Писатели и критики о Джеке Лондоне
Читаешь его и словно выходишь из какого-то тесного закоулка на широкое лоно морей, забираешь грудью соленый воздух и чувствуешь, как крепчают мускулы, как властно зовет вечно невинная жизнь к работе и борьбе.
Леонид Андреев
Джек Лондон – писатель, который хорошо видел, глубоко чувствовал творческую силу воли и умел изображать волевых людей.
Максим Горький
Земной поклон этому удивительному художнику за веру в человека, в то время когда, казалось, в человечестве испарилось и выдохлось, пропало навеки героическое начало.
Александр Куприн
Джек Лондон обладал талантом видеть то, что в настоящий момент скрыто от большинства людей, и научным знанием, позволяющим заглядывать в будущее, он предвидел события, разворачивающиеся в нашу эпоху.
Анатоль Франс
Фрагмент из романа Дж. Лондона «Мартин Иден» (финал) взят из кн.: Лондон Дж.Мартин Идеен: Роман / Джек Лондон; пер. с англ. С. Заяицкого. – Кишинев, 1956. (http://az.lib.ru/l/london_d/text_0040.shtml)
Жизнь была для Мартина Идена мучительна, как яркий свет для человека с больными глазами. Жизнь сверкала перед ним и переливалась всеми цветами радуги, и ему было больно. Нестерпимо больно.
Мартин в первый раз за всю свою жизнь путешествовал в первом классе. Прежде во время плаваний на таких судах он или стоял на вахте, или обливался потом в глубине кочегарки. В те дни он нередко высовывал голову из люка и смотрел на толпу разодетых пассажиров, которые гуляли на палубе, смеялись, разговаривали, бездельничали; натянутый над палубой тент защищал их от солнца и ветра, а малейшее их желание мгновенно исполнялось расторопными стюардами. Ему, вылезшему из душной угольной ямы, все это представлялось каким-то раем. А вот теперь он сам в качестве почетного пассажира сидит за столом по правую руку от капитана, все смотрят на него с благоговением, а между тем он тоскует о кубрике и кочегарке, как о потерянном рае. Нового рая он не нашел, а старый был безвозвратно утрачен.
Чтобы хоть чем-нибудь занять свое время, Мартин попытался побеседовать с пароходными служащими. Он заговорил с помощником механика, интеллигентным и милым человеком, который сразу накинулся на него с социалистической пропагандой и набил ему все карманы памфлетами и листовками. Мартин лениво выслушал все аргументы в защиту рабской морали и вспомнил свою собственную ницшеанскую философию. Но в конце концов зачем все это? Он вспомнил одно из безумнейших положений Ницше, где тот подвергал сомнению все, даже самое истину. Что ж, может быть, Ницше и прав! Может быть, нигде, никогда не было, нет и не будет истины. Может быть, даже самое понятие истины нелепо. Но его мозг быстро утомился, и он рад был снова улечься в кресле и подремать.
Как ни тягостно было его существование на пароходе, впереди ожидали еще большие тяготы. Что будет, когда пароход придет на Таити? Сколько хлопот, сколько усилий воли! Надо будет позаботиться о товарах, найти шхуну, идущую на Маркизовы острова, проделать тысячу разных необходимых и утомительных вещей. И каждый раз, подумав обо всем этом, он начинал ясно понимать угрожавшую ему опасность. Да, он уже находился в Долине Теней, и самое ужасное было, что он не чувствовал страха. Если бы он хоть немного боялся, он мог бы вернуться к жизни, но он не боялся и потому все глубже погружался во мрак. Ничто в жизни уже не радовало его, даже то, что он так любил когда-то. Вот навстречу "Марипозе" подул давно знакомый северовосточный пассат, но этот ветер, некогда пьянивший его, как вино, теперь только раздражал. Он велел передвинуть свое кресло, чтобы избежать непрошенных ласк этого доброго товарища былых дней и ночей.
Но особенно несчастным почувствовал себя Мартин в тот день, когда "Марипоза" вступила в тропики. Сон покинул его. Он слишком много спал и теперь поневоле должен был бодрствовать, бродить по палубе и жмуриться от невыносимого блеска жизни. Он молча бродил взад и вперед. Воздух был влажен и горяч, и частые внезапные ливни не освежали его. Мартину было больно жить. Иногда в изнеможении он падал в свое кресло, но, отдохнув немного, вставал и снова начинал бродить. Он заставил себя дочитать, наконец, журнал и взял в библиотеке несколько томиков стихов. Но он не мог сосредоточить на них внимания и предпочел продолжать свои прогулки.
В первый раз за много-много дней сердце его радостно забилось. Наконец-то он нашел средство от своего недуга! Он поднял книжку и прочел вслух:
Устав от вечных упований,
Устав от радостных пиров,
Не зная страхов и желаний,
Благословляем мы богов
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать.
За то, что все вольются реки
Когда-нибудь в морскую гладь.
Мартин снова поглядел на иллюминатор. Суинберн указал ему выход. Жизнь была томительна,- вернее, она стала томительно невыносима и скучна.
За то, что сердце в человеке
Не вечно будет трепетать!..
Да, за это стоит поблагодарить богов. Это их единственное благодеяние в мире! Когда жизнь стала мучительной и невыносимой, как просто избавиться от нее, забывшись в вечном сне!
Чего он ждет? Время идти.
Высунув голову из иллюминатора, Мартин посмотрел вниз на молочно-белую пену. "Марипоза" сидела очень глубоко, и, повиснув на руках, он может ногами коснуться воды. Всплеска не будет. Никто не услышит. Водяные брызги смочили ему лицо. Он почувствовал на губах соленый привкус. И это ему понравилось. Он даже подумал, не написать ли свою лебединую песню! Но тут же он высмеял себя за это. К тому же не было времени. Ему так хотелось покончить поскорее.
