открывается при анализе места Сибири в расходной части государственного бюджета. Оказывается, темпы роста ассигнований из государственного бюджета на нужды Сибири отставали от общесоюзных показателей. Удельный же вес макрорегиона в общегосударственных расходах даже снизился с 3,9 % в 1923/24 бюджетном году до 2,9 % в 1924/25 бюджетном году . Отсюда становится понятным, почему в первой половине 1920-х годов произошло увеличение того разрыва, который традиционно существовал в социальной и культурной сферах между Сибирью, с одной стороны, и центральными районами страны - с другой.

Нельзя сказать, что Сибревком ничего не делал для того, чтобы если не исправить, то хотя бы поправить положение. Такого упрека его руководству предъявить нельзя. Отвечая в январе 1924 г. на предложения представителей губерний и уездов макрорегиона обратиться в Москву с просьбой об увеличении госбюджетного финансирования для Сибири, М. М. Лашевич говорил: «Я могу дать гарантию, что Сибревком будет ходатайствовать в Москве, но результатов это почти не даст» .

Иными словами, позиция Сибревкома для Центра при решении общегосударственных вопросов мало что значила. Решения же по макрорегиональным вопросам определялись стратегией развития всего Советского Союза, в которой каждому макрорегиону, в том числе Сибири, была отведена строго определенная роль. Возложенная на Сибревком задача заключалась в том, чтобы Сибирь сыграла именно эту роль, и сыграла хорошо.

Примерно с 1923 г. военно-политической необходимости, тем более острой, в сохранении Сибревкома как чрезвычайного областного органа государственного управления уже не существовало. Положение советской власти в Сибири действительно стало устойчивым. Остатки крупных белогвардейских формирований А. С. Бакича и Р. Ф. Унгерна, дислоцировавшихся на сопредельной с Сибирью территории, были разгромлены. Благодаря победе так называемой «народно-демократической» революции в соседней Монголии образовалось просоветское марионеточное правительство. Вооруженное сопротивление, которое сибирское население оказывало коммунистическому режиму в начале 1920-х годов, было полностью подавлено. Дальневосточная республика, в течение почти трех лет являвшаяся головной болью Москвы, ликвидирована. Низовой советский аппарат макрорегиона окреп и, кроме того, над ним был установлен надежный контроль со стороны местных организаций РКП(б).

Однако Москва по-прежнему нуждалась в продовольственных и иных материальных ресурсах Сибири, в первую очередь в хлебе, масле, пушнине и золоте. Только на этот раз не для спасения страны от голода, а для формирования доходной части государственного бюджета, приобретения валюты, закупок машин и оборудования за рубежом. Наличие Сибревкома, жесткая рука которого в Сибири была хорошо известна, позволяло Центру получать ресурсы макрорегиона без особых проблем и проволочек, сохраняя при этом имидж заботливого патрона. Поэтому Москва оттягивала ликвидацию Сибревкома, хотя его существование на девятом году советской власти даже председатель Сибревкома М. М. Лашевич считал анахронизмом.

В мае 1925 г. постановлением ВЦИК было объявлено об образовании Сибирского края. В декабре того же года состоялся первый краевой съезд советов, являвшийся по Конституции РСФСР высшим органом местной власти. На этом съезде Сибревком в первый и в последний раз за все время своего существования отчитался перед населением Сибири о проделанной им работе. Вместо него для руководства краем в период между краевыми съездами советов был избран новый орган власти - Сибирский краевой исполнительный комитет советов (Сибкрайисполком). С точки зрения формально-юридической управление Сибирью было приведено в соответствии с Конституцией и полностью унифицировано с управлением другими макрорегионами России.

Согласно положению о Сибирском крае, в ведении краевого съезда советов находилось обсуждение вопросов общегосударственного значения, рассмотрение всех местных вопросов (включая утверждение бюджета, планов и отчетов местных органов власти, кроме военных и учреждений наркомата иностранных дел), рассмотрение законодательных предположений, касающихся края, и внесение их на утверждение центральных органов РСФСР.

В свою очередь Сибкрайисполком и его президиум наделялись правом вносить в законодательные органы Российской Федерации ходатайства об изменении существующих узаконений; в исключительных случаях они могли приостанавливать под свою ответственность исполнение распоряжений отдельных наркоматов РСФСР при условии их уведомления и немедленного ходатайства перед Совнаркомом Российской Федерации о рассмотрении спорного вопроса; им разрешалось обжаловать решения Совнаркома во ВЦИК, но без приостановки исполнения этих решений. Сибкрайисполкому и его президиуму предоставлялось право контроля за деятельностью и ревизии всех правительственных учреждений и предприятий, непосредственно подведомственных Центру и не входивших в состав отделов Сибкрайисполкома, за исключением военных органов и учреждений наркомата иностранных дел, мотивированного отвода работников, назначаемых центральными учреждениями для работы в Сибири .

Все это дает основание утверждать, что система общесибирских органов государственного управления, созданная во второй половине 1920-х годов, была, безусловно, демократичнее, чем в сибревкомовский период. Показательно хотя бы то, что в повестку дня краевых съездов советов Сибири обязательно вносился отчет правительства СССР, по которому съезд выносил свое суждение.

В то же время органы советского управления Сибирским краем имели правовую базу для защиты интересов макрорегиона перед Москвой и даже намеревались ее укреплять. В частности, Сибкрайисполком считал, что управление краем остается по-прежнему излишне централизованным и необходимо расширение прав всех его административных органов. Весной 1927 г. в аппарате Сибкрайисполкома шла активная разработка вопроса о расширении прав самого крайисполкома для последующего его внесения на обсуждение во ВЦИК .

Однако было бы большой наивностью и заблуждением принимать формальную, видимую сторону советского строя за его сущность. Дело в том, что примерно к середине 1920-х годов завершился очередной этап его трансформации. С этого времени принципиальные вопросы любого характера и уровня стали решать не государственные, а высшие и центральные партийные структуры. Именно съезды и конференции большевистской партии, пленумы ее ЦК определяли стратегию и приоритеты развития страны в целом и отдельных ее макрорегионов. Исполкомам советов всех рангов отводилась роль проводников партийных решений. Что же касается съездов советов, то они приобрели ритуально-декоративный характер, призванный подтверждать рабоче-крестьянский характер СССР, но совершенно утратили властные полномочия и реальную законодательную функцию. В результате Сибирь не имела ни структур, ни механизма защиты макрорегиональных интересов.

Лучше всего о той незавидной роли, которую Сибирь играла в составе СССР во второй половине 1920-х годов, свидетельствует ее вклад в формирование общегосударственного бюджета, с одной стороны, и роль Центра в формировании бюджета Сибирского края - с другой. Например, в 1924/25 финансовом году общий объем доходов, поступивших в государственный бюджет из Сибири, составил 63,3 млн рублей. Объем финансовых ресурсов, полученных макрорегионом за этот же период из Центра, был на 18,5 млн рублей меньше. Исходя из такого баланса, первый съезд советов Сибирского края утвердил краевой бюджет на 1925/26 финансовый год по доходам в сумме 36,7 млн рублей и по расходам - в 44,9 млн рублей, рассчитывая на то, что дефицит в 8,2 млн рублей компенсирует Москва.

Ничего подобного, однако, не произошло. Дотации наркомата финансов на покрытие дефицита бюджета Сибирского края составили всего 3,0 млн рублей. В результате реальные расходы на душу населения на удовлетворение административных, хозяйственных и социально-культурных нужд в Сибири составили 65,0–72,0 % от этого же показателя по РСФСР в целом .

Между тем объективные предпосылки для того, чтобы если не радикально изменить, то, во всяком случае, существенно улучшить положение с доходной частью краевого бюджета имелись. В том же 1925/26 хозяйственном году удельный вес Сибири в союзном экспорте, никаких отчислений от которого она не получила, составил 7,2 %. Доля же продукции, выпускавшейся промышленностью Сибирского края союзно-республиканского подчинения (доход от которой также получал не макрорегион, а Москва), составила 17,6 % всей продукции, произведенной государственной цензовой промышленностью Сибири . Если бы доход от реализации этих ресурсов шел в бюджет Сибири, то проблемы его дефицита просто бы не существовало.

