С.Фадеичев, С.Бобылев, С.Павлова, В.Машатин/Фото ИТАР-ТАСС

Коллегия Счетной палаты Российской Федерации под председательством Татьяны Голиковой рассмотрела отчеты по четырем проверкам исполнения соглашений между Минздравом, Минобрнауки, Минкультуры, Минтрудсоцзащитой и высшими органами исполнительной власти регионов России по достижению целевых показателей оптимизации сети государственных и муниципальных медицинских, образовательных организаций, учреждений культуры, организаций социального обслуживания населения (далее - соглашения)*. В ходе проверок осуществлены выезды в ряд регионов - Ярославская область, Вологодская область, Астраханская область, Ростовская область, Республика Башкортостан, Самарская область, Пензенская область, Челябинская область, Забайкальский край. Проверяемый период: 2013-2014 гг. Проверка носила плановый характер.

Контрольным мероприятием установлено, что Правительством Российской Федерации вся нормативная правовая база в части утверждения планов мероприятий, касающихся изменений в соответствующих сферах, так называемых «дорожных карт», принята. Все регионы в свою очередь утвердили региональные «дорожные карты».

Федеральные Министерства в целях реализации «дорожных карт» в 2014 г. разработали перечни целевых показателей (нормативов) оптимизации государственных и муниципальных организаций и заключили с регионами соглашения.

В целом по итогам 2014 г. заработная плата работников бюджетной сферы в абсолютных значениях выросла. Согласно данным Росстата уровень средней заработной платы врачей в 2014 г. по сравнению с 2013 г. вырос на 4,0 тыс. рублей, среднего медицинского (фармацевтического) персонала - на 2,2 тыс. рублей, младшего медицинского персонала - на 1,8 тыс. рублей, педагогических работников дошкольных образовательных учреждений - на 2,2 тыс. рублей, педагогических работников общего образования - на 2,5 тыс. рублей, преподавателей высшего профессионального образования - на 6,8 тыс. рублей, социальных работников - на 3,5 тыс. рублей, работников учреждений культуры - на 2,8 тыс. рублей.

В то же время проверки показали, что какие-либо рекомендации, в части порядка проведения оптимизации министерствами не разрабатывались. Предварительное территориальное планирование в каждой сфере, анализ сети государственных и муниципальных организаций и их деятельности не проводились.

Количественные изменения в численности образовательных, медицинских организаций, учреждений культуры, организаций социального обслуживания и отдельных категорий работников проводились без учета социальных нормативов и норм, утвержденных Правительством. Изменения в социальные нормативы и нормы в отдельных сферах не вносились с 1996 г. В результате регионы проводили оптимизационные мероприятия без методического сопровождения со стороны федеральных органов исполнительной власти.

Несмотря на то, что «оптимизация» предполагает действия, при которых достигается наилучшее состояние системы в целом, комплекс проведенных мероприятий в основном ограничен только мерами по сокращению объектов, их реорганизации или сокращению численности работников, что в итоге привело к снижению доступности услуг и ухудшению результатов деятельности государственных и муниципальных организаций, в первую очередь проявляющихся ухудшением качества образования, ростом на 3,7% числа умерших в стационарах, увеличением на 2,6% внутрибольничной летальности больных, ухудшением качества жизни населения.

Анализ эффективности предоставляемых населению услуг по всем проверенным сферам показал, что проведение оптимизационных мероприятий не сопровождается в полной мере приближением государственных и муниципальных организаций к месту жительства граждан.

Продолжение мероприятий по сокращению числа государственных и муниципальных организаций может производится только при формировании соответствующих методологических подходов, при этом нельзя допустить снижение качества услуг.

По итогам 2014 г. отмечено сокращение числа педагогических, медицинских, социальных, научных работников и работников учреждений культуры с 6,18 млн. до 5,95 млн. человек на фоне роста на 152,7 тыс. потребителей услуг, что сопряжено с рисками снижения качества предоставляемых услуг и избыточной интенсивностью труда соответствующих категорий работников.

Предложенный в соглашениях перечень показателей в основном ориентирован на достижение результата ежегодного высвобождения в рамках оптимизации объема средств и не содержит показателей по повышению качества и доступности услуг в сфере образования, культуры, здравоохранения и социальной защиты, что не позволяет Правительству России оценить эффективность проводимой оптимизации в целом.

При этом попытка сосредоточить качественные показатели в составе госпрограмм пока ни к чему не привела, так как мероприятия госпрограмм не отражают истинную ситуацию с бюджетом, а их корректировка должна быть осуществлена к 1 октября 2015 года.

Всего по итогам 2014 г. за счет проведения оптимизационных мероприятий было высвобождено 25,7 млрд. рублей, из которых 22,9 млрд. рублей направлены на заработную плату работников. Однако указанный объем средств, который высвободился в ходе оптимизации, не оказывает существенного влияния на финансовое обеспечение организаций и заработную плату указанных категорий работников. В целом полученные в 2014 г. средства составили менее 1% фонда оплаты труда данных работников (свыше 3,8 трлн. рублей).

Ниже приведены итоги проверок по каждой сфере.

ЗДРАВООХРАНЕНИЕ

Проверка показала, что основные цели оптимизации сети медицинских организаций государственной и муниципальной систем здравоохранения не достигнуты - ожидаемого роста эффективности и доступности медицинской помощи не произошло.

Как сообщил на Коллегии аудитор, из 4 показателей, предусмотренных Соглашениями, 100% достижение всех плановых значений было обеспечено только 5 регионами (Кировская область, Ямало-Ненецкий автономный округ, Челябинская область, Республика Саха (Якутия) и Хабаровский край). При этом разработанные Минздравом показатели не позволяют оценить динамику изменений в здравоохранении в целом. В частности, отсутствуют показатели по повышению качества и доступности медицинской помощи. Кроме того, планируемые значения показателей в соглашениях не соответствуют показателям «дорожных карт» и фактическим данным за 2013 г. «В этих условиях, - заявил на Коллегии Александр Филипенко, - и мероприятия по оптимизации и сами Соглашения нуждаются в корректировке, а их реализация в действенном контроле» .

Нормативно-правовое регулирование

Проверка показала, что планирование мероприятий по оптимизации проводилась каждым регионом самостоятельно при отсутствии единой методологии и общих подходов к оценке неэффективно работающих медицинских организаций, расчета потребности в объемах медицинской помощи по профилям и необходимых ресурсов. «Нормативная база по реализации Соглашений ограничена только региональными планами мероприятий («дорожными картами»),направленными на повышение эффективности здравоохранения, - сообщил Александр Филипенко. - Иные нормативные документы регионами и Минздравом России не принимались. Требования к размещению медорганизаций Минздравом не утверждены, схемы терпланирования регионами не приняты».

По словам аудитора, основа для планирования деятельности медорганизаций и финансирования медпомощи - территориальные программы госгарантий. В то же время анализ территориальных программ, утвержденных на 2015 г. и на плановый период 2016 и 2017 гг., показал несбалансированность их финансового обеспечения, в том числе по видам медицинской помощи, что не соответствует положениям статьи 81 Федерального закона №323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан» и статьи 36 Федерального закона №326-ФЗ «Об обязательном медицинском страховании». По сравнению с 2014 г. установлен рост дефицита средств территориальных программ за счет консолидированного бюджета региона. В 2014 г. дефицит был выявлен в 59 регионах в размере 102 млрд. рублей, а в 2015 г. - в 62 регионах в размере 127 млрд. рублей, в том числе по 5 регионам, не являющимися дотационными. Также на 2015 г. 9 регионов утвердили свои территориальные программы с дефицитом средств обязательного медицинского страхования (далее - ОМС) в общем объеме 4,93 млрд. рублей из-за неисполнения обязательств регионов по финансированию медпомощи, оказываемой сверх базовой программы ОМС.

Основными причинами дефицита территориальных программ остаются установление нормативов объема медицинской помощи, не включенной в базовую программу ОМС, и нормативов ее финансовых затрат ниже средних федеральных нормативов. Так, проверка показала, что нормативы финансовых затрат, установленные в Пензенской области и Забайкальском крае, от 2-х до 4-х раз ниже средних федеральных нормативов. Например, в Пензенской области норматив затрат на одно посещение с профилактической и иными целями на 1 жителя в год ниже среднего федерального норматива на 75,8%, в Забайкальском крае - на 48,2%, норматив затрат на 1 случай госпитализации - на 68,2% и 41,2%, соответственно.

Проверкой также установлено, что в регионах (в нарушение подпункта «ж» пункта 5 статьи 10 Федерального закона № 326-ФЗ «Об обязательном медицинском страховании») в перечень застрахованных включаются военнослужащие и лица, приравненные к ним. В Пензенской области это привело к завышению нагрузки на областной бюджет на 21 млн. рублей и завышению размера субвенции для Пензенской области на 28 млн. рублей. При этом ФОМС эту ситуацию не контролирует. Нормативная правовая база для выверки застрахованных лиц отсутствует.

Кроме того, 58 регионов в нарушение закона об ОМС (часть 11 статьи 36 Федерального закона № 326-ФЗ) почти на 9 млрд. рублей превысили стоимость терпрограмм ОМС над утвержденными расходами на ОМС в бюджетах территориальных фондов. «Такие же нарушения мы выявляли и в 2014 году. Но до сих пор Минздрав не изменил методологию разработки терпрограмм и продолжает рекомендовать регионам включать в стоимость программ ОМС расходы на административно-управленческий персонал терфондов. По данному факту мы предлагаем вынести Минздраву предписание», - отметил Александр Филипенко.

Сокращение медицинских организаций

По информации, представленной всеми регионами, под мероприятия по оптимизации подпадают 952 медицинских организации, из них 472 - в 2015 г. (49,6%). Из 952 медицинских организаций за 2014-2018 гг. предполагается ликвидировать 41 медицинскую организацию, реорганизовать в качестве филиалов 911 медицинских организаций. В 2014 г. в мероприятиях по оптимизации участвовало 359 медицинских организаций, из них было ликвидировано 26. 330 потеряли свою самостоятельность. До конца 2018 г. планируется закрыть еще 15 медорганизаций и реорганизовать 581. В основном это больницы и поликлиники. В результате к концу 2018 г. по сравнению с 1 января 2014 г. численность больничных организаций сократится на 11,2%, амбулаторно-поликлинических организаций - на 7,2%.

Кроме того, до 2018 г. регионы планируют сократить фельдшерские и фельдшерско-акушерские пункты (ФАПы), заместив их частично офисами врачей общей практики.

Организация медицинской помощи населению

В ходе проверки были выявлены факты ограничения доступности медицинской помощи населению, в том числе первичной медико-санитарной помощи сельским жителям.

Согласно результатам проверки, в России 17 с половиной тыс. населенных пунктов вообще не имеют медицинской инфраструктуры, из них более 11 тыс. расположены на расстоянии свыше 20 км от ближайшей медорганизации, где есть врач. Причем 35% населенных пунктов не охвачены общественным транспортом. «879 малых населенных пунктов не прикреплены ни к одному ФАПу или офису врачей общей практики. При этом данный дефицит не компенсируется выездными методаи. Ряд регионов с низкой плотностью населения (Омская область, Камчатский, Приморский края) вообще не имеют мобильных медбригад», - отметил докладчик.

В качестве примера ограничения доступности медпомощи, аудитор привел результаты проверки по Забайкальскому краю, где возможность вызова врача и скорой медицинской помощи крайне ограничена в связи с отсутствием по ряду населенных пунктов прямого транспортного сообщения. «Так, чтобы доехать до села Молодовскоескорой требуется более 2-х часов», - рассказал Александр Филипенко.

Он также сообщил, что сроки ожидания оказания медицинской помощи по целому ряду регионов превышают необходимые в 2 и более раз. Например, в Пензенской области выявлено превышение предельных сроков ожидания при оказании первичной специализированной медико-санитарной помощи в плановой форме более чем на 20 дней приема врачей: кардиологов, неврологов, офтальмологов, эндокринологов, гастроэнтерологов, ревматологов и онкологов. По ряду медицинских организаций ожидание по записи на ультразвуковое исследование превышает 1,5 месяца.

Проверка также показала, что в ходе оптимизации регионы активно сокращают коечный фонд, закрывая в сельских больницах специализированные отделения и переводя эти виды помощи на уровень межрайонных и областных больниц. Всего на конец 2014 г. по медицинским организациям государственной и муниципальной систем здравоохранения регионов сокращено 33 757 коек. При этом сокращение коек районных больниц проводилось большими темпами, чем областных. В результате коечный фонд оказался несбалансированным и не соответствующим потребностям населения.

«Ожидаемой эффективности такая оптимизация не дала. Напротив, она привела к уменьшению числа пролеченных сельских жителей на 32 тыс. человек в то время, когда по городским жителям был установлен рост на 400 тыс. человек» , - констатировал Александр Филипенко. Более того, в связи с ограничениями транспортной доступности в ряде регионов, например, в Пензенской области были установлены случаи вынужденной госпитализации в обычное терапевтическое отделение больных с тяжелыми заболеваниями, требующими интенсивного лечения (например, инсульт), что в свою очередь привело к росту внутрибольничной летальности.

Согласно результатам проверки, рост внутрибольничной летальности был отмечен в 61 регионе. При этом в 49 регионах рост числа умерших происходит на фоне снижения числа госпитализированных больных. В основном увеличение внутрибольничной летальности отмечено в дотационных регионах, где был выявлен дефицит территориальных программ.

По данным федерального статистического наблюдения, в медицинских организациях государственной и муниципальной систем здравоохранения в 2014 г. умерло на 17,9 тыс. больных больше, чем в 2013 г. Внутрибольничная летальность увеличилась на 2,6%.Кроме того, по ряду регионов, в том числе в которых зарегистрирован рост внутрибольничной летальности, в 2014 г. отмечен рост числа умерших на дому, что свидетельствует о нарушении принципов маршрутизации пациентов.

Так, рост числа пациентов, умерших на дому, в 2014 г. по сравнению с аналогичным показателем за 2013 г. по данным формы федерального статистического наблюдения №30 составил: в Липецкой области - на 1 965 человек, Московской области - на 1 519, Орловской области - на 580, Архангельской области (без автономного округа) - на 544, Республике Дагестан - на 518, Кабардино-Балкарской Республике - на 1 120, Республике Северная Осетия - Алания - на 2 157, Чеченской Республике - на 1 862, Республике Татарстан - на 1 425, Тюменской области (без автономного округа) - на 17, Республике Хакасия - на 608, Забайкальском крае - на 197, Омской области - на 235.

В 2014 г. по сравнению с 2013 г. значительно увеличилось число безрезультатных вызовов скорой медицинской помощи, когда помощь не была оказана - с 2,1 млн. до 2,25 млн. вызовов, и числа отказов в вызове скорой - с 1,16 млн. до 1,43 млн. вызовов.

Самое главное, что проведенная оптимизация не привела к запланированным результатам по снижению смертности. Вместо предполагаемых 12,8 на 1000 населения по итогам 2014 г. смертность населения, по данным Росстата, составила 13,1 на 1000 населения. Если сравнивать показатели января-февраля 2015 г. с аналогичном периодом 2014 г., то рост смертности населения составил 2,2%.

По итогам контрольного мероприятия в очередной раз был отмечен рост в 2014 г. объема платных медицинских услуг - на 24,2% по сравнению с 2013 г. «В условиях снижения доступности медпомощи для населения рост платных медуслуг может свидетельствовать о замещении бесплатной медицинской помощи платной» , - подчеркнул аудитор. Население по-прежнему остается плохо информированным о том, какие медицинские услуги должны предоставляться бесплатно, а какие за плату.

Сокращение медперсонала

Проверка показала, что в ходе оптимизации регионы проводят активное сокращение численности медработников. «В ходе оптимизации сети мы отмечаем продолжающееся сокращение медработников. По данным Росстата, их число снизилось за год на 90 тыс. человек при сохранении высокого уровня совместительства - около 140%» - отметил Александр Филипенко.

