Семья и Дети

Николай Морковинъ – О праздникѣ Пасхи (1872). Священномученик николай морковин Николай морковин

Радостенъ и свѣтоносенъ праздникъ свѣтлаго Христова воскресенія! Посвященный воепоминанію событія воскресенія Христова, онъ возбуждаетъ самыя свѣтлыя и отрадныя чувства. Эти чувства наполняютъ сердце, когда въ глубокую полночь зажигаются огни на колокольняхъ церквей и послѣ мертваго безмолвія вдругъ раздается благовѣстъ къ пасхальной утрени. «Нѣсколько разъ», говоритъ одинъ изъ ученыхъ изслѣдователей нашей русской жизни, «я прислушивался къ торжественному звону, и всякій разъ мнѣ слышалась новая музыка и новый хоръ ликующихъ голосовъ. Весь мой слухъ превращался въ безконечный міръ побѣдоносныхъ звуковъ, которые, дѣйствуя не на одинъ слухъ, но и на душу, напоминаютъ каждому человѣку, что все соединилось воспѣть Воскресшаго изъ мертвыхъ». Христіанинъ въ лучшей, какая у него есть, одеждѣ радостно спѣшитъ въ церковь, гдѣ прежде всего видитъ плащанищу и слышитъ надгробныя пѣнія, какія еще вчера раздавались... Но вотъ отверзаются царскія врата, и священнослужители въ блестящихъ ризахъ являются вѣстниками всемірной радости. Огни въ церкви дѣлаются свѣтлѣе и ярче, звонъ все чаще и чаще, начинается большое движеніе въ храмѣ и изъ притвора его слышится пѣснь воскресенія: Воскресеніе Твое, Христе Спасе, ангели поютъ на небеси . Земная Церковь спѣшитъ присоединиться къ лику ангельскихъ голосовъ и взываетъ: и насъ на земли стодоби чистымъ сердцемъ Тебе славити .

Съ хоругвями, образами и крестами изъ церкви выходятъ священнослужители, а въ слѣдъ за ними масса со свѣчами въ рукахъ. Эти горящія свѣчи какъ будто напоминаютъ имъ о томъ горячемъ и пламенномъ желаніи видѣть Воскресшаго, которое овладѣло учениками, особенно двумя, при вѣсти о Его воскресеніи. Услышавши, что Христосъ воскресъ, тотчасъ вышелъ Петръ и другой ученикъ, и пошли ко гробу. Они побѣжали оба вмѣстѣ, но другой ученикъ бѣжалъ скорѣе (Іоан. 20, 4). Священная процессія, обошедши вокругъ храма, съ крестами и хоругвями входитъ въ притворъ храма, и тутъ раздается голосъ священнослужителя: Слава святѣй, и единосущнѣй, и животворящей, и нераздѣльнѣй Троицѣ ... Все смолкло, замерло, готовясь услышать радостную пѣснь. И среди глубокой тишины какъ будто съ неба врывается въ сердце каждаго голосъ священнослужителей: Христосъ воскресе , провозглашающій побѣду Христа надъ грѣхомъ и смертію. Послѣ этой всерадостной вѣсти о воскресеніи Христовомъ, всѣ веселыми ногами идутъ въ церковь хвалить Пасху Господню, Пасху вѣчную: Воскресенія день, просвѣтимся людіе, Пасха Господня, Пасха ...... Въ пѣніи пасхальнаго канона и постоянно повторяемой пѣсни: Христосъ воскресе изъ мертвыхъ - участвуютъ если не голосомъ, то сердцемъ всѣ присутствующіе. Ни безсонная ночь, ни длинная пасхальная утреня никого не утомляютъ. Самый напѣвъ пасхальнаго богослуженія поддерживаетъ бодрственное и радостное настроеніе; а почти постоянное (послѣ каждой пѣсни канона) появленіе священнослужителей въ блестящихъ ризахъ, - которые,обходя съ кажденіемъ всю церковь, взываютъ: Христосъ воскресе, Христосъ воскресе , - могли бы заронить искру радости, кажется, даже въ сердце безбожника. - Въ конецъ утрени Церковь приглашаетъ всѣхъ присутствующихъ къ братскому лобзанію: Воскресенія день, и просвѣтимся торжествомъ, и другъ друга объимемъ . Сперва священнослужители, а потомъ всѣ присутствующіе спѣшатъ похристосоваться другъ съ другомъ и поднести другъ другу пасхальное яйцо. Обыкновеніе цѣловать другъ друга съ привѣтствіемъ: Христосъ воскресе, ведетъ свое начало, конечно, отъ первыхъ учениковъ и ученицъ Христовыхъ, которые въ первое время по воскресеніи Господа Спасителя привѣтствовали другъ друга вѣстію: Христосъ воскресе , и воистину воскресе , и запечатлѣвали свое привѣтствіе лобзаніемъ святой любви. Обычай дарить другъ друга краснымъ яйцомъ ведетъ свое начало отъ Маріи Магдалины, которая, по преданію, отправясь въ Римъ послѣ воскресенія для проповѣданія, представъ предъ императора Тиверія, поднесла ему красное яйцо, и тутъ же начала свою проповѣдь. Яйцо означало въ этомъ случаѣ, что насталъ для христіанъ новый годъ, и что нощь прейде, а день приближися (Рим.12, 13). Азійскіе и европейскіе народы въ древнія времена имѣли обычай класть яйца на столъ при начатіи новаго года и даритъ ими своихъ благодѣтелей. Для этого раскрашивали яйца цвѣтами, особенно краснымъ. Новый годъ въ прежнее время начинался съ весеннимъ равноденствіемъ. Неудивительно, что христіане, учредивъ празднованіе Пасхи къ этому же времени, ввели и обычай дарить другъ друга красными яйцами. А примѣръ Маріи Магдалины далъ и основаніе такому обычаю. Впослѣдствіи онъ сдѣлался всеобщимъ въ Церкви христіанской, и яйцо послужило изображеніемъ воскресенія Христова и нашего. Изображеніемъ яйца древніе философы объясняли образованіе міра и дѣйствующую силу природы. «Яйцо», говоритъ Плутархъ, «представляетъ Творца всей природы, вседѣйствующаго и все въ себѣ заключающаго». - Родившись отъ птицы, яйцо не остается тѣмъ, чѣмъ родилось. Оно даетъ птичкѣ жизнь, сперва внутри себя, а потомъ производитъ ее на свѣтъ. Іисусъ Христосъ, воставъ отъ мертвыхъ, даруетъ жизнь сперва духу, а по концѣ временъ воскреситъ и наше тѣло. Красное же яйцо мы даримъ другъ другу въ воспоминаніе крови Спасителя, пролитой Имъ за насъ на крестѣ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, православные по выходѣ изъ церкви спѣшатъ похристосоваться съ усопшими родными, если кладбище близко къ церкви. Для этого берутъ съ собою красныя яйца, и обходя кругомъ могилы, съ привѣтствіемъ: Христосъ воскресъ, Христосъ воскресъ , и поклонившись праху родныхъ, кладутъ яйцо на средину насыпи надъ могилой и закапываютъ, въ надеждѣ, что яйцо дойдетъ до родителей. Другіе, особенно молодые и дѣти,— по выходѣ изъ церкви, спѣшатъ отправиться на ближайшую гору смотрѣть на игру, какъ они думаютъ, солнца. Матушки и бабушки посылаютъ дѣтей своихъ и внучатъ посмотрѣть на это дивное явленіе. Они, конечно, никогда не видятъ его, а между тѣмъ разсказываютъ всѣмъ, какъ солнце вертѣлось по небу, каталось, раскидывало лучи, собирало ихъ и вновь играло ими. Послѣ богослуженія многіе въ городахъ посѣщаютъ тюрьмы и христосуются съ заключенными. Завязавъ въ платокъ красныя яйца съ куличами, заходятъ къ преступникамъ и, христосуясь съ ними, говорятъ: «Христосъ воскресъ и для васъ». Посѣщаютъ также монастыри и благотворительныя заведенія. - Государи обыкновенно объявляли свободу менѣе важнымъ преступнпкамъ. Во многихъ мѣстностяхъ послѣ обѣдни выпускаютъ на волю птичекъ, которыхъ нарочно скупали для этой цѣли наканунѣ. Слѣдующіе дни посвящаются, какъ и первый, слушанію пасхальныхъ пѣсней, поздравленіямъ, играмъ и посѣщенію могилъ близкихъ родныхъ. - Въ Бѣлоруссіи на могилахъ родныхъ катаютъ красныя яйца, которыя отдаютъ потомъ нищимъ; въ другихъ мѣстахъ устраиваютъ тамъ поминки, большею частію въ субботу Пасхи или въ понедѣльникъ и вторникъ второй Ѳоминой недѣли.