В течение последующих трех лет события вокруг формирования бюджета Сибирского края развивались по схожему сценарию. Руководство Сибкрайисполкома раз за разом обращалось в Москву, добиваясь от правительства усиления местного бюджета за счет более справедливого перераспределения доходов, увеличения доли отчислений от общегосударственных налогов и получения пособий из централизованных источников поступления. По данным руководства Сибкрайисполкома, в 1926/27 финансовом году Сибирь дала Центру 7 млн рублей дохода, в 1927/28 - 25 млн., в 1928/29 - 34 млн, не считая доходов от экспортных товаров . Москва со своей стороны шла на мелкие финансовые уступки, которые не могли принципиально повлиять на динамику экономической и культурной жизни Сибири.

Не случайно на проходившем в апреле 1929 г. третьем Сибирском краевом съезде советов вновь со стороны многих руководителей Сибири после отчета правительства СССР звучали упреки в недостаточном внимании Центра к нуждам Сибири, о ее неудовлетворительном финансировании и дискриминации. Не удержался от критической реплики в адрес Москвы в своем отчетном докладе даже ставленник ЦК ВКП(б) и такой искушенный аппаратчик, каким был председатель Сибкрайсполкома советов Р. И. Эйхе .

Ответ на эту критику прозвучал в заключительном слове эмиссара из Москвы народного комиссара рабоче-крестьянской инспекции РСФСР Н. И. Ильина. Он достаточно красноречиво свидетельствовал об отношении союзного Центра к исходящим из Сибири просьбам. Н. И. Ильин заявил, что он «не согласен с некоторыми товарищами в той части, когда они, совершенно правильно отмечая целый ряд конкретных примеров, неправильно делали общий вывод, что недостаточно общее внимание к интересам Сибири».

Н. И. Ильин согласился лишь с тем, что, «может быть, союзное правительство недостаточно хорошо знает экономические условия Сибири» . Реальные же причины того, почему до начала 1930-х годов Центр игнорировал интересы Сибири, публично нигде не назывались. Но догадаться о них не так и сложно. Они заключались в том, что в то время у Москвы имелись совсем другие приоритеты: это были Днепрогэс, Волго-Дон, Турксиб.

В создавшихся условиях выход из положения многие руководители Сибирского края видели не в изменении структуры государственного управления и в расширении его компетенции, а в перемене правительственного курса по отношению к макрорегиону, в его индустриализации. Причем индустриализация края сотрудниками плановых и экономических органов Сибири мыслилась как комплексное развитие производительных сил всего макрорегиона, а не какой-то одной его области. Она должна была включать в себя реконструкцию железнодорожного транспорта, строительство металлургических комплексов, заводов сельскохозяйственного машиностроения, развитие лесной, пищевой и других традиционных для края отраслей промышленности. Сибиряки считали, что только таким образом осуществленная индустриализация кардинально оздоровит экономику и финансы края, позволит добиться прогресса в социально-культурной сфере.

Одновременно руководители Сибирского края постоянно подчеркивали, что индустриализация Сибири необходима не столько самому макрорегиону, сколько всему Советскому Союзу . Упор на общесоюзную значимость проблемы делался, исходя из двух главных соображений. Прежде всего, тем самым отводились возможные упреки Центра в сибирском областничестве. К тому же, безусловно повышались шансы на положительную реакцию со стороны Москвы.

Но нельзя было не учитывать и последствий, которые повлекло бы за собой придание макрорегиональному вопросу общесоюзного статуса. Оно, во-первых, могло послужить предпосылкой для изменения концепции, идеологии самого проекта индустриализации Сибири; во-вторых, автоматически и абсолютно лишало руководство края шансов возглавить его реализацию. Напротив, довольно велика была вероятность того, что будет произведено перераспределение руководящих функций между Москвой и Сибирью в пользу Центра.

Заключение

Как известно, 15 мая 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление о работе металлургической промышленности Урала, которое на целое десятилетие определило развитие экономики восточных районов страны, в том числе и Сибири. В постановлении ЦК ставилась задача создать на востоке СССР второй угольно-металлургический центр, используя богатейшие месторождения угля и руды на Урале и в Сибири. Состоявшийся 26 июня - 13 июля 1930 г. XVI съезд ВКП(б) одобрил установку на форсированное строительство урало-сибирской угольно-металлургической базы .

Принятие Центром новой стратегии развития Сибири можно было бы расценить как долгожданную победу руководства Сибирского края. Однако нужно признать, что эта победа была сродни «пирровой».

Отнесение Сибири к районам первоочередной индустриализации повлекло за собой изменение ее территориально-административного устройства и реорганизацию аппарата государственного управления. Постановлением ВЦИК от 30 июля 1930 г. единый Сибирский край был ликвидирован, а вместо него образованы Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский края, которые возглавили соответствующие краевые исполкомы советов.

Сибирь как единое административно-политическое и экономическое пространство, органичность которого не подвергалась сомнению крупнейшими авторитетами теории и практики государственного и хозяйственного управления, была вновь разрушена. Возможность защищать интересы Сибири перед Москвой через представительные советские органы, теоретически существовавшая, но так и не реализованная на практике во второй половине 1920-х годов, резко уменьшилась, можно сказать, была полностью утрачена.

В литературе можно встретить утверждение, что причиной разделения Сибири на два края (и, соответственно, изменения системы государственного управления), а затем последующего их раздробления на ряд еще более мелких краев и областей была боязнь Центра перед макрорегиональной элитой.

Такое суждение абсолютно не соответствует действительности. На самом деле сибирское руководство 1920-х годов никогда не противопоставляло себя Центру, поскольку оно, во-первых, формировалось Центром, во-вторых, состояло преимущественно из работников, не имевших сибирских «корней». Тем самым, сибирское руководство являлось агентурой Центра в Сибири.

Самое большее, на что в начале 1930 г. осмелилась небольшая группа партийно-советских руководителей Сибири, это попытка сместить главного назначенца и проводника политики Москвы в Сибири Р. И. Эйхе, занявшего к тому времени должность первого секретаря Сибирского крайкома ВКП(б). Но Центр не сдал своего ставленника и в назидание всем остальным сурово наказал строптивых . Сам же Р. И. Эйхе, казавшийся современникам вершителем судеб Сибири, как показала его собственная трагическая судьба, в действительности был абсолютно бесправен перед Центром. Он не мог и никогда даже не пытался быть истинным выразителем интересов населения Сибири.

В 1930-е годы возможность осуществления технического рывка Советского Союза во многом связывалась с успешной реализацией Урало-Сибирского проекта. Постановка такой задачи и новая роль, которую предстояло играть Западной Сибири в масштабах всей страны, обусловили необходимость ее выделения из состава Сибирского края, а также нового административно-территориального устройства и новых органов управления Сибирью.

Необходимо, однако, подчеркнуть, что индустриальный рывок, который совершила Западная Сибирь в 1930-е годы, практически не сопровождался модернизацией ее социальной инфраструктуры. Напротив, именно эта сфера была обделена вниманием и оказалась на положении отстающей. Человек, живущий в Сибири, в очередной раз оказался оттеснен на задний план. На этот раз он был принесен в жертву добыче угля и выплавке металла, в котором, как считало руководство страны, так остро нуждался Советский Союз.

Гипертрофия государственной власти, наличие у нее собственных интересов, расходившихся или несовпадавших с интересами граждан своей страны, отсутствие государственных и общественных институтов и механизмов, позволявших выражать и защищать интересы населения макрорегиона перед центральными властями, являлись важнейшими причинами того, почему в течение нескольких столетий при разных формах государственной власти, разных политических системах и режимах Сибирь оставалась на положении перспективной, но слабо развитой провинции.