Сокращение медицинских работников в регионах проводится без предварительного планирования и учета возможных последствий. Наибольшее сокращение коснулось врачей клинических специальностей - более 19 тыс. человек (без учета врачей, работающих в медицинских организациях Крымского федерального округа).

С другой стороны, в ходе проверок властями регионов определена и представлена общая потребность во врачах и среднем медицинском персонале в количестве 55 тыс. и 88 тыс. человек, соответственно. «Таким образом, реализуемые мероприятия по сокращению численности медицинских работников не соответствуют фактической ситуации в регионах и сложившейся потребности . Требуется анализ проводимых кадровых мер, и по итогам возможная их корректировка» , - констатировал аудитор.

Оплата труда

Одна из целей оптимизации - рост зарплаты медработников. По данным Минздрава России и органов исполнительной власти регионов, в 2014 г. для повышения заработной платы медицинских работников было дополнительно направлено 3,28 млрд. рублей, полученных от реорганизации неэффективных медицинских организаций (0,5% от общего фонда оплаты труда медицинских работников). Всего в ходе оптимизации (2014-2018 гг.) планируется высвободить более 150 млрд. рублей.Однако это составляет менее 1% ежегодного объема средств территориальных программ

Как было отмечено на Коллегии, на уровень зарплаты медработников большое влияние оказывает высокий процент внутреннего совместительства, который составляет четверть от всего фонда оплаты труда. «Это означает, что рост уровня средней заработной платы медицинских работников вызван не фактическим увеличением размера оплаты его труда, а ростом нагрузки на одного работника, когда вместо положенных 8 часов врач работает 12 часов и более», - пояснил Александр Филипенко.

Из-за дефицита врачей высок процент и внешнего совместительства. При этом в ряде регионов стоимость трудочаса внешнего совместителя выше, чем стоимость трудочаса врачей, работающих по основному месту работы. Однако существующая методология Росстата по оценке средней заработной платы не позволяет выявить таких тенденций.

До настоящего времени не завершены мероприятия по переводу медработников на эффективный контракт. По состоянию на 1 января 2015 г. на данный вид оплаты труда переведено чуть менее 40% медработников. Причем в 19 регионах в нарушение поручения Президента Российской Федерации перевод на эффективный контракт до настоящего времени так и не начался.

КУЛЬТУРА

С докладом по данной теме на Коллегии выступил аудитор Счетной палаты Александр Филипенко.

Несмотря на то, что нормативная база для реализации соглашений* сформирована, как министерством культуры, так и регионами, проверка выявила ряд недоработок в оптимизации учреждений культуры. По словам аудитора, соглашения содержат только финансовые показатели и не предусматривают качественные. «Правительством в 2007 г. одобрены социальные нормативы и нормы в сфере культуры, которые устанавливают требования к обеспеченности учреждениями культуры по их видам, в том числе с учетом численности населения, отдаленности от административного центра. Однако планирование мероприятий по оптимизации осуществлялось без предварительного анализа имеющейся сети и учета социальных нормативов », - пояснил Александр Филипенко.

В течение 2014 г. учреждений культуры в России стало меньше на 2080, это 7,3% от общего числа учреждений культуры в стране. В частности, количество библиотек уменьшилось на 342 учреждения (6% от общего числа библиотек), организаций культурно-досугового типа - на 1 130 учреждений (6%). Число театров и музеев сократилось незначительно - 3 (0,5%) и 2 (0,01%), соответственно. Регионами планируется и дальнейшее сокращение учреждений культуры, так до 2016 года дополнительно будет сокращено более 300 библиотек и более 450 культурно-досуговых учреждений.В результате по сравнению с 1 января 2014 года число культурно-досуговых учреждений сократиться на
9,4 %, число библиотек - на 11,5 %.Число музеев планируется увеличить на 19 единиц.

Из общего числа ликвидированных учреждений культуры наибольшую долю составили культурно-досуговые учреждения (54,3%) и библиотеки (16,4%), особенно расположенные в сельской местности, что повлекло за собой снижение доступности учреждений культуры для населения.

Из расчета социальных нормативов всего в Российской Федерации должно быть более 26 тыс. библиотек. По итогам 2014 г. их число составило чуть более 5 тыс. «Мы понимаем, что сокращение библиотек может быть оправдано перспективой создания Национальной электронной библиотеки. Но, во-первых,она еще не заработала, а, во-вторых, по данным за 2014 г. доступ к интернету для пользователей обеспечен только у 51% библиотек, а к текстовым ресурсам имеют доступ чуть более 6,5%», - уточнил аудитор. По его словам, в ряде регионов в результате оптимизации уровень обеспеченности библиотеками стал совсем низким. Например, в Челябинской области он упал до 59%. В Самарской области обеспеченность библиотеками ниже нормативной в 14 из 27 муниципальных районов.

Также в 2014 г. было сокращено более 1 тыс. культурно-досуговых учреждений. В итоге низкая обеспеченность населения по данному направлению отмечена в Ярославской и Новгородской областях. По словам Александра Филипенко, многие клубы в селах были построены еще в СССР и в настоящее время находятся в плохом состоянии. К тому же, они слишком велики по площади и рассчитаны набольшее число зрителей, чем существующая на сегодняшний день потребность, из-за чего содержание и ремонт обходятся дорого. При этом они являются практически единственными оставшимися в селах общественными зданиями, в которых проходят все общественно значимые события. «Полагаю, что нужно провести анализ потенциала таких учреждений, в том числе с точки зрения более активного их использования как площадок для театральных и концертных коллективов, чтобы приблизить культурные мероприятия к населению» - отметил аудитор.

Сведения об изменении числа учреждений по типам и формам собственности во всех субъектах Российской Федерации

Отдельно Александр Филипенко остановился на выездных формах работы учреждений. В 2013 г. только 130 библиотек имели специализированный автотранспорт (библиомобили, библиобусы), в 2014 г. число библиотек, имеющих такой транспорт составиловсего 150. Однако, как показала проверка, работает он не всегда эффективно.В Самарской области для передвижной библиотеки в 2008 г. приобретен двухэтажный автобус почти за 6 млн. руб. Из-за больших размеров он может проехать не во все населенные пункты, для обслуживания которых был закуплен. В течение 2014 г. эта передвижная библиотека выехала 68 раз в 17 населенных пунктов. Однако в районе 27 сел, не обеспеченных библиотеками. «То есть дорогостоящий транспорт простаивает, а население не получает должного обслуживания», - резюмировал Александр Филипенко.

Социальные нормативы предусматривают для муниципальных районов от 2 до 5 выездных культбригад для населенных пунктов, в которых нет учреждений культуры. По словам аудитора, из 23 районов Крайнего Севера (и приравненных к ним) только в 6 было организовано 13 культбригад. «В результате оптимизации их количество сократилось до восьми. То есть для жителей отдаленных районов доступ к услугам культуры ограничен », - добавил он.

Одна из целей оптимизации - повышение заработной платы сотрудникам учреждений культуры. Однако средства, вырученные в результате реструктуризации региональной инфраструктуры, составили в фонде заработной платы лишь 0,5%. Показатель соотношения средней заработной платы работников учреждений культуры к средней по региону, установленный соглашениями, не достигнут в 16 регионах.«Достижение показателя по остальным 67 регионам произошло в основном за счет перевыполнения государственными учреждениями, в муниципальныхон остается низким» , - отметил аудитор. По его словам, в целом в Москве заработная плата работников сферы культуры сравнялась со средней по региону (101%), однако, по муниципальным учреждениям показатель составляет всего 37%. В Самарской области проверка выявила случаи увеличения зарплаты административно-управленческого персонала при сокращении дохода специалистов.

Средняя заработная плата работников учреждений культуры в целом по Российской Федерации в 2014 г. увеличилась по сравнению с 2013 г. на 13,3% и составила 23 879 руб.:

Как и в других отраслях, оптимизация в сфере культуры сопровождалась сокращением численности работников. Согласно данным федерального государственного статистического наблюдения численность работников учреждений культуры государственной и муниципальной собственности уменьшилась в 2014 г. на 81 499 человек или на 12,2%.

Административно-управленческий персонал уменьшился почти на 9%, основной персонал сократился на 7%, прочий персонал - более чем на 19%. Не избежали регионы и злоупотреблений должностными полномочиями при сокращении кадров. «В Челябинской области 25 сотрудников написали заявление об увольнении в один день, а на следующий день освободившиеся ставки как вакантные было предложено сократить. При сокращении штатов кассиру, главному бухгалтеру и рабочему предлагали должность преподавателя фортепиано, - рассказал аудитор. В Самарской области без письменного согласия сотрудников их перевели на полставки, при этом обязали работать на полную ставку. На должность оформителя в сельском клубе назначен работник с начальным образованием, ранее работавший свинаркой, няней в детском саду».

ОБРАЗОВАНИЕ

С докладом по данной теме на Коллегии выступил аудитор Счетной палаты Александр Филипенко.

Всего в 2014 г. в рамках оптимизации было ликвидировано 592 образовательные организации и реорганизовано 2030. За 2015-2018 гг. планируется ликвидировать или реорганизовать еще 3 639 образовательных организаций, в результате чего их численность по сравнению с 2013 г. сократится на 6%. Таким образом, количество организаций дошкольного образования уменьшится на 5,6%, общеобразовательных организаций - на 6%, организаций дополнительного образования детей - на 3,6%, организаций среднего профессионального образования - на 16,1%, организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей - на 14,7 %.

Проверка показала, что в целом мероприятия по оптимизации системы образования были начаты без должного анализа сети, учета планируемых к открытию учреждений, а также оценки потребностей населения.

Так, например, в прошлом году было закрыто 395 и реорганизовано 610 школ. Однако,согласно демографическому прогнозу Росстата, к 2020/21 учебному году потребуется на 2,5 млн. мест больше, чем в 2012/13 учебном году. Но ликвидация 870 школ запланирована вплоть до 2018 г.

Недостатки планирования видны на примере Чувашской Республики, где в деревне с численностью чуть больше 500 человек и при наличии школы в неаварийном состоянии на 90 детей с загрузкой 60%, построена школа на 165 учеников.

Проверка показала, что в результате оптимизации в 36 регионах расходы на содержание образовательных организаций не уменьшились, а возросли. Например, в Сахалинской области - на 155%, в Татарстане и Мордовии - на 146%, а в Удмуртии - на 125%. «Одна из причин - основной формой реорганизации стало присоединение в форме филиалов или структурных подразделений без освобождения зданий и сокращения занимаемых площадей, что не дает экономического эффекта и требует дополнительного анализа имущественного комплекса сети образовательных организаций», - уточнил аудитор.

Анализ образовательных услуг показал, что оптимизация не улучшила ситуацию с их низкой доступностью для сельских жителей. 9,5 тыс. населенных пунктов с численностью населения от 300 чел. до 1,5 тыс. человек не имеют детских садов. 877 из них находятся на расстоянии свыше 25 км до ближайшего детского сада. При этом треть этих населенных пунктов не охвачена общественным транспортом.«В Вологодской области 17% населенных пунктов не имеют детских садов, а в Астраханской - 89%. Несмотря на их относительно близкое расстояние до ближайшего детсада, четверть всех не охвачено общественным транспортом », - привел пример аудитор, добавив, что аналогичная ситуация сложилась и в инфраструктуре среднего образования. Почти 6 тыс. населенных пунктов с численностью населения от 300 чел. до 1,5 тыс. человек не имеют организаций общего образования. Из 940 населенных пунктов добираться до ближайшей школы приходится более 25 км. В связи с этим Александр Филипенко считает целесообразным развитие методов «семейного обучения», а также использование дистанционных технологий в ряде населенных пунктов страны.

Отмечено неравенство в доступе к качественным образовательным услугам в различных регионах, а также в городской и сельской местности.Оно не позволило достигнуть целевых значений ряда показателей, предусмотренных государственной программой «Развитие образования» на 2013 - 2020 гг. Например, снижено значение по удельному весу численности населения в возрасте 5 - 18 лет, охваченного общим и профессиональным образованием. По плану показатель должен достигнуть 99%, однако, он значительно ниже, особенно в сельской местности. Например, в Ставропольском крае в 2014 г. значение показателя в городской местности составляет - 55,3%, а в сельской - всего 5,16%, в Воронежской области доступность общего и профессионального образования в городской местности составляет 53,5%, а в сельской - 23%.

Одна из целей** оптимизации - повышение заработной платы в сфере образования. Тем не менее, значение показателя заработной платы в 2014 г. не достигнуты по трем из шести направлений - в организациях дошкольного, общего образования и для детей-сирот.

В ходе оптимизации регионами проводится сокращение численности отдельных категорий педагогических работников. Их среднесписочная численность уменьшилась в 2014 г. на 18,8 тыс. человек по сравнению с 2013 г.

Установлены проблемы в дальнейшем трудоустройстве и переподготовке высвободившихся работников. Например, по данным субъектов Российской Федерации в системе образования в 2014 г. было трудоустроено только 52,8% от числа высвободившихся работников.

При этом в образовании продолжает широко использоваться практика внутреннего и внешнего совместительства. Это говорит о высокой потребности в педагогах. Например, в Вологодской области более 18% школьных учителей -совместители. Еще более сложная ситуация в Смоленской области, где по совместительству работает каждый третий учитель. «То есть рост зарплаты сопровождается дополнительной нагрузкой, когда, например, педагог среднего профобразования вместо положенных 720 часов в год работает 1,5 тыс. часов и более. Так, например, в колледже Астраханской области педагоги работают на 1,5-2 ставки по 12 часов в день», - отметил Александр Филипенко. Аудитор напомнил, что норма часов преподавательской работы за ставку заработной платы преподавателям образовательных учреждений, реализующих программы начального и среднего профессионального профессионального образования установлена приказом Минобрнауки № 2075 от 24 декабря 2010 г. в размере 720 часов в год.

По расчетам Минобрнауки России, в 2014 г. предполагалось высвободить и направить на повышение оплаты труда педагогических работников 20,3 млрд. руб. Общий объем средств, предусмотренный соглашениями, составил - 15,5 млрд. руб., а фактически достигнутый результат - 10,4 млрд. руб., из которых 9,4 млрд. руб. направлены на повышение оплаты труда. «На повышение оплаты труда направлено 9,4 млрд. рублей, что составляет 0,72% от общих расходов на оплату труда работников образовательных организаций. Отмечу, что некоторые регионы - Белгородская, Ярославская области и Республика Мордовия - вовсе не направляли полученные от оптимизации средства на повышение оплаты труда, нарушив тем самым условия соглашений», - уточнил Александр Филипенко.

В 2014 г. финансового результата от оптимизации не получили 10 регионов страны. «Не планируют прирост финансового обеспечения от проведения оптимизационных мероприятий Ивановская, Самарская, Псковская, Калужская, Свердловская области и Республика Чувашия - в 2015-2018 годах, Московская и Вологодская области - в 2016-2018 годах, Республика Татарстан - в 2017-2018 годах, Республика Башкортостан и Тульская область - в 2018 году», - добавил аудитор.

Конечная цель мероприятий - повышение качества предоставляемых населению государственных и муниципальных услуг в сфере образования. Однако по результатам контрольного мероприятия не установлено влияние проведенных мероприятий на повышение эффективности деятельности образовательных организаций.«Ни один регион не обеспечил достижение 100% значений показателей**, установленных Соглашениями », - резюмировал аудитор.

СОЦЗАЩИТА

С докладом по данной теме на Коллегии выступил аудитор Счетной палаты Владимир Катренко.

В ходе оптимизационных мероприятий в 2014 г. ликвидировано либо реорганизовано 143 организации социального обслуживания населения. За 2015-2018 гг. органами исполнительной власти регионов России планируется уменьшить сеть еще на 260 организаций социального обслуживания. Уменьшение запланировано в 33 регионах. В результате к концу 2018 г. число организаций социального обслуживания сократится в Тверской области на 51 учреждение, в Московской области - на 46 учреждений, в Псковской области - на 28 учреждений.

