Психология

Описание картины микки морозова. Сочинение по картине «Мика Морозов» Серова

Кто не восхищался портретом Мики Морозова кисти Валентина Серова,от которого трудно оторвать взгляд! Многим известно, что сын одного из фабрикантов огромного богатейшего рода предпринимателей России, стал впоследствии знаменитым филологом, шекспироведом мирового значения. Сотрудничество с западными филологами и его мировой авторитет учёного спасли Мику, наследника "проклятых" капиталистов, давших своей родине неимоверно много и в развитии промышленности и почти во всех областях искусства,сохранили ему жизнь и избавили от ГУЛАГа.


(фотография учёного взята отсюда В статье рассказано о многочисленных научных трудах Морозова и его вкладе в развитие русского театра)
Кто это сказал "Мы все ленивы и нелюбопытны"? Все -не все, но я, вероятно, да. Почему-то со школы решила, что Мика - сын Саввы Морозова, того самого, у которого был роман с Марией Андреевой и через неё - с революционерами, который поддерживал МХТ и давал приют, спасая от царской охранки,Николаю Бауману. Я не искала в справочниках подтверждения своего решения и уж, совершенно не думала о причине его смерти. О ней я узнала только вчера. Убирая квартиру, краем глаза и краем уха слушая и смотря по телеку передачу о Савве Тимофеевиче Морозове, услыхала, что его младшего любимого сына назвали Савва. А Мика чей же сын?-спросила я и отправилась на поиски.
Мика Морозов происходит из того же рода, что и Савва(у них общий предок), но из другой ветви. Он - сын Михаила Абрамовича Морозова, тоже предпринимателя и мецената, друга русских художников, коллекционера, собирателя полотен европейских мастеров. Картины из его коллекции составляют гордость Третьяковской галереи, Эрмитажа И музея им. Пушкина.
Портрет написан В.Серовым ( )
Пробел в моём знании был ликвидирован, но то, что я узнала о последнем дне очаровательного Мики, произвело на меня впечатление и опять заставило задуматься над жестокой иронией судьбы. Перейду сразу к цитированию статьи А.В.Летенко "ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ЖИЗНИ МИКИ МОРОЗОВА" ( ):
И всё бы шло для Мики дальше таким же спокойным и достойным порядком, если бы в 1952 году высшее руководство страны не начало вести подготовку к проведению в Москве особой конференции, на которую вознамерилось пригласить не только западных бизнесменов, но и наследников знаменитых русских купеческих фамилий - Рябушинских, Морозовых, Елисеевых, Коншиных, Чичкиных, Гиршманов, Мамонтовых, фон Мекк и др. - с целью не просто наладить отношения с эмиграцией, но и привлечь её капиталы для вложений в послевоенное восстановление и развитие советской экономики. Эта встреча, проходившая в Кремле, под названием «Совещание промышленников» действительно была проведена в 1955 году, то есть с некоторой задержкой, вызванной событиями, связанными со смертью И.В.Сталина. На ней, кстати говоря, присутствовал и мой отец - Виктор Александрович Летенко. И даже я, - тогда 14-летний мальчишка, помню лихо проносившиеся по улицам Москвы автомобили, развозившие участников Совещания. Мои сверстники, может быть, помнят, что эти ЗИМ-ы отличались от других тем, что их габаритные фонари были выкрашены голубой краской.

Однако вернёмся в 9 мая 1952 года, в одно из помещений ЦК КПСС, где велась подготовка Совещания. В процессе обсуждения неизбежно встал вопрос, а кто будет принимать гостей из русской диаспоры во время неформального общения? На кого возложить функции «hearty welcome» и «гостеприимного хозяина» - не на товарищей же Берия или Маленкова, с которыми у русских эмигрантов и их наследников вряд ли получится задушевный разговор? Здесь нужен человек, к которому гости отнеслись бы с максимальным доверием, а таких уже не осталось; вроде бы всех успели переловить и передушить. И тут кто-то вспомнил и подсказал со всех сторон подходящую (то есть интеллигент-«рафине», свободно владеет главными европейскими языками, потомок известной купеческой фамилии) кандидатуру Морозова, за которым немедленно выслали машину и доставили для беседы в кабинет члена политбюро ЦК А.И.Микояна.

