- Как становятся сотрудниками мастерской, создающей иконостасы?
Анатолий Владимирович Влезько, директор: В Палехе практически все жители занимаются художественной работой или ее обслуживанием: если сами не пишут, то выполняют заготовки для икон, лаковой миниатюры. К нам приходят в основном те, кто сочувствует вере. Хотя регулярно в храм ходят далеко не все. Воцерковляются постепенно. Многие начинают работать просто ради заработка, не слишком задумываясь о духовном, - и это неплохо, человек должен трудиться. Кто-то отсеивается. Постепенно приходит понимание церковного искусства, интерес к вере.
Наталья Владимировна Влезько, руководитель цеха иконописи: Случайные люди у нас не задерживаются. Пограничный срок - три месяца: за это время и человек решает, сможет ли он работать у нас, и мы смотрим, подходит ли он.
Мария Широкова, иконописец: У моей бабушки было много икон, в том числе и больших, иконостасных. Она спасла эти образа из храмов, которые разрушали. Бабушка была верующим человеком, несмотря ни на какие запреты. Вспоминаю большую храмовую икону святого Алексия на золотом чеканном фоне... Не знаю, куда она потом делась. Когда мне было десять лет, а бабушке девяносто пять, она передала часть икон мне, благословила меня. Я училась в Палехском художественном училище. Узнав о мастерской, решила: это - мое. Пришла к Наталье Владимировне, руководителю иконописцев, и сказала: «Хочу писать иконы!» - и, с годами, постепенно училась. Работаю в «Палехском иконостасе» уже десять лет
Н.В.: Когда к нам приходит художник, даже очень талантливый, он сначала встает на первую ступень иконописи - пишет доличное: пейзаж, фигуры, узоры. Такова традиция иконописи, существовавшая издревле. Кто-то начинает писать лики уже через два года, а кто-то так и остается доличником. И это не значит, что один мастер хуже или лучше другого. Просто для каждого находится своя ниша и роль в коллективе.- Какими качествами надо обладать, чтобы писать иконы?
Н.В.: Если есть желание писать иконы, жажда знаний, усидчивость - человек все преодолеет. А ведь бывает, что и враг искушает, отводит от богоугодного дела. Но это надо победить. Очень важное качество - смирение. Если человек не возмущается: «Я хочу это, а вы мне поручаете другое» - то со временем он растет. Я вижу, как человек меняется. И иконописание и коллективный труд человека меняют, и, конечно, воцерковление.
- Мария, вы давно перешли этап «доличника»?
М.: Да. Первое время, когда мне доверили писать лики, было очень страшно, я остро чувствовала, как это ответственно. Пишешь и думаешь, что люди будут молиться на то, что ты создаешь... В образе должно быть что-то, чего сам человек привнести не может... Поэтому обязательно надо молиться во время работы, иначе икона не получится. Когда я писала икону Пантократора для храма в Минске, то старалась отойти от других, включала духовные песнопения и только так работала.
- Мастерскую окормляют священнослужители?
А.В.: Да. Уже несколько лет мы регулярно приглашаем священников, которые проводят беседы с сотрудниками - рассказывают о церковном искусстве, его символике, а главное, о его сути - собственно православной вере. Ведь церковное искусство - это то, с помощью чего люди выражали свое отношение к Богу. Года четыре к нам приезжает отец Алексий Лихачев из Старой Южи. Ему удалось заинтересовать сотрудников: вслед за художниками, для которых это обязательно, на беседы потянулись архитекторы, резчики… Во время бесед можно задать священнику вопросы не только на заданную тему, но и просто о жизни - о том, что волнует людей.
- В каком стиле работают художники мастерской?
Н.В.: Мастерам Палеха исторически была свойственна универсальность: один и тот же человек мог писать и в древнем каноническом стиле, и в стиле «фрязь», приближенном к европейскому искусству. Так и сегодня: создаем образа и в стиле русского искусства XVI столетия, и в академическом… Хотя, конечно, у каждого мастера есть свое, излюбленное…
М.: Мне ближе всего русская иконопись XVI столетия. Хотя, когда я только начинала работать, не меньше нравился и палехский стиль, и фрязь - казалось, что там больше возможностей, чтобы проявить себя. А сегодня мне интересна древняя икона. В ней есть своя мудрость и красота. Пусть она не имеет таких сложных украшений, разделки, но главное в ней - внутреннее состояние.
