Ни классик, ни авангардист и даже не что-то между ними, Жан-Кристоф Майо отказывается придерживаться одного стиля и творит танец как диалог, где традиционные пуанты и авангард больше не исключают друг друга.

Как и очень многие другие хореографы, свою карьеру он начинал танцовщиком. Как и для многих других выдающихся танцовщиков, признание для него началось с получения приза на международном юношеском конкурсе в Лозанне. Гораздо меньше счастливцев получили, как он, приглашение исполнять сольные партии в труппе легендарного Джона Ноймаера. И совсем уж немногие, сломленные на взлете несчастным случаем, сумели подняться и создать свой неповторимый творческий стиль.

Вернувшись из Гамбурга в родной Тур, он становится хореографом и руководителем Большого театра балета Тура, впоследствии получившего престижный во Франции статус Национального центра хореографии. Он учреждает фестиваль «Le Chorégraphique» и много ставит – в том числе для Балета Монте-Карло. Его работы имеют громкий успех, и вот уже принцесса Ганноверская приглашает его руководить Балетом Монте-Карло и снабжает впечатляющим бюджетом.

С этого момента Майо делает все, чтобы превратить Монако в хореографическую Мекку. Пусть он и начинал с двадцати человек в зрительном зале, напугав завсегдатаев авангардными для тех лет Уильямом Форсайтом и Начо Дуато. Зато труппа быстро пошла вверх и вот уже два десятилетия имеет заслуженную репутацию высокопрофессионального, творчески зрелого коллектива. Майо тщательно собирает и пестует яркие индивидуальности, стремится дать им возможность максимально раскрыться и проявить свой талант. Он выстроил удивительный репертуар из 70 названий, ставя сам и приглашая по своему вкусу хореографов самых разных стилей и направлений. Он основал танцевальную школу, где коллекционирует одаренных студентов буквально со всего мира. Он создал «Monaco Dance Forum» – авторитетный танцевальный фестиваль международного уровня, продюсирующий новые хореографические постановки.

Хореограф Жан-Кристоф Майо сочетает танец с драматическим театром, заставляет его балансировать на канате под куполом цирка, переплавляться в визуальное искусство, подпитываться музыкой и исследовать разные формы литературы… Его творчество – это искусство в самом широком смысле слова. За 30 лет Майо создал более 60 работ, от крупных повествовательных балетов до небольших постановок – все они, причудливо переплетаясь и отсылая друг к другу ассоциациями и намеками, составляют вместе большой кусок истории балета нашего времени.

Жан-Кристоф Майо - желанный гость в любой балетной труппе мира, но обычно он только переносит свои оригинальные постановки, опробованные Балетом Монте-Карло, на другие сцены. Среди таких театров – Большой балет Канады (Монреаль), Королевский шведский балет (Стокгольм), Балет Эссена и Штутгартский балет (Германия), Тихоокеанский северо-западный балет (США, Сиэтл), Национальный балет Кореи (Сеул), Королевский датский балет (Копенгаген), балет Большого театра Женевы (Швейцария), Американский театр балета (США, Нью-Йорк), балет Бежара в Лозанне (Франция).

Уникальный случай в карьере Майо - постановка «Укрощение строптивой» , созданная специально для труппы Большого театра России.

Жан-Кристоф Майо родился в 1960 в Туре (Франция). Учился танцу и фортепиано в Национальной консерватории области Тур под руководством Алена Давена, а затем перешел к Розелле Хайтауэр в Международную школу танца в Каннах.

В 1977 он был награжден Призом юношеского конкурса в Лозанне. Затем Джон Ноймайер принял его в труппу Гамбургского балета, где он как солист провел пять лет, исполняя главные партии. Несчастный случай прервал его танцевальную карьеру.

В 1983 Жан-Кристоф Майо возвращается в родной город Тур, где становится хореографом и руководителем Большого театра балета Тура, впоследствии Национального центра хореографии. Более двадцати балетов поставил он для этой труппы.

В 1985 Жан-Кристоф Майо учреждает хореографический фестиваль.

Монако приглашает его создать «Прощание» для Балета Монте-Карло и в 1987 - заслуживший исключительный успех - «Чудесный мандарин». В том же году он ставит «Дитя и волшебство».