При этом установлено, что в региональных «дорожных картах» заложено опережающее сокращение численности социальных работников, то есть именно тех, кто занят непосредственно предоставлением социальных услуг населению. За 2014 г. среднесписочная численность работников организаций социального обслуживания сократилась на 6,5% и составила 555,6 тыс. человек. Доля социальных работников в общей численности работников организаций социального обслуживания снизилась с 30,7% в 2013 г. до 29,4% в 2014 г.

Владимир Катренко сообщил, что в условиях сокращения доходов большинства региональных бюджетов достижение целевых показателей «дорожных карт», среди прочего и по повышению средней заработной платы социальных работников, зависит от предоставления дополнительной финансовой помощи из федерального бюджета. По его словам, по всем регионам России наблюдается тенденция уменьшения размера дотации из федерального бюджета на частичную компенсацию дополнительных расходов на повышение оплаты труда работников бюджетной сферы при одновременном увеличении прироста фонда оплаты труда.

Владимир Катренко отметил, что установленные «дорожными картами» регионов России по повышению эффективности и качества услуг в социальной сфере плановые показатели на 2014 г. по повышению зарплаты социальных работников были достигнуты в 69 регионах России, не были достигнуты - в 14. «Несмотря на то, что в целом по России в 2014 году показатель величины среднемесячной зарплаты социальных работников превысил плановое значение и составил 18 291 рубль, соотношение средней зарплаты социальных работников и средней зарплаты в регионах России оказалось ниже планового: 56,1% вместо 58%» , - обратил внимание Владимир Катренко.

По словам аудитора, вызывает сомнение достижение показателей «дорожной карты» Минтруда России по повышению эффективности и качества услуг в социальной сфере, связанных с повышением оплаты труда социальных работников за счет оптимизации сети социальных учреждений. «В Плане мероприятий предусмотрено, что доля полученных от оптимизации средств должна составлять в 2014 году почти 38%, в 2015 году - 35% и так далее. И если доля средств, получаемых в результате оптимизации в приросте фонда оплаты труда, ежегодно снижается - до 25% в 2018 году, то абсолютные размеры этих средств растут. Причем в 2018 году должно быть получено 19,7 млрд. рублей, что в 6,6 раз больше, чем в 2014 году. Это плановые показатели, утвержденные приказом Минтруда », - рассказал Владимир Катренко.

Аудитор сказал, что с 2016 г. сокращение среднесписочной численности социальных работников в регионах России предполагается обеспечивать, в основном, за счет увеличения нагрузки на одного социального работника: в период 2013-2018 гг. трудовая нагрузка на одного социального работника возрастет на 33,5%. По его словам, отсутствие унифицированного подхода к нормированию труда социальных работников сопряжено с рисками снижения качества предоставляемых социальных услуг, необоснованной дифференциацией расходов бюджетной системы России и избыточной интенсивностью труда социальных работников. «Нормативы обслуживания устанавливаются регионами в отсутствии единообразных методических подходов к их определению. Показатели по регионам существенно различаются. Колебания даже в пределах одного федерального округа у регионов с практически одинаковыми потребностями населения в социальном обслуживании составляют от 6,9 человек в Смоленской области, до 14,3 - в Калужской области », - добавил Владимир Катренко.

Кроме того, сказал аудитор, «дорожные карты» регионов России по повышению эффективности и качества услуг в социальной сфере носят «разновекторную направленность ». По его словам, при сокращении числа социальных работников, «дорожными картами» регионов России предусматривается рост числа получателей социальных услуг.

Владимир Катренко обратил внимание, что в «дорожных картах» регионов России по повышению эффективности и качества услуг в социальной сфере отсутствует контрольный показатель «Доля граждан, получивших социальные услуги в учреждениях социального обслуживания населения, в общем количестве граждан, обратившихся за получением социальных услуг в учреждения социального обслуживания населения».

По словам аудитора, оптимизация сети социальных учреждений в регионах России не всегда учитывает сохраняющуюся очередь на получение социальных услуг. «На начало 2014 года эта очередь состояла из 16 тыс. человек, ожидающих место в стационарное учреждение социального обслуживания. Из них 6,6 тыс. человек «стояли» в очереди более одного года. Чтобы решить эту проблему требуется прирост числа мест в стационарных учреждениях на 8-10% », - сказал аудитор. Как отметил Владимир Катренко, в 2014 г. плановые показатели по снижению такой очереди не выполнили 18 регионов России. «Полностью удовлетворены потребности граждан в социальном обслуживании только в 6 регионах. Это Республика Бурятия, Краснодарский край, Белгородская, Тверская, Томская, Тюменская области », - отметил он.

Аудитор сказал, что «дорожная карта» Минтруда России по повышению эффективности и качества услуг в социальной сфере предполагает увеличение объема платных услуг. По словам Владимира Катренко, в результате этого должны быть повышены зарплаты социальных работников. «Имеются риски, что неоправданно высокий темп роста объемов оказания платных социальных услуг может быть обусловлен сокращением количества бесплатных услуг », - констатировал аудитор.

Таким образом, реальные резервы для проведения ежегодной оптимизации в сфере образования, культуры, здравоохранения и социального обслуживания практически не выявлены. Продолжение мероприятий по сокращению числа государственных и муниципальных организаций может привести к дальнейшему снижению охвата и качества предоставляемых услуг, увеличению очередей и сроков ожидания их получения, снижению уровня удовлетворенности граждан.

Счетная палата полагает целесообразным внести изменения в федеральные и региональные «дорожные карты», соответствующие государственные программы Российской Федерации и субъектов Российской Федерации в части уточнения перечня реализуемых мероприятий и целевых показателей с последующим внесением изменений в соглашения и социальные нормативы и нормы.

Также контрольный орган предлагает утвердить требования к размещению учреждений в социальной сфере с учетом плотности населения, его возрастного состава, транспортной доступности и иных показателей, отражающих доступность услуг для населения. Это позволит регионам России разрабатывать и утверждать схемы территориального планирования в сфере образования, культуры, здравоохранения и социального обслуживания.

Необходимо пересмотреть подходы к планированию сети медицинских, образовательных социальных организаций и учреждений культуры с учетом климато-географических и демографических особенностей регионов России с последующим внесением соответствующих изменений в социальные нормативы и нормы в отдельных отраслях социальной сферы.

Важно пересмотреть мероприятия по кадровому планированию и обеспечению населения педагогическими, медицинскими, социальными работниками и работниками учреждений культуры с учетом роста получателей услуг, протяженности территорий и плотности населения, а также обеспечить переход в максимально короткие сроки работников бюджетной сферы на эффективный контракт.

Также по итогам проверки Счетная палата считает необходимым внести соответствующие изменения в территориальные программы государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медпомощи на 2015 г. и на плановый период 2016 и 2017 гг. с целью полноценного финансового обеспечения медпомощи, исключения норм, противоречащих законодательству и конкретизации полномочий органов местного самоуправления по созданию условий для организации медпомощи.

Коллегия Счетной палаты приняла решение по итогам проведенных контрольных мероприятий направить доклад Президенту Российской Федерации, информационное письмо в Правительство России, представления губернаторам проверенных регионов. Отчет по итогам проверки будет направлен в Государственную Думу и Совет Федерации Российской Федерации.

Справочная информация:

*В рамках исполнения Указа Президента от 7 мая 2012 г. № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики» Правительству России было поручено обеспечить заключение соглашений между федеральными органами исполнительной власти и органами исполнительной власти регионов России, предусматривающих:

- обязательное достижение целевых показателей (нормативов) оптимизации сети государственных (муниципальных) учреждений, определенных планами мероприятий («дорожными картами») по развитию отраслей социальной сферы, с учетом региональной специфики»;

- привлечение средств, получаемых за счет реорганизации неэффективных организаций, для повышения заработной платы работников бюджетного сектора экономики в соответствии с Указом № 597.

Соответствующие Соглашения между Минздравом России и органами исполнительной власти регионов были заключены в мае 2014 г.

Приложением к Соглашениям установлены целевые значения 5-ти выбранных Минздравом России показателей (нормативов) оптимизации сети медицинских организаций государственной и муниципальной систем здравоохранения:

-смертность от всех причин (на 1000 населения) (человек);

-число дней работы койки в году (дней);

-средняя длительность лечения больного в стационаре (дней);

-объем средств, полученных за счет реорганизации неэффективных медицинских организаций государственной и муниципальной систем здравоохранения для повышения заработной платы медицинских работников (тыс. рублей);

-обеспеченность врачами в субъекте Российской Федерации (в том числе федеральных, государственных медицинских организаций) к 2018 году (на 10 тыс. населения) (человек).

Соответствующие Соглашения между Минкультуры России и органами исполнительной власти регионов были заключены в I полугодии 2014 г. (за исключением Республики Крым и г. Севастополя). Соглашения предусматривают обеспечение достижения в 2014-2018 гг. целевых показателей (нормативов) оптимизации сети государственных (муниципальных) учреждений культуры, определенных региональным планом мероприятий «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности сферы культуры».

Миноборнаки России также заключили соглашения с регионами об обеспечении в 2014 - 2018 гг. достижения целевых показателей оптимизации сети государственных (муниципальных) образовательных организаций, определенных региональным планом мероприятий (за исключением Республики Крым и г. Севастополя). Приложением к Соглашениям установлены целевые значения четырех определенных Минобрнауки России показателей (нормативов) оптимизации сети государственных (муниципальных) образовательных организаций: «соотношение заработной платы педагогических работников государственных (муниципальных) образовательных организаций к заработной плате в зависимости от уровня образования»; «численность обучающихся (воспитанников) образовательных организаций в расчете на одного педагогического работника»), «число созданных/ реорганизованных и (или) ликвидированных образовательных организаций» и «объем финансовых средств, полученных за счет оптимизационных мероприятий, направленный на повышение заработной платы педагогических».

Минтрудом России со всеми регионами России (за исключением Республики Крым и г. Севастополя) были заключены Соглашения об обеспечении достижения в 2014-2018 гг. целевых показателей оптимизации сети государственных (муниципальных) учреждений социального обслуживания, определенных региональными «дорожными картами».

«…Сформировалась «пирамида»: Министерство культуры, администрация института наследия в лице его директора (автор-разработчик системы ползучей оккупации и внедрения псевдонаучных тем) и остающиеся в тени корпоративные группировки. Научные сотрудники (реальные, а не номинальные) здесь попросту лишние, поскольку интересы ученых и участников «пирамиды» кардинально расходятся…» (М.Р. Деметрадзе, Regnum).

ПЛУТОКРАТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ «ОПТИМИЗАЦИИ» КУЛЬТУРЫ

Судьба Института Наследия им. Д.С. Лихачева и Российского института культурологии

Прошло больше двух месяцев после опубликования научным коллективом Российского института культурного и природного наследия (Института Наследия) им. Д.С.Лихачёва открытого письма «Наука очковтирательства - Кто и как собирается учить нас патриотизму ». Однако ситуация не получила правовой оценки со стороны властных структур. На обращения сотрудников к министру культуры В.Р. Мединскому получены отписки, последняя из которых, за подписью зав. отделом образования и науки А.О. Аракеловой, вместо ответов на вопросы по существу, содержит полное одобрение произведённого в институте погрома (Приложение 1: письмо А.О. Аракеловой) и ложное утверждение о преемственности научных тем в планах реорганизованного учреждения. Может быть, уполномоченный представитель Министерства культуры мог бы указать в структуре института хотя бы крохотный осколок дореформенного Российского института культурологии? Однако оставим обсуждение этого деликатного вопроса для более подходящего случая, здесь нас занимают прежде всего последствия затеянной Министерством культуры оптимизации. Министерство культуры РФ не сочло нужным осуществить проверку указанных в публикации конкретных фактов: некомпетентности директора института; непрозрачности фонда заработной платы; огромной разницы в доходах между сотрудниками, набранными в «пореформенный» период, и учеными «дореформенной» генерации; научной несостоятельности исследований, ведущихся новыми сотрудниками института; нецелевого расходование средств и т.д. Напрасно было бы ожидать, что очередная отписка удовлетворит наши объективно возникшие требования, ведь это огорчает, когда плоды многолетних трудов твоих либо предаются забвению, либо перевираются с патриотически-невежественным пафосом. Все происходящее под прикрытием «оптимизации» с двумя исследовательскими институтами вопиюще безнравственно и безграмотно, но отвечает некоторым закономерностям, которые мы постараемся рассмотреть исключительно с исследовательской точки зрения.

Итак, основной тезис: институты превращены в площадку для извлечения коммерческой прибыли в интересах корпоративных группировок, вот почему реформирование института со всем основанием можно определить как плутократическую модель «оптимизации». Для её внедрения использованы пресловутые технологии «мягкой силы», а вернее, ползучей оккупации, когда опытные исследователи поэтапно изгоняются или выдавливаются из институтов, а их место занимают новые неизвестные в данной области деятельности люди, среди которых персоны, откровенно симулирующие научную деятельность. Сформировалась «пирамида»: Министерство культуры, администрация института в лице его директора (автор-разработчик системы ползучей оккупации и внедрения псевдонаучных тем) и остающиеся в тени корпоративные группировки. Научные сотрудники (реальные, а не номинальные) здесь попросту лишние, поскольку интересы ученых и участников «пирамиды» кардинально расходятся.

Прежде чем перейти к рассмотрению специфики работы «пирамиды» несколько слов об источнике всех зол - некогда принятом решении об оптимизации. Она началась в Российском институте культурологии (РИК) в 2013 г. по благословению министра культуры РФ В.Р. Мединского и преподносилась как комплекс мер с целью поддержки фундаментальных и прикладных научных исследований в области культуры. «Оптимизаторы» декларировали повышение профессионального уровня кадров, внедрение эффективного контракта (в частности, рост зарплаты в зависимости от основных количественных и качественных показателей научных сотрудников) и многое другое (Приложение 2: План мероприятий «дорожная карта»). Неоднократные обращения сотрудников к министру культуры РФ с просьбой объяснить, как производимые перемены и структурные изменения соотносятся с понятием оптимизации, ознакомить коллектив с концепцией оптимизации до сих пор остаются без ответа по существу. Однако государственные органы не могут заниматься бессмысленностью и в своих действиях противоречить ими самими обозначенным задачам, если только в этот процесс не включаются неучтённые мотивации исполнителей поставленных задач.

По прошествии более трех лет можно дать оценку результатов «оптимизации» Российского института культурологии и Института наследия им. Д.С. Лихачева, выявить ее реальные цели и задачи. «Оптимизация» изменила судьбу двух уникальных исследовательских институтов и переписала, надеемся не навсегда, их новейшую историю. Особенности этой «оптимизации» стали лакмусовой бумажкой для выявления действительных интересов руководства Министерства культуры РФ, и мы будем добиваться адекватной оценки произошедшего.

Плутократическая модель «оптимизации» научного института - способ отмывания денег корпоративными группировками (симулякрами науки). Плутократическая модель «оптимизации» - это «серая» схема коммерциализации исследовательских институтов для создания под прикрытием оптимизации площадки для извлечения материальной выгоды в интересах чиновников и коммерческих группировок. «Оптимизация» ведется методами ползучей оккупации научных институтов, а именно:

а) назначение министерством на должность директора своих ставленников, готовых выполнять любые задания в материальных интересах теневых корпоративных игроков, именно поэтому от директора не требуется обладать опытом ученого или опыта руководства коллективом ученых, но только умение применять технологии административного произвола и имитации научной деятельности;

б) захват материальной базы, в первую очередь помещений институтов путем административного террора, принуждения к увольнению ученых дореформенного периода (чаще всего под предлогом омолаживания научных кадров) и их замены случайными персонами;

в) захват научного тематического пространства путем вытеснения реальной исследовательской деятельности и ее замещения всяческой демагогией с «раздуванием» популистских тем (без этого не удалось бы установить полный контроль над институтом);

г) выбивание бюджетного финансирования под тематический «винегрет», где доминируют проекты и темы ничего общего не имеющие с наукой;

д) распределение бюджетных средств между «своими».

Рассмотрим некоторые из этих позиций более детально, оставив пока за рамками обсуждения личности директоров.