ПРИМЕЧАНИЯ

  1. См., например: Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления. М., 1997; Административно-территориальное устройство России. История и современность. М., 2003. С. 47–154; Дамешек И. Л., Дамешек Л. М. Сибирь в системе имперского регионализма (1822–1917 гг.). Иркутск, 2009. С. 53–76.
  2. Подробнее см.: Шишкин В. И. Государственное управление Сибирью в XVII-XIX веках: основные особенности организации и функционирования // Проблемы истории местного управления Сибири XVI-XX веков. Материалы III региональной научной конференции 19–20 ноября 1998 г. Новосибирск, 1998. С. 3–10.
  3. См.: Андриевич В. К. Сибирь в XIX столетии. СПб., 1889; Прутченко С. М. Сибирские окраины. Областные установления, связанные с Сибирским учреждением 1822 г., в строе управления русского государства. Историко-юридические очерки. СПб., 1899. Т. 1; История Сибири. Л., 1968.
  4. Точка зрения областников о колониальном статусе Сибири была некритически заимствована многими историками, получив распространение как в советской, так и в постсоветской историографии (см., например, публикации: Сесюнина М. Г. Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев - идеологи сибирского областничества (к вопросу о классовой сущности сибирского областничества второй половины XIX в.). Томск, 1974; Коржавин В. К. К вопросу об «областнической идее» в Сибири // Исторические аспекты экономического, культурного и социального развития Сибири. Новосибирск, 1978. Ч. 2; Шиловский М. В. Сибирское областничество в общественно-политическом движении в конце 50–60-х годах XIX века. Новосибирск, 1989; Он же. Общественно-политическое движение в Сибири первой половины XIX - начала XX века (областники). Новосибирск, 1995; Горюшкин Л. М. Областники о хозяйственной самостоятельности Сибири во второй половине XIX - начале XX вв. // Известия СО АН СССР. Новосибирск, 1990. Серия истории. Вып. 2; и др.).Лишь три с половиной года тому назад появилась первая публикация профессионального историка, объективно оценившего интеллектуальный уровень «сибирских патриотов», показавшего мизерное влияние областников на сибирскую общественность и незнакомство с их теоретическими воззрениями центральных властей (см.: Дамешек Л. М. Сибирские областники: мифы и реальность // Общественно-политическая жизнь Сибири (XX век). Новосибирск, 2007. Вып. 8).

    Отдельные попытки критического переосмысления теоретических представлений областников по вопросам состояния и перспектив развития Сибири - видимо, под влиянием указанной статьи Л. М. Дамешека - прослеживаются в последней монографии М. В. Шиловского (см.: Шиловский М. В. Сибирское областничество в общественно-политической жизни региона. Новосибирск, 2008).

  5. Палин А. В. Томское губернское управление (1895–1917 гг.): структура, компетенция, администрация. Кемерово, 2004. С. 63–80.
  6. Marks, Steven G. Road to Power: The Trans-Siberian Railroad and the Colonization of Asian Russia (1850–1917). New York, Cornell University Press, 1991. P. XI.
  7. Болееподробносм.: Marks, Steven G. Road to Power. Pp. 117–140; Ремнев А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX - начала XX веков. Омск, 1997; Сибирские переселения. Вып. 2. Комитет Сибирской железной дороги как организатор переселений. Сборник документов. Новосибирск, 2006.
  8. Гинс Г. К. Административное и судебное устройство губерний и областей Азиатской России // Азиатская Россия. СПб., 1914. Т. 1. С.45–63; Палин А. В. Томское губернское управление… С. 20–63, 81–125.
  9. Ремнев А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX - начала XX веков. С. 176.
  10. Любичанковский С. В. Губернская администрация и проблема кризиса власти в позднеимперской России (на материалах Урала, 1892–1914 гг.). Самара-Оренбург, 2007; Он же . «… Преобразование, неотложность коего бесспорна …». Записка председателя Совета министров Б. В. Штюрмера императору Николаю II о необходимости проведения областной реформы (7 июля 1916 г.) // Отечественные архивы. М., 2009. № 1.
  11. Дегальцева Е. А. Общественные неполитические организации Западной Сибири (1861–1917 гг.). Барнаул, 2002; Она же. Общественные неполитические организации Западной Сибири (вторая половина XIX - февраль 1917 г.). Автореферат дисс … д-ра ист. наук. Новосибирск, 2006; Ермакова Е. Е. Зарождение и становление институтов гражданского общества в Енисейской губернии (1880–1916 гг.). Автореферат дисс … канд. ист. наук. Новосибирск, 2005.Правда, при этом вызывают удивление прямо противоположные выводы относительно состояния институтов гражданского общества в исследуемый период в Западной Сибири, которые на основании одной и той же источниковой базы сделала Е. А. Дегальцева в монографии и в докторской диссертации. В первом случае в 2002 г. она писала, что выявленные ею материалы ставят «под сомнение концепцию о существовании гражданского общества в России», тогда как во втором случае в 2006 г. Е. А. Дегальцева утверждала, что ее «локальное исследование не подтвердило приговор [видимо, ей же вынесенный в 2002 г.? — В. Ш .] об отсутствии гражданского общества в дореволюционной России» (см.: Дегальцева Е. А. Общественные неполитические организации Западной Сибири (1861–1917 гг.). С.87; Она же. Общественные неполитические организации Западной Сибири (вторая половина XIX - февраль 1917 г.). С. 45). Изучение текстов Е. А. Дегальцевой дает серьезное основание сомневаться в том, что этот автор понимает смысл того, о чем пишет.
  12. История общественного самоуправления в Сибири второй половины XIX - начала XX века. Новосибирск, 2006.
  13. Махов В. Н. Потребительская кооперация Сибири в процессе ее развития (1898–1920 гг.). Новониколаевск, 1923; Алексеева В. К., Малахова Г. М. Кооперация в Азиатской России (первое столетие). Чита, 2004; Николаев А. А. Кооперация // Сибирская историческая энциклопедия. Новосибирск, 2008. Т. 2. С. 132, 134–136.
  14. Третий этап, датируемый примерно летом 1918 - зимой 1919/1920 гг., в настоящей статье не анализируется, поскольку в это время Сибирь не управлялась из Центра, а, напротив, являлась опорной базой различных антибольшевистских правительств (Временного Сибирского, Временного Всероссийского и Российского) в их борьбе с центральной советской властью.
  15. Известия исполнительного комитета общественных организаций гор. Иркутска. 1917. 22 марта; Зубашев Е. Л. Моя командировка в Сибирь // Вольная Сибирь. Прага, 1927. Кн. 2. С. 93–112.
  16. Томская область. Исторический очерк. Томск, 1994. С. 240.
  17. ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 1446. Л. 3–13; Постановления первой сессии Томского губернского народного собрания (с 20 апреля по 18 мая 1917 г.). Томск, 1917. С. 1–22.
  18. ГАНО. Ф. П-5. Оп. 2. Д. 1446. Л. 41–42.
  19. Жидков Г. П . Кабинетское землевладение (1747–1917 гг.). Новосибирск, 1973. С. 242.
  20. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем сенате. Отдел I. 18 июля 1917. № 163. Ст. 893. С. 151.
  21. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем сенате. Отдел I. 18 июля 1917. № 164. Ст. 894. С. 152.
  22. Более подробно об организации и деятельности Центросибири см.: Агалаков В. Т. Подвиг Центросибири. Иркутск, 1968; Подвиг Центросибири (1917–1918). Сборник документов. Иркутск, 1986.
  23. Борьба за власть советов в Иркутской губернии. Сборник документов. Иркутск, 1957. С. 214–215.
  24. Познанский В. С . В. И. Ленин и советы Сибири (1917–1918). Новосибирск, 1977. С. 217.
  25. Западная Сибирь (Омск). 1918. № 8. С. 8.
  26. Известия ВЦИК (Москва). 1919. 3, 4 сент.; Декреты советской власти. М., 1973. Т. 8. С. 73–74.
  27. Шишкин В. И. Председатель сибирского Совнаркома // Сибирские огни. Ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал. Новосибирск, 1990. № 2. С. 122–134.
  28. Шишкин В. И. Революционные комитеты Сибири в годы гражданской войны (август 1919 - март 1921 г.). Новосибирск, 1978.
  29. Декреты советской власти. М., 1983. Т. 10. С. 243.
  30. Сибирское бюро ЦК РКП(б) (1918–1920 гг.). Сборник документов. Новосибирск, 1978. Ч. 1. С. 280.
  31. Известия Сибирского бюро ЦК РКП(б) (Омск). 1921. 5 марта.
  32. Отчет пятого Сибирского экономического совещания с представителями губерний и уездов (4–7 января 1924 г.). Новониколаевск, 1924. С. 15, 116.
  33. ГАНО. Ф. П-1. Оп. 2. Д. 241. Л. 220–227; Д. 378. Л. 298; Краткий отчет Сибирского революционного комитета (май 1924 г.). Новониколаевск, 1924. С. 25, 43.
  34. Краткий отчет Сибирского революционного комитета первому Сибирскому краевому съезду советов. Новониколаевск, 1925. С. 60–61.
  35. Отчет пятого Сибирского экономического совещания с представителями губерний и уездов. С. 44.
  36. Проект положения о Сибирском крае, утвержденный президиумом Сибкрайисполкома 4-го марта 1927 года. Новосибирск, 1927. 124 с.
  37. Отчет Сибирского краевого исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов второму Сибирскому краевому съезду советов. Новосибирск, 1927. С. 2–3.
  38. Доклад Сибирского краевого финансового отдела 4-му пленуму Сибкрайисполкома 1-го созыва по исполнению местного бюджета края за 1925/26 г. и по проекту местного бюджета края на 1926/27 год. Новосибирск, 1926. С. 3, 9, 24; Отчет 2-му краевому съезду советов по исполнению местных бюджетов Сибирского края за 1925/26 г. Новосибирск, 1927. С. 28.
  39. Народное хозяйство Сибирского края (по контрольным цифрам на 1926/27 г.). Новосибирск, 1926. С. 33, 65–67.
  40. Третий краевой съезд советов Сибири (9–15 апреля 1929 г.). Стенографический отчет. Новосибирск, 1994. Ч. 1. С. 145.
  41. Там же. С. 66, 103, 108, 203.
  42. Там же. С. 158–159.
  43. См., например: Отчет Сибирского краевого исполнительного комитета советов Совнаркому РСФСР. Новосибирск, 1927. С. 4, 80.
  44. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1970. Т. 4. С. 398, 441–442.
  45. Подробнее см.: Папков С. А. Заговор против Эйхе // Возвращение памяти. Новосибирск, 1991.