- Как, работая в древнем стиле, сделать, чтобы икона не была просто копированием старинных образов?
М.: Господь все даст. Можно скопировать линию, а внутреннее состояние дает Бог...
Н.В.: Копирования и не получится - чтобы сделать копию, надо постоянно смотреть на образец. Во время работы внутреннее чувство подсказывает, что и как сделать, - и так рождается новая икона, созданная в каноне.- Иконостас - по сути, лишь рама для иконы. Но эта рама должна быть красивой, достойной образа. Расскажите о создающих ее мастерах.А.В.: Собственно, первым сотрудником нашей мастерской стал столяр - Евгений Васильевич Молчанов: иконы мы писали сами вместе с нашим другом, художником Андреем Дмитриевым. Евгений Васильевич до сих пор работает у нас - уже восемнадцать лет. В 1996 году, когда нам заказали первый иконостас, мы обратились к нему, поскольку знали его как лучшего столяра Палеха.
Е.В.: Я работаю столяром, токарем. Приходилось делать и сами иконостасы, и иконные доски, выполнять резьбу, учить работе новых сотрудников... Работать интересно, а особенно много творчества было в начале: придумывал новые приспособления, шаблоны, чтобы сделать все детали одинаково и красиво. Меня спрашивали: «Можно так вырезать? А так?» Я отвечал: «Рисуйте - сделаем!»- Молодые сотрудники с таким же интересом относятся к работе, как и Вы?Е.В.: Те, кого работа увлекает, - остаются, а кто пришел только за деньгами - уходят: им неинтересно. Тут ведь не только материальное, но и духовное. Вот вы придете в храм, увидите иконостас, будете молиться... Мой внук помогает мне по токарному делу, работает в «Палехском иконостасе». Второй внук - резчик.
А.В.: К нам приходят интересующиеся ребята. Многих обучаем на месте. Тут основное - вопрос терпения. Конечно, каждый хочет сразу начать хорошо зарабатывать, а это вначале бывает сложно, когда нет ни качества, ни объема. Мы помогаем молодым сотрудникам - платим им некий базовый оклад до того, как они смогут начать зарабатывать сдельно.- Где сегодня готовят будущих мастеров по дереву?А.В.: Многие - самоучки. У большинства резчиков, столяров нет специального художественного образования. Причем если раньше действовали кружки народного творчества, ремесла, то теперь многие из них закрылись. Я предлагал проводить в нашей мастерской практику ПТУ, хотел организовать кружки при палехской средней школе, уроки труда. Наконец, водить на предприятие экскурсии школьников. Но пока это не вызвало энтузиазма у руководства учебных заведений. А ведь, например, из того же кружка народного творчества, который раньше был в Палехе, к нам пришли многие сотрудники. Например, Александр Сапунов, наш самый опытный резчик и модельщик. Его задача - делать с эскиза, который приходит от художника, образец для других резчиков. Александр руководит другими резчиками (их двенадцать человек), режет и сам.- Александр, Вы классный специалист, не хотелось уехать в большой город?А.С.: Работать в Палехе интересно. Это мое, и все. Работаю здесь уже двенадцать лет. Мы постоянно изучаем материалы - Анатолий Владимирович привозит нам книги, фотографии. В большие города не стремлюсь. Там - суета. Пожил какое-то время и в Москве, пробовал работать - не нравится. Здесь спокойнее, уютнее.- Вы выполняете резьбу по эскизам художника. Добавляете ли что-то от себя?А.С.: Иногда «боремся» с художниками: каждый видит работу по-своему, мы предлагаем свое видение, а художественный совет мастерской принимает решение - кто прав. Очень важно, чтобы иконостас получился единым целым. Каждый лепит, режет по-разному: есть разные приемы резьбы, тот же лист аканта, часто применяемый в резных узорах, можно сделать похожим на настоящий, а можно - стилизованным. В итоге каждый раз рождается общее произведение, не повторяющее другие, плод работы многих сотрудников.- А кто разрабатывает проект иконостаса?А.В.: Вам надо познакомиться с нашим архитектором - Ириной Яровициной.