Анастас Иванович обрисовал ситуацию, сформулировал задачи, которые должен решать Михаил Михайлович, и тот, недолго раздумывая, согласился. В заключение беседы Микоян поинтересовался социальным статусом и материальным положением собеседника и понял, что, если гости узнают правду о микиных: ничтожной зарплате, убогом коммунальном жилье и полном отсутствии у него других обычных и привычных для простого западного жителя благ и удобств, то может выйти немалый конфуз. Поэтому он в присутствии Мики продиктовал своему помощнику перечень необходимых вещей, «которыми следует срочно и безотлагательно обеспечить товарища М.М.Морозова». В этот перечень вошли: приличная одежда, солидная должность и хорошая зарплата, отдельная обставленная мебелью квартира где-нибудь на Фрунзенской набережной или Кутузовском проспекте, оборудованная для приёма гостей и расположенная в хорошем месте дача, персональный автомобиль и прочее, что мог ещё пожелать Михаил Михайлович, над чем ему было предложено подумать.
Буквально ошеломленный предстоящими переменами Морозов был доставлен домой в чёрном лимузине, чем несказанно удивил соседей и близких. Последние еще более были ошарашены изложением его разговора с Микояном. Затем Мика лег на диван немного отдохнуть и… умер.
Оказывается, инфаркты бывают не только от неприятностей. Их могут вызывать и весьма сильные положительные эмоции."



Картина написана: 1901 г.
Холст, масло.
Размер: 62,3 × 70,6 см

Описание картины «Портрет Мики Морозова» В. Серова

Художник: Валентин Александрович Серов
Название картины: «Мика Морозов»
Картина написана: 1901 г.
Холст, масло.
Размер: 62,3 × 70,6 см

Уже само появление сына в семье композитора и пианистки обязывало его служить искусству. В. Серов, которого обучал сам Репин, не пошел по стопам своих родителей-музыкантов, он выбрал живопись. Этот художник один из редких представителей искусства, который был счастливым и довольным жизнью. Его, безусловно, посещали муки творчества, но сам дом, который наполняла творческая богема тех времен, казалось, помогал Серову воспринимать творческие метания как должное. Если углубится в историю творческих поисков мастера, то он стремился найти момент, деталь, присутствие или отсутствие которой влияет на всю композицию.

Этот человек отличался тихим и скромным характером, унаследованным от матери и авторитетом среди творческой интеллигенции своего времени, которая помнила про талант отца. Серов, мастер портрета, как взрослого, так и детского, сравним лишь с Левитаном по импрессионистичной манере изображения. Причем вся основа творчества первого – это были люди с их улыбками и серьезными лицами, неусидчивые дети, среди которых и Вера Мамонтова, и Мика Морозов.

Михаила Михайловича Морозова, сына промышленника и мецената, хорошо знают те, кто учится или учился в МГУ. Это его портрет висит на кафедре шекспироведения, это он подготовил и издал «Гамлета» с более чем подробным словарем. Но когда-то этот человек был курчавым жизнерадостным мальчиком, которого и нарисовал Серов.

Для художника это была трудная задача – заставить четырехлетнего ребенка усидеть на одном месте. Портрет писался за несколько сеансов, каждые из которых длились около получаса, а в итоге получилась выразительная и живая картина, написанная скупыми красками. Здесь нет искусственной наигранности или напряженности, которая свойственна детям на фотографиях или портретах. Серов гениален – он смог представить портрет гиперактивного ребенка, причем в духе импрессионизма.