Поддержите нас

Ваша финансовая поддержка направляется на оплату хостинга, распознавание текстов и услуги программиста. Кроме того, это хороший сигнал от нашей аудитории, что работа по развитию «Сибирской Заимки» востребована читателями.

До начала XX в. под Сибирью понималось все пространство к востоку от Уральских гор до Тихого океана, то есть это понятие охватывало такие регионы, как Западная, Южная, Восточная Сибирь и Дальний Восток.
В отличие от европейской части России, жестко подчиненной центральной администрации, Сибирь обладала известной административной автономией и более разветвленной системой управления. Различные уровни этой системы по некоторым своим частям формально соответствовали учреждениям, действовавшим на других территориях империи, но специфика края вносила в каждый из них необходимые изменения.

Региональные факторы формирования особенностей управления Сибирью

Важную роль в формировании административной системы Сибири сыграли политико-географические факторы. В основе многих особенностей управления Сибирью лежали обширность ее территории и удаленность от столиц государства. Хотя экономические цели (прежде всего доходы от пушнины) действительно являлись одним из основных стимулов учреждения российских властей за Уральским хребтом, но все же непосредственно на организацию управления влияли в первую очередь не соболиные "сорока", а стремление не допустить сепаратизма и казнокрадства со стороны многочисленных казацких и служилых начальников.
Правительство приняло решение учредить в Сибири особый, параллельный столице государства, административный центр, которому подчинялись бы местные органы власти. Резиденцией верховных сибирских воевод стал основанный в 1587 г. Тобольск. Тобольский наместник возглавил так называемый "разряд" - крупный округ, состоявший из нескольких уездных воеводств. В дальнейшем (в XVIII - начале XX в.) управление краем было построено на принципе организации больших округов, наместничеств и генерал-губернаторств. Высший администратор Сибири получил гораздо больший объем власти по сравнению с его коллегами в других частях империи.
Суровые природные условия и удаленность от обжитой Европейской России побудили полицейское ведомство использовать Сибирь как место ссылки и каторги.
К политико-географическим факторам, несомненно, относилось соседство Сибири с центральноазиатскими и тихоокеанскими странами; большая власть глав сибирской администрации содействовала передаче им дипломатических и торговых связей с сопредельными государствами. Через Сибирь шли купеческие караваны из Китая и Монголии, поэтому организация таможенной службы стала одной из основных внешнеэкономических прерогатив сибирских правителей еще в XVII в. Кроме того, тобольский разрядный воевода получил право дипломатических сношений (отправки и приема посольств) с монголами и калмыками.
Важнейшей предпосылкой формирования системы управления явились особенности заселения края русскими. Сибирь заселялась, с одной стороны, служилыми людьми, выполнявшими функции государственного управления, обороны и "объясачивания"; с другой стороны, за Урал переходили русские крестьяне, привлеченные местными просторами, богатыми угодьями и отсутствием здесь крепостного права. Сибирские власти не могли позволить себе превысить меру налогового и политического давления, поскольку у подданных всегда оставалась возможность перебраться подальше в глухомань и оказаться вне досягаемости казенного начальства. Крестьяне образовывали посадские и сельские сообщества, отличные от российских, так как в их основе уже не лежала традиционная община.
Посадское самоуправление практически отсутствовало, а административные органы посада превратились по существу в низшие полицейские инстанции, тогда как в европейской части страны они стояли на страже мирских интересов и прав. Отсутствовало в Сибири и организованное дворянство. Представители же княжеских и боярских родов, присылавшиеся на воеводство, по отбытии службы возвращались "на Русь". Соответственно не сложились поэтому необходимые условия для формирования представительных дворянских органов, составлявших основу местного управления в Европейской России.
В условиях дефицита кадров местная власть была вынуждена пополнять свои ряды из нетрадиционных для России слоев - из купцов, промышленников, иногда и крестьян. Именно нехватка квалифицированного управленческого персонала из дворян, кроме прочих причин, вынудила правительство оставить часть административных полномочий за аборигенной знатью.
В Сибири не было, как такового, крепостного права и все ее население являлось "казенным", центральное правительство, опираясь на региональные органы, имело возможность проводить там любые реформы и менять административное деление края - ведь высшей и единственной инстанцией для всех сибиряков были государственные учреждения.
Задача обращения в подданство все новых племен и территорий, а затем удержания их в подчинении побуждала центральное правительство предоставлять сибирским наместникам не только гражданскую, но и военную власть.

Итак, основными факторами, повлиявшими на специфику управления Сибирью, были следующие: политико-географические - обширность территории, отсутствие старого административного деления, соседство с азиатскими странами; социально-политические - отсутствие корпоративных сословных организаций дворянства и посада, дефицит управленческих кадров, отсутствие частновладельческих земель, военно-административный характер организации населенных пунктов, стихийное переселение крестьянства и малочисленность населения; этносоциальные - необходимость привлечения к управлению туземной знати.

В отношении Сибири в недрах имперской бюрократии довольно долго шел спор: считать Сибирь частью Империи или ее колонией. Не в последнюю очередь на затяженность этого спора во времени сыграло то, что освоение Сибири ввиду огромных пространств, сурового климата и практической незаселенности края происходило военными методами. Московское правительство управляло этой "частью света" с помощью Сибирского приказа - ведомства, родившегося из чети дьяка Варфоломея Иванова и просуществовавшего вплоть до введения в 1783 г. в Сибири Уч. губ. 1775 г. Интересно отметить также и то, что осколок приказной системы в Сибири - Тюремный приказ - продержался здесь вплоть до 1904 г.

Введение губернского устройства оказалось не совсем удачным, прежде всего потому, что здесь довольно долго происходило размежевание административно-территориальных единиц. Здесь же необходимо упомянуть и о том, что Сибирь во многом даже в XIX в. представляла собой типичную terra incognita эпохи Великих географических открытий.

В 1797 г. Павел I, в очередной раз изменяя учреждения своей матери, повелел образовать в Сибири две губернии: Тобольскую и Иркутскую. В 1804 г. из состава Тобольской губернии выделяется Томская, годом ранее образуются Камчатская область и Охотское предварительное управление (ПСЗРИ. 1-е изд. Т. XXVIII. N 20889) . В 1805 г. создаются Якутская область и Нерчинское областное управление. Наконец, по издании в 1822 г. Учреждения сибирского вся Азиатская Россия (за Уралом) разделена была на два генерал-губернаторства: Западносибирское с центром в г. Тобольске и Восточносибирское - в Иркутске. К Западносибирскому генерал-губернаторству относились губернии Тобольская, Томская, область Омская, к Восточносибирскому - губернии Иркутская и Енисейская, область Якутская, управления Камчатское и Охотское, Троицкосавское пограничное управление. Вскоре к ним присоединились области Забайкальская (образована в 1851 г.), Приморская (образована в 1858 г.), Амурская (образована в 1858 г.), Кяхтинское градоначальство. Вместе с тем в 1884 г. области Приморская и Амурская соединены были в особое Приморское генерал-губернаторство, в состав которого помимо этих двух областей вошло Владивостокское военное губернаторство; двумя годами ранее упразднено было Западносибирское генерал-губернаторство, вместо него было образовано Степное генерал-губернаторство, включающее в себя области Акмолинскую, Семипалатинскую и Семиреченскую, а в 1887 г. Восточносибирское генерал-губернаторство переименовано в Иркутское генерал-губернаторство. В 1884 г. остров Сахалин становится самостоятельной административной единицей, а в 1909 г. вновь воссоздается Камчатская область. Нетрудно заметить, что на процесс размежевания в Сибири оказали сильнейшее влияние внешняя политика Империи, ее отношения с сопредельными азиатскими государствами.