И.Я.: Мы проектируем внутреннее убранство храма. Как рождается замысел? Изучаешь материал, древние образцы, современные работы - и рождается проект... Наброски делаются руками, а потом уже все прорабатывается в компьютере. Когда начинаем делать интерьер - прежде всего смотрим на архитектуру храма, время его постройки - и, конечно, учитываем пожелания и возможности заказчика. Сначала утверждаем идею, потом - детали, затем запускаем проект в производство. Я также контролирую и воплощение проекта, выезжаю на место. Регулярно слежу за тем, как замысел осуществляется в столярном цехе, у резчиков.- Много проектов пришлось выполнить?И.Я.: Уже и не вспомнить. Я работаю двенадцатый год. За это время только выполненных мастерской проектов было более ста пятидесяти - а на каждый созданный иконостас приходится еще около десяти разработок, сделанных в ответ на обращениея заказчиков.
А.В.: После архитектора над проектом иконостаса работает конструктор. Конструктор Алексей Парилов: После того как проект разработан, я в специальной программе создаю его трехмерную модель, прорабатываю каждую деталь, выполняю чертежи с размерами - по этим данным и работают столяры, резчики, художники.- Какая работа вам особенно запомнилась?И.Я.: Каждая работа интересна по-своему. Какой-то проект - маленький, но удачный, а другой - большой и... тоже удачный! Пожалуй, у меня нет «любимчиков».
А.П.: Интересно видеть, как воплощается в жизнь то, что ты чертил, рисовал. Запомнился иконостас, который мы лет десять назад делали для храма Преподобного Серафима Саровского в городе Сарове. Это был один из первых храмов, открывшийся в Пустыни. Иконостас выдержан в русско-византийском стиле, он не повторяет в точности того, что было до разрушения. Проектировали мы и иконостас храма Преподобных Зосимы и Савватия в Сарове. Он весьма необычен, создан в стиле ампир. Там мы постарались воспроизвести старый образец по фотографии. Конечно, из последних работ очень удачным получился интерьер храма-памятника Всех Святых в г. Минске. Здесь мастерская выполнила не только иконы и иконостас, но также все убранство, стенные росписи, витражи, светильники и многое другое.- До революции в Палехе действовала иконописная мастерская Парилова. Алексей, не являетесь ли Вы их потомком?А.П.: Являюсь. Эту мастерскую возглавлял мой прапрадед. А прадед был депутатом, получил Сталинскую премию за оформление сказки «Золотой петушок» - костюмов, декораций. Шесть поколений моих предков - художники: иконописцы, миниатюристы.
Иконописная мастерская - это люди и те работы, которые они создают с Божией помощью. И отрадно, когда результатом работы становится не только благоукрашение храмов, но и возрастание в вере тех, кто над этим благо-украшением трудится.
С Олегом Шуркусом мы познакомились два года назад — тогда вместе с другими художниками палехской мастерской «Лик» он приехал в наш город расписывать нижний храм Свято-Троицкого, или Старого, собора. После того как работа была окончена, мы с Олегом сели на лавочке в помещении обновленной церкви и начали общаться: он рассказывал о коллегах по артели, о специфике современной иконописи и о себе — о своем увлечении фотографией. Однако диктофон со мной сыграл злую шутку: когда пришло время готовить материал о палешанах, он просто не включился — неисправимая поломка сделала невозможным рассказ об интересном добром человеке, о мастере и его деле. И все-таки вторая беседа состоялась: в сентябре этого года Олег Шуркус и его коллеги приезжали в Саратов расписывать фронтон Старого собора. Мы встретились и поговорили — о многом. Такого собеседника, как «Олег из Палеха» (так между собой зовут его члены нашей редакции), можно слушать бесконечно — его талант и мастерство доказывают простую мысль: «Человек, который верует в Бога, делает мир правдивым и прекрасным».