Мальчик изображен сидящим в детском кресле, но кажется, что усидчив он лишь на какую-то минуту. Всю атмосферу картины можно описать только одним словом – динамизм, который ощущается при одном только взгляде на эту работу. Поза Мики стремительная, его руки в движении, а карие глаза полны шаловливой наивности, которая умиляет. Рот малыша слегка приоткрыт, будто он хочет что-то сказать, причем ему любопытно, почему этот человек с кистями и мольбертом оторвал его от важного занятия и посадил на одно место. Мика – это абсолютно открытый и дружелюбный ребенок, который бежит навстречу миру с распахнутыми глазами, а мир принимает его.

Внутренняя энергия мальчика непередаваема: он вот-вот сорвется с кресла и зальется непосредственным и звонким детским смехом.

Удивительна и колористика картины. Белый костюм мальчика на темно-коричневом фоне и особое золотистое сияние, исходящее от его фигуры. Композиция кажется свободной и несколько воздушной – этот прием нужен Серову, чтобы показать активность и желание движения у четырехлетнего малыша: он использует пастельные оттенки, тонкие линии в сочетании с незначительной детализацией.

Поражают контрасты, на которых построен портрет: крупная голова Мики и его легкая фигурка, белая сорочка и темное кресло, подлокотники которого визуально пересекают холст по диагонали. Мальчик кажется в результате такого приема расположенным к зрителю, а его движение проступает из глубины самого полотна. Это происходит за счет того, что Серов строит пространство в виде глубины за самой плоскостью картины, а скрытый антагонизм белой одежды и пышущего здоровым румянцем лица становится основной идеей данной работы.

Отличительной чертой картины «Портрет Мики Морозова» является то, что написана она не на открытом пространстве, а в помещении. Удивительно, как смог художник найти то освещение, которое передало нежную детскую кожу, пушистые курчавые волосы, ощущение изумленных горящих глаз и стремительность движения. Еще более удивительно то, как Серов запоминал освещение, ведь портрет был написан ни за один сеанс и при этом с близкого расстояния.

В изобразительном искусстве дальняя перспектива считается самой лучшей для изображения, поскольку не требует детализации. Ближнее расстояние, наоборот, предусматривает целостность ощущений зрителей, да и самой композиции. Серов не был бы талантом, если бы не преодолел такую трудность и сделал портрет выразительным. Он, используя сочные мазки, написал полуоткрытый рот с яркими губами, а легкими, но точными прикосновениями кисти смог передать жемчужины зубов. Его скупая своеобразная манера изображение прослеживается в мотивах разноцветной спинки кресла, прячущейся в полутени.

Эту картину считают настоящим гимном беззаботному детству, тому, которое распахнув огромные глазища, спрашивает у художника с всероссийским именем: «Дядя, а вам красить тяжело?». Это детство не «парадно-выходных» фото или портретов в мундирчиках, а домашнего уюта и атмосферой, где ребенка любят.

Каждый, кто хоть раз увидел портрет Мики Морозова, захочет вернуться в свое детство или сделать жизнь своего детей безопасной и беззаботной. Картина Серова – это то, что заставляет жертвовать деньги и вещи для детских домов, обустраивать детские площадки во дворах многоэтажек – одним словом, все, что хоть как-то может приблизить к доверчивому и прекрасному миру Мики.

Эта экспрессия никого еще не оставила равнодушным. Знакомые Михаила Морозова говорили, что и во взрослом возрасте он походил на мальчугана на портрете, студенты пытались расспросить про Серова, а сам профессор МГУ, наверно, не раз хотел вернуться в незабываемые детские годы.

Однако, мало кто из студентов знал, что не только знакомство с одним из великих художников и авторитетность исследований спасли Мику в зрелом возрасте от лагерей ГУЛАГа. В то время наследник капиталистов, которых проклинала комвласть, работал с самыми выдающимися филологами Запада – причем его творческий путь во многом предрешил человек с кистями, сумевший запечатлеть все очарование детства.