Весьма интересно празднованіе Пасхи нашими древне-русскими царями. При исполненіи обрядовъ и церемоній праздника Пасхи они являлись полными представителями и выразителями религіозно-церковнаго обрядоваго сознанія русскаго человѣка, такъ что по нимъ можно воспроизвести полный типъ древне-русскаго человѣка въ его отношеніяхъ къ этому празднику. - Самое раннее утро заставало царя въ его комнатѣ наверху, гдѣ онъ сидѣлъ въ креслахъ, въ становомъ шелковомъ кафтанѣ. Бояре, окольничіе и всѣ другіе сановники и служилые люди должны были явиться во дворецъ и сопровождать его къ утрени и потомъ къ обѣдни. Каждый изъ входившихъ въ комнату, увидѣвъ пресвѣтлые очи государя, билъ челомъ, т. е. кланялся предъ нимъ въ землю, и, отдавъ челобитье, возвращался на свое мѣсто. - Не всѣ однакожь придворные удостоивались милости видѣть пресвѣтлыя очи государя въ комнатѣ. Туда въ это время имѣли свободный входъ, кромѣ ближнихъ или комнатныхъ, бояре и окольничіе, «некомнатные», думные дворяне, думные дьяки. Чиновники меньшихъ разрядовъ допускались по особенному соизволенію царя но выбору и впускались по списку по два человѣка. Стольники съ головы, т. е., начиная со старшаго по служебному списку, государевы очи видѣли и били челомъ ужѣ на выходѣ, въ сѣняхъ предъ переднею (въ нынѣшней трапезной). Всѣ младшіе стольники и стряпчіе, которые были въ золотныхъ кафтанахъ, били челомъ государю предъ сѣньми, на золотомъ крыльцѣ и на площади, что предъ церковью всемилостиваго Спаса (что за золотою рѣшеткою); а у которыхъ золотыхъ кафтановъ не было, тѣ дожидались царскаго выхода на постельномъ и на красномъ крыльцѣ. Окруженный такимъ образомъ всѣмъ служилымъ сословіемъ, какъ отецъ своимъ семействомъ, государь входилъ въ церковь. Обязанность всѣмъ чинамъ молиться въ этотъ день во дворцѣ была такъ велика, что неисполненіе ея вело къ обвиненію. Въ числѣ обвиненій на князя Хворостинина было и то, что онъ «къ государю на праздникъ свѣтлаго Христова воскресенія не поѣхалъ и къ заутрени и къ обѣдни не пошелъ». Обвиненіе это, конечно, само по себѣ небольшое, но оно важно было въ томъ отношеніи, что указывало въ нарушителѣ приказанія не ослушника только царской воли, но и лице, измѣнившее вѣковому преданію, которое на всякаго младшаго члена семьи налагало обязанность предъ уходомъ къ великоденской утрени явиться въ домъ къ старшему члену семьи и вмѣстѣ съ нимъ идти въ храмъ. Обычай этотъ и до сихъ поръ сохраняется во многихъ мѣстахъ Россіи, особенно на сѣверѣ; на югѣ также, кажется, существуетъ подобное обыкновеніе; по крайней мѣрѣ здѣсь обычай налагаетъ на младшихъ членовъ семьи обязанность явиться къ старшему въ сочельникъ праздника и оставаться тамъ на ночь, чтобы на другой день вмѣстѣ отправиться къ пасхальной утрени. - Собирая такимъ образомъ къ себѣ всѣхъ придворныхъ, государь въ этомъ случаѣ соблюдалъ только укоренившійся народный обычай, въ силу котораго старшій членъ или отецъ семьи являлся въ церковь въ сопровожденіи всего семейства. - При входѣ въ церковь безъ всякой встрѣчи со стороны власти церковной, онъ прямо отправлялся на свое царское мѣсто, за тѣмъ съ процессіональною свѣчею наравнѣ съ другими членами Церкви обходилъ вокругъ храма, слушалъ въ притворѣ начало утрени, становился на свое царское мѣсто внѣшнихъ знаковъ царскаго достоинства. Въ концѣ утрени онъ подходилъ къ патріарху и вышедшимъ изъ алтаря духовнымъ властямъ, христосовался и, цѣлуясь, дарилъ каждаго яйцами (большею частію тремя-крашенными и писанными). Тоже самое дѣлалъ и съ придворными, находившимися въ церкви. - Отъ заутрени изъ Успенскаго собора онъ шествовалъ прежде въ соборъ Архангельскій, гдѣ, соблюдая древній обычай, прикладывался къ иконамъ и св. мощамъ, и христосовался съ родителями, т. е. поклонялся ихъ праху; за тѣмъ - въ Благовѣщенскій соборъ, въ которомъ только прикладывался къ св. иконамъ; въ это же время большею частію посѣщалъ Вознесенскій (женскій) монастырь, гдѣ также, какъ въ Архангельскомъ, поклонялся праху родителей, т. е. сродниковъ и предковъ, и - въ Чудовъ. Вездѣ онъ христосовался съ духовенствомъ и дарилъ яйцами. - Вошедши въ верхъ и въ столовую или переднюю, онъ жаловалъ къ рукѣ и яйцами бояръ и сановниковъ, оставшихся для береженья дворца. За тѣмъ въ золотой, а иногда и въ столовой, онъ принималъ патріарха и властей, приходившихъ славить Христа, и выходилъ имъ на встрѣчу въ сѣни. Приходъ патріарха и властей къ государю былъ дѣломъ религіознаго обычая, по которому духовныя лица должны были приходить въ домы къ своимъ прихожанамъ съ крестомъ славить Христа. Домъ царей въ настоящемъ случаѣ являлся первымъ такимъ домомъ. И при пріемѣ властей государь также слѣдовалъ народному обычаю встрѣчать въ сѣняхъ своихъ пастырей, приходившихъ къ нимъ съ крестомъ для славленія. Такъ при исполненіи даже незначительныхъ частностей обряда вездѣ встрѣчаемъ въ государѣ живой типъ обычаевъ русскаго народа. Послѣ заутрени же онъ часто посѣщалъ тюрьмы и, христосуясь съ заключенными, говорилъ: Христосъ воскресъ и для васъ, посѣщалъ въ теченіе всей святой недѣли городскіе и загородные монастыри московскіе, больницы и богадѣльни, и вездѣ жаловалъ всѣхъ къ рукѣ, и раздавалъ пасхальныя яйца и милостыню. Послѣ обѣда каждаго пасхальнаго дня принималъ у себя всѣхъ служилыхъ, дворовыхъ и всякихъ чиновъ людей и одѣлялъ красными яйцами, такъ что на роздачу всѣхъ крашенныхъ яицъ выходило до 37.000. Во вторникъ, а болѣе всего въ среду, онъ принималъ у себя патріарха и властей, приходившихъ съ приносомъ , или съ дары. Патріархъ обыкновенно благословлялъ государя образомъ и золотымъ крестомъ, нерѣдко со святыми мощами, и дарилъ ему и царской семьѣ нѣкоторыя цѣнныя вещи. Этотъ приносъ распространялся на все высшее духовенство, на всѣ монастыри и всѣ сословія неслужилыя (нечиновныя): онъ былъ всегдашнею, освященною обычаемъ, данью царю. Монахи Сергіевской лавры обыкновенно подносили иконы, крестики вырѣзные и яйца точеныя и крашенныя; иконописцы и художники иконы и картины и пр. Царица въ первый день посылала отъ себя и отъ царевенъ патріарху и другимъ духовнымъ лицамъ перепечи (маленькіе хлѣбцы), число которыхъ иногда простиралось до 100. Во всѣхъ почти сѣверныхъ губерніяхъ и по настоящее время существуетъ обычай печенія перепечей , которыя въ количествѣ трехъ, четырехъ и пяти, сообразно съ численностію семьи, раздаются священнослужителямъ при ихъ приходѣ со славленьемъ. Такъ много имѣлъ и имѣетъ особенностей радостный праздникъ воскресенія Христова!...