Белая стена как пространство для творчества
— Олег Романович, спускайся! Олег Романович!..
В Свято-Троицком соборе, когда спрашиваешь, как найти Олега, который приехал расписывать фронтон, говорят: «Наверху, на лесах». Но как же туда взобраться? Помогает один из художников — Иван, который подновляет роспись в Успенском храме собора, сидя с кисточкой и маленьким тюбиком краски у самого входа.
— Спускайся, к тебе журналисты пришли!
Вот он уже на земле — по шатким с виду лесам, металлическим лесенками быстро слетает на брусчатку двора. Здравствуйте, Олег. Долго решаем, где же нам поговорить: вокруг Троицкого — строительные работы, стрекот машин, деловитые крики рабочих. Внутри, в храме — неудобно, много людей, будем им мешать. Останавливаем выбор на лавочке в глубине храмового двора: в уютном окружении цветочных клумб и зеленых деревьев как-то легче говорить. Олег внимательно слушает вопросы, ясно отвечает на них. Часто шутит — тяжело, наверное, серьезно говорить с дилетантом в иконописи…
— Олег, скажите, пожалуйста, Свято-Троицкий собор в Саратове — какой по счету храм в Вашем «портфолио»? Если, конечно, можно сказать точно…
— Двадцать какой-то — не помню точнее. Да тут дело не в счете. Саратовский Троицкий собор все равно стоит особняком — и в моей личной, и в артельной биографии. У него свое особенное место. Может быть, благодаря людям, с которыми эта работа позволила нам познакомиться. Владыка Лонгин, отец Пахомий… Саратов — это не только командировка, не просто профессиональный эпизод, а нечто личное. С вашим городом связаны важные моменты моей жизни. Не хочется говорить о них подробно, однако это так.
— Олег, а как становятся иконописцами? Где Вы учились?
— Все художники нашей мастерской — выходцы из Палехского художественного училища имени Максима Горького. Для 80-х годов — времени моей учебы там — училище было уникально тем, что здесь можно было изучать икону, хотя и в закамуфлированном виде: методики обучения сохранились с дореволюционных времен и основывалась, главным образом, на копировании классических иконописных образцов. Мы копировали те же образцы, по которым учились в дореволюционном Палехе. Но только знаете как? Студент копирует оригинал под названием «девушка с копьем», а в действительности «девушка» — это ангел с рублевской «Троицы», только без крыльев, нимба и вместо посоха — копье. Или, например, пишем «Портрет старика», но вполне себе представляли, что это — апостол Иоанн Богослов с известного образа. Под названием «Портрет юноши» скрывался образ великомученика Георгия Победоносца и так далее. Может быть, в свое время просто руки не дошли до создания новых оригиналов, а может, с помощью такого нехитрого «переодевания» наши старики стремились передать нам традицию.
— Какую же Вы там специальность приобрели?
— Художник-миниатюрист палехской лаковой миниатюры. Палех — село небольшое, но до революции в нем жили сотни иконописцев и вдруг — раз! — и всем стало нельзя писать иконы. Многовековая преемственность, сложная, уникальная специальность, весь жизненный уклад — все пошло прахом. Жизнь перевернулась, и кто-то, чтобы выжить, начинает крестьянствовать, иной идет в пастухи. Александр Васильевич Котухин — один из корифеев Палеха — вспоминал, что в одну из зим триста двадцать человек обул в лапти. И вот рождается идея лаковой миниатюры, создается училище, многие выпускники которого в сегодняшнее время пытаются искать себя в иконе.
— Вы после училища в какую-то артель попали? Или свою собрали?
— Никаких артелей тогда еще не было. Опыт накапливал каждый сам по себе, изготавливая единичные иконы. В 1991 году был написан первый иконостас, в 1996-м попробовал себя в храмовой стенописи. А когда в 1998-м встал вопрос о первой крупной росписи, пришлось в эту авантюру втягивать сопротивляющихся друзей, не думая, конечно, о сколько-нибудь долгой перспективе такого содружества. Закончили эту работу мы вшестером года через полтора. Дальше возник следующий заказ, потом — еще… Словом, ничего специально не создавалось, все произошло независимо от нашей воли, а часто — и вопреки ей.— Состав артели менялся или остался прежним?