Мы наверно с детства знаем этот портрет Валентина Серова

Чудесный малыш Мика (Михаил Михайлович) Морозов. 1901 год.
Тут ему почти 4 года.
Он родился 18 февраля 1897 году в семье старшего сына Варвары Алексеевны Морозовой(Хлудовой). Отец его Михаил Абрамович, а мама Маргарита Кирилловна Морозова (Мамонтова).
А умер 9 мая 1952 года уже известным литературоведом, переводчиком, самым известным советским шекспироведом.

Давайте почитаем что писала про него его мамочка, которая его пережила на 5 лет...:

"Мика умер 9 мая 1952 года.
Хотя он умер в уже зрелом возрасте, но в жизни его как раз в это время совершился переход на новую работу (Он был назначен главным редактором журнала "Новости"), которая открывала перед ним широкие творческие перспективы, и его живая и кипучая натура заставляла верить и надеяться, что еще немало нового будет им сказано. Но роковая болезнь положила конец всем надеждам... Он скончался, а я, его мать, восьмидесяти лет, его пережила...
Теперь мне остаются только воспоминания о нем. Воспоминания эти уносят меня к далеко ушедшим годам прошлого столетия. Чем больше я вспоминаю и думаю, тем яснее и живее становится образ крошечного кудрявого мальчика с большими черными, всегда широко открытыми, точно удивленными глазами. Душа невольно цепляется за нить воспоминаний, ищет утешения в этом светлом образе. Мне очень больно, что я никогда в своей жизни не вела записей, не раз уже я в этом себя упрекала. Так и сейчас, мне до боли хотелось бы восстановить многое из детских и юношеских лет моего сына, но придется довольствоваться теми отрывочными картинами, которые сохранила моя память, да кое-какими письмами.

Мика родился в нашем доме на углу Смоленского бульвара и Глазовского переулка (где теперь помещается Киевский райком КПСС).

Он родился семимесячным, недоношенным ребенком. Случилось это потому, что в этот день мне сообщили, что у моей матери рак. Я была страшно потрясена и поехала в клинику, где матери сделали операцию. В клинике я себя плохо почувствовала и едва успела доехать домой.
Когда Мика родился, он казался здоровым, но на другой день у него сделалась спазма в сердце, его спешно крестили и боялись, что спазма повторится и он умрет. Но спазма больше не повторялась, и он стал постепенно поправляться. Он долго лежал в кроватке-ванночке с двойными стенками и дном, куда наливалась горячая вода, чтобы ребенок был в тепле. Я помню, как раз к нему, лежащему в этой ванночке, подошел проф. В. Ф. Снегирев, большой друг наш, и со смехом воскликнул: "Мы-то тебя похоронили, а ты вон какой лежишь и на нас смотришь!"

Действительно, мальчик мой стал расти и поправляться и впоследствии сделался огромного роста, широкоплечим, могучим человеком. Но в то время сложение и здоровье его требовало неустанного внимания и ухода. Приходилось ежегодно ездить с ним на море осенью. Летом мы жили в глуши Тверской губернии, в верховьях Волги. Дача стояла на самом берегу реки, окруженная бесконечным сосновым лесом, полным земляники, брусники и грибов.