Местное сибирское законодательство. Верная своей политике Империя полагала за всеми сибирскими коренными народами сохранение их обычного права, редкое исключение делалось только для тех народов, которые принимали крещение. Вместе с тем в 1841 г. состоялось издание так называемого Свода степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири , который, однако, так и не вступил в силу, но, по замечанию сенатора Н.Н. Корево, этот свод использовался в качестве субсидиарного источника права при применении Пол. об ин. Т. II Св. зак.

В 1822 г., как мы уже сказали, особенности местного управления Сибири были отражены в Сибирском учреждении , деятельное участие в составлении которого принимал граф М.М. Сперанский. Последнее издание этого акта приходится на 1892 г., однако законодатель в нем уже существенно отошел от коллегиального начала управления, поскольку за 70 лет применения акта на практике восторжествовал принцип единоличного управления, т.е. принцип, заложенный еще в Уч. губ. 1775 г.

Местные сибирские учреждения. Управление Сибирью на практике показывает, как за 200 лет этот край постепенно интегрировался в общую административную систему Империи. В 1879 г. в Западной Сибири происходит распространение действия Положения от 19 февраля 1861 г., в 1882 г. это Положение вводится в Восточной Сибири. В принципе эти мероприятия правительства заслужили справедливую критику современников, так как фактически создавали у сибирского крестьянства совершенно чуждую ему общину великорусского образца. В 1896 г. на Сибирь распространяется действие Судебных уставов 1864 г. Фактически они введены были только 2 июля 1897 г. Таким образом, была упразднена одна из главных отличительных черт управления Сибирью, до указанной даты судившейся дореформенным судом. В 1905 г. в Сибири вводятся земства. В качестве особенности русских владений за Уралом следует отметить отсутствие в этом крае дворянства и дворянского землевладения, что определяло один из серьезнейших отличительных признаков всего края.

С 1852 по 1864 г. действует особый Сибирский комитет в ранге отдела Комитета Министров, правда, еще раньше, в 1821 г., был учрежден специальный комитет для разработки общего положения об управлении, что и было им сделано в 1822 г., ставшим одновременно и годом, когда этот комитет прекратил свое существование. Согласно Сибирскому учреждению 1822 г. высшим представителем государственной власти в крае являлся генерал-губернатор, соединявший помимо традиционной для него военной власти гражданскую и дипломатическую функции - он уполномочивался вести переговоры с сопредельными государствами по пограничным вопросам. При генерал-губернаторе существовал Совет главных управлений - нечто вроде коллегиального органа, руководящего деятельностью местного бюрократического аппарата и отчасти контролирующего действия самого генерал-губернатора. Последнее было обусловлено тем, что такие Советы формировались от центральных министерств (Минфин, МВД и Минюст). Аналогичная структура устанавливалась и на уровне сибирских губерний и областей.

Губернское или областное правление осуществлял губернатор (гражданский или военный) посредством губернского совета, последний представлял собой расширенный вариант губернского правления. Судопроизводство сосредоточивалось в общем губернском суде, причем закон не знал разделения его на уголовную и гражданскую палату. При суде состоял губернский прокурор. Приговоры губернского суда подлежали утверждению губернатора, вместе с тем закон допускал изъятия - те дела, наказания по которым состояло в лишении прав состояния, непосредственно вносились в Сенат.

Округа, на которые делились губернии и области в Сибири, соответствовали уездной единице в Европейской России. Окружное управление из-за необжитости местности было двух видов: по полному штату и сокращенному. В первом случае округ возглавлял окружной начальник, при котором полагалось образовывать особый совет, в который входили главы специальных отраслевых управлений: полиции, казенного управления, суда и т.д. Во втором случае при окружном начальнике отсутствовал окружной совет, а также отсутствовали и некоторые виды управлений.

Города в Сибири равно имели особые органы управления. Само управление подразделялось на общее (городничий, его канцелярия и приставы) и частное (квартирные надзиратели, городская Дума и городской суд).

Во второй половине XIX в. картина существенно меняется. Как мы уже сказали, принцип коллегиальности, воплощенный в специальных советах при губернаторах и генерал-губернаторах, изживает себя. Однако структурно они продолжают существовать, но члены их теперь напрямую подчинены соответствующему губернатору. В 1887 г. эти советы упраздняются вовсе. На уровне округов также происходит существенное упрощение системы управления. Теперь оно состоит из исправника, земского суда и казенного управления. Определенной особенностью в Сибири отличалось волостное управление, искусственно созданное здесь реформами 1879 и 1882 гг.

В 1898 г. в Сибири вводится институт крестьянских начальников (ПСЗРИ. 3-е изд. Т. XVIII. N 15503) . Общим и главным источником этой реформы являлось Положение об участковых земских начальниках 1889 г.

Управление Сибирью в XIX – начале XX века.


Введение

1. Сибирь в региональной политике российского го­сударства в XVIII в.

2. Развитие системы управления Сибирью в первой четверти XIX в.

3. Учреждение для управления сибирских губерний 1822 г. и

реформа управления Сибирью в 1820-1840-е гг.

Заключение

Список литературы


Введение

Изучение системы управления государством вообще и отдельно взятой территорией в частности невозможно без обращения к властным структурам, реализующим на местах административную политику правительства. В Российской империи XIX в. доминирующее положение среди этих властных структур занимал аппарат управления, т.е. непосредственное чиновничье окружение лица, поставленного верховной властью. В Сибири, разделенной с 1822 г. на Западную и Восточную, высшими властными полномочиями был наделен генерал-губернатор и, соответственно, находящийся в его непосредственном подчинении аппарат. Генерал-губернаторы получили статус надзорного органа над входящими в состав территорий губерниями и областями. Значимость этого института власти, имевшего огромный вес в сфере регионального управления, не вызывает сомнений. Изучение его формирования и функционирования, властных полномочий отдельных должностных лиц, а также служебных характеристик конкретных чиновников, входивших в его состав, представляется чрезвычайно важным. Исследование состава административного органа, призванного осуществлять координацию управленческих действий всех ветвей власти в одном из окраинных регионов государства, по многим аспектам отстающего в своем социально-экономическом развитии от внутрироссийских губерний и в течение изучаемого нами периода стремительно это отставание преодолевавшего, видится также актуальным в силу особых специфических черт сибирского чиновничества как социального института, а также более широким, по сравнению с аналогичными властными структурами центральной части России, спектром задач, на него возлагаемым.

Предметом исследования реферата является государственно-управленческое развитие Сибири в период становления системы государст­венного управления регионом, отработки управленческих отношений цен­тральных и местных органов государства и их отражение в создании, рефор­мировании, структуре, компетенции и деятельности сибирского аппарата управления.

Задачи реферата:

Установить основные направления, содержание и специфику становления системы государственного управления в Сибири;

Выделить основные тенденции в государственно-управленческом разви­тии Сибири XVIII - первой половины XIX вв.;

Выявить социально-экономические и политические условия возникнове­ния, развития и преобразования аппарата управления в регионе; отразить динамику становления и развития системы управления Сибири, учитывающей региональную и социокультурную специфику края.

Источники, на которых основывается реферат, можно разделить на следующие группы: законодательные акты; опубликованные статистические и справочные материалы; воспоминания, заметки, свидетельства современников

Реферат состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

1. Сибирь в региональной политике российского го­сударства в XVIII в.

Изменения, происходившие в структуре и составе управления Сибири конца XVII-XVIII вв., начались с реформирования приказно-воеводского управления. Центральное положение в нем занимал Сибирский приказ, су­дья которого был главным учреждением и представлял царя в управлении краем. Компетенция воевод в Сибири, в отличие от Центральной России была значительно шире, т.к. они ведали вопросами заселения и освоения края, решали вопросы текущих дипломатических взаимоотношений с со­предельными народами и странами. Отсутствие дворянского землевладе­ния и особенности русского расселения на огромных пространствах Сибири привели к развитому самоуправлению у переселенцев - служилого «вой­ска», «миров» посадских людей и крестьян. Внутреннее управление ясач­ных «иноземцев» было сохранено в традиционном виде.