Погасив свет в каюте для большей безопасности, Мартин просунул ноги в иллюминатор. Плечи его застряли было, и ему пришлось протискиваться, плотно прижав одну руку к телу. Внезапный толчок парохода помог ему, он проскользнул и повис на руках. В тот миг, когда его ноги коснулись воды, он разжал руки. Белая теплая вода подхватила его. "Марипоза" прошла мимо него, как огромная черная стена, сверкая огнями еще освещенных кое-где иллюминаторов. Пароход шел быстро. И едва он успел подумать об этом, как очутился уже далеко за кормой и спокойно поплыл по вспененной поверхности океана.
Бонита, привлеченная белизной его тела, кольнула его, и Мартин рассмеялся. Боль напомнила ему, зачем он в воле. Он совсем было забыл о главной своей цели. Огни "Марипозы" уже терялись вдали, а он все плыл и плыл, словно хотел доплыть до ближайшего берега, который был за сотни миль отсюда.
Это был бессознательный инстинкт жизни. Мартин перестал плыть, но как только волны сомкнулись над ним, он снова заработал руками. "Воля к жизни", - подумал он и, подумав, презрительно усмехнулся. Да, у него есть воля, и воля достаточно твердая, чтобы последним усилием пресечь свое бытие.
Мартин принял вертикальное положение. Он взглянул на звезды и в то же время выдохнул из легких весь воздух. Быстрым могучим движением ног и рук он заставил себя подняться из воды, чтобы сильнее и быстрее погрузиться. Он должен был опуститься на дно моря, как белая статуя. Погрузившись, он начал вдыхать воду, как больной вдыхает наркотическое средство, чтобы скорей забыться. Но когда вода хлынула ему в горло и стала душить его, он непроизвольно, инстинктивным усилием вынырнул на поверхность и снова увидел над собой яркие звезды.
"Воля к жизни",- снова подумал он с презрением, тщетно стараясь не вдыхать свежий ночной воздух наболевшими легкими. Хорошо, он испробует иной способ! Он глубоко вздохнул несколько раз. Набрав как можно больше воздуха, он, наконец, нырнул, нырнул головою вниз, со всею силою, на какую только был способен. Он погружался все глубже и глубже. Открытыми глазами он видел голубоватый фосфорический свет. Бониты, как привидения, проносились мимо. Он надеялся, что они не тронут его, потому что это могло разрядить напряжение его воли. Они не тронули, и он мысленно благодарил жизнь за эту последнюю милость.
Все глубже и глубже погружался он, чувствуя, как немеют его руки и ноги. Он понимал, что находится на большой глубине. Давление на барабанные перепонки становилось нестерпимым, и голова, казалось, разрывалась на части. Невероятным усилием воли он заставил себя погрузиться еще глубже, пока, наконец, весь воздух не вырвался вдруг из его легких. Пузырьки воздуха скользнули у него по щекам и по глазам и быстро помчались кверху. Тогда начались муки удушья. Но своим угасающим сознанием он понял, что эти муки еще не смерть. Смерть не причиняет боли. Это была еще жизнь, послед нее содрогание, последние муки жизни. Это был последний удар, который наносила ему жизнь.
Его руки и ноги начали двигаться судорожно и слабо. Поздно! Он перехитрил волю к жизни! Он был уже слишком глубоко. Ему уже не выплыть на поверхность. Казалось, он спокойно и мерно плывет по безбрежному морю видений. Радужное сияние окутало его, и он словно растворился в нем. А это что? Словно маяк! Но он горел в его мозгу - яркий, белый свет. Он сверкал все ярче и ярче. Страшный гул прокатился где-то, и Мартину показалось, что он летит стремглав с крутой гигантской лестницы вниз, в темную бездну. Это он ясно понял! Он летит в темную бездну,- и в тот самый миг, когда он понял это, сознание навсегда покинуло его.
Коммерсант , 25 января 2008 года
Провал одного успеха
"Мартин Иден" в РАМТе
В Российском молодежном театре (РАМТ) сыграли премьеру спектакля"Мартин Иден". Свою сценическую версию романа Джека Лондона зрителям представил режиссер Андрей Васильев. Рассказывает МАРИНА ШИМАДИНА.
Еще несколько десятилетий назад "Мартин Иден" был одной из любимых книг самой читающей страны в мире. Сильный и благородный герой, стремящийся через тернии своего убогого положения к звездам высокой литературы, неизменно вызывал симпатии читателей, выросших под лозунгом "кто хочет, тот добьется", будоражил молодые души тягой к прекрасному и становился образцом для подражания. Разве только печальный конец безупречного во всех отношениях героя вызывал недоумение - наши люди так не поступают. После перестройки умы бывших советских граждан были заняты совсем другой литературой, и про Джека Лондона с его брутальными моряками и золотоискателями прочно забыли. Но не все. Художественный руководитель Молодежного театра Алексей Бородин как-то признался, что давно мечтал увидеть в репертуаре РАМТа "Мартина Идена" - идеальный роман становления, весьма поучительный для юной аудитории театра.
Осуществить эту мечту взялся Андрей Васильев, которого московские театралы раньше знали как актера. В автобиографическом романе Джека Лондона режиссер разглядел тему, которая раньше в восприятии читателей закономерно отходила на второй план, зато теперь стала особенно актуальной. "У нас, как когда-то в Америке, главный бог - это успех. Даже не деньги, а именно успех. Ему молятся все, а в большей степени молодые люди",- говорит режиссер, и с ним нельзя не согласиться. Спектакль даже имеет подзаголовок "История успеха". Но эта заявленная и довольно перспективная тема остается досадно нераскрытой.