К четырем годам он вырос, очень окреп и развился. Он очень хорошо и громко говорил по-русски и по-английски. Английский язык он легко освоил, так как у него была очень милая, интеллигентная няня-англичанка мисс Маквити. Английский язык отозвался только на его произношении буквы "р"; он сильно грассировал, от чего, впрочем, впоследствии совершенно избавился, занимаясь дикцией.
Помню, что он как-то рассматривал у меня на столе книгу по астрономии; его очень привлекли картинки солнца и планет, и он с моих слов запомнил названия планет и очень любил их повторять. Громко и ясно, сильно грассируя на "р", произносил он их в порядке: Нептун, Уран, Юпитер, Сатурн, Меркурий, Венера, Марс, Земля. При этом он не обращал никакого внимания, ему было все равно, слушают ли его, ему просто нравилось громко произносить эти слова. Часто, сидя у стола на своем высоком креслице, он долго молчит, что-то думает сам с собой, что всегда было его отличительной чертой; кругом шумят, говорят, а он начинает: "Нептун, Уран, Юпитер" и т. д. - громко, громко! Также у меня была книжка священной истории, Ветхого завета с рисунками Доре, которую он очень любил. Он очень пожалел дьявола, которого бог изгнал из рая, и задумал за него молиться. И действительно, на ночь, молясь за маму, папу, прибавлял "помилуй дьявола".
Около пяти лет он стал сам с большим усилием стараться читать и писать. У его постельки висел календарь с картинками из кондитерской Яни.
Яни и Янула Панайот была восточная кондитерская на Арбате, которую все дети очень любили. Он как-то хворал гриппом, лежал долго в постели, взял карандаш и стал списывать печатными буквами с этого календаря: "Яни и Янула Панайот". Громко говорил буквы и писал ужасные каракули, но все-таки этим положил начало своей грамотности.

В это же время В. А. Серов писал Микин портрет, на котором он сидит как живой. Этот портрет передает не только Мику того времени; в нем Серов схватил основную черту его натуры, его необыкновенную живость, и оттого все находили этот портрет очень похожим и на взрослого Михаила.

Когда Мике минуло семь лет, мы поехали на целый год в Швейцарию, на Женевское озеро. Этот год, проведенный на таком чистом воздухе, среди чудной природы, принес огромную пользу моему мальчику. Он очень вырос и окреп. Много бегал, играл и совершал с нами большие прогулки в горы пешком и верхом.
Там, по вечерам, Мика часто нас всех - меня, свою няню и гувернантку - усаживал в ряд на стулья, сам становился перед нами и читал нам "лекции о народе леперкальцах", очень громко и торжественно, как он любил говорить. Он сообщал, что Леперкалия - страна на Севере, состояла из сорока пяти островов с главным городом Боца.
Потом рассказывал о войнах леперкальцев с другими народами, пересыпая все очень замысловатыми именами и названиями, им самим, конечно, придуманными. Зимой в Москве, до нашего отъезда в Швейцарию, у нас дома молодежь играла шекспировского "Юлия Цезаря". Там упоминается праздник Леперкалий. Мика слышал это слово, и оно ему, очевидно, понравилось и запомнилось. У меня сохранились записи с Микиных слов о Леперкалии. Такова была его первая мимолетная встреча с Шекспиром. Кроме того, Мика сочинил в Швейцарии драму "Братья-враги". Он ее играл с другими детьми, в костюмах, с декорациями. Сюжет очень драматичный и сложный по чувствам, с убийством, также, вероятно, навеянный "Юлием Цезарем".
В это же время у Мики был какой-то воображаемый Зёрнов, который в действительности не существовал, но с которым Мика как-то и где-то будто бы встречался. Очень часто Мика, сидя за завтраком или за обедом, серьезно объявлял: "Я сейчас видел Зёрнова, и он мне сказал..." Тогда кругом поднимался крик всех сидящих за столом: "Неправда, неправда, никакого Зёрнова - нет, ты выдумываешь". Мика как-то смущенно замолкал, но на другой день опять объявлял о том же.
После годичного пребывания в Швейцарии Мика начал регулярно учиться дома.
Увлечения его за эти годы сначала сосредоточивались на аквариуме с живородящими рыбками и на его двух собачках "фоксиках", с которыми он много возился у себя в комнате, а позднее на увлечении спортом, теннисом и легкой атлетикой. Летом Мика на даче у нас в Калужской губернии даже устраивал олимпиады, на которые собиралось много молодежи.
Позднее, когда Мика был в последних двух классах гимназии, у нас образовался кружок молодежи: "Кружок любителей искусства" - КЛИ, - тогда уже начинали появляться такие сокращения слов. В КЛИ было три секции: литературная, музыкальная и художественная. Мика в то время очень увлекался русской литературой и читал в КЛИ рефераты о Мельникове-Печерском и о Тургеневе.