Священномученик

Николай Морковин

Священномученик Николай родился 15 мая 1889 года в селе Ильгощи Кашинского уезда Тверской губернии в семье псаломщика Петра Морковина. В 1913 году он окончил Тверскую Духовную семинарию и женился на девице Марии. Впоследствии у них родилось шестеро детей. В 1913 году Николай Петрович был рукоположен во священника ко храму в селе Петровском Кимрского уезда, затем, уже после революции, он был переведен ко храму в селе Лосево Горицкого района. В 1929 году священник с женой были арестованы по обвинению в отказе «от выполнения… общегосударственных заданий» и в сопротивлении «представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей» и отправлены в ссылку в Вологодскую область.

Отец Николай так описал все происшедшее в письме к брату-священнику: «Непрерывная и усиленная работа ради насущного хлеба для себя и деток-сирот сильно пошатнула мое былое богатырское здоровье. Но благодарим Господа Бога, что наши страдания и старания поддержать многочисленную семью были не напрасны. Наша защита от холода и голода семьи имела благие последствия, каковые вы увидите из нижеследующих строк сего письма. Экстренная постройка своего небольшого дома 8 на 8 аршин с двором, омшаника и бани, обучение двух старших дочерей Юлии и Нины в городе Кашине в школе 2-й ступени, усиленные налоги и недород хлеба из-за недостатка удобрения от одной только лошади (единственную корову пришлось продать, и два года были при такой многочисленной семье без коровы) привели нас к несостоятельности уплатить большие налоги, что и привело к задолженности государству. Ясно, что за дом было взято и продано все движимое имущество, вплоть до поросенка, единственной живой вещи для питания без коровы. Обнищание заставило взять из школы 2-й ступени сначала старшую дочь Юлию, а затем вторую, Нину, не доучив по году, то есть они прошли восемь групп. И вот в последний год моего жительства на родине я решил посеять побольше льняного семени и им заплатить в недостаток хлеба. Вот это-то семя и было роковым для нас. Оно попало под опись и подлежало по закону изъятию за недоимок, чего мы не предполагали. При этом попала под опись и моя зимняя ватная ряска, единственная надежда дочерей на пальто. Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей.

Я-то определенно шел на это, ибо меня заранее и давно приговорили к аресту. Маня же не предполагала, что с ней так поступят и оторвут ее от шести детей. Но в действительности оказалось не то. На первых порах была картина ужасная, но впоследствии картина изменилась в лучшую сторону. Мой личный трагизм пастырской деятельности и тот материально-социальный лабиринт, какой переживает современный лишенец при многочисленной семье, решился сам по себе. Отсутствие родителей-лишенцев повлияло в лучшую сторону для детей. Старшая дочь Юлия восстанавливается в правах голоса. Все имущество и земля целиком остаются за детьми, и в заключение они причисляются к беднякам. И для меня присутствие жены на первых порах необходимо, как для человека, не бывавшего в жизненных перевертках. И так я и жена попали за неуплату налога и неотдачу описанного имущества. У нас было два суда. Первый суд осудил меня на шесть месяцев ссылки, а Маню на шесть месяцев принудительных работ, а второй меня – на пять лет, а жену – на два года ссылки. Я арестован с первого суда, то есть 1 ноября, а жена со второго суда, когда я сидел в тюрьме города Кашина, где она меня и догнала. Из Кашина до Москвы ехали в одном вагоне. В Москве были четверо суток, а потом ехали на машине до Котласа. В Кашине мы были назначены в разные районы…»

Первое время отец Николай и его супруга находились в разных концах Вологодской области, что угнетало обоих. Опытные люди научили их, как написать начальству, чтобы добиться разрешения отбывать ссылку вместе. Первые хлопоты не увенчались успехом, и отец Николай решил подать заявление начальнику милиции в Великом Устюге о переводе жены к нему и отправился на почту, чтобы купить бумагу и конверты. Когда он вышел с почты, то услышал, что, как ему показалось, как бы во сне кто его кличет: «Коля, Коля». Он обернулся и не поверил глазам – это была его жена Мария. Оказывается, она уже давно искала его и прошла со всеми вещами более ста пятидесяти верст пешком, и вот встретила его на улице.

Отец Николай писал своему старшему брату-священнику, отцу Леониду, и его супруге Елене: «Дорогой брат-крестный и Лена, здравствуйте! Письмо ваше мы получили 9 октября сего года, которому я был так рад, что не мог удержаться от слез, заплакал. Его я получил, придя только что из Пинюга в барак, без Мани, она осталась в Пинюге получить свой инвалидный паек (15 фунтов муки на месяц). От избытка чувств и мыслей не знаю, что вам и писать. Начну с того, что я потерял надежду иметь хотя письменную связь со своими кровными родными, и в том числе и с тобой, дорогой крестный. Больше этого, стал иметь обиду за то, что все родные меня забыли за время нашего пребывания на чужбине, ни от кого строчки-весточки. По приезде моем на чужбину, когда еще с Маней находились врозь, без копейки денег и куска хлеба, я писал всем родным, знакомым и своим духовным чадам воззвания о материальной и моральной поддержке, но в ответ на мой буквально вопль ни от кого ничего…

Из первых строк твоего письма видно, что ты от меня писем не получал и истинного положения моих дел не знаешь. Кончается срок отбывания на чужбине не мой, а Мани, а мне еще нужно отбывать три года, так что, дорогой крестный, бывают такие грустные минуты, что теряешь надежду, что вернешься домой и увидишь своих бедных деток-сирот, и такие тяжелые минуты стали часто повторяться ввиду близкого отъезда домой истинного содруга в жизни, Мани, которой нужно честь отдать, что крест свой перенесла почти безболезненно. Она жива, здорова и в полном разуме и памяти, только лишь получила болезнь “порок сердца”, по признанию медиков. Лично я думал, что она не перенесет такой, кажется по нашему человеческому разумению, тяжелый крест, но тут к месту слова Святого Писания, что каждому верующему в Него, то есть в Бога, крест дается по силам и каждому человеку, имеющему веру хотя с зерно горчичное, все возможно. Вот как раз она-то, благодаря Божьему Промыслу о нас и добрым людям, искру еще сохранила…

Скажу пока немного о себе. Мы, я и Маня, живем вместе. Она осуждена на два года, а я на пять лет. За все время моего пребывания на чужбине я прошел следующие специальности: семь месяцев ремонтного рабочего на пути железной дороги, полгода лесорубом, пять месяцев счетовод и второй месяц опять лесоруб. Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг. Пилим с Маней двухметровые дрова для углежжения. Зарабатываем рубля два-три в день, продовольствие получаем по 3-й категории, то есть 1 рубль 70 копеек выработки. Выдают кило двести печеного хлеба, круп 120 грамм и сахару 18 грамм… В общем, пока работать можно и кормиться…

Прости меня, дорогой крестный, за мою обиду на тебя, что ты забыл в трудную минуту. Теперь я стал богач, но не тем преходящим, что гниет и тлеет, а тем, что остается смертным до гробовой доски, то есть богатством жизни духовной. За время пребывания в исправительных домах и чужбине приходилось самоуглубляться и искать причину страданий, и я всегда приходил к заключению, что причина – это наше “я”. Вот со слезами на глазах кончаю сие письмо…

Дорогие родные брат-крестный с Леной и племянничек Вася с женой, здравствуйте!

Крестный, твое письмо второе я получил 2 января 1932 года, за которое весьма благодарю… От души жалею брата Шуру и его супругу с семьей. Но, чтобы смягчить чувство грусти о переживаемом и этим самым поддержать дух бодрости, из своего личного опыта обращаю свой взор на общий… плач и рыдания ныне живущих на Руси граждан, даже вольных. Наше личное горе и потеря большей части материальных благ есть капля бушующего житейского моря. А в таком случае более чем когда-либо сознаешь необходимость верного крепкого корабля – это веры в Промысл Божий, ведущий нас ко спасению, сознанию нашей предыдущей прежней жизни. И вот когда проанализируешь свою прошедшую жизнь, в особенности в сане иерея Божия, то приходишь к заключению, что это по делам нашим. Жалею брата Шуру больше и потому, что его здоровье слабо, но, с другой стороны, утешаешься тем, что у него, как говорится, золотые руки, то есть он знаком с некоторыми ремеслами, как-то: столярничество и тому подобное. А это в ссылке весьма важно. Некоторые в ссылке устраиваются не хуже, чем дома. Нам, служителям культа (оставшимся верными ему), только везде презрение, хотя и нужда в технических работниках. Мои товарищи по работе в конторе по счетоводству давно получают уже по 100 рублей жалованья, а я, как верный страж Церкви Христовой, перекидываюсь с одной работы на другую. Но все-таки имел возможность уделять малую толику и своим деткам. Я вполне убедился, что “Бог сира и вдову приемлет”. Им Бог дал разум жить самостоятельно. По последним письмам известно, что две дочери, Юля и Нина, в школьных работниках, а старший сын Николай, пятнадцати лет, остался дома за хозяина и хозяйку: сам все делает, стряпает и прочее. Интересно, какое правовое положение будет Манино? Домой она отправилась 19 декабря, в самый Николин день в шесть часов вечера… Теперь она уже дома, в своем родном уголке, среди деток. Как она сейчас счастлива!.. Теперь я один, и не успела уехать Маня, как перемена – с месячного оклада сняли и назначили возчиком лесоматериала. Работа сдельная, с кубометра. Расценки дешевые, не больше рубля в день. С отъездом Мани деньгами издержался, даже влез в долги. А как раз сейчас возчиков снабжают всем необходимым: бельем, одеждой и обувью. Нужно выкупать, а денег нет. Дорогой крестный и племянничек Вася, если это возможно для вас, то пришлите, сколько можете, деньжонок, хотя даже взаимообразно, до летнего сезона, когда заработок бывает больше. Письмо я получил вечером, а пишу ночью и спешу, а поэтому пишу небрежно, а потому прости. После работы на холоде сон одолевает…