— Конечно, артель меняется. Сегодняшний ее состав — около двадцати человек. Бригадная работа — вещь непростая. Человек должен подчинить свои творческие амбиции общей цели, уметь применить свои таланты для чужой идеи или попытаться эту идею сделать своей. А человек молод, и у него в дипломе написано: «художник-мастер», а тут — артель, по сути дела — конвейер, где у каждого своя узкая специализация. Задача же руководителя — грамотно распределить функции и выстроить отношения в коллективе. Если не удалось — это собрание амбициозных профессионалов. Удалось — оркестр.
— Новички что пишут? Я где-то читала, что самый главный в артели пишет лики, а только что пришедшие — что-то простое…
— Не всегда так. Грамотно и стильно написать фигуру — ничуть не проще, чем лик. Просто лики более просты для понимания, лик принимает на себя бОльшую долю внимания зрителя, как лицо у человека. Профессионалу же часто интереснее другие детали росписи. Когда человек появляется в бригаде, достаточно быстро определяется его потенциал. Кто-то удачнее проявляет себя в пейзаже, кому-то понятнее условный язык построения фигуры или архитектуры, а кто-то незаменим в орнаменте или позолоте. Но далеко не все зависит от стажа.
Иконы как стихи
До знакомства с Олегом Шуркусом я никогда не видела, как говорится, живых иконописцев. Небольшая книжечка князя Трубецкова «Умозрение в красках», фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублев», альбомы Феофана Грека и схематичные статьи об иконописи для «новичков» — только это составляло мой скудный багаж знаний о том, как и кто пишет иконы. И тут вдруг — настоящий мастер. Веселый, искренний, чуточку замерзший из-за порывов прохладного осеннего ветра, плотнее запахивающий рабочую тужурку, говорящий по мобильному телефону. И при этом — откуда-то оттуда: из истории. Или из вечности.
— Олег, часто можно услышать о том, что видно, какой человек писал икону — по результату. Это так, как Вы думаете?
— Мне кажется, что понятия «духовного» образа или «бездуховного», о которых вы, кажется, сейчас говорите, слишком субъективны. Мне одна икона видится одухотворенной, другая — нет, а вам — наоборот. Кто прав? Более или менее уверенно судить о художнике можно по технике исполнения: часто видно, что эту икону писал романтик, эту — педант, эту — женщина, а эту — просто лентяй. Мир же эмоций — тонкий и таинственный мир. Послушайте стихи Пушкина — ведь все так просто и ясно, кажется, любой напишет, а поди попробуй.Для меня иконы разделяются на три разряда: так я могу написать, так я не могу написать и так я не могу написать никогда. Эти-то последние и есть самые интересные. Когда ты видишь икону Мануила Панселина или Феофана Критского, понимаешь, как она сделана, угадываешь движение кисти, последовательность приемов, можешь все это повторить, но это так и останется ученической копией. Для меня такие иконы — это стихи Пушкина. Понимаю, как они сделаны, чувствую, как они на меня воздействуют, но откуда это приходит — не знаю…
— Что сложнее всего, рисуя лики, писать? Глаза? Или это обман дилетанта?
— Все индивидуально. Художник Василий Суриков, например, писал кому-то в письме: «Сегодня был плодотворный день: написал много, за сеанс — лоб Степана Разина». Знаете, для кого-то руки более выразительны, чем глаза, кому-то важнее мимика или «похожесть».