Политико-правовые преобразования Петра I привели к коренным изме­нениям в структуре управления Сибири. Уже в ходе губернской реформы 1711 г. был фактически ликвидирован Сибирский приказ и региональное управление было объединено в руках сибирского губернатора, что усилило иерархическую соподчиненность местных органов управления. С 1710-х гг. появились идеи отделения суда от администрации, введения коллегиаль­ных начал в управлении, происходит становление постоянного органа над­зора - фискалатуры.

Провинциальная реформа 1719 г. способствовала обособлению адми­нистративных, фискальных и судебных органов, вводила коллегиальный принцип принятия решений. Управление стало иметь в основе не обычай, а нормы права, приобрело бюрократический характер. Отразились эти на­чала при организации управления в городе, где с этих пор получает разви­тие сословное самоуправление, снижается влияние служилых людей. Од­нако в управлении сословием государственных крестьян принципиальных изменений не происходит, по-прежнему государство руководит этой соци­альной группой через казенных приказчиков. Нужно подчеркнуть, что пре­образования начала XVIII в. в Сибири проводились с учетом специфики ре­гиона и, как следствие, здесь имелись отступления в стремлении создать унифицированную систему губернского управление в формирующейся империи, что нашло свое отражение в дальнейшем в «Инструкции» сибир­скому губернатору 1741 г.

Отступлением от рациональных принципов империостроительства, реа­лизуемых Петром I, стало восстановление в конце 1720-х гг. Сибирского приказа и порядков управления «московской старины». Подобные рестав­рации не оправдали себя на практике, поскольку, помимо Сибирского при­каза, общесибирские дела оказались в компетенции Сената и коллегий, а также сибирского губернатора. В ходе губернской реформы в рамках ре­гионального управления сохранились специализированные финансовые органы, и функционировало ведомственное горнозаводское управление. Раздробленность и неопределенность управленческих функций не способ­ствовали инкорпорации края в состав империи.

Преобразования в области регионального управления Екатерины II, а именно малая областная реформа 1764 г. и губернская реформа 1775 г., в ходе разукрупнения административно-территориальных единиц привели к приближению власти к обществу. В итоге - ликвидирован Сибирский при­каз, а тобольский и иркутский губернаторы стали доверенными лицами и представителями императрицы в этом огромном крае. Вследствие отсутст­вия в Сибири дворянского сословия, усилить дворянское самоуправление, как это было в ходе реформы в центральной части империи, здесь не уда­лось. Выходом из этой, особенной для России ситуации, явилась замена дворянских органов суда и управления бюрократическими учреждениями. Создавалась разветвленная специализированная система административ­ных, фискальных и судебных органов, продолжило в модифицированном виде функционировать ведомственное горнозаводское управление. В рас­сматриваемый период было рационализировано городское самоуправле­ние и управление путем создания присутствий, решающих коллегиально городские вопросы. В 1760-1790-х гг. были проведены мероприятия по ре­организации управления крестьянами и коренным населением. Реформи­руя управление крестьянами, государственная власть пошла на ликвида­цию десятинной пашни и казенных приказчиков, т.е. были удовлетворены требования, которые они предъявляли в течение предшествующих десяти­летий. В отношении коренного населения правительство решилось на во­влечение родового управления в систему государственного управления краем, утверждение суда ясачной администрации и на более четкую рег­ламентацию сбора и размера ясака, что свидетельствует о намерениях правительства специально заниматься вопросами управления коренным населением региона.

Отсутствие в Сибири дворянского землевладения с начала XVIII в. при­вело к тому, что на государственные должности стали назначать предста­вителей верхушки служилого «прибора» - сибирских дворян и детей бояр­ских. Служилый «прибор» был важнейшим источником комплектования и местных подьячих и дьяков. О сибирском чиновничестве можно говорить как о «всесословной» по происхождению социальной группе, оторванной условиями службы от участия в торгово-денежных, экономических отноше­ниях и полностью зависящей от казенного жалования. Служение монарху они обязывались осуществлять в соответствии с нормами права и жесткой организационной дисциплины.

Должностные лица, прежде всего, заботились о том, чтобы аккуратно был собран ясак. Контингент служащих людей был постоянно один и тот же в отдаленной провинции. Существовало одно приказное сословие, которое постоянно перетасовывалось, что вело к приспособленчеству и взяточни­честву в среде местной бюрократии. В Сибири промышленные люди созда­вали кабалу для инородцев, торговое сословие жило монополиями. Можно утверждать, что в злоупотреблениях были замешаны целые сословия си­бирского населения.

Преобразования российской государственности в XVIII в. по пути империостроительства в полной мере были распространены на Сибирь. Основ­ные направления этих реформ заключались в рационализации организации и деятельности регионального аппарата управления и становлении госу­дарственной службы, вытеснении административного обычая законода­тельными актами, в нормативном регулировании этих процессов. Социальным последствием преобразований явилось становление патримониальной бюрократии. В Сибири процесс ее становления происходил с некоторой спецификой, обусловленной местными условиями: обширным пространст­вом еще слабо заселенного и освоенного русскими края, его удаленностью от столичных центров власти; значительной численностью коренного полиэтничного населения, оберегавшего свои верования и традиционную куль­туру и не имеющего до русских собственной государственности; фактиче­ским отсутствием помещичьего землевладения и дворянства среди русских переселенцев. Особенности региона вели к необходимости создания таких региональных центров власти, которые могли бы представить местное об­щество и его управляющие структуры перед монархом. Они обуславливали более широкую компетенцию местного государственного аппарата и усили­вали значение сословного самоуправления в Сибири.

Губернская реформа 1775 г., построенная на принципе усиления мест­ной власти за счет введения в структуру местного управления помимо гу­бернской администрации и власти наместнической (генерал-губернаторов), должна была повысить эффективность всей государственной системы. Это был шаг в сторону деконцентрации управления, свидетельствующий о по­нимании необходимости создания сильной и относительно самостоятель­ной региональной власти. К концу XVIII в. отчетливо проявляется необхо­димость создания обособленной, учитывающей особенности сибирских территорий системы государственного управления краем.

2. Развитие системы управления Сибирью в

первой четверти XIX в.

Политический взгляд на Сибирь в начале XIX в. обуславливался тремя основными задачами: доходностью края, удобством его управления и охраной восточных и южных азиатских границ империи. Осложнение какой-либо из этих задач, а чаще всех одновременно, заставляло верховную власть проводить мероприятия, которые бы смогли если не улучшить, то хотя бы стабилизировать ситуацию. Такой подход в правительственной по­литике начала XIX в. по отношению к Сибири придавал сибирскому законо­дательству непоследовательный, несогласованный, во многом ситуатив­ный характер.

Не подлежит сомнению, что недостаток организационно-управленческих основ в сибирском управлении и ответственности должностных лиц на мес­тах не был компенсирован попытками усовершенствования и повышением ответственности центральных органов управления. Учреждение мини­стерств в 1802 г. не только не улучшило в этом отношении управление по Губернскому учреждению 1775 г., но, даже, скорее усилило недостатки, присущие екатерининскому местному управлению. Противоречивость на­чал, заложенных в его положениях, сказалась в практике государственного управления. В то время как Учреждение о губерниях преследовало задачи приближения управляющих к управляемым, пыталось наполнить губерн­ские установления людьми близко знакомыми с интересами и бытовыми особенностями местности, министерства концентрировали власть и управ­ленческие полномочия, «стягивали» их к центру и постепенно подчиняли себе губернские установления не только в порядке надзора, но и в порядке управления. Расписанные по министерствам губернские установления по­теряли связь между собою до такой степени, что между установлениями различных ведомств явилось разъединение. Между тем эти две системы - центрального и местного управления - не были между собой согласованы. Два взаимно противоположных влияния, явления централизации и необхо­димости учета местных особенностей в управлении, должны были побу­дить верховную власть к усовершенствованию управленческих структур по оси «центр - регион», законодательно примирить их друг с другом, чтобы обеспечить существование каждого, чтобы обезопасить слабейшего от по­глощения сильнейшим.

Назначение нового сибирского губернатора И.О. Селифонтова в 1801 г., учреждение генерал-губернаторства в Сибири в 1803 г., а так же направле­ние в регион нового правителя И.Б. Пестеля в 1806 г. проходило на основе принципов, предполагавших упорядочение управления и усиление мест­ной власти. Такой шаг в управлении Сибирью означал, что правительство шло по прежнему пути, делая ставку на усиление генерал-губернаторской власти и централизацию местного государственного аппарата.