Крестник Николай

Дорогой братец-крестный Леня и племянничек Вася со чадами, здравствуйте! Посылку и письмо получил, за что приношу глубокую благодарность. Дорогой крестный, как дорога, как ценна твоя, сознаю, может и не по силам, помощь материальная, а также весточка от кровно родного человека в чужом краю, если бы ты знал! Я даже не знаю, чем, когда и буду ли иметь возможность тебя отблагодарить.

Живу в очень неблагополучном положении, а в особенности в гигиеническом. Живу в бараке на верхних нарах. Людно, грязно, темно и заработок неважный, около одного рубля в день. Продовольствие по заработку, а поэтому питание скудное. В настоящее время есть еще немного картофеля, а то один, один и один хлеб и тот в недостаточном количестве. Из дома что-то давно нет никаких известий. Почему, не знаю. Одно письмо Маня прислала только что по приезде домой. Вожу сейчас лес на станцию Пинюг. Работа не тяжела, но не интересна в оплате труда. Погода сейчас здесь морозная. Морозы выше 30 градусов, но здесь они не так страшны, как у нас, ибо лесно…»

По окончании срока ссылки в августе 1933 года, отец Николай вернулся в Тверскую область. Архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) направил его служить в Вознесенский храм в село Вознесенье Кашинского района, где отец Николай прослужил до своего последнего ареста. Он был арестован 16 февраля 1938 года и заключен в тюрьму в городе Кашине.

В самый день его ареста был допрошен дежурный свидетель, родом из села Вознесенье, который показал: «В ноябре 1937 года на территории сельсовета священник организовывал и проводил кружковые нелегальные занятия с активными церковницами женщинами, читал им религиозную литературу, призывал их не ходить на собрания сельсоветов и колхозов по проработке положения о выборах в Верховный Совет. В июле 1936 года при размещении государственного займа среди населения я вызвал в сельсовет попа Морковина и, как председатель сельсовета, предложил ему подписаться на государственный заем. Морковин подписаться отказался и сказал: “Распространяйте его среди колхозников, а я подписывать не буду. Меня и без займа ограбила советская власть, сделала нищим”. Стараясь разъяснить ему неправильность его взглядов, я сказал, что по новой конституции СССР все граждане являются равноправными, а поэтому и вы можете принять участие в подписке на заем. На это Морковин мне ответил: “О равноправии сейчас говорить рано. Советская власть издает законы не для проведения в жизнь, а для обмана населения. Я в вашу конституцию не верю”»

Игумен Дамаскин (Орловский)
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века.
Февраль».
Тверь. 2005. С. 298-304

Родился 15 мая года в селе Ильгощи Кашинского уезда Тверской губернии (Бежецкого района Тверской области) в семье псаломщика.

В году он окончил Тверскую духовную семинарию и женился на девице Марии. Впоследствии у них родилось шестеро детей.

В том же году был рукоположен во священника ко храму в селе Петровском Кимрского уезда, затем, уже после революции, он был переведен ко храму в селе Лосево Горицкого района.

В году священник с женой были арестованы по обвинению в отказе "от выполнения... общегосударственных заданий" и в сопротивлении "представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей" и отправлены в ссылку в Вологодскую область.

Отец Николай так описал все происшедшее в письме к брату-священнику:

"Непрерывная и усиленная работа ради насущного хлеба для себя и деток-сирот сильно пошатнула мое былое богатырское здоровье. Но благодарим Господа Бога, что наши страдания и старания поддержать многочисленную семью были не напрасны. Наша защита от холода и голода семьи имела благие последствия, каковые вы увидите из нижеследующих строк сего письма. Экстренная постройка своего небольшого дома 8 на 8 аршин с двором, омшаника и бани, обучение двух старших дочерей Юлии и Нины в городе Кашине в школе 2-й ступени, усиленные налоги и недород хлеба из-за недостатка удобрения от одной только лошади (единственную корову пришлось продать, и два года были при такой многочисленной семье без коровы) привели нас к несостоятельности уплатить большие налоги, что и привело к задолженности государству. Ясно, что за дом было взято и продано все движимое имущество, вплоть до поросенка, единственной живой вещи для питания без коровы. Обнищание заставило взять из школы 2-й ступени сначала старшую дочь Юлию, а затем вторую, Нину, не доучив по году, то есть они прошли восемь групп. И вот в последний год моего жительства на родине я решил посеять побольше льняного семени и им заплатить в недостаток хлеба. Вот это-то семя и было роковым для нас. Оно попало под опись и подлежало по закону изъятию за недоимок, чего мы не предполагали. При этом попала под опись и моя зимняя ватная ряска, единственная надежда дочерей на пальто. Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей.

Я-то определенно шел на это, ибо меня заранее и давно приговорили к аресту. Маня же не предполагала, что с ней так поступят и оторвут ее от шести детей. Но в действительности оказалось не то. На первых порах была картина ужасная, но впоследствии картина изменилась в лучшую сторону. Мой личный трагизм пастырской деятельности и тот материально-социальный лабиринт, какой переживает современный лишенец при многочисленной семье, решился сам по себе. Отсутствие родителей-лишенцев повлияло в лучшую сторону для детей. Старшая дочь Юлия восстанавливается в правах голоса. Все имущество и земля целиком остаются за детьми, и в заключение они причисляются к беднякам. И для меня присутствие жены на первых порах необходимо, как для человека, не бывавшего в жизненных перевертках. И так я и жена попали за неуплату налога и неотдачу описанного имущества. У нас было два суда. Первый суд осудил меня на шесть месяцев ссылки, а Маню на шесть месяцев принудительных работ, а второй меня – на пять лет, а жену – на два года ссылки. Я арестован с первого суда, то есть 1 ноября, а жена со второго суда, когда я сидел в тюрьме города Кашина, где она меня и догнала. Из Кашина до Москвы ехали в одном вагоне. В Москве были четверо суток, а потом ехали на машине до Котласа. В Кашине мы были назначены в разные районы..."

Первое время отец Николай и его супруга находились в разных концах Вологодской области, что угнетало обоих. Опытные люди научили их, как написать начальству, чтобы добиться разрешения отбывать ссылку вместе. Первые хлопоты не увенчались успехом, и отец Николай решил подать заявление начальнику милиции в Великом Устюге о переводе жены к нему и отправился на почту, чтобы купить бумагу и конверты. Когда он вышел с почты, то услышал, что, как ему показалось, как бы во сне кто его кличет: "Коля, Коля". Он обернулся и не поверил глазам – это была его жена Мария. Оказывается, она уже давно искала его и прошла со всеми вещами более ста пятидесяти верст пешком, и вот встретила его на улице.

Из писем о. Николая:

"Мы, я и Маня, живем вместе. Она осуждена на два года, а я на пять лет. За все время моего пребывания на чужбине я прошел следующие специальности: семь месяцев ремонтного рабочего на пути железной дороги, полгода лесорубом, пять месяцев счетовод и второй месяц опять лесоруб. Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг. Пилим с Маней двухметровые дрова для углежжения. Зарабатываем рубля два-три в день, продовольствие получаем по 3-й категории, то есть 1 рубль 70 копеек выработки. Выдают кило двести печеного хлеба, круп 120 грамм и сахару 18 грамм... В общем, пока работать можно и кормиться...