Захват и зачистка институтских помещений. Здесь начало плутократической модели «оптимизации» - для ведения реальной коммерции нужны здания, уютные кабинеты и т.д. Зачем арендовать или покупать особняки, привлекая к себе внимание налоговых органов, и вообще, нести бремя расходов, если в стране есть прекрасные здания, в которых всю жизнь трудятся за гроши очень наивные люди, жертвующие многим ради какой-то там научной идеи, какой-то там истины… Наивных энтузиастов следует выгнать или выдавить, вдогонку обесценив их труд в профессиональном отношении.

Именно в России по несчастному стечению обстоятельств сложились для этого все условия. Для искателей наживы ученые стали легкой добычей, ведь ученые - одна из незащищенных страт в государстве, а сама наука - один из самых слабых институтов, который легко подчинить, трансформировать и использовать в корыстных интересах. Суметь выдать профанацию науки за подлинную науку - вот и все, что нужно, для захвата научного учреждения. А для гарантированного результата столь паскудного деяния необходима также поддержка (прикрытие) сверху.

Приведем конкретный факт. В здании бывшего РИК на Берсеневской набережной, дом 20, сегодня не работает никто из бывших более чем 200 сотрудников этого института, он оккупирован неизвестными лицами, непонятно чем занимающимися, но, видимо, чем-то важным, раз под предлогом улучшения условий исследовательской деятельности в здании проведен дорогостоящий ремонт. Аналогичная ситуация наблюдается и в здании Института Наследия на ул. Космонавтов, где процесс захвата еще набирает обороты. Здесь изгнан основной состав и продолжают изгоняться основные сотрудники, если кто-то осмеливается хотя бы интересоваться, что происходит, его тут же стимулируют к увольнению, а особо упрямых увольняют «за прогул».

Итак, захват институтов путем разгона ученых дореформенного состава является стержнем и стартовой позицией стратегии ползучей оккупации плутократической модели «оптимизации».

Захват научного тематического пространства . Для успешного функционирования плутократической модели «оптимизации» научной организации необходима имитация научной деятельности. Одной зачистки кадрового состава института недостаточно для захвата, необходима также оккупация научного тематического пространства. Стратегия ползучей оккупации включает уничтожение реальных научных тем, фундаментальных исследований и направлений; прерывание преемственности позитивной исследовательской практики, игнорирование ранее разработанных концепций институтов и отделов; пренебрежение научными методами; присвоение чужих тем, дискриминацию профессионалов, имитацию разработки тем; изменение Устава института (в нашем случае это было сделано в кулуарах Министерства культуры); произвольное изменение структуры института; назначение беспринципного и некомпетентного в целом Ученого совета.

В своей совокупности это является глумлением над реальной исследовательской деятельностью и вопиющим пренебрежением законодательства о научной деятельности. Таким образом, теневым корпоративным игрокам на «законной» основе развязываются руки для захвата научного пространства путем внедрения лженаучных проектов. Данная тактика захвата требует применения ухищренческих методов. Оккупантам важно создавать и поддерживать видимость полезности, привлекательности определенных мифологизированных тем и «никчемность» реальной науки. В нашем случае безотказной опорой ухищренчества стали мифологически окрашенные термины: ценности, христианство, мораль, русскость, имперство, жертвенность, память прошлого, патриотизм и т.п. Они наполнили «содержанием» псевдонаучную деятельность, которой была заменена научная деятельность как таковая, стали ядром «методологии», которой были обесценены методы науки.

Мифологемы, образовавшие границы псевдонаучного пространства на основании этических императивов, важных для общественного сознания в определённые исторические эпохи, создают комфортные условия для лжеученых, поскольку мифологизированные темы не требуют квалификации, специальной подготовки, знания современных исследовательских методов, опыта исследований и даже ученой степени. Вспомним времена лысенковщины, находящейся ныне в состоянии явной реинкарнации. Отметим, что ни патриотизм, ни христианство, ни прочие упоминаемые категории сами по себе здесь ни при чем, они проводников новой «науки» не интересуют, но служат прикрытием профессиональной некомпетентности, с одной стороны, и присвоения средств государственного бюджета - с другой. Есть и третье - наносится тяжелый ущерб науке, она обесценивается, становится ширпотребом. И происходит постепенное обесценивание тех самых этических императивов, с помощью которых громоздится вся эта вавилонская ложь.

Наглядным примером идеологизации и мифологизации «правильной» культурологии стали утвержденные Министерством культуры РФ основные направления деятельности реформированного института. Процитируем эту благозвучную словесную комбинацию: социальная регуляция и социальные нормы в наследовании ценностей; ценности, нормы и образы русской культуры как основа русской (российской) цивилизации и идентичности; ценностно-нормативный цивилизационный подход в культурной политике; экономика культуры в контексте ценностно-нормативного цивилизационного подхода; региональная культурная политика в контексте ценностно-нормативного цивилизационного подхода; актуализация культурно-исторического наследия в целях духовно-нравственного, патриотического воспитания; и т.п. Как видим, все направления подгоняются под «ценности», и мы увидим далее, под какие именно - исключительно религиозно-христианские. Говорить здесь об академической свободе и фундаментальных исследованиях не приходится. Они полностью вытеснены с горизонта исследований в ходе ползучей оккупации научного пространства симулякрами.

Технологии извлечения средств государственного бюджета. Характерной чертой плутократической модели «оптимизации» института является способ заключение сделок между институтом и Министерством культуры РФ. Такие сделки образуют стержень плутократического управления, они-то и ставят управление институтом на службу корпоративной группировке. Схема сделки такова.

Выбор мифологизированных тем как наиболее значимых для института, мол, здесь, в наших стенах, ведется разработка и создание высших патриотических ценностей русского народа. Вот почему в качестве основных направлений Министерством культуры утверждены именно ценности и при этом устранены все фундаментальные и целый ряд прикладных исследований, причем, разумеется, без какого-либо научного обоснования.

Мифологизированные темы, а это, как правило, синтез религиозных ценностей и мифологем приватизированного патриотизма, образуют прочную и взаимовыгодную связь между захватившими научное пространство корпоративными группировками, с одной стороны, и Министерством культуры - с другой. Теперь что бы то ни было, даже исследование Арктики или Антарктиды, должно быть увязано с мифологизированными ценностями.

Темы либо государственные проекты выполняют роль ширмы и имитации неустанных трудов во имя решения архиважной для общества задачи. И чем выше ставки, тем грубее ширма и беспомощнее имитация, например игра в оппозицию патриотизма всему современному (западному), а также и игра в идеологический реванш христианства, мол, мы видим, что западные ценности развращают русский народ, поэтому необходимо заменить их христианскими, что на поверку оказывается чистым проявлением обскурантизма.

Индикаторами «проходимости» тем (лженаучных тем) на уровне Министерства культуры служат патриотически и религиозно окрашенные термины. Другие темы, прежде всего относящиеся к фундаментальным исследованиям, утверждению не подлежат, поскольку противоречат имитационно-плутократической модели, создающей видимость неуемной работы на благо России. В частности, этим объясняется упразднение единственного отдела социокультурной стратегии модернизационной политики, в котором еще велись фундаментальные исследования после уничтожения РИК. Корпоративные группировки строго фильтруют и изгоняют потенциальных отщепенцев, исключений из этого правила не бывает. Таким образом, составление плана научной деятельности института и его утверждение Министерством является междусобойным и чисто формальным действом с целью реализации плутократической модели «оптимизации» в интересах групп теневых игроков. Ничто иное невозможно, поскольку попросту не получит финансирования да еще будет заклеймено как ненужный хлам, идущий вразрез с интересами государства. Так администрация института и некоторые чиновники Министерства культуры становятся сообщниками в рамках организованной пирамидальной системы корпоративных группировок, системы, основанной на финансовой сделке, контроле и распределении средств государственного бюджета.

Финансирование тем, согласованных с Министерством, достаточно внушительно и зависит от «веса» корпоративной группировки в организованной «пирамиде». За одним «ученым» подчас закрепляется сразу несколько тем (доходит до десяти!), другие, изгоняемые, с трудом выбивают право на одну единственную тему. На разработку одной темы выделяется 1,5−2 млн. руб. в год. При этом требования к квалификации исполнителя и качеству конечного продукта не принимаются во внимание. Главное, что-то сдавать и как-то формально отчитываться. Работает принцип всех нечистоплотных корпоративных группировок: свои люди - сочтемся. Итак, в публичной сфере институт дает как бы продукцию архиважной государственной значимости, а в непубличной - осваивает немалые бюджетные средства.

Бывают и исключения, когда для выполнения т.н. заказов нанимаются персоны со стороны. Но это только в том случае, если подворачивается возможность выбить хороший бюджетный транш для нового проекта, и нет исполнителей среди своих либо они слишком «загружены» трудами. Чужих обычно берут на три месяца, платят хорошо, избавляются от них быстро.

Вне игры остаются научные кадры дореформенного состава. В хорошо финансируемых проектах они не участвуют (они все равно что «чужие»), им платят мизерную зарплату, и это при том что они выполняют качественную работу в бо льших объемах. Все это говорит об открытой дискриминации и протекционизме, а где протекционизм, там и коррупция.

Что же вышло в итоге? Парадоксальным образом оптимизация научной деятельности обернулась ее деградацией в форме имитации и шарлатанства, и это фирменный почерк симулякров науки. И если бы речь шла только о доходах корпоративных группировок! Плутократическая модель «научно» поставленной симуляции научной работы опасна, прежде всего, тем, что в ее основу положен мифологизированный патриотизм. Сам по себе он не имеет ничего общего ни со страной, ни с будущим ее населяющих народов. Однако в ловких руках шарлатанов, оседлавших некий запрос, мифологизированный патриотизм становится взрывоопасной идеологемой, использование которой угрожает целостности страны и подрывает ее конституционные основы, к чему граждане страны не должны оставаться равнодушными.

Лжепатриотизм, псевдохристианство и «госзаказ». Рассмотрим несколько одобренных Министерством культуры РФ примеров имитационной деятельности симулякров науки в Институте наследия за 2015 год, относящихся к культурной политике. Априори известно, что для ученого неприемлемо опираться в исследовании на какие-либо вненаучные утверждения. Наукообразные шарлатанские игры позорят отечественную науку и ученых, но это далеко не всем очевидно, хотя и является настоящей катастрофой. Труды шарлатанов не прячутся под спудом в кулуарах института, напротив, становятся достоянием гласности как прорывные достижения отечественной науки, их публикуют рецензируемые журналы, и уже как признанное экспертное знание они овладевает умами представителей власти как содержательная платформа культурной политики многонациональной страны.

Красноречивым подтверждением является фрагмент вышеупомянутого письма А.О. Аракеловой: «С 2014 по 2016 год в кадровом составе учреждения происходили изменения, направленные, в том числе, на усиление научного потенциала НИИ, что позволило сконцентрироваться над выполнением стратегических задач в сфере культуры /…/ Сложившаяся к текущему моменту структура Института (представлена на сайте учреждения) охватывает все направления научно-исследовательской деятельности, включая тематику ранее существовавших отделов и центров. В план научно-исследовательских работ Института наследия включены научно-исследовательские работы, направленные на реализацию задач Основ государственной культурной политики и Стратегии государственной культурной политики на период до 2030 года » (см.: Приложение 1).

Какими же отчетами, какими стратегическими темами культурной политики предлагает ныне гордиться ученым Министерство культуры РФ, какие профессионалы занимаются соответствующими разработками величайшей государственной важности? Обратимся к официальным источникам, в первую очередь (дата обращения 11.10.2016), а также откорректированному в ноябре месяце 2015 г. (???) плану работ института на 2015 г. (Приложение 3). Обратим внимание, что из 59 утверждённых плановых тем были удостоены размещения рефератов только 26 (44%). Из них назовём лишь несколько, но они исчерпывающе репрезентативны.

НИР 1.3. «Социокультурная специфика русского патриотизма в контексте современных ценностных приоритетов» . Исполнитель: д.ф.н. Беспалова Т.В. В этом исследовании объектом названо «национально-патриотическое измерение современной российской идентичности», а предметом - «патриотизм как форма социокультурной идентификации»; целью является «анализ русского патриотизма как социокультурной ценности в условиях российской модернизационной стратегии», методами выступают «принципы», «подходы», «методы … глобализации» и т.д.; прикладное значение состоит в том, что «результаты позволяют идентифицировать русский патриотизм как интеграционную и консолидирующую ценность в контексте модернизации российского общества», а также в разработке рекомендаций для Государственной программы патриотического воспитания граждан.

НИР 2.6. «Определение и разработка целей, задач, основных направлений, мер и механизмов реализации культурной политики в сфере исполнительских искусств для проекта «Стратегии государственной культурной политики» в соответствии с п.1 пп. «а» перечня поручений Президента Российской Федерации по итогам совместного заседания Государственного совета Российской Федерации и Совета при Президенте Российской Федерации по культуре и искусству 24 декабря 2014 г.». Исполнитель: д.ф.н. Беспалова Т.В. В этом исследовании обращает на себя внимание прикладное значение: «Исследование и разработанный проект могут быть реализованы при подготовке «Стратегии государственной культурной политики» - т. е. повторение названия темы. Текст реферата представляет собой исключительное умение, заняв место, не сказать ни о чём.

НИР 2.9 «Роль историко-культурного наследия в религиозной и национально-культурной политике государственной власти в Российской империи» . Руководитель: Горлова И.И., директор Южного филиала Института Наследия, д-р филос. наук, профессор. В ряду ключевых понятий значатся «религиозная политика» и «государственная политика памяти», однако не дано пояснений, что это за научные феномены. В числе результатов: «определена роль историко-культурного наследия как одного из каналов продвижения идей имперскости». Что задумала уважаемая профессор? Уж не построение ли современной культурной политики на основах идеи имперскости, религиозной политики и политики памяти? И как это соотносится с принципами федерализма и правами человека в современной России?

НИР 7.3. «Социокультурные механизмы воспроизводства нематериального наследия на примере русской песни» Исполнитель: д.ф.н. Беспалова Т.В. «Цель работы: философско-культурологический анализ русской песни как формы национального самосознания и духовности», «практическая значимость исследования состоит в философском обосновании модельного варианта воспроизводства и наследования русского нематериального культурного наследия». Утверждается, что «социокультурные механизмы наследования русской культуры», которые обозначены как предмет исследования, но в реферате так и не названы, «способствуют не только формированию гармоничного человека - главная цель современной государственной культурной политики России, но и утверждают в его образе жизни нравственные и духовные доминанты». Особенно замечателен вывод: «Представляется необходимым взять шоу-бизнес под государственный контроль, позволяющий вернуть на эстраду настоящее национальное песенное искусство за пределами программ «Фабрики звёзд», «Народного артиста», «Точь-в-точь» и т.д., опошляющих русскую песню и препятствующих освоению русского культурного наследия».

НИР «Фактор социальной регуляции в разработке целей, задач, основных направлений, мер и механизмов реализации государственной культурной политики». Исполнитель: Беспалова Т.В., д.ф.н. «Предмет исследования - ценностно-нормативное измерение государственной культурной политики», «Цель работы - подготовка материалов для разработки проекта «Стратегии государственной культурной политики». Однако, больше ничего содержательного из реферата узнать нельзя. Очень огорчает.

Множество вопросов и сомнений в адекватности ответственных за госзаказ персон возникает при ознакомлении только с несколькими темами, и только из числа представленных на сайте, и только относящихся к культурной политике. Могут ли новые «эксперты» быть допущены к разработке стратегии государственной культурной политики, не различая форм культуры (массовая, элитарная, народная), не будучи осведомлёнными о ст.48 Конституции РФ «Культурные права человека и гражданина», не обладая должными знаниями о наследии, христианстве и патриотизме, которыми они так неловко манипулируют? Не является ли их демагогия (целевым или интуитивным образом) дорогой к раздроблению культурной целостности государства, выделяющегося исключительным культурным разнообразием?