Большую часть сценического времени режиссер повествует о нелегком пути Мартина Идена к славе, о его отношениях с Руфью, живописует жизненные невзгоды и передряги, окунает зрителей в детские воспоминания героя, но когда дело доходит до случившегося успеха, о котором, собственно, и собирались поведать зрителям, автору спектакля оказывается нечего сказать. Причесанный и одетый в приличный костюм Мартин Иден просто сидит на сцене и произносит длинный монолог о подлой славе, между делом отбиваясь от ласк вернувшейся к нему Руфи. И когда он в конце концов встает и прыгает с последнего ряда вниз, за сцену, не знающие сюжета зрители могут и не догадаться, что этот дюжий малый покончил с собой.
Нельзя сказать, что спектакль совсем не придуман. В нем есть отдельные эффектные решения: например, прачечная-преисподняя, в которой Мартин с приятелем, как черти, все в дыму пашут под невесть откуда взявшийся тяжелый рок, или колокол, в роли которого выступает мешок, набитый чеками. По ком он звонит, не вызывает сомнений, но вот уместность того или иного художественного приема остается под вопросом. Эти находки кажутся случайными, будто придуманными для разных спектаклей и не желают складываться в единый образный ряд. За одним исключением. Когда Мартин Иден впервые вступает на паркет гостиной дома Морзов, он с непривычки скользит, судорожно пытаясь не уронить себя перед девушкой из другого круга как в прямом, так и в переносном смысле. После надежной опорой в этой скользкой ситуации ему будут служить книги: разбросанные по сцене томики, по которым герой будет осторожно ступать, как по кочкам на болоте, по его мнению - единственный путь к сердцу любимой (хотя ее на самом деле гораздо больше волнуют его мощные мускулы и грубые руки). Когда же Мартин Иден добивается признания, они словно меняются местами: его новые лаковые ботинки вкупе с тугим кошельком позволяют ему принять устойчивое положение, в то время как у отвергнутой им Руфи земля уходит из-под ног.
Что касается самой инсценировки, тоже сделанной Андреем Васильевым, о выборе тех или иных сцен тоже можно поспорить. Автор свел к минимуму количество персонажей, оставив помимо семейства Морз только бродягу Джо (Виталий Тимашков), выполняющего здесь роль коверного - надо же кому-то иногда посмешить публику, и заклятого детского врага-друга Мартина Масляную Рожу (Сергей Печенкин), который в спектакле становится чем-то вроде альтер эго героя. Чтобы не оставлять исполнителя главной роли один на один с весьма объемным материалом, режиссер разбивает его внутренние монологи на двоих. Причем двойник Мартина представляет как раз его рационалистическое, прагматическое начало, постоянно возвращая витающего в любовных мечтах героя с небес на землю.
Новый спектакль в Молодежном театре играют в небольшой выгородке, устроенной прямо на сцене. Небольшой квадратный подиум с трех сторон окружают зрительские кресла, на первые ряды которых то и дело усаживаются актеры. То есть история взлета и падения Мартина Идена разыгрывается на расстоянии вытянутой руки. И в таких условиях от актеров, не отгороженных от зрителей линией рампы, обычно требуется гораздо большая мера естественности. С этим у молодых артистов РАМТа возникают проблемы. Особенно это касается играющей Руфь Евгении Белобородовой. Актриса зачем-то пытается представить свою героиню недалекой наряженной куклой и до такой степени переигрывает, что невозможно представить, как такой незаурядный человек, как Мартин Иден, мог всерьез любить эту пустышку. Назначив на главную роль молодого Романа Степенского, режиссер в общем-то не прогадал: подходящая фактура, природное обаяние и актерский темперамент позволяют представить большое будущее его героя, но свою профессиональную состоятельность этому Мартину Идену еще предстоит доказать.
Время новостей, 25 января 2008 года
Дина Годер
Мечты реваншиста
В Молодежном театре поставили «Мартина Идена»
Спектакль Молодежного театра «Мартин Иден» снабжен подзаголовком «История успеха». Так в глянцевых журналах называют рубрики, где рассказываются истории о миллионерах и знаменитых брендах. Герой полуавтобиографического романа Джека Лондона - молодой моряк, ставший известным писателем, но надорвавшийся, не был ни тем, ни другим, но почему режиссер и автор инсценировки Андрей Васильев дал спектаклю такой подзаголовок, ясно.
Сам по себе выбор названия весьма замечателен, и особенно точным он кажется для Молодежного театра, где главный режиссер Алексей Бородин очень внимательно относится к афише, словно составляя библиотеку необходимых подростку книг. Спектакли тут бывают лучше и хуже, но с названиями промахиваются редко. К тому же Лондон в театре редок, я, признаться, и не вспомню другой постановки «Мартина Идена», кроме разве что тридцатилетней давности радиоспектакля Анатолия Эфроса, который меня когда-то совершенно заворожил. Роль от автора в нем читал сам Эфрос, а Мартином был Владимир Высоцкий, и его голос, рокочущий на низах, с невероятным богатством обертонов, давал одновременное ощущение мощи, глубины и сложности, без которых нет этого героя.
Андрей Васильев так объясняет свой выбор: «У нас, как когда-то в Америке, главный бог - это успех. Даже не деньги, а именно успех. Ему молятся все, а в большей степени молодые люди». Режиссер утверждает, что для него главная мысль спектакля - цена успеха. Но получилось иначе.
В «Мартине Идене» играют большей частью совсем молодые актеры. Все они уже выходили на сцену РАМТа в нескольких ролях, некоторые живо и обаятельно играли в легкой и милой детской постановке «Сказки на всякий случай». Но здесь их не узнать. Спектакль с самого начала получился тягостным, одновременно угрюмым и крикливым, словно вся эта история превращения - невыносимое напряжение сил личности и таланта юного дикаря, сделавшего себя крупным писателем, - произошла не под влиянием любви, а от зависти.