Главным его увлечением в то время был Мельников, он даже ездил с одним своим товарищем к А. П. Мельникову, сыну писателя, в Нижний Новгород и затем в Нижегородскую губернию на озеро Светлояр, где в ночь с 23 на 24 июня, под Ивана Купала, когда, по преданию, цветет папоротник, собирались богомольцы со всех концов нашей страны, спорили о вере и молились Невидимому граду Китежу. Впечатления, полученные им в эту поездку, были очень сильны. Он сделал много записей, много прочел книг и набросал очерк "Образы старообрядческой Руси". В этой работе уже сказались его прирожденная способность и интерес к научной работе.

Вообще история Древней Руси и особенно старообрядчества его настолько привлекала, что он долгое время думал посвятить свою жизнь изучению этой эпохи и расстался с этой мыслью не без труда (Родоначальник всей семьи Морозовых был Савва Васильевич Морозов, жил при Александре I. Он и вся его семья были старообрядцами различных толков. Но потомки его сына Абрама Саввича перешли в православие, так как сын последнего Абрам Абрамович женился на православной В. А. Хлудовой и сам принял православную веру. Это были дед и бабка Мики, который вырос в православной семье.).
Этому способствовало другое очень большое его увлечение - его любовь к театру, которая и вытеснила понемногу и окончательно мысль об изучении древней и старообрядческой Руси. После революции под Москвой, в Черкизове, около Тарасовки, образовался театральный техникум, куда собрался кружок очень талантливых молодых преподавателей и большое количество учащейся молодежи. Мика начал там преподавать. Работа велась по методу импровизации. Мика стал сам сочинять импровизации и пьесы по образцу итальянской комедии масок. Все эти работы он систематизировал и написал целый курс о Commedia dell"arte, который читал в Черкизове и в Москве в различных студиях.
Мне хочется также упомянуть, что Мика очень любил французский язык и французскую поэзию и особенно Мольера, которым очень увлекался. Также он некоторое время с удовольствием учился музыке, играя на фортепьяно. У него был хороший слух и очень гибкая рука, он играл очень музыкально. Как сейчас помню и как будто слышу звуки вальсов Шуберта и отрывки из "Дон-Жуана" Моцарта, которые Мика любил играть. Шуберт был его любимым композитором. К сожалению, он скоро эти занятия бросил.
Одновременно он целый ряд лет вел литературную работу. Он писал много рассказов, стихов и пьес. Во время своей работы над театром он написал небольшую пьесу из японской жизни "О-Тао", которую напечатали и сыграли. Он сам играл в ней главную роль. К этому времени благодаря его углубленным занятиям английским языком он систематически занялся преподаванием этого языка. Любовь и знание театра естественно привели его к изучению творчества Шекспира.