— Ну да, Вы говорили, что вам скучно лики писать…
— Нет. Вы меня неправильно поняли. Писать лик — это страшно интересно. Но при этом его нельзя рассматривать отдельно от фигуры, фигуру от пейзажа, и личник (иконописец, пишущий лики), конечно, испытывает тот же «синдром артельного письма», что и доличник. Нельзя питаться одним шоколадом, даже если его очень любишь. В конце концов наступает момент эмоционального равнодушия к образу, глаз «замыливается», а это недопустимо. Поэтому «скучно лики писать» — не то выражение, просто частенько хочется сменить занятие. Я отдыхаю при сочинении эскизов, придумывая композиции будущей росписи. Это очень увлекательно. Передо мной лежит белый лист, я кладу рядом иллюстративный материал. Наряду с моими любимыми иконами, фресками там могут быть и мастера эпохи Возрождения, и мозаика, и персидская миниатюра, и фотография — так пытаюсь нащупать нужное направление для своего эскиза. Правда, зачастую приходится слышать обличения такого рода: «Как можно — ты пишешь икону, а у тебя на столе католик Джотто!». Такой примитивный подход я не приемлю. Ведь у гармонии и красоты есть свои законы, они внеконфессиональны, и образы того же Джотто, подчас, гораздо ближе к Первообразу, чем иные вполне «православные» современные иконы. И в этом беда. Часто единственным достоинством иконописца является наличие усидчивости и хорошей лупы, и исключения редки…
— А с чем это связано, как Вы думаете?
— Знаете, мне не хотелось бы выступать с позиции эксперта и критика. Если бы я знал, как написать гениальную икону, я бы давным-давно это сделал. И потому судить коллег я не хочу.
— Олег, как бы Вы определили, что такое искусство? Определений известно множество, можно сказать, у каждого — свое.
— Не знаю. Боюсь формулировок. Наверное, искусство — это плод творческого труда, где творчество — это то, что роднит нас с Творцом. Не совсем мое дело: давать определения — не умею. Умею немножко рисовать и этим занимаюсь, а что такое «искусство» — я сам бы хотел узнать.
Смотреть и видеть
Два года назад Олег Шуркус рассказывал мне о своем увлечении фотографией. Люди, звери, птицы: весь мир — герой его фотосюжетов. Но увлекательнее всего было слушать о фотоохоте (это особый жанр фотографии, объектом съемки в котором являются птицы, животные, насекомые и другие существа в естественных природных условиях). Олег живет в Палехе, леса там густые, интересные — в них можно встретить какого-нибудь зверя, о котором жители лесостепи знают только из книг. Вот, например, история о медведе. Однажды Олег остался в «засаде» на току, чтобы сфотографировать глухарей. А ночью в гости к нему приходил косолапый мишка — покружил вокруг, понюхал и ушел. В кадр не попал, потому что было темно, но этот рассказ даже я теперь буду помнить долго.
— Олег, между иконописью и фотографией есть связь?
— Анри-Картье Брессон, знаменитый французский фотограф, когда его спросили о том, что такое фотография, ответил (за точность цитаты не поручусь): «Фотографировать — это выходить из дома и смотреть, смотреть, смотреть». А один из известных фотографов в старости выходил на улицу с фотоаппаратом без пленки, просто кадрировал и нажимал на спуск — ему был важен процесс, а фотография в бумажном виде, как результат, его не интересовала. И я его очень понимаю.— И все же — есть общее?
— Мне очень близка черно-белая фотография, где художник сознательно ограничивает себя в средствах. Такая фотография дисциплинирует взгляд, приучает к лаконизму, оттачивает графический язык. Для иконы эти качества очень важны, когда отсекается необязательная информация и картинка приближается к знаковой простоте. Такова «Троица» Андрея Рублева. Эта икона безошибочно узнается. И кроме того «фотография» означает «светопись» — чем не параллель?
— У Вас больше фотографий людей или животных?
— Никогда не считал. Хотя фотографий людей, конечно, больше. Однако хочется, чтобы было наоборот.
— А почему Вам хочется, чтобы животных на фото было больше? Не хватает леса, как говорят, общения с природой?
— Дело не в этом. Снять зверя в лесу — это всегда памятный трофей. Сделать это сложнее, чем может показаться. Случаи, когда ты в лесу с фоторужьем и зверь сам пришел фотографироваться, крайне редки. Чаще бывает так: след нашел, а зверя — нет, зверя нашел, но уже стемнело, не стемнело, так пошел дождь. Но вот, наконец, все сошлось, ты снимаешь, и… «шевеленка». Это технически сложнее, чем сфотографировать человека. Потому и хочется — в спортивном смысле.