В сезоне 1992-1993 Жан-Кристоф Майо становится художественным советником Балета Монте-Карло, а в 1993-м Ее Королевское Высочество Принцесса Ганноверская назначает его художественным руководителем. Труппа из 50 артистов под его руководством быстро развивалась и достигла сегодня превосходного уровня. Он поставил для Балета Монте-Карло - «Чёрные чудища» (1993), «Родимый дом», Dove la luna (1994), Ubuhuha (1995), «К земле обетованной» (1995), «Ромео и Джульетту» (1996), Recto Verso (1997), «Остров» (1998), «Золушку» и «Щелкунчик в цирке» (1999), Опус 40, Entrelacs (2000), «Око за око» и «Спящую» (2001), «Танец мужчин» (2002), «К другому берегу» (2003), «Свадебка» (2003), «Миниатюры» (2004), «Мечта» (2005), Altro Canto (2006), «Фауст» (2007).

Жан-Кристоф Майо расширяет репертуар труппы, ежегодно приглашая в Монако заметных хореографов; давая возможность молодым именам проявить себя на этой сцене.

В последние годы он был приглашен на постановки в Большой балет Канады, Шведский королевский балет, Балет Эссена, Тихоокеанский северо-западный балет, Штутгартский балет. В марте 2007 хореограф получил предложение от Штаатстеатра Висбадена поставить оперу «Фауст», а от оперного театра Монте-Карло - «Норму». Постановка Майо «Спящая» была удостоена в 2001-м Приза Нижинского за лучшую хореографию и приза итальянской критики Danza & Danza.

Лучшие дня

Хореограф награжден Орденом за заслуги в культуре. Жан-Кристоф Майо также Кавалер Ордена Гримальди, Кавалер французского Ордена искусств и литературы, Ордена Почетного легиона Франции.

Сегодня Майо один из самых известных за границей французских хореографов. Его имя знают в Лондоне и Париже, в Нью-Йорке, Мадриде, Лиссабоне, Сеуле, Гонконге, Каире, Сан Пауло, Рио-де-Жанейро, Брюсселе, Токио, Мехико, Пекине, Шанхае.

В Княжестве Монако год русской культуры завершился серией новогодних "Щелкунчиков" на сцене Форума Гримальди: в балете художественного руководителя и хореографа Балета Монте-Карло Жан-Кристофа Майо ведущие партии исполнили солисты Большого театра Ольга Смирнова и Артем Овчаренко. Из Монте-Карло — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.

Возобновление балет

Во время постановки в Москве "Укрощения строптивой" на музыку Шостаковича (успешный балет вместе с исполнителями главных ролей отхватил несколько "Золотых масок" и через пару недель будет показан в режиме online в кинотеатрах по всему миру) хореограф Жан-Кристоф Майо пленился московскими артистами и вот уже второй раз приглашает своих любимцев в Монте-Карло. На сей раз Ольга Смирнова и Артем Овчаренко танцевали во втором акте балета "Щелкунчик-труппа", который — впервые в истории компании — попал на киноэкран: предновогоднее представление транслировали по всей Европе. Это удача не только для Балета Монте-Карло, но и для зрителей. "Щелкунчик-труппа" — единственный балет, который эта востребованная компания не вывозит на гастроли: художник Ален Лагард придумал неподъемную сценографию, в первом акте имитирующую театральное закулисье в натуральную величину (балетный класс, гримерки, костюмерные), а во втором — переносящую героев из заснеженного леса в декорации разных балетов.

Сценография точно следует сюжету: "Щелкунчик-труппа", сочиненный Жан-Кристофом Майо в самом конце 2013 года к 20-летию собственного пребывания на посту арт-директора труппы,— это веселая и остроумная сказка о новейшей истории Балета Монте-Карло (см. "Ъ" от 11 января 2014 года). Первый акт повествует о маленькой революции, совершенной Феей Дроссельмейером, которая подарила своим балетным питомцам Щелкунчика — оторву-хореографа. Под сказочным персонажем скрывается реальная принцесса Каролина, доверившая воспитанную в классических традициях труппу молодому Майо, чье азартное изобретательство встретило изрядное сопротивление у наиболее академичных солистов. Второй акт представляет собой дайджест из лучших балетов Майо: "Золушки", "La Belle" ("Спящей красавицы"), "Le Songe" ("Сна в летнюю ночь"), "Ромео и Джульетты". Здесь доминируют темы сна и разделенной любви: очкастая девочка Клара, неловкая дочь балетмейстеров из первого акта (под балетной четой хореографов-академиков подразумевается знаменитый тандем Пьер Лакотт--Гилен Тесмар), видит себя героиней всех историй и одновременно звездой труппы.