Цель этой беглой подборки - показать, в чьих руках находится судьба отечественной культурной политики, какие «специалисты» ее разрабатывают, к чему ведет плутократия в науке! Мы утверждаем, что реальная фундаментальная наука и конкретные исследования были заменены публицистическими и мифологизированными темами. Заявление госпожи А.О. Аракеловой, что институт занимается важными стратегическими проектами, не соответствует истине.

Деление коллектива на «своих» и «чужих» также является обязательным элементом плутократической модели «оптимизации». Достигается это достаточно просто: преследование и дискриминация; шантаж вплоть до организации проверок в поликлиниках и запугивания главных врачей медицинских учреждений города с целью невыдачи больничных листов и медсправок для выдавливания неугодных сотрудников; внедрение казарменного режима для ученых; прием на работу новых сотрудников из группы «своих» без конкурса, пусть даже кандидат вообще не имел отношения к науке; присвоение научных тем опытных ученых квазиучеными; замораживание зарплаты (фактически на дореформенном уровне) для «дореформенных» же сотрудников; передел фонда зарплаты в интересах администрации и ближнего круга избранных; бесконтрольность финансовых поступлений; формирование марионеточного ученого совета; распространение интриг, шантажа, склок. Сюда же относятся запрет на участие в конференциях и иных научных мероприятиях, на посещение других научных организаций, на выезд в научные командировки и пр. без заблаговременного подробного письменного обоснования и особого «благословения» зам. директора по хозяйственной части, а впоследствии - подробного описания своих занятий за пределами институтских стен (во избежание унижений и волокиты гонимые исследователи предпочитают оформлять своё отсутствие за счёт очередного отпуска или за свой счёт).

Все это, пожалуй, создает общую картину трехлетнего периода плутократической «оптимизации», которая войдет в историю науки и государственной политики в сфере науки как процесс беспощадного и сознательного её уничтожения, цинизма, лжи и издевательства над учеными.

Не желая мириться с происходящим, мы предлагаем другого рода оптимизацию, а именно избавление от симулякров в научной деятельности и проведение комплекса мер по оздоровлению условий исследовательской работы.

1. Срочное устранения всех условий существования «пирамиды», построенной в рамках плутократической модели «оптимизации», а также власти теневых корпоративных группировок в научно-исследовательском Институте Наследия им. Д.С. Лихачёва.

2. Освобождение научного пространства и самого учреждения от последствий ползучей оккупации, захвата института симулякрами.

3. Незамедлительное прекращение циничного эксперимента над научными сотрудниками под прикрытием оптимизации. Возвращение возможности в полном объеме исследователю заниматься научными исследованиями, отнятой чиновниками и теневыми корпоративными группировками.

4. Привлечение к ответственности организаторов и непосредственных проводников плутократической модели «оптимизации» в Российском институте культурологии и Институте Наследия, в частности - министра культуры РФ В.Р.Мединского за главный итог «оптимизации»: разрушение научной среды в двух исследовательских институтах страны.

5. Увольнение с должности директора института А.С. Миронова за использование служебного положения для поддержки псевдонаучных тематических направлений; активное соучастие в политике удушения отечественной культурологической науки; игнорирование актуальных задач выявления, изучения, сохранения наследия; превращение научного института в площадку политической пропаганды.

6. Назначение на должность директора уважаемого в научном сообществе ученого, сведущего в вопросах культуры и защиты природного и культурного наследия. Принесение извинений уволенным специалистам с предоставлением им возможности вернуться к своей актуальной для страны научной деятельности в стенах института.

Деметрадзе М.Р., доктор полит. наук,

С ПОДДЕРЖКОЙ ОСНОВНЫХ ПОЗИЦИЙ И ОЦЕНОК:

Кулешова М.Е., к.г.н., разработчик тематики культурных ландшафтов в Институте Наследия им. Д.С.Лихачёва с 1992 по 2016 гг.

Васильев А.Г., к.и.н., зам. директора Учебно-научного института «Русская антропологическая школа» РГГУ, экстраординарный профессор Института Центральной и Восточной Европы (Люблин, Польша), в 2008-2013 гг. зам. директора по научной работе в Российском институте культурологии.

Монгуш М.В., д.и.н., разработчик тематики этничности и идентичности в бывшем Российском институте культурологии, в.н.с. Института Наследия им. Д.С.Лихачёва с 2013 по 2016 гг.

Замятин Д.Н., доктор культурологии, главный научный сотрудник Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ, до 2015 г. руководитель Центра геокультурной и региональной политики Института Наследия им. Д.С.Лихачёва

Люсый А. П., к. культурологии, с.н.с. Центра фундаментальных исследований в сфере культуры Института наследия им. Д.С. Лихачёва, доцент Российского нового университета (РосНОУ), член Комиссии по социальным и культурным проблемам глобализации Научного совета «История мировой культуры» при Президиуме РАН

Сеславинская М.В., канд. филос. н., руководитель научного центра бывшего Российского института культурологии; с 2011 г. Член Европейской академической цыгановедческой сети при ЕС и Совете Европы

Грузинов В. С., к.т.н., доцент МИИГАиК, старший научный сотрудник МАКЭ Института Наследия им. Д.С.Лихачёва в 2005-2013 гг.

Пчелкин С. А., ведущий научный сотрудник Института Наследия им. Д.С.Лихачёва 1998−2016 гг.

Черкаева О. Е, канд. культурологии, с.н.с. сектора музейной энциклопеции Российского института культурологии с 2001 по 2013 гг.

Завьялова Надежда Иосифовна, к.арх., член Федерального научно-методического совета Министерства культуры РФ, c.н.с. Института Наследия им. Д.С. Лихачёва в 1994-2014 гг.

Гусев Сергей Валентинович, к.и.н., рук. Центра археологического наследия Института Наследия им. Д.С. Лихачёва

Чувилова И.В., к. и. н., в 1994-2014 гг. старший научный сотрудник, зав. сектором в Российском институте культурологии, член Научного совета по музеям СО РАН, член ИКОМ

Кулинская С.В., старший научный сотрудник Института Наследия им. Д.С.Лихачёва в 1992-2015 гг.

Губенко С.К., старший научный сотрудник Института Наследия им. Д.С.Лихачева

Рябиков В.В., зам. Руководителя Центра «Морская арктическая комплексная экспедиция и морское наследие России» Института Наследия им. Д.С. Лихачёва в 2011-2015 гг.

Максаковский Н.В., кандидат географических наук, руководитель Центра всемирного наследия Института Наследия им. Д.С. Лихачёва (2013−2015 гг.)

Кудря Д.П., культуролог, бывший сотрудник РИК и Института Наследия,

Шестаков В.П., доктор философских наук, профессор, заслуженный работник культуры РФ, бывший зав. теории искусства РИК

Шеманов А.Ю., доктор философских наук, вед. научн. сотр., ФГБОУ ВО «Московский государственный психолого-педагогический университет», быв. сотрудник РИК и Института Наследия

Шахматова Е.В., быв. сотрудник РИК, доцент кафедры философии Государственного университета управления, кандидат искусствоведения,

Борейша-Покорская Е.Я., кандидат искусствоведения. бывший старший научный сотрудник сектора современной художественной культуры РИК.

Андреева Е.В., к.г.н., доцент Московской международной академии, в 1992-2013 гг. с.н.с. сектора краеведения Института Наследия им. Д.С. Лихачёва

Чернов Сергей Заремович, д.и.н. В 1998 - .2013 гг - зав. сектором «Обеспечния деятельности ФНМС Минкультуры РФ» (с 2009 г. - «Комплексных исследований и проектирования исторических территорий Центрального региона России») Института наследия им. Д.С. Лихачёва

Как оптимизировать работу учреждений культуры

В пятницу, 24 мая, состоялось рабочее совещание губернатора Приморского края Владимира Миклушевского с главами муниципальных образований. На совещании присутствовали и представители Ханкайского района.

Как рассказал после прошедшего совещания в крае глава района Владимир Мищенко, глава региона высказался против закрытия учреждений культуры в крае. Губернатор подчеркнул, что сегодня речь идёт об оптимизации работы этих учреждений, а не об их закрытии. «Я категорически против сокращения учреждений культуры, особенно в маленьких селах. Мы все знаем, чем это заканчивается», – заявил Владимир Миклушевский.

– Нам, главам муниципалитетов, было рекомендовано оптимизировать работу учреждений культуры, – поделился Владимир Мищенко. – Например, привлекать технический персонал на условиях аутсорсинга, развивать коммерческие услуги, по возможности размещать в помещениях учреждений культуры иные муниципальные службы, а высвободившиеся в итоге средства направлять на повышение зарплат персонала. Кроме того, в ходе совещания директор департамента культуры Анна Алеко ещё раз напомнила, что к концу 2013 года зарплата работников культуры должна составлять не менее 56% к уровню средней зарплаты по экономике региона. В денежном выражении это более 17 тысяч рублей.

Главы районов и поселений в свою очередь с возмущением говорили, что средств бюджетов не всегда хватает на исполнение имеющихся полномочий, не говоря уже о реализации указов. Как отметила Анна Алеко, значение показателя среднемесячной заработной платы по Дальнегорскому, Ханкайскому, Кировскому, Хасанскому, Хорольскому и ряду других муниципальных образований ниже обозначенных значений.

– Мы тратим 50% бюджета на содержание библиотек и других учреждений культуры. Если будем выполнять еще и эти полномочия, то 70% бюджета будем тратить только на культуру. Но есть же ещё и первоочередные расходы, – выступил в защиту глав сельских поселений глава Камень-Рыболовского сельского поселения Пётр Зубок.

В ответ на это выступление губернатор посоветовал главам муниципалитетов провести оптимизацию и модернизацию учреждений культуры и пересмотреть приоритеты при расходовании бюджетных средств. Кстати, Владимир Миклушевский уточнил, что руководитель учреждения сможет самостоятельно устанавливать штатную численность, размеры окладов и стимулирующих выплат. Главная его задача – поэтапное повышение заработной платы в соответствии с указом президента РФ.

Главы муниципальных образований отметили, что не имеют возможности повышать зарплату и профессиональным работникам культуры, и техническим. «Не может вахтер получать наравне с профессиональным работником 17 тысяч», – возмутился один из участников совещания. «Если говорим об указе президента, то повышаем всем работникам. Но в первую очередь требуется обратить внимание на кадровый состав», – парировала в ответе директор департамента культуры.

На совещании губернатор пообещал бонусы тем, кто обеспечит высокую наполняемость бюджетов. «Я намерен через госпрограммы и другие механизмы делать так, чтобы у главы муниципального образования появилась удочка, чтобы ловить рыбку», – образно выразился Владимир Миклушевский. Речь идёт о том, что финансовую поддержку из краевого бюджета получат муниципальные образования Приморья, которые в первую очередь сами позаботятся о наполнении казны за счёт высокой собираемости налогов. От эффективности работы администраций в этом направлении будет зависеть и поддержка со стороны краевой власти.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Фролова Анна Сергеевна. ИНТЕГРАЦИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ УЧРЕЖДЕНИЙ КУЛЬТУРЫ СЕЛА КАК ФАКТОР ОПТИМИЗАЦИИ ДОСУГА НАСЕЛЕНИЯ: диссертация... кандидата Педагогических наук: 13.00.05 / Фролова Анна Сергеевна;[Место защиты: ФГБОУ ВО Челябинский государственный институт культуры], 2017.- 249 с.

Введение

Глава I. Теоретико-методологические основы интеграции деятельности муниципальных учреждений культуры как фактора оптимизации досуга сельского населения 22

1.1. Социально-культурные условия, исторический опыт и сущность интеграции деятельности сельских учреждений культуры в контексте оптимизации досуга населения 22

1.2. Теория и опыт оптимизации досуга населения в условиях интеграции профильной деятельности учреждений культуры села 48

1.3. Педагогический потенциал работы сельских клубов, музеев, библиотек как основание интеграции их деятельности 65

Глава II. Разработка и экспериментальная апробация модели интеграции деятельности сельских учреждений культуры по оптимизации досуга населения 91

2.1. Модель и критерии интеграционного взаимодействия сельских муниципальных учреждений культуры по оптимизации досуга населения 91

2.2. Анализ практики интеграции деятельности сельских учреждений культуры в российских регионах 106

2.3. Опытно-экспериментальное исследование интеграции деятельности сельских учреждений культуры в Алтайском крае 128

Заключение 153

Список принятых сокращений 165

Списки литературы 166

Введение к работе

Актуальность исследования . Проблема оптимизации досуга сельского населения и пути её решения в современной социально-культурной ситуации обусловлены рядом факторов, среди которых: реализация реформы местного самоуправления на основании федерального закона 131-ФЗ «» (2003 г.). Одним из негативных последствий реформы явилось сокращение численности учреждений культуры муниципального уровня, действующих в т. ч. в сельской местности (М. Б. Абрамова, И. М. Ветлицина, Е. Л. Игнатьева и др.). Другим фактором, оказавшим значительное влияние на процессы организации современного организованного досуга на селе и его качественные характеристики, является переориентация досуговых интересов и запросов молодых жителей отечественных сельских территорий в направлении широко пропагандируемых средствами массовой информации и Интернет инокультурных образцов и моделей досугового поведения преимущественно «западного» формата (С. Н. Горушкина, Л. В. Дукачёва, И. В. Кирия и др.). Третьим фактором стало отмечаемое отечественными социологами и специалистами в области теории социально-культурной деятельности (Г. Г. Волощенко и др.) массовое «одомашнивание» досуга сельских жителей. Типичный современный сельчанин отдаёт предпочтение домашним досуговым занятиям, не проявляя устойчивого интереса к досуговой деятельности, предлагаемой местными учреждениями культуры. Естественным следствием становится отток посетителей из учреждений культуры, действующих в сельской местности, что часто оказывает негативное влияние на формирование развивающего досугового поведения сельчан.

В этой связи серьёзное значение приобретают вопросы поиска путей повышения эффективности деятельности учреждений культуры, среди которых наиболее типичными для сельской местности ввиду своей количественной распространённости являются исторически сложившиеся типы отечественных оргструктур культурного назначения: учреждения клубного типа, библиотеки и музеи, входящие в территориальный комплекс культурного обслуживания сельского населения современной России.

Текст «Основ государственной культурной политики » (декабрь 2014 г.) фиксирует потребность современного российского общества в «сохранении сложившейся сети организаций культуры, создании условий для их развития, освоения ими новых технологий культурной деятельности»; отмечает важность «усиления роли таких организаций культуры, как музей, библиотека… Дом культуры в деле исторического и культурного просвещения и воспитания». Документ декларирует общественную потребность в «развитии инфраструктуры культурной деятельности, создании благоприятной культурной среды в… сельских поселениях», необходимость «создания законодательных, организационных и финансовых механизмов для развития… межмуниципального культурного сотрудничества и взаимодействия».

На федеральном и региональном уровнях эта потребность общества и государства относительно развития сферы культуры и досуга на современном этапе отражена в текстах федеральных целевых программ «» (2002 г.) и «» (2013 г.), а также в тексте государственной региональной программы «Устойчивое развитие сельских территорий Алтайского края на 2012–2020 гг.» (2011 г.).

Анализ практики уставной деятельности сельских учреждений культуры позволяет обнаружить, что в условиях малочисленности штата работников и ограниченности материально-технических ресурсов учреждения культуры – за счёт регулярных партнёрских контактов, постепенно принимающих вид интегрирования деятельности – успешно решают проблему совершенствования организованного досуга сельских жителей, обеспечивают наполнение досуга ценным педагогическим развивающе-рекреативным содержанием. Эта тенденция составляет достойную альтернативу деструктивным досуговым практикам сельчан, сводимым, например, к избыточному потреблению алкоголя (особенно в праздничные дни), совершению противоправных действий, систематическому пассивному отдыху за просмотром телепередач, бездумному подражанию образцам «шаблонного», модного досуга.