— А Вы никогда не охотились по-настоящему? Без фотоаппарата, но с ружьем?
— Охотился. Но со временем стало нравиться все меньше и меньше. Вообще это, наверно, закономерный процесс. Охотник, в моем понимании, человек, во-первых, влюбленный в лес, в саму идею правильной охоты — охотник пришвинского, тургеневского толка. Когда он идет в лес не за трофеем…
— Ясно. Это как с фотографом, который выходит на улицу с фотоаппаратом без пленки…
— Да, совершенно верно. У меня есть друг, он замечательный охотник, следопыт, он просто живет в лесу. И хотя у него есть ружье, он его практически не берет с собой, потому что не в нем дело. Потому что он охотник настоящий.
— Вы говорили о редких зверях. Это какие?
— Кажется, я вам два года назад рассказывал о своей мечте — сфотографировать рысь. Нынешней весной я ее снял. Это очень осторожный зверь. Утром, часов в семь, я возвращался из леса — был на току. И вдруг — она, рысь! Увлеклась охотой на зайца, гонит его — иначе бы не показалась. Заяц мимо меня пролетел, а у меня штатив уже стоит. Тут рысь выкатила на тропинку, на которой я, и — встала. Первый кадр смазался, но на звук затвора она обернулась и посмотрела прямо на меня. Тут я ее и щелкнул…
Беседовала Наталья Волкова
Фотографии:. Евгений Кирилловых, Алексей Леонтьев
Справка
Родился в 1967 году в селе Бородино Красноярского края. До 15 лет жил в селе Шушенское, откуда в 1983 году уехал поступать в Палехское художественное училище. С 1987 по 1989 год служил на Тихоокеанском флоте. В 1990 году, после окончания с отличием художественного училища, принят на работу в «Товарищество Палех». С 1993 по 1996 год — член Союза художников России.
В 1991 году пишет первый иконостас, а в 1996-м расписал первый храм. Работал над росписью более пятнадцати иконостасов и более двадцати храмов. С момента создания в 1998 году Палехской иконописной мастерской «Лик» является ее руководителем.
Женат, имеет четырех детей.
Сегодня, опираясь на опыт старых мастеров, иконописцы мастерской Лопатина и Кузьменко создают произведения искусства, следуя православным канонам и традициям. Они имеют большой опыт иконописания и стенной росписи. Особенность их деятельности — высококачественное, профессиональное выполнение заказов.
О палехских иконописцах прошлых столетий писали: «Палешане — иконописцы , вгоняя краски в непросохшую известь штукатурки, облекали тексты священных писаний плотью жизни — если не той, какую видели, то той, которую представляли в творческом воображении... Они писали темперными красками с применением золота».
Художники мастерской Лопатина и Кузьменко так же, как в старые времена, выполняют художественнее работы темперными яичными красками и росписи твореным золотом . Кроме того, они освоили технику нанесения левкаса, чеканки по нему, позолоту натуральным сусальным золотом . Художники-иконописцы успешно сочетают старые приемы с современными долговечными материалами. Любая работа выполняется быстро и качественно при использовании современных материалов и строгом соблюдении традиций палехского иконописания . И, конечно, учитываются пожелания заказчиков.
|
||||
Сегодня, когда началось восстановление разрушенных храмов и строительство новых, растет и число выполняемых работ художниками мастерской Лопатина и Кузьменко.
Каковы же основные виды деятельности? Это прежде всего монументальная роспись храмов и написание разных видов икон : келейных, аналойных , семейных , именных , мерных , путевых , храмовых и иконостасных икон . А что можно сказать об особенностях технологи создаваемых произведений? Строгое соблюдение традиций палехского иконописания начинается с одного из важных этапов работы — отбора деревянного полуфабриката, который может быть изготовлен как из простых пород дерева, так и из ценных. Весь материал тщательно подготавливается и просушивается.
Непознанное
Разбираемся, что входит в техническое обслуживание многоквартирного дома
Домашний очаг
Разбираемся, что входит в техническое обслуживание многоквартирного дома
Государство