Так было два года назад, однако при возобновлении концепция — и сам спектакль — претерпели заметные изменения. Приглашение звезд Большого существенно урезало партию Анхары Баллестерос: ее Клара так и остается очкастым заморышем, не продвинувшимся дальше роли третируемой Золушки — в звездных ипостасях выступают Ольга Смирнова и ее кавалер Артем Овчаренко. Премьер Большого театра остался верен себе: безукоризненно предупредителен, нежен и академичен, ничего резкого, ничего вульгарного — воплощение балетной интеллигентности; даже в отвязно-цирковом финале, где классические па перерождаются в трюки, его превосходные по форме jete en tournant выглядят деликатными и благонравными. Зато Ольга Смирнова, петербурженка по балетному происхождению, славящаяся особой строгостью и чистотой целомудренного танца, в хореографии Майо оказалась непохожей на себя. Нет, сочное актерство с активной, почти гаерской мимикой, потребное и уместное в этом спектакле, ей по-прежнему чуждо: на прозрачном лице балерины живут только глаза. Однако ее тело совершенно избавилось от академической геометрии: робость и нега, брезгливость и боль, страх и надежда, томление и желание — все тонкости чувств трех ее персонажей можно прочесть в изгибах корпуса, в свободном ходе рук, во внезапных сменах поз, в по-западному синкопированной манере движения. Для московских солистов Жан-Кристоф Майо переработал хореографию, предоставив им полновесное романтическое адажио: в нем образцовый российский премьер поддерживал универсальную приму международного класса.

Введя в спектакль иностранных звезд, хореограф не забыл и о местных нуждах — о пополнении собственной труппы. Изрядный фрагмент первого акта — тот, в котором артисты на музыку "Серенады" Чайковского разучивают добродушную пародию на Баланчина,— Майо переработал, отдав детям из школы Балета Монте-Карло. Юнцы благополучно справились с довольно сложным текстом и координацией, даром что девочки по подростковому обыкновению были чуть не на голову выше мальчиков-сверстников.

Но две потери, понесенные труппой со времени премьеры двухгодичной давности, оказались невосполнимыми. Ушла на пенсию Бернис Коппьетерс, прима и муза хореографа Майо, балерина с неподражаемой пластикой и покоряющей харизмой. Марианна Барабас, заменившая ее в роли Феи Дроссельмейера, высокая белокурая женщина с сильными красивыми ногами и резковатыми руками, посильно имитирует жесты предшественницы, но нет в ней ни обольстительно-властной аристократичности, ни телесного всемогущества, ни надмирного совершенства, ни человеческого юмора прототипа. Вторая утрата — собственно Щелкунчик. Первый исполнитель партии — извергающий бешеную энергию крошечный Йерун Вербрюгген — подался в хореографы и уволился из труппы. Роль получил премьер Стефан Бургон, сангвинический танцовщик, который в любой роли — от Фауста до Зигфрида — демонстрирует лишь бесхитростное довольство собой. В результате главный герой спектакля из вдохновенного неврастеника, у которого приступы самоуверенного воодушевления сменяются коликами неверия в себя, превратился в веселого и беззаботного клоуна, теребящего окружающих без всякого ущерба для душевного здоровья.

Но эти огорчительные перемены заметны лишь тем, кто влюбился в "Щелкунчик-труппу" на спектаклях двухгодичной давности. Теперешнее возобновление, разнесенное трансляцией на всю Европу, зрителей явно не разочаровало: спектакль по-прежнему ярок, остроумен и трогателен. Просто в нем сместились акценты: вместо принцессы и хореографа на первый план вышла труппа. Впрочем, в полном соответствии с названием балета.

Все, что происходит в Театре балета Монте-Карло, кажется нам важным и близким – ведь им руководит Жан-Кристоф Майо, хореограф, которого мы полюбили с первого взгляда, увидев еще в 2012 году его балет «Дафнис и Хлоя». Потом он поставил «Укрощение строптивой» в Большом театре, а в этом сезоне показал нам «Золушку» (в Петербурге) и «Красавицу» (в Москве). Жан-Кристоф – интереснейшая личность и обаятельный человек. В интервью Ольге Русановой он рассказал о своем интересе к бессюжетным балетам, Мариусе Петипа и о том, что такое быть хореографом в маленьком Монако.

Абстракция – жизнь?