В связи с вышеизложенным тема диссертационного исследования представляется актуальной. Её значимость обоснована потребностью поиска педагогических путей и современных способов её решения в теории, методике и организации социально-культурной деятельности. Организационно-педагогические возможности интеграции деятельности сельских учреждений культуры могут быть рассмотрены в качестве фактора, т. е. причины и движущей силы оптимизации досуга населения села, определяющих характер этой оптимизации, однако в теории и практике социально-культурной деятельности эта проблема к настоящему времени не может быть отнесена к числу глубоко осмысленных и обстоятельно проработанных.

Степень научной разработанности проблемы . Анализ состояния разработанности проблемы позволяет констатировать наличие определённого количества научных трудов отечественных исследователей, в разных аспектах раскрывающих вопросы реформирования системы управления российскими сельскими территориями и вопросы администрирования деятельности сельских учреждений культуры в пореформенных условиях (Т. В. Абанкина, М. Б. Абрамова, Р. Бабун, А. А. Васильев, М. Р. Зазулина, Е. Л. Игнатьева, Н. Максимова, Е. В. Максимова, С. В. Шварцева, Е. Л. Шекова и др.). В своём исследовании мы опирались на теоретические положения и выводы, изложенные в работах отечественных социологов, посвящённых проблемам качества жизни населения (в т. ч. сельского), динамики развития социальной сферы регионов, сельских муниципалитетов (В. Н. Бобков, Е. В. Бочарова, И. Н. Буздалов, А. В. Воронцов, С. И. Григорьев, П. С. Масловский-Мстиславский, В. А. Па-циорковский, В. И. Староверов, А. Я. Троцковский, А. А. Хагуров и др.).

Существенное значение для разработки отдельных аспектов темы исследования имели труды учёных, в которых затрагиваются вопросы сохранения и развития инфраструктуры социально-культурной сферы (Т. В. Абанкина, М. Б. Аврамова, Е. С. Гринфельд, Ю. А. Шубин и др.); научные работы, в которых предпринимаются попытки поиска и фиксации границ профильной деятельности современных клуба, библиотеки и музея (В. Викулова, Т. В. Галкина, А. Ю. Гиль, М. Я. Дворкина, И. Н. Донина, Т.А. Жданова, Т. А. Ловкова, З. В. Руссак и др.); а также исследования, касающиеся современных форм взаимодействия сельских учреждений культуры (Т. Ф. Берестова, А. Д. Жарков, Л. С. Жаркова, Л. В. Сокольская, З. В. Рус-сак, М. Н. Тищенко, М. Г. Хугаева и мн. др.). В этой связи нас интересовали как современные подходы руководителей-практиков к организации процессов межучрежденческого взаимодействия (Т. Абрамова, В. Аветисян, Н. О. Андросова, Е. Л. Бабий, Т. Кузнецова, Т. Кяпянова и др.), так и работы теоретического характера, раскрывающие вопросы формирования культурной среды развития личности (Т. А. Жданова, А. С. Кондыков, Л. В. Секре-това, С. Б. Синецкий и др.), организации культурного обслуживания сельского населения, созидания культурного пространства сельских поселений (И. М. Ветлицина, Л. А. Клавен, Я. И. Мозелова, И. Е. Честнодумов и др.). Кроме того, для нашего исследования важен исторический аспект интеграции деятельности учреждений культуры, а именно: распространение сельских культурно-спортивных комплексов в нашей стране (В. И. Рыбалка и др.) и, в частности, на Алтае в 1980-е гг. (А. Прохожев, Г. Рыжкова, С. Г. Сизов, Т. Солянова и др.).

Исследуя процесс оптимизации досуга сельского населения и его связь с интеграцией деятельности сельских учреждений культуры, мы опирались на данные разномасштабных социологических исследований, полученных учёными, специализирующимися на изучении культурных интересов и запросов жителей современной российской деревни (Г. Г. Волощенко, М. К. Горшков, С. Н. Горушкина, Л. В. Дукачёва, И. В. Кирия, Н. Е. Лихачёв и др.). Значимыми также представляются работы специалистов в области теории социально-культурной деятельности, касающиеся природы, функций, типологии досуга (Г. А. Аванесова, Ю. А. Стрельцов и др.), педагогики досуга (А.Ф. Воловик, В. А. Воловик, В. Д. Пономарёв и др.), особенностей досуговой деятельности и досугового поведения различных категорий населения (А. В. Соколов, В. В. Медведенко, Г. В. Оленина и др.), комплекса социально-культурных технологий (Ю. Д. Красильников, Е. И. Григорьева и др.) как современного инструмента формирования и развития организованного досуга населения.

Проблема партнёрства, комплексных форм взаимодействия учреждений культуры сельских территорий изложена в трудах Т. В. Безугловой, Л. К. Блюдовой, В. Викуловой, Л. Бойцовой, С. Н. Горушкиной, Ю. А. Демченко, Л. А. Дмитриевой, Т. Б. Ловковой, Е. В. Мирошниченко, Я. И. Мозеловой, О. Ю. Мурашко, М. Н. Осиповой и мн. др. В нашей научной работе важное значение имели материалы диссертационных исследований по вопросам интеграции деятельности учреждений культуры, принадлежащие учёным, специализирующимся в области теории, методики и организации социально-культурной деятельности: в частности, работы В. И. Солодухина, Л. В. Секретовой; важной стала также диссертационная работа Д. В. Шамсутдиновой, в которой изложена концепция досуговой деятельности как фактора социально-культурной интеграции личности.

В исследованиях зарубежных специалистов современная проблематика сотрудничества клубов, библиотек и музеев отражена в публикациях Б. Остби (Birger 0stby), М. Чьют (Mary L. Chute), А. Ярроу (Alexandra Yarrow) и др.

Анализ степени научной разработанности проблемы позволил выявить следующие противоречия , касающиеся процесса оптимизации досуга сельского населения на основе интеграции деятельности разнопрофильных учреждений культуры, находящихся в подчинении органов муниципальной власти районного или поселкового уровней:

возросшая потребность в развитии инфраструктуры культурно-досуговой деятельности, в создании комфортных условий для усиления роли таких организаций культуры, как клуб, библиотека и музей, где адекватным способом удовлетворения этой потребности может выступать налаживание интеграционных взаимоотношений между ними, и слабая разработка теоретических основ процесса интеграции деятельности этих типов сельских учреждений культуры, а также отсутствие практических рекомендаций внедрения результатов интеграции в работу сельских учреждений культуры.

осознание педагогически неудовлетворительных результатов, а также низкого качества и недостаточного количества культурно-досуговых программ, организуемых в условиях практики разобщённого функционирования - т.е. исключительно самостоятельными силами - сельскими клубом, библиотекой и музеем и недостаточная разработанность организационно-педагогических способов и механизмов интеграции деятельности этих учреждений, способствующих оптимизации организованного досуга жителей сельских территорий;

потребность муниципального сектора сферы культуры и досуга в оптимальных формах культурно-досуговой деятельности, разнообразных типах досуга, особенно в развиваю-ще-рекреативной разновидности досугового поведения сельского населения и недостаточная разработанность новых, адекватных педагогических подходов к решению этой проблемы, связанных, в частности, с интеграцией деятельности сельских учреждений культуры, в теории и практике социально-культурной деятельности.

Указанные противоречия позволили сформулировать проблему исследования , которая заключается в необходимости обоснования, разработки и внедрения в организованно протекающий в сельских учреждениях культуры педагогический процесс новых путей и способов оптимизации досуга населения, связанных с интеграцией их деятельности.

Проблема определила следующую формулировку темы исследования : «Интеграция деятельности учреждений культуры села как фактор оптимизации досуга населения».

Цель исследования : теоретически обосновать и экспериментально доказать эффективность интеграции деятельности сельских учреждений культуры как фактора оптимизации досуга населения.

Объектом исследования выступает оптимизация организованного досуга сельского населения в учреждениях культуры.

Предметом исследования является организационно-педагогический процесс интеграции деятельности сельских учреждений культуры как фактор (т. е. движущая сила и причина) оптимизации организованного досуга населения села.

В процессе исследования выдвинута следующая гипотеза : оптимизация досуга сельских жителей, организованного при условии интеграции деятельности учреждений культуры, будет эффективной в случае реализации следующих позиций:

рассмотрения процесса оптимизации досуга сельчан и процесса интеграции деятельности сельских учреждений культуры как двух взаимосвязанных процессов, где один процесс – интеграция, является движущей силой и причиной другого процесса – оптимизации досуга населения села;

осмысления современных сельских учреждений социально-культурной сферы (клубного, библиотечного и музейного профилей), являющихся институционализированными субъектами организации досуга сельского населения, как нуждающихся в развитии интеграционных взаимоотношений;

исследования теоретико-методологических основ, моделирования и экспериментальной апробации модели интеграции деятельности сельских учреждений, действующих в муниципальном секторе сферы культуры, что повлечёт за собой оптимизацию организованного досуга сельчан, т. е. улучшит его количественные и качественные характеристики по определённым критериям.

Цель и гипотеза исследования определили его задачи :

исследовать социально-культурные условия, исторический опыт и определить сущность интеграции деятельности сельских учреждений культуры в контексте потребности в оптимизации досуга сельчан;

проанализировать теорию и практику оптимизации досуга населения сельских муниципальных образований в условиях интеграции деятельности разнопрофильных учреждений культуры, функционирующих в сельской местности;

выявить общность педагогических потенциалов работы сельских клубных, библиотечных и музейных учреждений в качестве основания для интеграции их деятельности;

разработать модель и критерии интеграционного взаимодействия учреждений культуры по оптимизации досуга сельского сообщества;

Междисциплинарный характер исследования определяет опору на достижения различных областей социально-гуманитарного знания, ввиду чего теоретическую и методологическую основу исследования составляют:

на философском уровне: философский и философско-педагогический смысл понятия «фактор» как «проявления причинно-следственных связей и движущей силы в развитии какого-либо процесса, определяющих его характер или отдельные черты» (Р. В. Рывкина, И. Б. Лебедева); философия процесса (П. П. Гайденко); структура человеческой деятельности в рамках системного подхода (М. С. Каган); философская идея о фазах или уровнях досуга (Е. В. Добринская, Э. В. Соколов) как основание для разработки типологии и классификации видов досуга и досуговой деятельности человека.

на общенаучном уровне: исследование феномена партнёрства, интеграции различных типов учреждений культуры, взаимопроникновения форм деятельности клуба и музея, музея и библиотеки, библиотеки и клуба (Е. М. Акулич, С. Н. Горушкина, З. В. Руссак, М. Я. Дворки-на, Ю. А. Демченко, Т. Б. Ловкова, Е. В. Мирошниченко, О. Ю. Мурашко, Л. В. Сокольская и др.); трансформация сферы культуры в связи с реформой местного самоуправления (М. Б. Абрамова, Г. Н. Бутырин, А. А. Васильев, И. М. Ветлицина, С. И. Григорьев, Е. С. Гринфельд, Е. М. Зезека, Н. Е. Лихачёв и др.); историко-культурологический и социологический анализ досуга (Г. Г. Волощенко, М. К. Горшков и др.); проблемы современной музейной, библиотечной и клубной педагогики (Т. В. Галкина, А. Ф. Воловик, В. А. Воловик, Е. П. Мандебура, Б. А. Столяров, И. И. Тихомирова, Л. Н. Шеховская и др.); квалиметрический подход в педагогике, позволяющий разработать репрезентативные методики замера результатов педагогического эксперимента (И. К. Шалаев).

На конкретно-научном уровне: институциональный подход к классификации учреждений и институтов социально-культурной сферы (М. А. Ариарский, А. В. Соколов): определение функционально-целевого назначения различных типов учреждений культуры в пореформенных социально-экономических условиях (А. Д. Жарков, Л. С. Жаркова, В. М. Чижиков); идея парадоксальности досуговой деятельности современного человека (Ю. А. Стрельцов), определяющая педагогические подходы к организации развивающего досуга, противостоящего стихийному личностно-разрушающему досуговому поведению (А. В. Соколов); социально-культурный подход к интеграции личности в системе досуговой деятельности (Д. В. Шамсут-динова), развитие интеграционных процессов в социально-культурной сфере (В. И. Солоду-хин); идея о развивающей сущности технологий, форм, программ, проектов культурно-досуговой и социально-культурной деятельности различных категорий населения (Е. И. Григорьева, Т. Г. Киселёва, Ю. Д. Красильников, Г. В. Оленина и др.); трактовка эффективности социально-культурной деятельности (В. М. Рябков).

В диссертационном исследовании использован следующий комплекс методов теоретического характера: теоретический анализ и обобщение научной литературы философского, социологического содержания, материалов научной и профессиональной печати, посвящён-ных различным вопросам из областей теории социально-культурной деятельности, библиотековедения и музееведения отечественных и зарубежных авторов.

Из числа методов эмпирического уровня к диссертационному исследованию привлечены: анализ опубликованных и неопубликованных документов учреждений культуры села, экспертный опрос (с элементами глубинного интервью), фокус-групповая дискуссия, метод кар-тограммирования проблем микросоциума, моделирование, педагогический эксперимент.

Информационную базу исследования составили: федеральная целевая программа «Социальное развитие села до 2013 года » (2002 г.) , федеральная целевая программа «Устойчивое развитие сельских территорий на 2014–2017 годы и на период до 2020 года » (2013 г.) , Основы государственной культурной политики (2014 г.), План мероприятий («дорожная карта») «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности сферы культуры » (2012 г.) , федеральные законы 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации » (2003 г.) , 83-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений » (2010 г.) , отраслевые законы 54-ФЗ «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях Российской Федерации » (1996 г.) , 78-ФЗ «О библиотечном деле » (1994 г.) и др.

Основной опытной базой констатирующего этапа исследования выступили 206 отечественных сельских учреждений культуры (в т. ч. из Приволжского, Северо-Западного, Сибирского, Центрального и Уральского федеральных округов России). Опытной базой формирующего этапа научно-исследовательской работы стали девять учреждений культуры, клубы, библиотеки и музеи, вошедшие в экспериментальную группу, действующие в трёх сельских муниципальных районах Алтайского края: Павловском, Смоленском и Косихинском, а также шесть учреждений культуры (клубы, музеи и библиотеки) Зонального и Бийского районов Алтайского края, вошедшие в контрольную группу. Всего в эксперименте приняло участие 229 руководителей и сотрудников сельских учреждений культуры, 90 жителей сёл.

Исследование осуществлялось в несколько этапов (с 2010 по 2016 гг.).

На первом этапе (2010–2011 гг.) на основе изучения научной, профессиональной литературы из различных областей социально-гуманитарного знания – теории социально-культурной и культурно-досуговой деятельности, библиотековедения и музееведения – было предпринято теоретическое осмысление сущности интеграционных процессов в системе деятельности учреждений социально-культурной сферы, действующих в границах современного сельского поселения, с позиций нескольких научных подходов (феноменологического, институционального, педагогического и др.).

На втором этапе (2012–2015 гг.) состоялся подбор исследовательского инструментария (подготовка, экспертиза, «пилотирование» и корректировка всех единиц комплекса докумен-7

тального обеспечения полевого исследования: анкеты, плана интервью и фокус-групповой дискуссии, регистрационных карточек, дневника наблюдения, протоколов и проч.); предпринята серия научных экспедиций в сельские районы Алтайского края (Бийский, Зональный, Смоленский, Павловский и др.).