Мартин Иден, которого играет Роман Степенский, поначалу старательно изображает медвежью неуклюжесть моряка на паркете, так ковыляя в раскоряку, расставляя руки для удержания равновесия и беспрестанно падая, будто он клоун в цирке. А потом играет «вдохновение», яростно тыча в пишущую машинку двумя пальцами и ероша волосы. Если что и связывает описанного Лондоном героя и актера, то разве что богатырское сложение и ясный взгляд, пожалуй, даже чересчур простодушный. Вслед за героем ходит его «внутренний голос», в иные моменты спектакля оказывающийся врагом-приятелем детства по прозвищу Масляная Рожа (Сергей Печонкин). Он рассказывает все, что думает Мартин, обращаясь к нему и будто пытаясь его в этом убедить. Но главная беда произошла с другими героями романа. Особенно с нежной деликатной Руфью, которая в исполнении хорошенькой Евгении Белобородовой выглядит не просто стервозной дурой, но и пошлым, вульгарным созданием, как, впрочем, и вся ее семья. Она, будто гимназистка, без конца визжит и надувает губки и, как сплетница, болтает обо всем, что, по Лондону, только пронеслось в ее голове. (Едва познакомившись с Мартином, Руфь оживленно обсуждает его с матерью: «Ты заметила: у него губы бойца и любовника?»)
Да, спектакль говорит о цене успеха, но совсем не в том смысле, в котором можно было бы подумать, зная роман. Неожиданным образом он представляет взгляд неудачника, мечтающего о реванше: «Смотрите, какие они были все гадкие, глупые, пошлые, как они меня не понимали!», «Смотрите, чего я добился!». И наконец: «Смотрите, как я над ними теперь поглумлюсь!». Жалкого отца Руфи (Валерий Кисленко), пришедшего пригласить прославленного писателя на обед, Мартин встречает ледяным тоном оскорбленной добродетели, а его «внутренний голос», подбежав, сдирает с груди мистера Морза какие-то блестяшки, похожие на медали на мундире, и чуть не выталкивает пожилого человека взашей. Пришедшую за примирением Руфь он тоже выволакивает триумфально, разве что не за волосы. Выглядит все это торжеством неизбывных тяжелых комплексов в духе: «Прибежали?! А где вы были раньше?!» И даже финал, где герой, отговорив положенное, решительно идет через ряды зрителей (публика сидит на сцене) и прыгает в зал, ничего не меняет. Тем, кто не читал роман, наверняка и невдомек, что таким образом Мартин утопился. А те, кто читал, восприняли эту смерть, как очередной повод для удовлетворения тщеславных комплексов: «Вот умру, тогда пожалеете!».
Итоги , 28 января 2008 года
Мария Седых
Добрым молодцам урок
В РАМТе прошла премьера "Мартина Идена" Джека Лондона
Джека Лондона читают, как правило, в юности. Вернее, мне казалось, читали: на кой черт нонешним прагматикам этот овеянный ветрами всех морей романтик, люто ненавидящий пресные буржуазные ценности и презирающий ту самую пресловутую американскую мечту, которая завладела умами и сердцами наших не только юных современников. Ан нет. Стоит залезть в интернетовские блоги, чтобы убедиться - жив курилка. И именно его Мартин Иден. Ему посвящают стихи, цитируют, а главное, вносят в свои самодеятельные списки обязательного чтения. Жив, может быть, как раз этот поздний роман Лондона, где гимн силе духа обрывается трагически и поражение от победы уже непросто отличить? Во всяком случае, оказалось, обращение Молодежного театра к "Мартину Идену" вовсе не сугубо просветительская акция, а возможность вести вполне актуальный диалог.
В отличие от меня режиссер спектакля Андрей Васильев в этом не сомневался. Для него главная тема постановки - успех, "новый Бог для молодых, которые сегодня заняты одним - они делают карьеру". Скажу сразу, представление вышло поучительным, к финалу растеряв драматическое напряжение. Главному герою, нарушив авторскую волю, даже не дали погибнуть, отправив его куда-то то ли в светлую, то ли в сумрачную даль.
А начиналось все очаровательно. Неуклюжий медведь Мартин в лице артиста Романа Степенского сразу влюбляет в себя не только благопристойную кривляку Руфь (Евгения Белобородова), но и зрительный зал. Невозможно ему не сострадать и за него не болеть. А публике в каком-то смысле и отведена роль болельщиков, потому что усажена она вокруг ринга, на котором и разворачивается действие. Художник Виктор Шилькрот - лаконичен и остроумен. Его сценография не иллюстративна, а драматургична (школа Олега Шейнциса). В ней есть романтическая грусть: из всей морской атрибутики на сцене лишь обшарпанный деревянный трап, только на нем Иден чувствует себя твердо. Есть и юмор: когда обнищавший Иден самоотверженно решает стать "прачкой", неожиданно приоткрывается черная кулиса задника от пола до колосников, набитая белыми мешками белья, перестирать которое нельзя за целую жизнь. Так за мгновения сценограф инсценирует долгие страницы прозы.
Но вернемся на ринг, по которому скользит, то и дело совершая нелепые головокружительные кульбиты, будущий знаменитый писатель. Что там танцы на льду! Начищенный до блеска паркет респектабельного дома Руфи таит для него больше опасностей, чем шторм в открытом море. Нетрудно догадаться, настанет для Мартина момент торжества, когда он легко и презрительно пройдет по этому полу в лаковых штиблетах. Это будет уже шикарный отель, куда униженно примчится предавшая невеста... и заскользит, теряя одновременно лицо и равновесие. Рифма режиссеру удалась. Если вспомнить о замысле, то, пожалуй, тоньше других звучит мотив "цены успеха", лирическая отповедь тем, кто, откладывая на потом радости жизни, обретя известность и достаток, уже не в силах ими насладиться. Все остальное играется в лоб.