Столкновение компетенции министерских департаментов с полномо­чиями местного управления настоятельно требовало законодательного разграничения предметов ведения компетенции местных и центральных учреждений как необходимого условия реализации государством управ­ленческих функций по отношению к Сибири, как на уровне центра, так и в самом крае.

В начале XIX вв., таким образом, система государственного управления развивается, подчиняясь разнонаправленным и во многом противоречивым тенденциям. В определении принципов региональной политики самодер­жавие оказывалось перед неизбежным выбором: ввести общегосударст­венную систему управления или предоставить Сибири некоторую админи­стративную автономию. Признание особого статуса Сибири в составе им­перии вело бы к законодательному закреплению отдельности края, форми­рованию отношений «Россия-Сибирь» (центр - регион). Не разрешая прин­ципиально вопрос - колония Сибирь или окраина, - верховная власть не могла выработать стратегии в управлении этой огромной территорией.

Проекты территориального и административного преобразования Си­бири начала XIX в. рассматривались в Министерстве внутренних дел. В ок­тябре 1818 г. министр внутренних дел О.П. Козодавлев представил в Комитет министров записку об управлении Сибирью. В ней предлагалось от­странить от управления регионом Пестеля, назначить нового генерал-гу­бернатора и снабдить его особой инструкцией. Инструкция должна быть составлена только после того, как будут выяснены причины неудач преж­них сибирских генерал-губернаторов. Козодавлев осудил безудержное стремление бесконтрольно усиливать местную власть, тогда как ее, наобо­рот, необходимо было поставить под действенный надзор центральных учреждений. Для этого он предлагал учредить Верховный совет, частично из чиновников, назначаемых правительством, и частично из сибирских жите­лей, избираемых от разных сословий. Председатель совета - генерал-гу­бернатор - должен был иметь преимущество только при равенстве голосов, но и мог приостановить реализацию решения совета с обязательным со­общением об этом заинтересованному министру. Такое устройство сибирского управления предполагало поставить генерал-губернатора под двой­ной контроль - как со стороны центральных органов управления (отраслевых министерств), так и со стороны представителей общества (сословий). Козодавлев также предлагал, опираясь на опыт остзейских магистратов, усилить в Сибири и городское самоуправление, что принесло бы несомнен­ную пользу торговле, промышленности и образованию. Проект Козодавлева и решение Комитета министров назначить ревизию управления Си­бири под руководством сенатора М.М. Сперанского знаменовали начало нового этапа во взглядах правительства на систему управления регионом. Верховная власть к исходу 1810-х гг. приходит к осознанию того, что недос­татки заключаются не в отдельных личностях, а в самой системе местного управления в Сибири, реформирование которой становится проблемой внутри и геополитического порядка.

Ревизией М.М. Сперанского было установлено, что реформа сибирского управления была осложнена необходимостью вести борьбу со злоупотреблениями, с личным началом, нечуждым и коренным областям российского государства. Деятельность специального органа по рассмотрению результатов проверки управления - Сибирского комитета - должна была разрешить вопрос постановки местного управления на четкие законодательные основы, ввести систему действенного контроля за законностью деятельно­сти местного чиновничества в условиях крайней отдаленности от прави­тельства и малонаселенности края. Приходилось согласовывать общие нормы управления империи с нуждами, потребностями и условиями огром­ного сибирского края.

Ревизия управления Сибири и положения реформы государственного управления в крае, разработанные к 1822 г. М.М. Сперанским, определили основные принципы административно-территориального устройства азиат­ского региона Российской империи, соответствующие потребностям вре­мени. Преобразования Сперанского означали признание верховной вла­стью необходимости установить в Сибири систему особого управления, что, в свою очередь, свидетельствовало о формировании взглядов на «ок­раинную», региональную политику. Это была первая попытка подойти к управлению огромным, богатым ресурсами краем комплексно, что указы­вало на появившееся стремление выработать правительственную концеп­цию отношения к Сибири, целостную программу ее административно-хозяйственного развития.

3. Учреждение для управления сибирских губерний 1822 г. и реформа управления Сибирью в 1820-1840-е гг.

В результате деятельности на посту сибирского генерал-губернатора М.М. Сперанским были подготовлены 10 проектов законодательных актов по важнейшим вопросам управления и правового регулирования жизнедея­тельности Сибирского края. Они предусматривали реформу территориаль­ного и административное устройство Сибири, стимулировали развитие эко­номики и торговли, упорядочивали характер несения повинностей населе­нием, определяли правовой статус различных категорий населения края (коренных народов, крестьян, казаков, ссыльных и пр.). Вместе эти 10 актов были объединены и получили общее название - «Учреждение для управ­ления Сибирских губерний» 1822 г.

Анализ основных положений «Учреждения для управления Сибирских губерний» позволяет выделить принципы предлагаемых реформ, в частно­сти: усиление надзора за действиями местных органов управления путем передачи надзорных функций одному из центральных органов исполни­тельной власти; обеспечение единообразия в деятельности различных ад­министративных органов с четким разграничением их компетенций; пере­дача некоторой доли автономии в решении дел каждому местному органу; учет местными органами специфики конкретных сибирских областей, в ко­торых они действуют; учет «пестрого» социального состава сибирского на­селения в деятельности управленческих структур различного уровня; соз­дание малозатратного и оперативно действующего управленческого аппа­рата, сочетающего деятельность государственной администрации с вклю­чением в реализацию ее компетенции местного самоуправления различных категорий населения края и, особенно, родового управления коренных си­бирских народов.

В соответствии с «Сибирским учреждением» 1822 г. регион разделялся на Западную и Восточную Сибирь. Западную Сибирь составляли губернии: Тобольская и Томская, а так же Омская область; Восточную Сибирь - гу­бернии: Иркутская и Енисейская, область Якутская, причем к Иркутской об­ласти принадлежали так же Приморские управления, в том числе: Охотское и Камчатское, и Троице-Савское пограничное управление. Губернии и об­ласти разделялись на округа, а те, в свою очередь, на волости и инородные управы. Управление Сибири в соответствии с этим делением имело четыре звена (степени): 1) Главное управление; 2) Губернское управление; 3) Ок­ружное управление; 4) Волостное и инородное управление. Главное управ­ление составляли генерал-губернатор и Совет. Учреждение Советов стало важной особенностью проводимой реформы.

Основная задача Сперанского заключалась в установлении законности в управлении. Решение ее реформатор видел в создании управленческой и законодательной системы, которая положила бы конец злоупотреблениям и произволу. При этом генерал-губернаторская власть должна была стать, прежде всего, органом надзора. На губернском уровне образовывалось «главное губернское управление» во главе с губернатором, при котором формировался Совет с компетенцией осуществления общего надзора за действиями нижестоящих, окружных, управленческих структур. Учреждение для управления Сибирских губерний» включало разделы, регламентирую­щие компетенцию генерал-губернатора по управлению различными катего­риями населения края, и предусматривало создание соответствующей сис­темы административных органов.

Развитие имперских тенденции в государственном строительстве на­чала XIX в. вело к созданию новых органов управления сибирским городом, одновременно совершенствовалось управление в пределах существующих звеньев административного аппарата. Города стали местом организации социального контроля за населением округи: в делопроизводстве присутст­венных мест концентрировалась всесторонняя информация о жизни села, в канцеляриях разбирались жалобы и просьбы крестьян, на площадях при­водились в исполнение приговоры губернских и уездных судов, осуществ­лялись наказания за нарушение феодального правопорядка. Задачи мест­ной администрации усложнялись тем, что в Сибири рассматриваемого пе­риода практически отсутствовали частное землевладение и дворянские имения как центры управления крестьянами. Власть над сибирской дерев­ней почти полностью сосредоточивалась в городах. Это обстоятельство учитывалось при оценке социальной ситуации в городе. Но, по-прежнему, все избранные на должности утверждались губернато­ром, что означало централизацию власти на региональном уровне. Сис­тема 1822 г. получалась более рациональной, т.к. в ней ликвидировались «лишние» звенья, которые, с точки зрения правительства, работали безре­зультатно в связи со слабой концентрацией населения сибирских городов и потому, что основное население сибирских городов составляли приучен­ные к русским порядкам переселенцы из центральных районов.