Публика хорошо знает мои сюжетные балеты, и это, действительно, важная часть моего творчества. Но я также получаю огромное удовольствие от создания движений в чистом виде, которые связаны с музыкой. Да, это искусство вроде бы абстрактное, но я не верю, что существует что-либо совершенно абстрактное, так как все, что делает человек, несет какую-то эмоцию, чувство. К тому же я люблю исследовать вот эту очень специфическую связь между движением и музыкой. И когда мне не надо придерживаться сюжета, я могу быть более смелым, даже идти на риск в исследовании хореографии. Это своеобразная лаборатория, которая увлекает меня. И это тоже важная часть моей работы, может быть, меньше известная, но в ней, если хотите, и заключена сущность балета, движения как такового.

Мой последний балет «Абстракция/жизнь» создан на музыку совершенно новую – виолончельный концерт французского композитора Брюно Мантовани под названием «Абстракция». Это очень большая партитура – почти 50 минут, и меня вдохновляет идея совместной работы с композитором.

Конечно, мне нравилось работать и с музыкой Шостаковича – я имею в виду балет «Укрощение строптивой», когда из его произведений я как бы создавал новую партитуру для балета, в реальности не существовавшего. Но все-таки когда композитор сочиняет специально для меня – это совсем другое дело. Тем более что нынешний балетныйвечер складывается из двух частей – в первой части идет балет Джорджа Баланчина на музыку Скрипичного концерта Стравинского. Напомню фразу Баланчина: «Я стараюсь слушать танец и видеть музыку». Вот и я вслед за Баланчиным хочу сделать музыку как будто видимой. Часто современная музыка сложна для восприятия сама по себе. А танец, движение дают возможность как бы «оживить» ее, сделать более естественной для восприятия. В этот момент ведь действительно происходит какое-то чудо… Вообще я как хореограф всегда сочиняю танец вместе с музыкой, не мыслю без нее ни одного шага, ни одного движения, потому что, на мой взгляд, музыка – это искусство высшего порядка, всегда обращенное к эмоциям, даже если она сложная, непонятная. И именно танец, движение тела может донести эту эмоцию, как бы рассказать ее, и это, согласитесь, трогает.

И еще. Художник должен быть свидетелем времени, в котором он живет, давать информацию о реальном мире. Я говорил об этом с автором Концерта Брюно Мантовани. Музыка его ведь порой слишком сложная, жесткая, как вы слышали. Он сказал: «В XX веке и тем более сегодня – жестокость повсюду. Мир растет, людей становится все больше. Много страхов, вопросов, растерянности… Я не могу писать музыку нежную, мягкую, я должен отражать реальность».

Петипа, Дягилев и Инстаграм

Петипа – это нечто исключительное, особенное, уникальное. Тогда не было других хореографов, подобных ему. Я думаю, он – один из первых, у кого была концепция танца как самодостаточного языка, к которому ничего не нужно придумывать, добавлять. Собственно балета в его случае вполне достаточно, чтобы построить спектакль.

Почему мы по сей день говорим о Петипа? – Потому что он в основе всего, что является балетом. Никто сегодня не был бы там, где он находится, если бы не то, что сделал Петипа. Он – начальный пункт, старт знаний о балете, которые у нас сегодня есть. И раз он перешагнул через годы, века, поколения, значит, что он был чем-то очень важным, и это очевидно.

И сегодня мы по-прежнему, создавая большой сюжетный балет, думаем о «Лебедином озере», потому что это фундамент классического балета, на который опирается каждый хореограф. Это была первая такая база, на которой можно строить дальше новую концепцию, новый стиль мышления, новые идеи. В то время не было видео, кино, у нас была только эта весьма специфическая способность танца перенести через время, через поколения это знание.

Ну и еще явление Петипа интересно как пример взаимопроникновения культур. Его балеты показывают в течение многих лет, что танец – отличная основа для коммуникации в международном масштабе, потому что это наш общий язык. Когда я пришел в Большой театр и работал с солистами труппы, я не мог не думать о Петипа, о том, как этот французский парень приехал из Марселя в Россию и, встретившись с русской культурой, русскими танцовщиками, постарался соединить обе культуры.

Это очень важно помнить, особенно сегодня, потому что различия культур мало-помалу исчезают. Мы все больше переплавляемся друг в друга, смешиваемся. Казалось бы, еще совсем недавно, если мы по 5–6 лет не виделись с коллегами, то и не знали, что они делают, а теперь – благодаря соцсетям, Инстаграму – информация идет непрерывно. Кажется, что все одновременно происходит повсеместно. Это и хорошо, и плохо.