По последним письмам известно, что две дочери, Юля и Нина, в школьных работниках, а старший сын Николай, пятнадцати лет, остался дома за хозяина и хозяйку: сам все делает, стряпает и прочее. Интересно, какое правовое положение будет Манино? Домой она отправилась 19 декабря, в самый Николин день в шесть часов вечера... Теперь она уже дома, в своем родном уголке, среди деток. Как она сейчас счастлива!.. Теперь я один, и не успела уехать Маня, как перемена – с месячного оклада сняли и назначили возчиком лесоматериала. Работа сдельная, с кубометра. Расценки дешевые, не больше рубля в день. С отъездом Мани деньгами издержался, даже влез в долги. А как раз сейчас возчиков снабжают всем необходимым: бельем, одеждой и обувью. Нужно выкупать, а денег нет...

Живу в очень неблагополучном положении, а в особенности в гигиеническом. Живу в бараке на верхних нарах. Людно, грязно, темно и заработок неважный, около одного рубля в день. Продовольствие по заработку, а поэтому питание скудное. В настоящее время есть еще немного картофеля, а то один, один и один хлеб и тот в недостаточном количестве. Из дома что-то давно нет никаких известий. Почему, не знаю. Одно письмо Маня прислала только что по приезде домой. Вожу сейчас лес на станцию Пинюг. Работа не тяжела, но не интересна в оплате труда. Погода сейчас здесь морозная. Морозы выше 30 градусов, но здесь они не так страшны, как у нас, ибо лесно..."

По окончании срока ссылки в августе года, отец Николай вернулся в Тверскую область. Архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) направил его служить в Вознесенский храм в село Вознесенье Кашинского района.

15 февраля года был арестован в селе Вознесенье по обвинению в "антисоветской деятельности", заключен в тюрьму в городе Кашине.

В самый день его ареста был допрошен дежурный свидетель, родом из села Вознесенье, который показал:

"В ноябре 1937 года на территории сельсовета священник организовывал и проводил кружковые нелегальные занятия с активными церковницами женщинами, читал им религиозную литературу, призывал их не ходить на собрания сельсоветов и колхозов по проработке положения о выборах в Верховный Совет. В июле 1936 года при размещении государственного займа среди населения я вызвал в сельсовет попа Морковина и, как председатель сельсовета, предложил ему подписаться на государственный заем. Морковин подписаться отказался и сказал: “Распространяйте его среди колхозников, а я подписывать не буду. Меня и без займа ограбила советская власть, сделала нищим”. Стараясь разъяснить ему неправильность его взглядов, я сказал, что по новой конституции СССР все граждане являются равноправными, а поэтому и вы можете принять участие в подписке на заем. На это Морковин мне ответил: “О равноправии сейчас говорить рано. Советская власть издает законы не для проведения в жизнь, а для обмана населения. Я в вашу конституцию не верю”

Литература

  • Деяние Юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви о соборном прославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, 12-16 августа 2000г.
  • Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог 1937-1938. Т.1. Тверь: "Альба", 2000. С.300.
  • Список реабилитированных клириков и мирян Калининской обл.
  • Архив УФСБ по Тверской области. Список репрессированных священников Тверской области

Использованные материалы

  • "Жития новомучеников и исповедников Российских XX века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Февраль". Тверь. 2005. С. 298-304
  • БД ПСТГУ "Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века"