Третий этап (2015–2016 гг.) стал завершающим: проведена обработка данных, полученных в ходе экспертного опроса, глубинных интервью, фокус-групповых дискуссий, педагогического эксперимента, осмысление и обобщение результатов научно-исследовательской работы, формулировка выводов и оформление теста диссертации.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

определены социально-культурные условия и сущность интеграции деятельности сельских учреждений культуры в связи с проблемой оптимизации досуга сельского населения; установлено, что решение данной проблемы требует интеграции деятельности разнопрофильных учреждений культуры, заключающейся в систематическом сотрудничестве этих оргструктур по созданию совместных культурно-досуговых программ, привлекательных для сельчан, повышающих развивающе-рекреативный потенциал организованного досуга, что способствует устойчивому развитию сельских учреждений культуры как субъектов организованного досуга жителей современного села;

дана краткая характеристика природы, характера, функционально-целевого содержания и типологии досуга, представлен анализ предпочтений сельским населением отдельных типов досуга; установлено, что самое значительное место в библиотечной и музейной работе отведено формам просветительного и образовательного типа досуга, в то время как для клубной работы характерна организация форм зрелищно-развлекательного и художественно-творческого типов досуга;

выявлена корреляция сущностных функций, принципов и целей профильной деятельности клубных, библиотечных и музейных учреждений как педагогических систем, их ориентация в практической работе на главные цели педагогически организованного досуга (развитие, рекреацию, развлечение) своих аудиторий; это позволяет клубу, библиотеке и музею успешно практиковать совместно организованные программы без нарушения специфических, «отраслевых» функций профильной деятельности каждого из типов этих учреждений;

разработана педагогическая модель организации интеграционного взаимодействия сельских учреждений культуры, наиболее типичными из которых являются клуб, библиотека и музей, показывающая процесс оптимизации досуга сельского населения; модель включает причины, внешнюю и внутреннюю цели, механизмы, принципы, кадровый ресурс целедости-жения, координационный орган как внутренний субъект управления процессом интеграции, оценку эффективности этого процесса на основе определённых критериев;

определены и проверены уровни и критерии оценки эффективности интеграционного взаимодействия сельских учреждений культуры – клубов, библиотек и музеев; содержанием критериев являются показатели количественных и качественных признаков оптимизации организованного досуга жителей села в соответствии с критериями интеграционного взаимодействия учреждений культуры (источник инициативы интеграционного взаимодействия, частота, систематичность, совпадение целей интеграционных контактов).

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в следующем: 1) дополнена теория социально-культурной деятельности за счёт разработанного в исследовании определения понятия «интеграция деятельности сельских учреждений культуры», под которым понимается имеющий историческую традицию способ осуществления их партнёрского взаимодействия, характеризующийся добровольным, систематическим объединением ресурсов и профессиональных усилий персоналов разнопрофильных учреждений (клуба, библиотеки, музея) по созданию совместных современных культурно-досуговых программ, привлекательных для сельского населения и решающих педагогические задачи в сфере досуга; интеграция способствует совершенствованию качества и увеличению количества таких программ, а также содействует стабилизации процессов реализации уставной деятельности сельских учреждений культуры;

разработана педагогическая модель организации интеграционного взаимодействия наиболее типичных для сельской местности учреждений культуры (клуба, библиотеки и музея) с целью оптимизации досуга сельских жителей; модель представляет собой авторский вариант концептуально-теоретического решения данной проблемы на основании использования системного и процессного подходов, методологии целеполагания, принципа субъектности для определения источника инициативы развития интеграционных процессов;

предложены анализ и оценка педагогического эксперимента, которые позволяют утверждать, что педагогическая модель и критерии её реализации адекватны решаемой проблеме и являются теоретическими методами доказательства эффективности интеграции деятельности сельских учреждений культуры как фактора оптимизации досуга населения села.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что сформулированные в нём выводы нашли и могут найти в перспективе своё практическое применение в работе сельских учреждений культуры, а также структурных подразделений органов поселковых и районных администраций, осуществляющих руководство деятельностью этих учреждений. Знакомство с материалами исследования будет полезным для специалистов, оказывающих аналитическую, методическую, образовательную, информационную и пр. поддержку деятельности муниципальных сельских учреждений культуры, а также для специалистов, чья деятельность связана с процессами разработки и продвижения социально-культурных проектов, с преподаванием основ технологии социально-культурного проектирования на курсах повышения квалификации работников учреждений культуры. Результаты диссертационного исследования важны для педагогов вузов и ссузов, осуществляющих руководство процессом подготовки кадров для учреждений культурно-досугового, библиотечного и музейного профилей, и могут быть включены в содержание преподаваемых в высшей школе учебных дисциплин (например, «Основы культурной политики», «Инновационно-методическая деятельность библиотек», «Менеджмент социально-культурной деятельности», «Управление библиотечно-информационной деятельностью», «Менеджмент музейного дела», «Региональное библиотечное (музейное) дело», «Социальная работа в различных сферах жизнедеятельности» и др.).

Достоверность и обоснованность полученных в ходе исследования результатов обеспечены корректностью исходных теоретико-методологических позиций; корпусом методов, адекватных цели, задачам и гипотезе исследования; опытной проверкой гипотезы и её подтверждением; достоверностью использованных статистических данных, использованием математических методов обработки экспериментальных данных.

Положения, выносимые на защиту:

1. В современной сложной ситуации, связанной с трансформацией (коммерциализацией,
либерализацией, «вестернизацией») государственного сектора сферы культуры, в результате
реализации реформы местного самоуправления в практике работы сельских учреждений куль
туры возникла интеграция их деятельности, представляющая собой процесс, появившийся в
социально-культурной сфере сельских территорий в ответ, с одной стороны, на деструктивный
характер культурной и экономической ситуации, связанной с пореформенным сокращением
сети учреждений культуры как инфраструктурной базы организованного досуга, с другой сто
роны, с изменениями досуговых предпочтений и «одомашниванием» неорганизованного досу
га сельчан, что снижает педагогический рекреативно-развивающий потенциал досуга, органи
зованного силами учреждений культуры. Учреждениям культуры, решающим проблему опти
мизации досуга сельского населения, необходима интеграция, связанная с систематическим
объединением усилий по созданию современных, привлекательных для населения, педагогиче
ски содержательных культурно-досуговых программ, совместно организованных разнопро
фильными учреждениями культуры (клубом, библиотекой, музеем), что способствует устойчи
вому развитию сельских учреждений культуры, осуществляющих свою деятельность в услови
ях дефицита материально-технических, финансовых и кадровых ресурсов, а также повышению
качества досуга сельчан.

2. Организованный досуг населения современных сельских территорий требует оптими
зации, под которой понимается совершенствование его качественных характеристик на ос-
9

нове определённых критериев. В связи с парадоксальностью феномена досуга, сложностью педагогического воздействия на досуговое поведение личности и социальных общностей, для реализации рекреационно-развивающей направленности организованного досуга сельского населения, с учётом особенностей досуговых предпочтений сельских жителей, их образа жизни, характера физического труда, низкого уровня платёжеспособности, необходима интеграция деятельности сельских учреждений культуры, а именно – клуба, библиотеки и музея, как исторически сложившихся субъектов организованного досуга населения; это поможет обеспечить не только увеличение количества культурно-досуговых программ, но и повысить их качество, сделать организованный досуг сельчан привлекательным и более разнообразным за счёт интеграции форм информационно-просветительного и образовательного типов досуга, традиционно присущих преимущественно библиотекам и музеям, и форм зрелищно-развлекательного и художественно-творческого типов досуга, характерных в значительной степени для работы клуба.

Интеграционное взаимодействие сельских учреждений культуры сущностно не противоречит целям, функциям и принципам профильной деятельности каждого из наиболее распространённых в сельской местности типов учреждений культуры (клуба, библиотеки или музея), поскольку в рамках своих отраслевых теорий, на теоретико-методологическом уровне эти учреждения осмысливаются в статусе полноценных педагогических систем, формирующих и развивающих (каждая в своей степени) информационно-просветительные, творческие, коммуникативные, рекреативные досуговые потребности и интересы своих аудиторий в соответствии с принципами педагогики досуга. На уровне практики интеграционный процесс может рассматриваться как организационно-педагогический механизм объединения педагогических потенциалов разнопрофильных учреждений культуры сельского муниципалитета с целью организации качественного, разнообразного, развивающего досуга населения, художественно-зрелищные, игровые, творческо-самодеятельные формы которого, будучи присущи только клубу, в современной ситуации за счёт интеграции широко проникают в деятельность музея и библиотеки.

Для того, чтобы интеграционный процесс был эффективным, необходима разработка и опытно-экспериментальная апробация педагогической модели, критериев и уровней организации интеграционного взаимодействия сельских учреждений культуры, на основе которых в сибирском регионе удалось установить, что интеграция является: 1) причиной оптимизации организованного этими учреждениями досуга населения, поскольку в тех районах Алтайского края, где не зафиксированы факты интеграции, количественно-качественные характеристики досуга остались неизменно низкими; 2) движущей силой оптимизации досуга, поскольку с помощью критериев и уровней интеграционного процесса была выявлена динамика показателей оптимизации досуга. В результате интеграции изменился характер организованного досуга сельского населения, а именно: значительно улучшились качественно-количественные характеристики и привлекательность для населения педагогически направленных культурно-досуговых программ, разрабатываемых совместными усилиями сельских клубов, библиотек и музеев. В результате теоретической и опытно-экспериментальной работы удалось доказать, что интеграция деятельности сельских учреждений культуры является фактором, т. е. причиной и движущей силой, организованного досуга сельского населения, значительно улучшающей характер досуга, повышая его эффективность.

Апробация результатов научно-исследовательской работы была произведена в процессе их обсуждения на международных научных, научно-методических и научно-практических конференциях (Westwood (Canada), 2015; Москва, 2014; Барнаул, 2012, 2013, 2015, 2016 гг.; Барнаул/Горно-Алтайск, 2014 г.); на конференциях всероссийского уровня (Омск, 2011 г.; Тюмень, 2011 г.; Барнаул/Новосибирск, 2012 г. ; Барнаул, 2012, 2014, 2016 г.) ; на конференциях межрегионального уровня (Барнаул, 2012 г.) и др.; а также на научно-практических конференциях регионального и городского уровней (Барнаул, 2010– 2015 гг.) и др. Результаты диссертационного исследования обсуждены на кафедре соци-

ально-культурной деятельности ФГБОУ ВО «Алтайский государственный институт культуры» (г. Барнаул).

Основные положения, выводы и рекомендации диссертационного исследования изложены в 18 публикациях, три из которых размещены в рецензируемых научных изданиях, включённых в перечень Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации. Материалы исследования внедрены в практику работы учреждений культуры административных центров трёх сельских муниципальных районов Алтайского края, составивших экспериментальную группу опытной базы формирующего этапа научно-исследовательской работы: 1) Павловский район: МБУК «Районный Дом культуры «Юность », МБУК «», Ремзаводская поселенческая библиотека-филиал МБУК «Павловская межпоселенческая модельная библиотека им. И. Л. Шумилова », МБУК «Павловский исто-рико-художественный музей им. Г. Ф. Борунова »; 2) Смоленский район: МБУ «Районный Дом культуры Смоленского района Алтайского края », СМУК «Смоленский историко-мемориальный музей им. А. П. Соболева », МКУ «Централизованная библиотечная система Смоленского района Алтайского края»; 3) Косихинский район: ММБУ «Косихинский районный Дом культуры », ММБУ «Косихинская модельная мемориальная районная библиотека имени Р. И. Рождественского » и МБУ «Косихинский районный краеведческий музей ».

Структура диссертации включает введение, две главы, заключение, список принятых сокращений, основной список литературы, включающий 194 названия и дополнительный список литературы, содержащий описание 111 материалов интернет-ресурсов органов местного самоуправления муниципальных районов и сельских поселений Алтайского края, собственных веб-страниц сельских учреждений культуры и краевых научно-методических служб, 8 приложений, авторский графический материал в количестве 3 рисунков, 23 таблиц и 11 диаграмм.

Теория и опыт оптимизации досуга населения в условиях интеграции профильной деятельности учреждений культуры села

Доля сельского населения в общей численности жителей России составляет около 26% (примерно 38 млн чел. по данным Росстата на 1 января 2016 г.) . Учёное сообщество проявляет значительный интерес к вопросам специфики развития отечественного села, включая проблемы организации досуга сельчан в современной социально-культурной ситуации.

Авторы фундаментальной энциклопедии «Социология» (Москва, 2003 г.) предлагают рассматривать «село» (в широком смысле) как «социально-территориальную общность, исторически конкретную поселенческую структуру, одну из первых форм расселения людей, занятых преимущественно сельскохозяйственным трудом, характеризующуюся в отличие от города небольшой концентрацией населения на определённом пространстве» . Социологи, рассматривая село как социальную систему, отмечают, что село «выполняет подчинённую по отношению к городу роль, жизнедеятельность в нём обусловлена природными циклами, отличается сравнительно тяжёлыми условиями труда вследствие его низкой энерговооруженности, меньшей развитостью социальной инфраструктуры, худшими условиями для культурного развития и проведения досуга» .

С одной стороны, к специфическим чертам крестьянской (как подчёркнуто оппозиционной городской) культуры, по мнению ученых, относятся: «внутренняя сплочённость сельской общности; …сохранение традиций, обычаев старины, высокий удельный вес коллективной деятельности в рабочее и свободное время; трудовой образ жизни, …преобладание моральных регуляторов поведения над правовыми, юридическими» и др. . Академическая мысль традиционно предполагает за сельскими территориями высокую степень функциональной нагруженности ультрасложного социокультурного порядка. Один из ведущих современных российских социологов и политологов А. А. Хагуров в числе ключевых функций села указывает: решение селом (наряду с городом) стратегических задач расселения граждан России; обеспечение социального контроля над территориями; сохранение исторически освоенных агроландшафтов; исполнение решающей роли в обеспечении продовольственной безопасности страны; сохранение этнокультурного разнообразия российского общества; обеспечение экологического благополучия страны; участие (в статусе важнейшего звена) в решении вопроса о качестве жизни россиян; создание крестьянской культуры, во многом определившей национальный менталитет и др. .

С другой стороны, исследователями современного состояния отечественной сельской территории (например, П. П. Великим, В. В. Пациорковским, В. И. Староверовым, А. А. Хагуровым, В. Л. Шабановым и др.) высказываются мнения и оценки на предмет крайне негативной по своим качественным последствиям трансформации её традиционалистских социокультурных оснований. Трансформация, спровоцированная актуализацией радикальных государственных либерально-рыночных реформ, обрела «необратимый системно-структурный характер» и представляет собой серьёзное препятствие положительной социокультурной динамике развития отечественной деревни.

Фундаментальный социокультурный разлад в жизни сельского сообщества проявляется как комплекс проблем духовного, культурного и педагогического (социальная педагогика) характера. В отношении отечественного крестьянства на рубеже ХХ–XXI вв. допущены серьёзные «нарушения принципа социальной справедливости» , вызвавшие к жизни блок острейших проблем, среди которых: системная деформация уклада жизни , повлекшая за собой комплексные кризисы и конфликты личностной и групповой аксиологической ориентации; эскалация процессов девальвации социокультурных норм и идеалов .

В разноотраслевых исследованиях, касающихся жизни сельских территорий, специалистами высказываются мнения о том, что «село как социально-территориальная система вступила в стадию системной деградации» . По мнению С. И. Григорьева, «жизненные силы сельского населения страны, его духовно-культурный облик, ресурсы духовно-нравственного и демографического развития оказались сниженными до стратегически опасных пределов» . Между тем, качество жизнедеятельности крестьянства «определяет …и национальную безопасность… государства»1 .

Задача по повышению уровня и качества жизни сельского населения, зафиксированная в тексте «Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» , обретает статус ключевой государственной задачи2. Представляется, что решение этой проблемы не в последнюю очередь соотносится с требованием качественного совершенствования досуга современных сельчан.

Отечественная академическая мысль (в лице, например, В. Н. Бобкова, П. С. Масловского-Мстиславского, Е. Р. Пака и др.) определяет научную категорию «качество жизни»3 как «уровень развития и степень удовлетворённости комплекса высокоразвитых потребностей и интересов людей» , циркулирующих, в т. ч., в духовной, культурной и информационной областях их жизнедеятельности.