Я вот думаю: что было бы с Григоровичем, если бы существовал тогда Facebook и все такое, если бы он знал, что в это же время делает Триша Браун в Нью-Йорке? Было бы все в его балетах так же? Вряд ли, и мы, наверное, могли бы только сожалеть об этом.

Манера русских танцовщиков изначально была совсем другой, чем у французских и американских, но время идет, и ты понимаешь, что то, что 20 лет назад было разным, теперь все больше стирается, растворяется, сближается. И это я вижу в своей компании, где танцуют представители разных национальностей.

Универсальность мышления, стиля, эстетики – да, в чем-то это здорово, но постепенно мы потеряем идентичность. Мы, сами того не желая, все больше копируем друг друга. И может быть, именно Петипа был один из первых, кто спровоцировал этот процесс. Именно он, покинув Францию, привнес ее культуру в другую страну, в Россию. И, возможно, именно поэтому она стала столь экстраординарной…

Вообще, я считаю, задача каждого артиста – обращаться к тому, что было сделано до тебя, знать наследие, относиться к нему с уважением, любопытством. Знание истории очень важно, но в то же время в какой-то момент ты должен «забыть» об этом знании, чтобы двигаться дальше. Меня часто спрашивают о труппе «Русские сезоны» Сергея Дягилева, которая работала в Монте-Карло – там, где работает наш театр. Конечно, это был интереснейший феномен, когда компания собирала воедино композиторов, художников, хореографов, давала по два-три балета за вечер. Сегодня так делают многие, а тогда они были первые. Для меня «Русские сезоны» Дягилева не менее важны, чем Петипа.

Бежаровский танцор

Я вырос в театральной семье. Мой папа был сценографом в театре оперы и балета. Дома, в Туре собирались певцы, танцоры, режиссеры, можно сказать, я родился и вырос в театре. Я «зависал» там часами. Вот почему я не люблю оперу – с ранних лет видел ее слишком много. При этом я бы не сказал, что я рос в мире танца, скорее – в художественном окружении. По-настоящему я долго не мог считать себя специалистом в области танца – вплоть до 32 лет.

Я был танцовщиком – учился в консерватории в Туре, затем в Каннах. Многого не знал о танце, всегда больше задавался вопросами жизни, чем вопросами истории хореографии. Помню, как ребенком был впечатлен Морисом Бежаром, особенно его спектаклем «Нижинский, клоун божий». И когда во дворе (а я вырос не в самом респектабельном районе моего родного города Тура) мальчишки спрашивали: «Ты какой танцор? Классический или бежаровский?», я отвечал: «Бежаровский». Иначе бы, наверное, меня бы не поняли, а может, и побили бы. Мы росли скорее на культуре популярного, нежели классического танца.

Потом я стал узнавать нечто важное о балете, в основном – через танцовщиков: я говорю о Барышникове в «Жизели», о Макаровой в «Лебедином озере». Я открыл для себя Баланчина – и мы поставили девятнадцать его балетов в нашей компании.

Главное – танцовщики

Юрия Григоровича я по-настоящему открыл для себя в 2012 году, увидев его балет «Иван Грозный». Я был сражен, пленен. Более всего впечатлила даже не хореография – сама по себе очень интересная, а танцовщики, их вовлеченность, вера в то, что они делают. Это тронуло меня. И я снова осознал, что танцовщики – это главное в балете. Да, конечно, они нуждаются в хореографе, но хореограф без танцовщиков – никто. Нельзя забывать об этом. Если хотите, это моя навязчивая идея. Моя работа заключается в том, чтобы быть в студии с людьми – людьми особенными: хрупкими, ранимыми и очень честными, даже когда они обманывают. Мне всегда интересны артисты, с которыми я делю музыку, язык танца, через который они могут выразить то, что мы чувствуем вместе. И мы всегда надеемся, что вот этот шквал эмоций передастся со сцены в зал и соединит нас всех воедино.

Счастлив в изоляции

Я не чувствую себя слишком связанным с балетным миром: здесь, в Монако, я в каком-то смысле «в изоляции». Но мне нравится это место, потому что оно похоже на меня. Эта страна особая – очень маленькая, два квадратных километра всего, но все про нее знают. Монако – весьма соблазнительное место: здесь нет забастовок, социальных и экономических проблем, нет конфликтов, нет бедных, безработных. Принцесса Монако Каролина создала мне замечательную возможность работать здесь в течение 25 лет. Я не являюсь частью мощных институтов, как Королевский балет, Большой театр, Парижская опера, частью интернациональных компаний. Я одинок, зато я могу привезти сюда весь мир.