Интересно, что первым исполнителем роли Мартина Идена был Владимир Владимирович Маяковский. Как и многие его современники, увлеченный Джеком Лондоном, он в 19-м году сам написал сценарий и снял фильм с прозаическим и назидательным названием "Не для денег родившийся". Его героя звали Иван Нов, а действие было перенесено в Россию. У фильма был отличный рейтинг - он сохранялся в прокате шесть лет. Правда, Маяковский упрекал автора за "плаксивый" финал и поддал оптимизму, не расчувствовав до конца сходство судеб. Фильм забыт, а вот строки из поэмы "Облако в штанах" так и живут через запятую: "Помните? / Вы говорили: / "Джек Лондон, / деньги, / любовь, / страсть..." Собственно говоря, чем не синопсис для современного сериала. С Романом Степенским в главной роли.
Культура , 14 февраля 2008 года
Ирина Алпатова
Культ наличности
"Мартин Иден". РАМТ
Некая тенденция в театре порой бывает ценна сама по себе и не впрямую связана с успехом или неудачей конкретной постановки. Возьмите хотя бы РАМТ, много лет ведомый Алексеем Бородиным. Насколько интересен, своеобразен и подчас неповторим репертуар этого театра. Но самое главное, что он представляет собой почти что антологию именно той литературы, которую непременно должно освоить юное поколение зрителей. Включая и высокую классику, и произведения порядком подзабытые, но беспроигрышно востребованные молодыми.
В подобную тенденцию на все сто вписывается премьера спектакля "Мартин Иден" по одноименному произведению Джека Лондона. Впрочем, вписывается с точки зрения репертуарного выбора и прелюбопытнейших режиссерских намерений, которым, увы, до конца воплотиться в жизнь не удалось. Но какая тишина стоит в зале, с каким интересом и сочувствием следят молодые зрители за сюжетными перипетиями "истории успеха" молодого и нищего моряка, судьбу переломившего, ставшего известным и богатым писателем, этим успехом позже безжалостно раздавленного. В пору своей собственной романтической юности книгу Джека Лондона довелось читать и перечитывать бесконечно. А какое сильное впечатление осталось от радиоспектакля Анатолия Эфроса с Владимиром Высоцким в заглавной роли! Потом, впрочем, прозаические житейские ситуации и уже своя борьба за место под солнцем "Мартина Идена" сильно потеснили, вплоть до полного выселения из головы. Сегодня, учитывая неизбежный налет взрослого цинизма, эта история воспринимается с небольшой долей иронии. Но молодежь в отсутствие этих возрастных издержек переживает все искренне и всерьез. За что и спасибо театру в первую очередь.
Это "спасибо", однако, не снимает многих проблем, со спектаклем связанных. Проблемы, к сожалению, угадываются в самых разных сферах - в инсценировке, режиссуре, актерском исполнении. За инсценировку и постановку взялся один человек - Андрей Васильев, в прошлом актер, в качестве режиссера столичной публике практически неизвестный. Понятно, что для камерного спектакля (а именно такой и получился в РАМТе) из объемного и многонаселенного произведения Джека Лондона пришлось вычленять необходимый минимум, не замутняющий содержания, но его концентрирующий. Для этого, конечно же, нужна была доминирующая, формообразующая идея. Васильев ее вроде бы нашел, обозначив в жанровом подзаголовке спектакля: "история успеха". Но предложенную теорему доказал только наполовину: путь Мартина Идена к вершинам успеха показан достаточно внятно и подробно. Что же случилось потом, почему ценой за этот успех стала добровольно отданная жизнь героя, из спектакля совершенно непонятно. Все сказано в проброс, наспех, скороговоркой, как будто поджимает время и спектакль надо немедленно завершать.
Когда речь идет о прозаическом произведении на театре, тоже трудностей возникает немало. Можно сделать банальную инсценировку, а можно попытаться перевести прозу на язык сцены. И тут, кстати, Андрей Васильев немалого добился. Длинные монологи, утомляющие публику, конечно, случаются, но не часто. Чаще режиссер пытается синтезировать текст с визуально-действенным рядом, с какими-либо эффектами, что идет только на пользу спектаклю.
Сюда же, к удачам можно отнести и концепцию сценографического оформления, придуманную режиссером Андреем Васильевым и художником Виктором Шилькротом. Здесь нет ни натужной привязки сюжета к сегодняшнему дню, как нет и реконструкции места и времени, прописанных Джеком Лондоном. Зато есть умно придуманная театральная условность, которая не только создает такой желанный всем образ спектакля, но и словно бы предъявляет "протокол о намерениях" режиссера и художника: как, в каком эмоциональном регистре стоит сегодня разыгрывать эту историю.
Спектакль идет прямо на Большой сцене РАМТа. В центре - квадратный помост, одновременно напоминающий боксерский ринг и, несмотря на иную форму, цирковую арену. И сразу понятно, что это будет история-поединок и одновременно представление. По взмаху руки актера вспыхивает свет и взрывается музыка. Ботинки Мартина Идена (Роман Степенский) скользят по блестящему "паркету" ринга, заставляя героя терять равновесие и падать оземь. Этот чудный символ сработал бы куда сильнее, повторись он раз или два. Но в 25-й раз думаешь уже только о цирке, который тянет одеяло на себя. Из категории "коверных" и некий бродяга Джо (Виталий Тимашков), то и дело в разных обличьях встречающийся на пути Идена и комикующий порой невпопад, по отношению к общей идее, отнюдь не увеселительной.
Здесь многое функционально и символично одновременно. На Идена надвигается огромный шкаф, извергающий книги. Прачечная, где довелось трудиться герою, представлена люком в преисподнюю, откуда выбиваются клубы дыма. Где-то на заднем плане раздвигаются массивные двери, демонстрируя то тюки с грязным бельем, то сотни свеженапечатанных книг. Подобный антураж сам по себе провоцирует не к повествовательному бытописательству, а к игровым формам, когда история не рассказывается, но именно разыгрывается. На некоей дистанции с когда-то происходившими на самом деле событиями, с нынешним к ним отношением. И такое порой получается здорово: и в уже упомянутом скольжении по паркету, и в "прачечных" сценах, и в некоторых дуэтах Мартина Идена с Руфью (Евгения Белобородова), и в эпизодах с Масляной Рожей (Сергей Печенкин), появляющимся здесь в древнем амплуа "спутника" главного героя. И мешок, набитый деньгами и приглашениями, раскачивается, как колокол, известно по кому звонящий.