Свя-щен-но-му-че-ник Ни-ко-лай ро-дил-ся 15 мая 1889 го-да в се-ле Иль-го-щи Ка-шин-ско-го уез-да Твер-ской гу-бер-нии в се-мье пса-лом-щи-ка Пет-ра Мор-ко-ви-на. В 1913 го-ду он окон-чил Твер-скую Ду-хов-ную се-ми-на-рию и же-нил-ся на де-ви-це Ма-рии. Впо-след-ствии у них ро-ди-лось ше-сте-ро де-тей. В 1913 го-ду Ни-ко-лай Пет-ро-вич был ру-ко-по-ло-жен во свя-щен-ни-ка ко хра-му в се-ле Пет-ров-ском Кимр-ско-го уез-да, за-тем, уже по-сле ре-во-лю-ции, он был пе-ре-ве-ден ко хра-му в се-ле Ло-се-во Го-риц-ко-го рай-о-на. В 1929 го-ду свя-щен-ник с же-ной бы-ли аре-сто-ва-ны по об-ви-не-нию в от-ка-зе «от вы-пол-не-ния... об-ще-го-судар-ствен-ных за-да-ний» и в со-про-тив-ле-нии «пред-ста-ви-те-лям вла-сти при ис-пол-не-нии ими воз-ло-жен-ных на них за-ко-ном обя-зан-но-стей» и от-прав-ле-ны в ссыл-ку в Во-ло-год-скую об-ласть.
Отец Ни-ко-лай так опи-сал все про-ис-шед-шее в пись-ме к бра-ту-свя-щен-ни-ку: «Непре-рыв-ная и уси-лен-ная ра-бо-та ра-ди на-сущ-но-го хле-ба для се-бя и де-ток-си-рот силь-но по-шат-ну-ла мое бы-лое бо-га-тыр-ское здо-ро-вье. Но бла-го-да-рим Гос-по-да Бо-га, что на-ши стра-да-ния и ста-ра-ния под-дер-жать мно-го-чис-лен-ную се-мью бы-ли не на-прас-ны. На-ша за-щи-та от хо-ло-да и го-ло-да се-мьи име-ла бла-гие по-след-ствия, ка-ко-вые вы уви-ди-те из ни-же-сле-ду-ю-щих строк се-го пись-ма. Экс-трен-ная по-строй-ка сво-е-го неболь-шо-го до-ма 8 на 8 ар-шин с дво-ром, ом-ша-ни-ка и ба-ни, обу-че-ние двух стар-ших до-че-рей Юлии и Ни-ны в го-ро-де Ка-шине в шко-ле 2-й сту-пе-ни, уси-лен-ные на-ло-ги и недо-род хле-ба из-за недо-стат-ка удоб-ре-ния от од-ной толь-ко ло-ша-ди (един-ствен-ную ко-ро-ву при-шлось про-дать, и два го-да бы-ли при та-кой мно-го-чис-лен-ной се-мье без ко-ро-вы) при-ве-ли нас к несо-сто-я-тель-но-сти упла-тить боль-шие на-ло-ги, что и при-ве-ло к за-дол-жен-но-сти го-су-дар-ству. Яс-но, что за дом бы-ло взя-то и про-да-но все дви-жи-мое иму-ще-ство, вплоть до по-ро-сен-ка, един-ствен-ной жи-вой ве-щи для пи-та-ния без ко-ро-вы. Об-ни-ща-ние за-ста-ви-ло взять из шко-лы 2-й сту-пе-ни сна-ча-ла стар-шую дочь Юлию, а за-тем вто-рую, Ни-ну, не до-учив по го-ду, то есть они про-шли во-семь групп. И вот в по-след-ний год мо-е-го жи-тель-ства на ро-дине я ре-шил по-се-ять по-боль-ше льня-но-го се-ме-ни и им за-пла-тить в недо-ста-ток хле-ба. Вот это-то се-мя и бы-ло ро-ко-вым для нас. Оно по-па-ло под опись и под-ле-жа-ло по за-ко-ну изъ-я-тию за недо-и-мок, че-го мы не пред-по-ла-га-ли. При этом по-па-ла под опись и моя зим-няя ват-ная ряс-ка, един-ствен-ная на-деж-да до-че-рей на паль-то. Вот эти-то ве-щи мы с же-ной и ре-ши-ли не от-да-вать ра-ди за-щи-ты де-тей.
Я-то опре-де-лен-но шел на это, ибо ме-ня за-ра-нее и дав-но при-го-во-ри-ли к аре-сту. Ма-ня же не пред-по-ла-га-ла, что с ней так по-сту-пят и ото-рвут ее от ше-сти де-тей. Но в дей-стви-тель-но-сти ока-за-лось не то. На пер-вых по-рах бы-ла кар-ти-на ужас-ная, но впо-след-ствии кар-ти-на из-ме-ни-лась в луч-шую сто-ро-ну. Мой лич-ный тра-гизм пас-тыр-ской де-я-тель-но-сти и тот ма-те-ри-аль-но-со-ци-аль-ный ла-би-ринт, ка-кой пе-ре-жи-ва-ет совре-мен-ный ли-ше-нец при мно-го-чис-лен-ной се-мье, ре-шил-ся сам по се-бе. От-сут-ствие ро-ди-те-лей-ли-шен-цев по-вли-я-ло в луч-шую сто-ро-ну для де-тей. Стар-шая дочь Юлия вос-ста-нав-ли-ва-ет-ся в пра-вах го-ло-са. Все иму-ще-ство и зем-ля це-ли-ком оста-ют-ся за детьми, и в за-клю-че-ние они при-чис-ля-ют-ся к бед-ня-кам. И для ме-ня при-сут-ствие же-ны на пер-вых по-рах необ-хо-ди-мо, как для че-ло-ве-ка, не бы-вав-ше-го в жиз-нен-ных пе-ре-верт-ках. И так я и же-на по-па-ли за неупла-ту на-ло-га и неот-да-чу опи-сан-но-го иму-ще-ства. У нас бы-ло два су-да. Пер-вый суд осу-дил ме-ня на шесть ме-ся-цев ссыл-ки, а Ма-ню на шесть ме-ся-цев при-ну-ди-тель-ных ра-бот, а вто-рой ме-ня — на пять лет, а же-ну — на два го-да ссыл-ки. Я аре-сто-ван с пер-во-го су-да, то есть 1 но-яб-ря, а же-на со вто-ро-го су-да, ко-гда я си-дел в тюрь-ме го-ро-да Ка-ши-на, где она ме-ня и до-гна-ла. Из Ка-ши-на до Моск-вы еха-ли в од-ном ва-гоне. В Москве бы-ли чет-ве-ро су-ток, а по-том еха-ли на ма-шине до Кот-ла-са. В Ка-шине мы бы-ли на-зна-че-ны в раз-ные рай-о-ны...»
Пер-вое вре-мя отец Ни-ко-лай и его су-пру-га на-хо-ди-лись в раз-ных кон-цах Во-ло-год-ской об-ла-сти, что угне-та-ло обо-их. Опыт-ные лю-ди на-учи-ли их, как на-пи-сать на-чаль-ству, чтобы до-бить-ся раз-ре-ше-ния от-бы-вать ссыл-ку вме-сте. Пер-вые хло-по-ты не увен-ча-лись успе-хом, и отец Ни-ко-лай ре-шил по-дать за-яв-ле-ние на-чаль-ни-ку ми-ли-ции в Ве-ли-ком Устю-ге о пе-ре-во-де же-ны к нему и от-пра-вил-ся на по-чту, чтобы ку-пить бу-ма-гу и кон-вер-ты. Ко-гда он вы-шел с по-чты, то услы-шал, что, как ему по-ка-за-лось, как бы во сне кто его кли-чет: «Ко-ля, Ко-ля». Он обер-нул-ся и не по-ве-рил гла-зам — это бы-ла его же-на Ма-рия. Ока-зы-ва-ет-ся, она уже дав-но ис-ка-ла его и про-шла со все-ми ве-ща-ми бо-лее ста пя-ти-де-ся-ти верст пеш-ком, и вот встре-ти-ла его на ули-це.
Отец Ни-ко-лай пи-сал сво-е-му стар-ше-му бра-ту-свя-щен-ни-ку, от-цу Лео-ни-ду, и его су-пру-ге Елене: «До-ро-гой брат-крест-ный и Ле-на, здрав-ствуй-те! Пись-мо ва-ше мы по-лу-чи-ли 9 ок-тяб-ря се-го го-да, ко-то-ро-му я был так рад, что не мог удер-жать-ся от слез, за-пла-кал. Его я по-лу-чил, при-дя толь-ко что из Пи-ню-га в ба-рак, без Ма-ни, она оста-лась в Пи-ню-ге по-лу-чить свой ин-ва-лид-ный па-ек (15 фун-тов му-ки на ме-сяц). От из-быт-ка чувств и мыс-лей не знаю, что вам и пи-сать. Нач-ну с то-го, что я по-те-рял на-деж-ду иметь хо-тя пись-мен-ную связь со сво-и-ми кров-ны-ми род-ны-ми, и в том чис-ле и с то-бой, до-ро-гой крест-ный. Боль-ше это-го, стал иметь оби-ду за то, что все род-ные ме-ня за-бы-ли за вре-мя на-ше-го пре-бы-ва-ния на чуж-бине, ни от ко-го строч-ки-ве-сточ-ки. По при-ез-де мо-ем на чуж-би-ну, ко-гда еще с Ма-ней на-хо-ди-лись врозь, без ко-пей-ки де-нег и кус-ка хле-ба, я пи-сал всем род-ным, зна-ко-мым и сво-им ду-хов-ным ча-дам воз-зва-ния о ма-те-ри-аль-ной и мо-раль-ной под-держ-ке, но в от-вет на мой бук-валь-но вопль ни от ко-го ни-че-го...
Из пер-вых строк тво-е-го пись-ма вид-но, что ты от ме-ня пи-сем не по-лу-чал и ис-тин-но-го по-ло-же-ния мо-их дел не зна-ешь. Кон-ча-ет-ся срок от-бы-ва-ния на чуж-бине не мой, а Ма-ни, а мне еще нуж-но от-бы-вать три го-да, так что, до-ро-гой крест-ный, бы-ва-ют та-кие груст-ные ми-ну-ты, что те-ря-ешь на-деж-ду, что вер-нешь-ся до-мой и уви-дишь сво-их бед-ных де-ток-си-рот, и та-кие тя-же-лые ми-ну-ты ста-ли ча-сто по-вто-рять-ся вви-ду близ-ко-го отъ-ез-да до-мой ис-тин-но-го со-дру-га в жиз-ни, Ма-ни, ко-то-рой нуж-но честь от-дать, что крест свой пе-ре-нес-ла по-чти без-бо-лез-нен-но. Она жи-ва, здо-ро-ва и в пол-ном ра-зу-ме и па-мя-ти, толь-ко лишь по-лу-чи-ла бо-лезнь “по-рок серд-ца”, по при-зна-нию ме-ди-ков. Лич-но я ду-мал, что она не пе-ре-не-сет та-кой, ка-жет-ся по на-ше-му че-ло-ве-че-ско-му ра-зу-ме-нию, тя-же-лый крест, но тут к ме-сту сло-ва Свя-то-го Пи-са-ния, что каж-до-му ве-ру-ю-ще-му в Него, то есть в Бо-га, крест да-ет-ся по си-лам и каж-до-му че-ло-ве-ку, име-ю-ще-му ве-ру хо-тя с зер-но гор-чич-ное, все воз-мож-но. Вот как раз она-то, бла-го-да-ря Бо-жье-му Про-мыс-лу о нас и доб-рым лю-дям, ис-кру еще со-хра-ни-ла...
Ска-жу по-ка немно-го о се-бе. Мы, я и Ма-ня, жи-вем вме-сте. Она осуж-де-на на два го-да, а я на пять лет. За все вре-мя мо-е-го пре-бы-ва-ния на чуж-бине я про-шел сле-ду-ю-щие спе-ци-аль-но-сти: семь ме-ся-цев ре-монт-но-го ра-бо-че-го на пу-ти же-лез-ной до-ро-ги, пол-го-да ле-со-ру-бом, пять ме-ся-цев сче-то-вод и вто-рой ме-сяц опять ле-со-руб. Жи-вем в на-сто-я-щее вре-мя в ле-су в пред-бан-ни-ке, в де-вя-ти вер-стах от стан-ции Пи-нюг. Пи-лим с Ма-ней двух-мет-ро-вые дро-ва для уг-ле-жже-ния. За-ра-ба-ты-ва-ем руб-ля два-три в день, про-до-воль-ствие по-лу-ча-ем по 3-й ка-те-го-рии, то есть 1 рубль 70 ко-пе-ек вы-ра-бот-ки. Вы-да-ют ки-ло две-сти пе-че-но-го хле-ба, круп 120 грамм и са-ха-ру 18 грамм... В об-щем, по-ка ра-бо-тать мож-но и кор-мить-ся...