И находясь здесь «в изоляции», я счастлив. И если завтра балетный мир объявит мне бойкот – ничего страшного, я буду работать здесь. Ни принц, ни принцесса никогда не говорят мне: «Ты должен делать то-то и то-то». У меня есть чудесная возможность быть честным, независимым, свободным. Я могу делать что хочу: ставить спектакли, проводить фестивали.

В Монако нет другого театра. И я стремлюсь дать здешней публике как можно больше, не ограничивать ее репертуаром «Театра балета Монте-Карло». Если бы они все эти годы видели только наши балеты, это бы означало, что я обманываю публику относительно того, что происходит в балетном мире. Моя задача – привезти сюда классические, современные компании, других хореографов. Я хочу, чтобы люди, которые здесь живут, имели те же возможности, что парижане, москвичи. Так что я должен делать все сразу: заниматься постановкой балетов, а также гастролями, фестивалями, еще и Академией балета. Но моя задача была найти профессионального директора, не делать за него работу, а поддерживать его.

Вообще чем больше талантливых людей вокруг тебя – тем интереснее и легче тебе выполнять свою работу. Мне нравятся умные люди рядом – они делают тебя умнее.

Я ненавижу идею, что директор должен быть монстром, проявлять силу, заставлять людей бояться себя. Это несложно – проявить власть над людьми, которые каждый день являются перед тобой практически обнаженными. Но это очень ранимые, неуверенные люди. И ты не можешь злоупотреблять своей властью. А я люблю танцовщиков, симпатизирую даже слабым, потому что у них особая работа. Ты просишь артиста проявить зрелость в двадцать лет, но к обычным людям она приходит только в сорок, и получается, что когда к танцовщику приходит настоящая зрелость, «уходит» тело.

Наша компания – я не скажу «семья», потому что артисты мне не дети – это компания единомышленников. Никогда у меня не было отношений с труппой, в которых жили бы страх, злость, конфликт. Это не мое.

Быть хореографом – значит, соединять людей с разной школой, разным менталитетом, чтобы они создали спектакль, и при этом в процессе создания ты никогда не знаешь точно, кто именно окажется в результате самым важным звеном. Это всегда коллективная работа.

Уважаемые друзья!
.
С уважением, администрация сайт

Режиссер

Jean-Christophe Maillot

Биография:

Жан-Кристоф Майо - выдающийся хореограф и танцовщик, обладатель высоких титулов и наград: Кавалер Ордена Искусств (Франция, 1992), Кавалер Ордена за заслуги в области искусства (Монако, 1999), Кавалер Ордена Почетного Легиона, врученный Президентом Франции Жаком Шираком в 2002 году.

Был ведущим танцовщиком Гамбургского Балета под руководством Джона Ноймайера. В 1983 году Жан-Кристоф Майо был назначен хореографом и режиссером Театра в Туре, впоследствии ставшего одним из Национальных Хореографических Центров Франции. В 1993 году Ее Королевское Высочество Принцесса Ганноверская пригласила Жана-Кристофа Майо на должность директора "Балета Монте-Карло". В качестве главного хореографа труппы он создал балеты, ставшие сенсацией: "Ромео и Джульетта", "Золушка", "Красавица", "Home", "Recto Verso". Ж.К.Майо возобновил ряд шедевров «Русских балетов» в хореографии М.Фокина, Л.Мясина, В.Нижинского, но главное - значительно расширил и укрепил важное для труппы наследие Дж. Баланчина, которого считает величайшим русским балетмейстером ХХ века (сегодня в репертуаре «Балетов Монте-Карло» уже десять его шедевров).
Молодой руководитель открыл труппе широкую свободу творчества, создал более 40 премьерных постановок, из них 23 - в его собственной хореографии. Кроме того, Жан-Кристоф Майо приглашал самых известных хореографов современности для работы в своей труппе. Для "Балета Монте-Карло" ставили спектакли самые выдающиеся хореографы ХХ века: Морис Бежар, Джон Ноймайер, Иржи Килиан, Уильям Форсайт. "Балет Монте-Карло" гастролирует на сценах самых известных театров США, Европы и Азии.

Балеты, поставленные Жаном-Кристофом Майо, стали культовыми и с триумфом были представлены на сценах самых известных театров мира в Лондоне, Риме, Мадриде, Париже, Брюсселе, Лиссабоне, Каире, Нью-Йорке, Мехико, Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Гонконге, Сеуле, Токио.