Но вот в поведении многих актеров порой не хватает логики. Они, за неимением внятно выстроенных линий их существования, порой впадают в ложный пафос или пытаются нудно что-то объяснять. Заглавный герой в исполнении Р.Степенского, впрочем, выглядит, живет и представляет весьма неплохо, беря и подходящей фактурой, и темпераментом. Но вот чем его привлекла бедняжка Руфь - Белобородова с "тюзовскими" повадками 13-летней школьницы - непонятно. Тут не увидишь ни прописанной Лондоном аристократичности, ни ума, ни элементарных хороших манер. И даже предложенная ей режиссером финальная "потеря почвы под ногами", со скольжениями и падениями на паркете, как это вначале было у самого Идена, выглядит неграциозно.
Сам же Мартин Иден в этом спектакле практически лишен финальных размышлений, прозрений и оценок двойственного итога своей судьбы. Богатство здесь на него сваливается внезапно, в буквальном смысле как снег на голову: с потолка летят разноцветные бумажки, рассыпаясь по залу. И тоже в одночасье он заводит странный здесь монолог на тему "пропала жизнь". Ему так и не дали испытать успех, сравнить свои ощущения и состояния, сделать какие-то выводы. Озвучив положенный текст и грубо оттолкнув Руфь, Иден - Степенский с разбега прыгает со сцены в темноту зрительного зала. Не все даже понимают, что, собственно, произошло. Зато какая тема для дискуссий в долгой гардеробной очереди...
Впрочем, этот новорожденный спектакль еще не успел закостенеть в своих формах, он хаотичен, порой непоследователен. Но все это значит лишь, что он еще способен куда-то двигаться, развиваться и искать временами теряемую логику. И будет очень обидно, если не найдет.
«И вот явился человек - Спенсер, который привел все это в систему, объединил, сделал выводы и представил изумленному взору Мартина конкретный и упорядоченный мир во всех деталях и с полной наглядностью, как те маленькие модели кораблей в стеклянных банках, которые матросы мастерят на досуге. Не было тут ни неожиданностей, ни случайностей. Во всем был закон. Подчиняясь этому закону, птица летала; подчиняясь тому же закону бесформенная плазма стала двигаться, извиваться, у нее выросли крылья и лапки - и появилась на свет птица» (С. 353)
«Всю свою жизнь Мартин искал любви. Его природа жаждала любви. Это было органической потребностью его существа. Но жил он без любви, и душа его все больше и больше ожесточалась в одиночестве» (С.269).
«До сих пор ни одно слово, ни одно указание, ни один намек на божественное не задевали его сознания. Мартин никогда не верил в божественное. Он всегда был человеком без религии и весело смеялся над священниками, толкующими о бессмертии души. Никакой жизни «там», говорил он себе, нет и быть не может; вся жизнь - здесь, а дальше - вечный мрак. Но то, что он увидел в ее глазах, была именно душа - бессмертная душа, которая не может умереть. Ни один мужчина, ни одна женщина не внушали ему прежде мыслей о бессмертии. А она внушила!.. Ее лицо и теперь сияло перед ним, бледное и серьезное, ласковое и выразительное, улыбающееся так нежно и сострадательно, как могут улыбаться только ангелы, и озаренное светом такой чистоты, о какой он и не подозревал никогда. Чистота ее ошеломила его и потрясла. Он знал, что существует добро и зло, но мысль о чистоте, как об одном из атрибутов живой жизни, никогда не приходила ему в голову. А теперь - в ней - он видел эту чистоту, высшую степень доброты и непорочности, в сочетании которых и есть вечная жизнь» (С.280).
«Но Мартин Идеен - великий писатель никогда не существовал. Мартин Идеен - великий писатель был измышлением толпы, и толпа воплотила его в телесной оболочке Марта Идена, гуляки и моряка. Но он-то знал, что это все обман. Он совсем не был тем легендарным героем, перед которым преклонялась толпа, изощряясь в служении его желудку» (С. 606).
О творчестве Джека Лондона Из Предисловия п.Федунова к собранию сочинений в 7 томах (м., 1954)
«Верой в благородные качества простого человека проникнуты «северные рассказы» Джека Лондона. Герои этих рассказов - люди сильной воли, неистощимой энергии и отваги. В стране Белого Безмолвия они ищут золото, но не страсть к наживе влечет их к золотоносным берегам Клондайка… ими руководит жажда приключений, любовь к свободе и ненависть к растленной буржуазной культуре» (С. 17)
«Лондон правдиво изобразил крушение всех иллюзий Мартина, пытавшегося в одиночестве отстоять свое личное счастье во враждебном ему собственническом мире. Последним звеном, связывающим Мартина с буржуазным обществом, была его любовь к Руфи… Но тем страшнее было его разочарование, когда он понял, что Руфь совсем не то идеальной существо, которое создало его воображение» (С.33).
«Не к добру людям исполнение их желаний», – предупреждал многомудрый Гераклит. И, чем желание сильнее, тем неожиданнее и суровее бывает расплата. Я думал об этом, читая автобиографический роман Джека Лондона «Мартин Иден». Я читал «Мартина Идена» во второй раз в жизни – и вспоминал подробности своего первого прочтения. Я был тогда ещё подростком, и кто-то из одноклассников подарил мне роман Лондона на английском языке, очевидно, посчитав, что я уже созрел для чтения на языке оригинала. Я практически свободно говорил по-английски; не хватало только словарного запаса. И вот я взялся, со словарём, за чтение «Идена». Я чувствовал в себе невероятное сродство с героем Джека Лондона. Разница была только в том, что он вышел из низов общества, а я – из глубокой провинции. Но и ему, и мне, чтобы стать известным писателем, нужно было преодолеть пропасть.