Педагогический потенциал работы сельских клубов, музеев, библиотек как основание интеграции их деятельности

Привычные границы строгой специализации профильной деятельности современных учреждений культуры утрачивают свою чёткость и крепость под давлением ряда объективных факторов (вроде смены социально-правовых, социально-культурных, социально-политических, социально-экономических и иных контекстных условий функционирования) и субъективных факторов (например, признания самоценности досуга, индивидуализации содержания и иерархии аксиосистемы личности массового современного россиянина, деуниверсализации моделей его досугового поведения, изменения состава его досуговых интересов и личностных ожиданий в отношении условий и способов их формирования и удовлетворения и проч.). Продуктивность развития межучрежденческих партнёрских контактов среди сельских муниципальных учреждений культуры обеспечена, с нашей точки зрения, «размыканием» этих узкоспециальных границ, которое, является следствием переориентации работы учреждений культуры в направлении организации досуговой деятельности: как и клуб, современные сельские библиотека и музей проявляют столь же сильную озабоченность вопросами качества организации досуга своей аудитории, так же заинтересованы в сообщения досуговой деятельности педагогической направленности, интенсивной разработке его развивающего и рекреационного потенциалов.

Не являются секретом хронические затруднения учреждений культуры, связанные с привлечением аудитории к активному участию в культурной жизни сельской территории, связанные, прежде всего, с проблемой результативности поиска свежих форм, методов и технологий организации досуговой деятельности местного населения. В этом смысле неслучайным – даже закономерным – выглядит регулярное обращение библиотечных и музейных работников к методическому и технологическому арсеналу клубной работы, специализирующейся исключительно на вопросах организации досуговой деятельности. Посредством регулярного заимствования традиционных и инновационных форм социально-культурной деятельности современная библиотечная, музейная практика рассчитывает обрести надёжную защиту от рисков невостребованности сельской аудиторией. На наш взгляд, кооперации работы учреждений, представляющих области культурно-досуговой деятельности, библиотечно-информационного дела и музейной работы, способствует развитие двух взаимосвязанных процессов. Во-первых, сближение учреждений культуры на позициях активных субъектов организации досуговой деятельности муниципального сообщества, в равной степени заинтересованных в совершенствовании качественных характеристик досуга сельчан. Во-вторых, назревание потребности в нейтрализации откровенного крена культурных мероприятий в сторону вульгарной зрелищности, примитивной развлекательности за счёт насыщения их информационно-просветительным, образовательно-воспитательным и историко-культурным содержанием.

Исследователи (Т. Г. Киселева, Ю. Д. Красильников, Ю. А. Стрельцов и др.) отмечают присутствие в практике функционирования современной социально-культурной сферы межучрежденческих контактов, характеризуя их как непрочные, причинами чего называют «отсутствие ясного представления о… формах совместной работы» . Однако специалисты не подвергают сомнению естественное для учреждений культуры «стремление к социальному партнёрству» и отмечают усиление «их совместных, согласованных и скоординированных действий на основе общих, совпадающих функций» как одну из тенденций процесса развития социально-культурной сферы.

Философской категорией «функция» (от лат. function – исполнение, осуществление, совершение) в обществоведении и гуманитарных науках принято обозначать «внешнее проявление свойств какого-либо объекта в данной системе отношений» . Функции учреждений культуры (в вариантах «общественные задачи», «социальная роль» и др.) определяются как «отличительные обязанности по отношению к обществу» (Л. М. Шляхтина).

Обращаясь к процедуре функционального анализа21 компаративным методом выявляем содержательные корреляции элементов функциональной нагрузки учреждений культуры (см. табл. 4). Анализируя данные, приведённые в табл. 4, находим справедливым утверждение о возможности и необходимости развития интеграционных отношений между учреждениями культуры на основе комплекса совпадающих сущностных социальных функций, к которому можно отнести следующие: развивающую, обращённую на всестороннюю поддержку процессов формирования личности, трансформации её качественных свойств в направлении совершенствования; развивающее начало признаётся сущностно имманентным остальным функциям (М. А. Ариарский, Т. Г. Киселёва, Ю. Д. Красильников, О. В. Первушина и др.);

Анализ практики интеграции деятельности сельских учреждений культуры в российских регионах

Разумеется, что результаты интеграционного взаимодействия нуждаются в компетентной оценке, которую не всегда возможно грамотно произвести на основании комплекса индикаторов, традиционно применяемых узкоотраслевым порядком, т. е., «по видам учреждений»: отдельно для организаций клубного типа, отдельно для общедоступных библиотек, отдельно для музеев. Прерогатива формулировки и утверждения перечня показателей оценки эффективности, методики фиксации их величины, определения участвующих в интеграционном процессе субъектов, порядка отчётных периодов и проч. принадлежит учреждениям культуры и органам местного самоуправления.

Процесс разработки системы показателей оценки эффективности интеграционного взаимодействия учреждений сферы культуры включает, на наш взгляд, как минимум, семь этапов (см. прил. 3), каждый из которых характеризуется собственным содержанием: «дискуссионный», «подготовительный», «экспертизационный», «апробационный», «коррекционный» и «эксплуатационный». В числе участников этого процесса называем: сотрудников коллективов учреждений культуры, выступающих в качестве субъектов интеграционного взаимодействия; координационный орган, формируемый из числа инициативных специалистов от коллективов учреждений культуры для исполнения административной, координационной, контрольной и др. функций в отношении хода интеграционного процесса; независимый эксперт, исполняющий роль авторитетного рецензента системы показателей оценки эффективности межучрежденческого сотрудничества; а также представители местных органов власти (комитетов (отделов) по культуре районной или сельской администраций), властные полномочия которых распространяются на утверждение текста муниципального задания на оказание услуг (выполнение работ) в сфере культуры. По окончании каждого этапа коллективными усилиями разрабатывается документ, служащий «отправной точкой» для организации работ на следующем этапе.

Таким образом, процесс интегрирования деятельности структур муниципальной социально-культурной сферы отечественного села (клубов, библиотек и музеев) характеризуется наличием внутренних и внешних целей, напрямую связанных с оптимизацией организованного досуга населения сельского муниципалитета. Интеграционный процесс, реализуемый действием механизмов бюджетной и внебюджетной поддержки, документально-правового регулирования, научно-исследовательской и методической поддержки, подчиняется конкретных принципам развития партнёрских отношений (равноправия субъектов взаимодействия, достижения совместными усилиями общественно значимых целей и проч.). В процессуальном плане интеграционное взаимодействие, состояние которого может быть объективно оценено по ряду специальных критериев, дифференцируется на несколько этапов с собственным содержанием, охватывающим перечень субъектов интеграции и набор соответствующих этапам процедур, операций и действий.

Педагогической данная модель является постольку, поскольку педагогический характер носят, во-первых, внешняя цель интеграции деятельности учреждений культуры и, во-вторых, качественные результаты этой интеграции, связанные с оптимизацией досуга населения сельской территории.

Данную педагогическую модель организации интеграционного взаимодействия сельских учреждений культуры, направленную на оптимизацию досуга населения, и критерии оценки состояния интеграционного взаимодействия сельских учреждений сферы культуры необходимо апробировать в ходе педагогического эксперимента.

Организация эмпирического исследования проблемы, отражённой в формулировке темы диссертационной работы, велась по двум основным этапам: 1) пилотажному, ключевой целью которого стала подготовка, апробация и корректировка оригинального научно-методического инструментария для основных исследовательских мероприятий; 2) полевому, посвящённому проведению главных эмпирических изысканий по заявленной теме.

В ходе пилотажного этапа исследования была проведена серия пробных экспертных опросов и стандартизированных интервью27. Итоги предварительных исследовательских практик полностью совпали с результатами основного полевого исследования проблемы интеграции деятельности учреждений культуры села как фактора оптимизации досуга населения. Его стартовым этапом стал экспертный опрос (с элементами глубинного интервью)28 с участием представителей 206 сельских29 учреждений культуры из нескольких регионов России. Повышение уровня информативности результатов опроса достигнуто благодаря привлечению на финальном этапе констатирующего исследования метода фокус-групповой дискуссии, дополненного купированной версией метода картограммирования проблем микросоциума.

Опытно-экспериментальное исследование интеграции деятельности сельских учреждений культуры в Алтайском крае

Отметим, прежде всего, существенный прогресс количественных значений каждого из упомянутых критериев применительно ко всем участникам экспериментальной группы. Существенно возросла периодичность партнёрских контактов учреждений (особенно, у действующих в административном центре Смоленского района): от ежегодных (и даже более редких) до ежемесячных, а в ряде случаем даже и до еженедельных (Павловский район).

Инициаторами развития отношений межучрежденческого сотрудничества до эксперимента, выступали как структурные подразделения органов местного самоуправления, ответственные за решение вопросов организации культурного обслуживания населения сельских муниципалитетов, так и персоналы учреждений культуры, проявлявшие разную заинтересованность (от слабой до сильной) в налаживании совместной работы. В ходе эксперимента удалось зафиксировать постепенный переход инициативы от властных структур к руководителям учреждений культуры, которые посредством участия в ими же созданных специальных рабочих советах (неофициальных координационных органах) успешно решают вопрос об администрировании интеграционных процессов: формулируют цель и задачи сотрудничества, занимаются определением перечня совместно организуемых мероприятий, оценивают качество, вырабатывают решения по проблемам поддержки отношений межучрежденческого сотрудничества и проч.

Систематичность интеграционных контактов, оценивавшаяся, прежде всего, с точки зрения обладания качествами управляемости и «планируемости», в ходе эксперимента развилась с уровня «низкого» до «выше среднего».

По критерию совпадения целей субъектов интеграционного взаимодействия предэкспериментальная ситуация во всех муниципалитетах-участниках была оценена как неудовлетворительная ввиду слабой готовности работников культуры к поиску путей сближения деятельности учреждений клубного, библиотечного и музейного профилей. На экспериментальном этапе исследования показатель вырос до уровня «выше среднего» благодаря, в частности, налаживанию работы неофициальных координационных советов, одной из стержневых функций которых стало конструктивное согласование целей всех участников интеграционных отношений.

Наконец, по критерию «уровни и критерии оптимизации организованного досуга жителей сельского муниципалитета» также наблюдается существенный прогресс. До начала эксперимента работа всякого учреждения культуры строилась в соответствии с собственным планом: музей и библиотека специализируются на организации образовательно просветительных программ, а клуб – художественно-творческих мероприятий, количество которых невелико, а формы не отличаются разнообразием, поэтому для населения они остаются малопривлекательными. В процессе развития интеграционных процессов совместно организуемые программы организованного досуга, отличающиеся зрелищностью, масштабностью, стабильной периодичностью, разнообразием и новизной форм, обретают популярность у сельского населения, получают финансовую поддержку со стороны муниципальной или государственной власти. Таким образом, самым высоким оказался уровень интеграционного взаимодействия, практикуемого учреждениями культуры районного центра Павловского муниципалитета: при максимальном значении в 50 баллов уровень развития интеграции деятельности местных клуба, библиотеки и музея оценивается в 48 баллов.

Схожая ситуация в Косихинском и Смоленском и районных центрах: уровень развития партнёрских взаимоотношений между учреждениями сферы культуры квалифицируется как «максимальный» (43 и 45 баллов, соответственно).

Общим итогом научного эксперимента следует признать достижение максимального уровня динамики интеграционного взаимодействия сельских муниципальных учреждений культуры в процессе совершенствования количественных и качественных характеристик организованного досуга сельского населения районных центров Алтайского края.

Для упрощения необходимых математических расчётов представим данные двух таблиц (табл. 10 и 11) в одной (см. табл. 12), где укажем количество учреждений культуры (экспериментальной и контрольной групп), фактическое состояние интеграции деятельности которых на момент замера было соотнесено с одним из трёх уровней интеграционного взаимодействия.

Асиф УСУБАЛИЕВ, кандидат политических наук ()

По приглашению моих белорусских коллег, на минувшей неделе — я имел прекрасную возможность посетить эту страну с целью ознакомиться с работой учреждений культуры, которые функционируют в глубинках этой доброй страны.

Именно доброй, так как считаю, что данное выражение лучше всего характеризует качества белорусского народа.

Почти за четыре дня мы исколесили около двух тысяч километров и посетили около десяти различных населенных пунктов и административных делений этой страны. Сразу скажу, что страна имеет прекрасный туристический потенциал. Природа, гостеприимство и своеобразность национальной культуры предрасполагают к прекрасному отдыху.

Национальный совет по клубному делу и народному творчеству, который функционирует при Министерстве культуры Беларуси, организовал очередное выездное собрание. Именно в этом собрании мне и посчастливилось участвовать.

Личный опыт работы в сфере культуры, сроком в чуть более двенадцать лет, позволяет делать сравнение данных систем обеих стран. Конечно, одной, а тем более, публицистической статьи недостаточно для того, чтобы осуществить полноценный анализ, однако обозначить основные фрагменты, считаю возможным.

Смена экономических формаций, а также статус независимости делает необходимым переформатирование многих государственных устройств, в том числе и сферы культурных отношений. Тем не менее складывается такое впечатление, что культура все еще находится в поиске своей оптимальной формы существования.

С одной стороны, она не может быть скована содержанием госзаказа, а с другой — культура все еще не научилась зарабатывать себе на жизнь. Более того, пока еще бытует такое мнение как: культура не должна сама себе зарабатывать. Культура — творческая натура, и она не должна быть озадачена «зарабатыванием» денег. Но в таком случае, она обречена на госзаказ, который не может и в ближайшей перспективе не сможет охватить всю сферу.

С каждым годом усиливающиеся экономические проблемы сужают до минимума роль «культуры» в рамках политической системы какой-либо из существующих стран мира. Не отходя от основной тематики статьи, отмечу только то, что возможно именно в этом социально-политическом явлении и заключается цель глобальной политической технологии Запада, а именно глобализации. Вы можете спросить, а в чем это проявляется?

Как не странно, но все предельно просто объясняется: потеря культурной идентичности нации приводит к духовной унификации и потери понимания значимости полноценного суверенитета. Фундаментальные основы нации смываются, а ценности заменяются глобальным ширпотребом. Тем самым сбиваются идеологические корни целых народов.

Курс на рационализацию системы государственного управления, который наблюдается практически во всех молодых «демократиях», более болезненно отражается на такой «беззащитной» сфере, как культура. Курс на «оптимизацию» сферы культуры приводит к сильным структурным сокращениям системы. Если позволить себе сравнение, то жесткие сокращения в культуре — это хирургическое вмешательство без лечения и профилактических мер.

Рискну предположить, что сокращения не могут быть гарантом качественных, а тем более позитивных изменений. Сокращения без переформатирования содержания и значимости культуры, а также рабочего сознания сотрудников данной системы, это всего лишь экономия ресурсов. А экономия — это не есть развитие. Экономия — это способ приспособиться к существующему состоянию.

Мысль о том, что на культуре всегда можно сэкономить, и привела к так называемой бесконечной «оптимизации». А если попробовать подойти к ней иначе: оптимизация не через сокращение, а, наоборот, через функциональное пополнение сферы культуры, т.е., попробовать расширить ее полномочия и круг задач. Ведь кадровый потенциал и накопившийся опыт сотрудников позволяет выполнять задачи более широкого социально-политического масштаба. Необходимо всего лишь отказаться от потребительского подхода в процессе восприятия культуры.

Согласитесь, что в плане своего социального статуса и имиджа культура сегодня переживает далеко не самые лучшие времена. А если при этом до бесконечности заниматься ее структурно-функциональными сокращениями, то и вовсе «культура» может окончательно потерять свою рабочую привлекательность.

Иными словами, она будет лишена современного профессионального менеджмента, так как сюда не будет тянуться талантливая молодежь. А творческие «самородки» и без вмешательства смогут выживать при любых внешних условиях. Но «самородки» — это меньшинство, тогда как культура — это явление массовое и она должна служить не только индивидуалам, но и оформлять общественно-идеологическое сознание масс.

Повторюсь, но, тем не менее, «календарный подход» в восприятии функций культуры искусственно суживает значимость данной сферы. Ограничиваться всего лишь такими функциями культуры, как организация праздников, может привести к практически полной потери ее политической актуальности. Конечно, при таком подходе сложно будет надеяться на ее высокий социальный статус.

Отчасти поэтому считаю, что оптимизация должна проходить через переоформление управленческой парадигмы и модернизации методов выполнения поставленных перед культурой стратегических задач. В противном случае, «сокращения», извините «оптимизация» может продолжаться до бесконечности, а при этом модернизация, так и останется приоритетной задачей.

---