Про-сти ме-ня, до-ро-гой крест-ный, за мою оби-ду на те-бя, что ты за-был в труд-ную ми-ну-ту. Те-перь я стал бо-гач, но не тем пре-хо-дя-щим, что гни-ет и тле-ет, а тем, что оста-ет-ся смерт-ным до гро-бо-вой дос-ки, то есть бо-гат-ством жиз-ни ду-хов-ной. За вре-мя пре-бы-ва-ния в ис-пра-ви-тель-ных до-мах и чуж-бине при-хо-ди-лось са-мо-углуб-лять-ся и ис-кать при-чи-ну стра-да-ний, и я все-гда при-хо-дил к за-клю-че-нию, что при-чи-на — это на-ше “я”. Вот со сле-за-ми на гла-зах кон-чаю сие пись-мо...
До-ро-гие род-ные брат-крест-ный с Ле-ной и пле-мян-ни-чек Ва-ся с же-ной, здрав-ствуй-те!
Крест-ный, твое пись-мо вто-рое я по-лу-чил 2 ян-ва-ря 1932 го-да, за ко-то-рое весь-ма бла-го-да-рю... От ду-ши жа-лею бра-та Шу-ру и его су-пру-гу с се-мьей. Но, чтобы смяг-чить чув-ство гру-сти о пе-ре-жи-ва-е-мом и этим са-мым под-дер-жать дух бод-ро-сти, из сво-е-го лич-но-го опы-та об-ра-щаю свой взор на об-щий… плач и ры-да-ния ныне жи-ву-щих на Ру-си граж-дан, да-же воль-ных. На-ше лич-ное го-ре и по-те-ря боль-шей ча-сти ма-те-ри-аль-ных благ есть кап-ля бу-шу-ю-ще-го жи-тей-ско-го мо-ря. А в та-ком слу-чае бо-лее чем ко-гда-ли-бо со-зна-ешь необ-хо-ди-мость вер-но-го креп-ко-го ко-раб-ля — это ве-ры в Про-мысл Бо-жий, ве-ду-щий нас ко спа-се-нию, со-зна-нию на-шей преды-ду-щей преж-ней жиз-ни. И вот ко-гда про-ана-ли-зи-ру-ешь свою про-шед-шую жизнь, в осо-бен-но-сти в сане иерея Бо-жия, то при-хо-дишь к за-клю-че-нию, что это по де-лам на-шим. Жа-лею бра-та Шу-ру боль-ше и по-то-му, что его здо-ро-вье сла-бо, но, с дру-гой сто-ро-ны, уте-ша-ешь-ся тем, что у него, как го-во-рит-ся, зо-ло-тые ру-ки, то есть он зна-ком с неко-то-ры-ми ре-мес-ла-ми, как-то: сто-ляр-ни-че-ство и то-му по-доб-ное. А это в ссыл-ке весь-ма важ-но. Неко-то-рые в ссыл-ке устра-и-ва-ют-ся не ху-же, чем до-ма. Нам, слу-жи-те-лям куль-та (остав-шим-ся вер-ны-ми ему), толь-ко вез-де пре-зре-ние, хо-тя и нуж-да в тех-ни-че-ских ра-бот-ни-ках. Мои то-ва-ри-щи по ра-бо-те в кон-то-ре по сче-то-вод-ству дав-но по-лу-ча-ют уже по 100 руб-лей жа-ло-ва-нья, а я, как вер-ный страж Церк-ви Хри-сто-вой, пе-ре-ки-ды-ва-юсь с од-ной ра-бо-ты на дру-гую. Но все-та-ки имел воз-мож-ность уде-лять ма-лую то-ли-ку и сво-им дет-кам. Я вполне убе-дил-ся, что “Бог си-ра и вдо-ву при-ем-лет”. Им Бог дал ра-зум жить са-мо-сто-я-тель-но. По по-след-ним пись-мам из-вест-но, что две до-че-ри, Юля и Ни-на, в школь-ных ра-бот-ни-ках, а стар-ший сын Ни-ко-лай, пят-на-дца-ти лет, остал-ся до-ма за хо-зя-и-на и хо-зяй-ку: сам все де-ла-ет, стря-па-ет и про-чее. Ин-те-рес-но, ка-кое пра-во-вое по-ло-же-ние бу-дет Ма-ни-но? До-мой она от-пра-ви-лась 19 де-каб-ря, в са-мый Ни-ко-лин день в шесть ча-сов ве-че-ра... Те-перь она уже до-ма, в сво-ем род-ном угол-ке, сре-ди де-ток. Как она сей-час счаст-ли-ва!.. Те-перь я один, и не успе-ла уехать Ма-ня, как пе-ре-ме-на — с ме-сяч-но-го окла-да сня-ли и на-зна-чи-ли воз-чи-ком ле-со-ма-те-ри-а-ла. Ра-бо-та сдель-ная, с ку-бо-мет-ра. Рас-цен-ки де-ше-вые, не боль-ше руб-ля в день. С отъ-ез-дом Ма-ни день-га-ми из-дер-жал-ся, да-же влез в дол-ги. А как раз сей-час воз-чи-ков снаб-жа-ют всем необ-хо-ди-мым: бе-льем, одеж-дой и обу-вью. Нуж-но вы-ку-пать, а де-нег нет. До-ро-гой крест-ный и пле-мян-ни-чек Ва-ся, ес-ли это воз-мож-но для вас, то при-шли-те, сколь-ко мо-же-те, день-жо-нок, хо-тя да-же вза-и-мо-об-раз-но, до лет-не-го се-зо-на, ко-гда за-ра-бо-ток бы-ва-ет боль-ше. Пись-мо я по-лу-чил ве-че-ром, а пи-шу но-чью и спе-шу, а по-это-му пи-шу небреж-но, а по-то-му про-сти. По-сле ра-бо-ты на хо-ло-де сон одоле-ва-ет...
Крест-ник Ни-ко-лай
До-ро-гой бра-тец-крест-ный Ле-ня и пле-мян-ни-чек Ва-ся со ча-да-ми, здрав-ствуй-те! По-сыл-ку и пись-мо по-лу-чил, за что при-но-шу глу-бо-кую бла-го-дар-ность. До-ро-гой крест-ный, как до-ро-га, как цен-на твоя, со-знаю, мо-жет и не по си-лам, по-мощь ма-те-ри-аль-ная, а так-же ве-сточ-ка от кров-но род-но-го че-ло-ве-ка в чу-жом краю, ес-ли бы ты знал! Я да-же не знаю, чем, ко-гда и бу-ду ли иметь воз-мож-ность те-бя от-бла-го-да-рить.
Жи-ву в очень небла-го-по-луч-ном по-ло-же-нии, а в осо-бен-но-сти в ги-ги-е-ни-че-ском. Жи-ву в ба-ра-ке на верх-них на-рах. Люд-но, гряз-но, тем-но и за-ра-бо-ток неваж-ный, око-ло од-но-го руб-ля в день. Про-до-воль-ствие по за-ра-бот-ку, а по-это-му пи-та-ние скуд-ное. В на-сто-я-щее вре-мя есть еще немно-го кар-то-фе-ля, а то один, один и один хлеб и тот в недо-ста-точ-ном ко-ли-че-стве. Из до-ма что-то дав-но нет ни-ка-ких из-ве-стий. По-че-му, не знаю. Од-но пись-мо Ма-ня при-сла-ла толь-ко что по при-ез-де до-мой. Во-жу сей-час лес на стан-цию Пи-нюг. Ра-бо-та не тя-же-ла, но не ин-те-рес-на в опла-те тру-да. По-го-да сей-час здесь мо-роз-ная. Мо-ро-зы вы-ше 30 гра-ду-сов, но здесь они не так страш-ны, как у нас, ибо лес-но...»
По окон-ча-нии сро-ка ссыл-ки в ав-гу-сте 1933 го-да, отец Ни-ко-лай вер-нул-ся в Твер-скую об-ласть. Ар-хи-епи-скоп Твер-ской Фад-дей (Успен-ский) на-пра-вил его слу-жить в Воз-не-сен-ский храм в се-ло Воз-не-се-нье Ка-шин-ско-го рай-о-на, где отец Ни-ко-лай про-слу-жил до сво-е-го по-след-не-го аре-ста. Он был аре-сто-ван 16 фев-ра-ля 1938 го-да и за-клю-чен в тюрь-му в го-ро-де Ка-шине.
В са-мый день его аре-ста был до-про-шен де-жур-ный сви-де-тель, ро-дом из се-ла Воз-не-се-нье, ко-то-рый по-ка-зал: «В но-яб-ре 1937 го-да на тер-ри-то-рии сель-со-ве-та свя-щен-ник ор-га-ни-зо-вы-вал и про-во-дил круж-ко-вые неле-галь-ные за-ня-тия с ак-тив-ны-ми цер-ков-ни-ца-ми жен-щи-на-ми, чи-тал им ре-ли-ги-оз-ную ли-те-ра-ту-ру, при-зы-вал их не хо-дить на со-бра-ния сель-со-ве-тов и кол-хо-зов по про-ра-бот-ке по-ло-же-ния о вы-бо-рах в Вер-хов-ный Со-вет. В июле 1936 го-да при раз-ме-ще-нии го-судар-ствен-но-го зай-ма сре-ди на-се-ле-ния я вы-звал в сель-со-вет по-па Мор-ко-ви-на и, как пред-се-да-тель сель-со-ве-та, пред-ло-жил ему под-пи-сать-ся на го-судар-ствен-ный за-ем. Мор-ко-вин под-пи-сать-ся от-ка-зал-ся и ска-зал: “Рас-про-стра-няй-те его сре-ди кол-хоз-ни-ков, а я под-пи-сы-вать не бу-ду. Ме-ня и без зай-ма огра-би-ла со-вет-ская власть, сде-ла-ла ни-щим”. Ста-ра-ясь разъ-яс-нить ему непра-виль-ность его взгля-дов, я ска-зал, что по но-вой кон-сти-ту-ции СССР все граж-дане яв-ля-ют-ся рав-но-прав-ны-ми, а по-это-му и вы мо-же-те при-нять уча-стие в под-пис-ке на за-ем. На это Мор-ко-вин мне от-ве-тил: “О рав-но-пра-вии сей-час го-во-рить ра-но. Со-вет-ская власть из-да-ет за-ко-ны не для про-ве-де-ния в жизнь, а для об-ма-на на-се-ле-ния. Я в ва-шу кон-сти-ту-цию не ве-рю”» .
19 фев-ра-ля сле-до-ва-тель, до-пра-ши-вая свя-щен-ни-ка, спро-сил:
— Вы об-ви-ня-е-тесь в си-сте-ма-ти-че-ском про-ве-де-нии ва-ми сре-ди кол-хоз-ни-ков контр-ре-во-лю-ци-он-ной аги-та-ции, в со-зна-тель-ном про-ти-во-дей-ствии про-ра-бот-ке и изу-че-нию но-вой ста-лин-ской кон-сти-ту-ции СССР и по-ло-же-ния о вы-бо-рах в Вер-хов-ный Со-вет СССР. При-зна-е-те се-бя в этом ви-нов-ным?
— Предъ-яв-лен-ное мне об-ви-не-ние я от-ри-цаю и ви-нов-ным се-бя в нем не при-знаю, — от-ве-тил свя-щен-ник.
На этом до-про-сы и са-мо след-ствие бы-ли за-кон-че-ны. 26 фев-ра-ля 1938 го-да трой-ка НКВД при-го-во-ри-ла от-ца Ни-ко-лая к рас-стре-лу. Свя-щен-ник Ни-ко-лай Мор-ко-вин был рас-стре-лян 28 фев-ра-ля 1938 го-да и по-гре-бен в без-вест-ной об-щей мо-ги-ле.