Как много честолюбия поставил Мартин Иден на Любовь! В любви к Руфи была заключена вся его жизнь! Подобно тому, как вся жизнь Кощея Бессмертного покоилась в игле, вся жизнь Идена была заключена в устремлении к прекрасной Руфи. Словно азартный игрок, он всё поставил на эту карту. Остальное было только средством для достижения мечты. Необходимо было, во что бы то ни стало, преодолеть интеллектуальную и духовную пропасть между ним и Руфью.
Не будь Мартин Иден ницшеанцем, верящим во всепобеждающую силу талантливых одиночек, он, может быть, и не взялся бы за такую «сверхчеловеческую» задачу. Надо понимать, что задача, поставленная перед собой Мартином, была выполнена только благодаря его феноменальным физическим и умственным способностям. Любой другой человек, если бы и не потерпел в его ситуации фиаско, пришёл бы к цели на много лет позднее. С другой стороны, как знать, может быть, именно эта лихорадочная, беспрецедентная работа его, в конце концов, и сгубила. Ему надо было просто дотянуться до Руфи, встать на один с ней уровень, но он, увлечённый величием задачи, превзошёл не только самого себя, но и планку, которую нужно было преодолеть. Это и привело его, впоследствии, к внутреннему кризису и катастрофе.
Мир есть наша воля и наше представление, тонущие в зеркалах воли и представления остального мира. Можно сказать, Мартина сгубили «ножницы» между его представлением о себе и представлением о нём окружающего мира. Он, так долго боровшийся за признание, столько сил положивший на достижение этого признания, не смог вынести… форму, в которую это запоздалое признание было облечено. Но, по большому счёту, что оскорбительного в том, что мир устроен так, а не иначе? Ты никто, покуда ты неизвестен, и ты – всё, когда ты знаменит. Хотя неизвестный человек и знаменитый – одно и то же лицо. Так стоит ли пенять людям на то, что они видят в тебе ничтожество, пока ты ещё не заявил о себе в полный голос? Все великие люди изначально чувствуют свою силу. Но окружающие им зачастую не верят. Особенно если они, окружающие, «не видят» человека на этом поприще. И не мудрено: только редкие счастливцы обретают себя, скажем, на ниве писательства, хотя писать пробуют практически все люди. Неофиты-нувориши, дерзающие судить других, должны быть готовы к тому, что тоже могут оказаться судимыми. Несправедливо судимыми.
Я уверен, что Мартин Иден сумел бы вынести все эти нападки стоически. Его подкосила чрезмерная вера в любовь. Само чувство к Руфи носило, можно сказать, религиозный характер. И жизнь сбросила богиню с пьедестала. Это в одночасье обессмыслило всю жизнь Мартина. Надо отметить, что подобные случаи в жизни нередки, они, можно даже сказать, банальны. Но люди всё так же продолжают грезить, витать в облаках, чтобы однажды с ужасом убедиться в несоответствии нарисованного в воображении идеала суровой действительности. Руфь, в сущности, ни в чём не виновата: не может же человек быть виноватым в том, что кто-то увидел его не таким, каков он есть! Но люди, как правило, не чувствуют этой гибельной перспективы самообмана, «обречённости» романтических представлений о любимых. Наоборот, они, как выразился Макс Волошин, хотят, чтобы их обманули – и чтобы они сами поверили в этот обман. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман», – «вторит» Волошину Пушкин.
Но тому, кого «обманули» нечаянно, кто сам невольно обманулся, от этого не легче. В душе у человека, лишившегося веры, начинает зиять пустота, которую нечем заполнить. Потому как вера заполняла душу до донышка.
Пока я не прочёл биографию Джека Лондона «Моряк в седле», мне было решительно непонятно, отчего Мартин Иден кончает жизнь самоубийством. Опустошённость, утрата веры – всё это, конечно, кризисные моменты в жизни, которые часто приводят человека к злоупотреблению алкоголем. Но чтобы покончить с собой – всё равно как-то в это мне не верилось. Наверняка автор оставил в своей биографии какую-то лакуну, утаил от читателей действительные мотивы своего поступка. Сомнения у меня вызвало то, что сам Лондон спустя десять лет после написания автобиографического романа тоже покончил с собой. Значит, он знал заранее что-то такое, о чём не счёл нужным упомянуть в «Мартине Идене»! Скажем, у Гёте Вертер тоже стреляется, но ведь сам автор не последовал его примеру!
Разгадку я нашёл у Ирвинга Стоуна. Оказывается, несколько раз в году Джека Лондона мучили неконтролируемые приступы уныния, во время которых он порывался покончить с собой! Джек не солгал. Просто ему было неудобно писать об этом. Он наверняка надеялся справиться со своими приступами. Это ведь был человек-Геркулес! Есть такие люди, которые всегда на первых ролях, за что бы они ни брались. Люди-гладиаторы. Люди, одинаково успешно работающие и руками, и головой. Люди, сметающие на своём пути всех и вся. Трудоголики с ясно поставленными целями. Такие люди встречаются не только в романах. Такой была моя мать. Если такие люди любят, их просто невозможно остановить: сила их любви многократно превосходит то, что обычные люди подразумевают под словом «любовь». И «убить» такого человека способно разве что внезапное обессмысливание жизни.