«Устав об управлении сибирских инородцев» 1822 г., законодательно определил правовое положение коренных сибирских народов. Несмотря на сочетание в реформе Сперанского консервативных и прогрессивных черт, в целом она была нацелена на постепенный переход сибирских аборигенов к оседлому образу жизни. Сперанский попытался дифференцированно по­дойти к оценке уровня хозяйственного развития различных сибирских на­родов, разделив их роды на три категории: «оседлых, кочевых и бродячих». В основу Устава были положены следующие принципы: 1) разделение ко­ренного населения на разряды в соответствии с родом занятий и образом жизни; 2) ограничение опеки над аборигенами со стороны русской админи­страции и полиции; 3) введение свободной торговли с аборигенами; 4) при­ведение количества налогов и податей в зависимость от экономических по­требностей каждого племени.

«Учреждение» создало целую систему административно-финансовых мер, установивших материально-хозяйственное положение и правовой ста­тус ссыльных, ввело строгий регламент, определивший порядок препрово­ждения ссыльных по этапам, а также их водворения в местах ссылки. Ус­тавы ввели меры контроля над ссыльными, регламентировали характер надзора. Нужно заключить, что правительство, начиная с Уставов, решает вопрос об управлении сибирской ссылкой как самостоятельной сферой жизни сибирского общества.

Несмотря на некоторую критику конкретных норм Учреждения сибир­ского управления 1822 г., его реализация стала основным содержанием правительственной политики в этом регионе. Основанием такого подхода явилось рассмотрение в законе проблем улучшения управления Сибирью в комплексе вопросов регулирования отношений несформировавшегося со­циально сибирского общества, включая административно-территориальное устройство, систему управления, развитие экономики в целом, сельского хозяйства и промышленности в частности, проблемы обеспечения безо­пасности сибирских границ империи.

Предложения Сперанского по проведению сибирской реформы основы­вались на общероссийских законах, учитывая при этом региональные осо­бенности Сибири, прежде всего, в отношении народонаселения: пестрое по социальному составу сельское население, несформированность городского сословия, наличие инородцев трех разрядов, отсутствие дворянства, большой приток ссыльных и поселенцев. Поэтому «Учреждение для управ­ления сибирских губерний» 1822 г. и стало по форме сводом положений и уставов для регулирования многих сторон общественных отношений раз­личных категорий населения.

Реализуемая концепция реформы фактически предусматривала многие из мер, которые в общероссийском масштабе будут осуществлены лишь через 50 лет, в эпоху преобразований Александра II. В их число входили: 1) усиление надзора за местной администрацией со стороны центральных ведомств; 2) трансформация личной власти местных начальников в адми­нистративные полномочия по закону; 3) координация отношений между различными частями местного управления и определенная доля автономии для каждого местного органа; 4) учет местных особенностей и обычаев.

Сибирское законодательство 1822 г., само Учреждение и многочислен­ные уставы и положения, были разработаны на основе учета и стремления М.М. Сперанским учесть геополитические, географические, этнические, экономические и другие особенности азиатской части России, оценить зна­чение региона в развитии страны, определить направления политики по от­ношению к краю. По сути, это был первый опыт создания комплексного ре­гионального законодательства в России на кодифицированном уровне его организации. Само его появление свидетельствует о понимании властью особой роли государства и его институтов в организации и регулировании жизни различных категорий подвластного населения. Правительство пони­мало и регулировало отличную от европейской России пространственную и геополитическую ситуацию на окраине империи - сибирском регионе.

И, хотя считается, что сибирский период деятельности М.М. Сперан­ского еще не получил должного освещения в исследованиях специалистов, нужно отметить, что интерес к административной реформе в Сибири был и остается большим. Критика реформы: двоякость положений «Сибирского Учреждения», отсутствие явных практических результатов ее реализации в виде улучшения дел в управлении краем, а также возвращение в дальней­шем к основам законодательства, заложенным М.М. Сперанским, только подчеркивают вывод, что реформатор затронул большой круг проблем в жизни сибирского управления. Не имеется на данный момент и однознач­ной оценки административных преобразований реформатора М.М. Сперан­ского в Сибири, что обусловлено продолжением изучения проблем регионального управления с учетом новейших подходов к проблеме, а также с систематизацией уже имеющихся оценок относительно этого вопроса. Это связано, на наш взгляд, не в последнюю очередь, с развитием методологии регионального управления, новых взглядов на историю регионов, соотно­шение государственного управления и самоуправления. Тем не менее, по­лагаем, что Сибирская реформа 1822 г. и ее реализация при всех сложно­стях и противоречиях в административной политике верховной власти яв­лялась существенным продвижением в развитии политико-правовых инсти­тутов в России. Она характеризует юридический срез региональной поли­тики власти как направленный на желание обеспечить государственное единство и управляемость Российской империи как на уровне всего этого сложного политико-территориального образования, так и на уровне ее обширнейшего восточного региона - Сибири.


Заключение

Становление системы государственного управления в Сибири проходило по пути использования общеимперских принципов и начал управленческо­го воздействия на процессы жизнедеятельности в Сибири, но на основе гибкого применения общегосударственных подходов и политико-правовых институтов, сочетая их с сибирскими геополитическими особенностями, с учетом сложившихся систем традиционного управления и обычного права местных народов с целью инкорпорирования окраинной территории в состав государства и обеспечения геополитической устойчивости державы.

Основными тенденциями в развитии государственного управления в Си­бири являются централизация и локализация власти в регионе при моде­лировании унифицированной модели властных отношений, характерной для империи, в ходе выстраивания которой складывались отношения «центр - регион», где центральной властью выступает правительство, а его местным уровнем и представителем на территории Сибири – Главное управление во главе с генерал-губернатором Сибири в целом, а после 1822 г. генерал-губернаторами Западной и Восточной Сибири.

Система органов государственного управления в Сибири строилась на основе опыта деятельности учреждений, доказавших жизнеспособность в центральной части страны, но с учетом особенностей региона, что обес­печивалось законодательным закреплением изъятий их общеимперских узаконений без нарушения общих принципов ориентированности на формирование централизованной системы управления от уровня имперского центра до уровня сибирского региона с включением в нее всех звеньев управления Сибирью.

В XVIII - первой половине XIX вв. верховная власть осознанно учитывала региональные особенности Сибири, придавая им статус системообразую­щих факторов при разработке законодательства в области государствен­ного управления регионом, хотя четко выраженной концепции и политики регионального управления выработано не было.

Государственное управление в Сибири и местное сибирское самоуправ­ление выстраивалось с учетом необходимости управленческого воздей­ствия и правового регулирования общественных отношений среди раз­личных категорий сибирского населения, сформировавшихся в ходе вольной крестьянской колонизации в условиях преобладания уже в на­чале XVIII в. и постоянного роста русского податного населения.

Важное значение в управлении Сибирью имела локализация управления посредством самоуправления различных социальных категорий населе­ния внутри сибирского общества, что позволяло в условиях компактного проживания отдельных групп населения обеспечить на них управленче­ское воздействие государства через назначение или утверждение руково­дителей самоуправляющихся сообществ. В организации системы сибирского государственного управления учиты­вались пространственно-географические особенности региона, связанные с наличием территорий с неразвитой системой коммуникаций и ставящие проблему комплексной локализации управленческих функций на различных уровнях внутрисибирских структур государственного управления, что обеспечивало управление отдаленными территориями, но снижало уро­вень и возможности генерал-губернаторского контроля и надзора центральных органов государственного управления за деятельностью чинов­ников сибирской администрации.

Список литературы:

1. Акишин М.О. Российский абсолютизм и управление Сибири XVIII века: структура и состав государственного аппарата. М.-Новосибирск, 2003.

2. Дамешек И.Л. Сибирь в системе имперского регионализма {компаративное исследование окраинной политики России в первой половине XIX в.). Иркутск, 2002;

3. Дамешек Л.М., Кузнецов А.С. Сибирская реформа 1822 г. // Очерки истории Сибири. Вып. 3. Иркутск, 1973

4. Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968.

5. Колесников А.Д. Русское население Западной Сибири в XVIII - начале XIX вв. Омск, 1973

6. Мирзоев В.Г. Историография Сибири. М., 1970;

7. Рабцевич В.В. Сибирский город в дореформенной системе управления. Новосибирск, 1984;

8. Миненко Н.А. Русская кре­стьянская община в Западной Сибири. XVIII - первая половина XIX века. Новосибирск, 1991;

9. Писарькова Л.Ф. От Петра I до Николая I: политика правительства в области формирования бюрократии // Отечественная история. 1996 № 4.

10. Резун Д.Я. Очерки истории изучения сибирского города. XVIII век. Новосибирск, 1991;

11. Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь. Административная поли­тика в первой половине XIX века. Омск, 1995;