Игу-мен Да-мас-кин (Ор-лов-ский)

«Жи-тия но-во-му-че-ни-ков и ис-по-вед-ни-ков Рос-сий-ских ХХ ве-ка. Фев-раль».
Тверь. 2005. С. 298-304

Родился в 1889 году в селе Ильгоши Бежецкий района Тверской области.

Служил священником в селе Вознесение Кашинского района Калининской области.

Арестован в 15 февраля 1938 года в селе Вознесение, 26 февраля осужден тройкой при УНКВД по Калининской обл. за "антисоветскую деятельность", приговорен к расстрелу.

Причислен к лику святых новомучеников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года для общецерковного почитания.

Литература и документы

  • Деяние Юбилейного Освященного Аpхиеpейского Собоpа Русской Пpавославной Цеpкви о собоpном пpославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, 12-16 августа 2000г.
  • Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог 1937-1938. Т.1. Тверь: "Альба", 2000. С.300.
  • Список реабилитированных клириков и мирян Калининской обл.
  • Архив УФСБ по Тверской области. Список репрессированных священников Тверской области

Использованные материалы

  • http://www.pstbi.ru/bin/db.exe/no_dbpath/nopanel/ans/nm/?TYZ...AnU

СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АЛЕКСИЙ НИКИТСКИЙ

Память 15 / 28 февраля, в Соборах новомучеников и исповедников Церкви Русской и в Бутовских новомучеников

Родился 6 / 19 марта 1891 года в селе Михалево Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Михаила Никитского.

Окончил Московское Донское духовное училище и в 1912 году Московскую духовную семинарию, после чего стал учителем начальной школы в Балашихе.

5 / 18 декабря 1913 года он был рукоположен во священника к храму Рождества Христова в селе Михалево, на место умершего отца.

В начале 1918 года был призван в тыловое ополчение Красной армии. Он служил рядовым в городе Бронницы при губернском конском запасе. Его обязанностью было ухаживать за лошадьми. Потом отца Алексия перевели в строительный отряд, где он работал конторщиком. После этого он работал телефонистом в Управлении по снабжению воздушного флота, располагавшемся на Ходынке в Москве.

В 1921 году после демобилизации подал прошение в Московскую епархию о назначении на приход священником.

В марте 1922 года он был определён священником к Троицкому храму в посёлке Удельная Раменского района, где и прослужил до дня ареста.

В 1929 году у отца Алексия, как лишённого избирательных прав, отняли дом. Притеснение служителей Церкви со стороны советской власти в это время выражалось и в непосильном налоге как на них самих, так и на общины, которые должны были платить налог за использование здания церкви. Сумма налогообложений была такой высокой, что выплатить её стоило большого труда и самопожертвования. И священноначалие, и рядовые пастыри писали заявления с протестом против фактического ограбления верующих. Делали такие заявления и служители Троицкой церкви в посёлке Удельная. Одно из таких заявлений они написали в 1937 году после того, как районный финансовый отдел в несколько раз по сравнению с предыдущим годом увеличил налог с дохода причта.

Сотрудники НКВД произвели негласное следствие в отношении священнослужителей Троицкого храма, результатом чего стал арест священника Алексия Никитского и диакона Симеона Кулямина, который произошёл 26 января 1938 года.

Первый раз следователь допросил отца Алексия 30 января. На следующий день допрос был продолжен.

– Где вы писали ваше заявление о снижении налога и какую цель вы преследовали данным заявлением? – спросил следователь.

– Я данное заявление о снижении налога писал сам лично у себя на квартире в 1937 году. После я это заявление принес в церковь, где к нему, после окончания службы, подписались Львов, Жуков и Кулямин, подписывались они в алтаре. Цели у нас никакой не было, но мы в заявлении просили только снизить нам налог, каковой нам не под силу было внести. Данное заявление мы писали согласно указанию районного финансового инспектора Панкова.

– Следствию известно, что вы 2 мая 1937 года собирались на квартире митрополита Чичагова, где обсуждали контрреволюционные вопросы. Какие вопросы вы обсуждали и с кем?

– Я действительно 2 мая 1937 года был на квартире митрополита Серафима в посёлке Удельная, но я был им приглашен, чтобы отслужить молебен… после молебна я выпил стакан чаю, и мы все из квартиры Чичагова ушли по своим квартирам. Митрополит Серафим на Рождество и Пасху всегда приглашал нас отслужить у него на квартире молебен, так как по старости посещать церковь он не может… я никакую контрреволюционную агитацию среди верующих против мероприятий советской власти не вел и против налогов и займов не выступал… в предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю… Я, будучи священником удельнинской церкви, только выполнял свои обязанности как священник.

– Следствию известно, что вы вместе с диаконом Куляминым вели агитацию среди верующих за незакрытие церквей.

– Я никакой с диаконом Куляминым агитации среди верующих не вел и в отношении незакрытия церквей вопрос нигде не ставил и ни с кем не говорил и не обсуждал.

Все время непродолжительного следствия арестованные священник и диакон провели в Таганской тюрьме в Москве.

16 февраля 1938 года тройка НКВД по Московской области приговорила их к расстрелу за "контрреволюционную агитацию против выборов в Верховный Совет, распространение слухов о закрытии церквей и арестах духовенства".

28 февраля 1938 года священник Алексий Никитский и диакон Симеон Кулямин были расстреляны на полигоне Бутово под Москвой и погребены в безвестной общей могиле. Перед расстрелом в этот же день фотограф Таганской тюрьмы сфотографировал их, чтобы при проводимых в это время массовых расстрелах палач не ошибся.

Причислен к лику святых новомучеников Российских постановлением Священного Синода 12 марта 2002 года для общецерковного почитания.

Использованные материалы