ХХ век ознаменовался просто невероятным количеством самоубийств среди знаменитых писателей. Навскидку: Джек Лондон, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Стефан Цвейг, Юкио Мисима, Эрнест Хемингуэй… Никогда – ни до, ни после – мир не знал такой эпидемии самоуничтожения «инженеров человеческих душ». Раньше гибли Вертеры и Свидригайловы – но их творцы были далеки от того, чтобы поднять на себя руку. О самоубийствах писателей говорили, что они свели счёты с жизнью «в моменты душевной слабости». Я уверен, что такое представление в корне неверно. Дело в том, что все эти люди были отважными жизнелюбами, и в моменты депрессий к смерти их вела всё та же неиссякаемая, неистребимая, нечеловеческая жизненная сила… Особенно хорошо это показано в «Мартине Идене», где бросившийся в море герой отчаянно сопротивляется всплытию на поверхность, заставляя себя погружаться всё глубже и глубже…
Но я, пожалуй, зашёл слишком далеко в своих исследованиях. Роман Джека Лондона «Мартин Иден», как и прежде, вызывает в читателях неистребимую жажду жизни, самоутверждения и самопожертвования. И это – самое ценное. Энергетика мысли и действия, побуждающая нас творить собственную жизнь.
"Господи! Я хоть сейчас умру за тебя! Хоть сейчас" (c)
"Кончил петь - не трону струн.
Замирают песни быстро,
Так под ветром гаснут искры.
Кончил петь - не трону струн.
Пел когда-то утром чистым -
Вторил дрозд веселым свистом.
Стал я нем, скворец усталый.
Песен в горле не осталось,
Время пенья миновалось.
Кончил петь - не трону струн". (c)
"Мартин Иден" Джека Лондона поистине завораживающее произведение. Будоражит своей оригинальностью и своей безысходностью. Мартин - привлекательны молодой человек, которого природа наградила талантом писать и на протяжении всего произведения он гонится за признанием, к которому стремится из-за своей возлюбленной буржуази, Руфь. Странная вещь, как только Руфь оставляет его, голодного, бедного и ненужного никому - к нему приходит слава. Он получает огромнейшие гонорары, на него сыплется бесчетное количество предложений от редакций и каждый, кто когда-то воротил от него нос, приглашает его отобедать. А в Мартине что-то ломается в тот момент, когда Руфь его предает, когда он понимает, что она больше в него не верит, не верит в их любовь и он замечает, что любовь "так примитивна и вульгарна, что должна питаться внешним успехом и признанием толпы". Он добивается успеха и, казалось бы, вернись она к нему теперь, они могли бы быть вместе, но Мартин выше всего этого, он не может понять ее предательства, хоть и прощает, но понять не может. Здесь я привожу, на мой взгляд, наиглавнейший монолог в произведении, который четко дает понять его чувства и объясняет его поведение:
"Почему ты не решилась на это раньше? - резко спросил он. Когда у меня не было работы? Когда я голодал? Когда я был тот, что теперь, - как человек, как художник, тот же самый Мартин Иден? Вот вопрос, над которым я бьюсь уже много дней, - это не только тебя касается, но всех и каждого. Ты видишь, я не изменился, хотя меня вдруг стали очень высоко ценить и приходится все время напоминать себе, что я - прежний. Та же плоть у меня на костях, те же самые пальцы на руках и ногах. Я тот же самый. Я не стал ни сильнее, ни добродетельнее. И голова у меня все та же. Я не додумался ни до единого нового обобщения ни в литературе, ни в философии. Как личность, я стою ровно столько же, сколько стоил, когда никому не был нужен. А теперь чего ради я им вдруг понадобился, вот что непостижио. Сам по себе я им наверняка не нужен, ведь я все такой же, как прежде, когда не был им нужен. Значит, я нужен им из-за чего-то еще, из-за чего-то, что вне меня, из-за того, что не я! Сказать тебе, в чем соль? Я получил признание. Но признание - вовсе не я. Оно обитает в чужих умах. И еще я всем нужен из-за денег, которые заработал и зарабатываю. Но и деньги - не я. Они есть и в банках и в карманах первого встречного. Так что же, из-за этого я тебе теперь понадобился - из-за признания и денег?"
И на ее предложение быть снова вместе он говорит: "только теперь и понял, как я болен. Что-то ушло из меня. Я никогда не боялся жизни, но у меня и в мыслях не было, что я могу ею пресытиться. А теперь я сыт по горло и ничего больше не хочу. Если бы я мог чего-то хотеть, я сейчас пожелал бы тебя".
Получив удар от одного человека, вполне может утешить другой, ведь мир не может быт настолько жесток. У него есть такой человек, Лиззи, простая девушка, очень привлекательная, влюбленная в него, но и ее он отвергает, он говорит, что мог бы сделать ее счастливой, но вместо себя предлагает только деньги. Мартин, заработав столько денег, вообще не имеет представления, как ими распоряжаться, в бакалейную лавку он больше не заходит, предпочитая питаться в ресторанах, да и вообще, он желанный гость на каждом мероприятии и вполне может не тратить на свое пропитание ни цента. За что я оценила Мартина, так это за то, что он помогает подняться тем людям, которые в него верили до конца, которые были с ним, когда он был голоден и никем не признан. Он покупает прачечную своему другу-бродяге, покупает дом португалке, у которой жил, и ни один истинный друг не остался без щедрости Мартина. Но от этого, увы, он не чувствует себя ни лучше, ни нужнее.
Беда Мартина в том, что пережив одно потрясение, он уже никогда не смог подняться и с тех пор не написал больше ни одного произведения, продолжая публиковать давно написанные, на этом и нажился. Он остался все тем же Мартином, но с огромным состоянием, которое ему не оказалось нужно, потому что в тот момент, когда он узнал, что его опубликуют, рядом не было Руфь. Если бы она была рядом, если бы она не оставила его, не сказала ему, что он позорит ее и ее семью, он бы не пошел ко дну так легко.
Мартин Иден заставил меня задуматься, а сколько в мире таких людей, которых бросили, оставили наслаждаться их миллионами в одиночку? Да, они признаны, но каждый ли умеет в наше время прощать? И почему, собственно, мы так поклоняемся деньгам и всем, что с ними связано? Деньги - всего лишь средство, оно не призвано покупать ни любовь ни друзей. И, если оно и купит вам любовь или друга, оно всего лишь призрачно напомнит их...