На этом я останавливаюсь, так как тут начинается самостоятельная научная работа моего сына. Я хочу только отметить, что Мика как театровед уже в молодые годы не был узким шекспироведом. Обладая широким кругозором, он также проявлял живой интерес к русскому театру, в частности к его истории и к творчеству выдающихся мастеров русской сцены.
В моем кратком очерке детских и юношеских лет моего сына мне хотелось выразить то, что меня всегда удивляло: насколько рано в нем обозначился весь его облик и даже его способности. Особенно характерной чертой его всегда была одержимость той мыслью, которая в данное время его захватывала. Однако это сочеталось в нем с исключительным упорством в работе над предметом увлечения. Ко всему, что было вне этого, он был невнимателен и даже рассеян. Всю жизнь помню его сидящим за письменным столом и пишущим. Меня всегда трогало его отношение к работе. Он любил свою работу, был буквально тружеником, который не жалел своих сил. В работе он был строг, добросовестен, никогда не работал поверхностно, а всегда вкладывал всю свою душу и знания. Память у него была очень большая.
Что касается практической жизни, то он в ней часто терялся и бывал даже беспомощен. В жизни, во всех своих привычках и в обстановке, он был до крайности прост и скромен. Он любил жизнь, был очень веселый и живой собеседник, умел талантливо подражать и изображать тех, о ком рассказывал. С большой легкостью и грацией в движениях он импровизировал балетные танцы, несмотря на свою большую и грузную фигуру, чем забавлял и смешил нас. Он очень любил и хорошо читал стихи. Особенно любил он читать лекции и умел зажигать и увлекать слушателей. У молодежи он имел большой успех.
Таким я помню Мику. Мне хотелось бы думать, что таким будут вспоминать его те, кто встречался с ним в жизни и в работе.

М. К. Морозова

Вот портрет взрослого Мики -Михаила Михайловича Морозова

"Портрет Мики Морозова" Серов написал в 1901 году. От картины не отвести глаз, настолько живым получился ребенок, смотришь и страшно за него до холодка в сердце. Впереди - революция семнадцатого, голод двадцатых, расстрелы тридцатых, война сороковых... Выжил? Сгинул? Михаил Михайлович Морозов - из семьи тех самых фабрикантов Морозовых - богатейших промышленников и меценатов - образование получал в Англии, несмотря ни на что, вернулся в Россию, в двадцатых годах закончил филологический факультет Московского университета. Стал известным советским литературоведом, театроведом, переводчиком. Всю свою жизнь посвятил творчеству Шекспира, результаты его работы получили мировую известность. В 1949 году занял пост главного редактора англоязычного журнала News. Пережил Вторую Мировую, арестован не был. Чудо.
В 1952 году высшее руководство СССР захотело провести в Москве особую конференцию с участием наследников знаменитых русских купеческих фамилий - Рябушинских, Морозовых, Елисеевых, Мамонтовых и других - с целью наладить отношения с эмиграцией, а, главное, привлечь её капиталы для вложений в послевоенное восстановление и развитие советской экономики. Встал вопрос, кому встречать приглашенных? Кто сможет расположить к себе столь важных гостей - не Берия же с Маленковым... И вспомнили про Мику - про Михаила Михайловича - потомка известной фамилии, блестяще образованного, свободно владеющего европейскими языками, известного за границей ученого. Вызвали. Рассказали, в чем суть, сформулировали задачи. Михаил Михайлович без промедления согласился.
И тут поинтересовались его социальным статусом и материальным положением. Неожиданно выяснилось, что зарплата профессорская по западным меркам - копеечная, живет Михаил Михайлович в убогой коммунальной квартире, и о простых благах, знакомых любому западному гражданину, не имеет даже представления. Тут же, в его присутствии Микоян продиктовал своему помощнику перечень того, что необходимо сделать, а именно: обеспечить товарища М.М. Морозова презентабельной одеждой, достойной зарплатой, отдельной обставленной мебелью квартирой - где-нибудь в приличном месте - на Фрунзенской набережной или Кутузовском проспекте, дачей, оборудованной для приёма гостей, личным автомобилем и еще чем-нибудь, что может захотеть Михаил Михайлович.
Буквально ошеломленный всем происходящим Морозов был доставлен домой в чёрном лимузине, чем несказанно удивил соседей и близких, которые еще более были ошарашены его рассказом о предстоящих переменах. Затем Мика лег на диван немного отдохнуть и… умер. От пережитого потрясения случился инфаркт. Ему было пятьдесят пять лет.
А встреча с потомками бывших миллионеров царской России, под названием «Совещание промышленников», из-за смерти Сталина состоялась в Кремле только через три года.