«Вот один из самых важнейших случаев российской истории! – говорит издатель сей повести. – Мудрый Иоанн должен был для славы и силы отечества присоединить область Новогородскую к своей державе: хвала ему! Однако ж сопротивление новогородцев не есть бунт каких-нибудь якобинцев: они сражались за древние свои уставы и права, данные им отчасти самими великими князьями, например Ярославом, утвердителен их вольности. Они поступили только безрассудно: им должно было предвидеть, что сопротивление обратится в гибель Новугороду, и благоразумие требовало от них добровольной жертвы…»

Книга первая

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода (Н. М. Карамзин, 1802) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Вот один из самых важнейших случаев российской истории! – говорит издатель сей повести. – Мудрый Иоанн должен был для славы и силы отечества присоединить область Новогородскую к своей державе: хвала ему! Однако ж сопротивление новогородцев не есть бунт каких-нибудь якобинцев: они сражались за древние свои уставы и права, данные им отчасти самими великими князьями, например Ярославом, утвердителен их вольности. Они поступили только безрассудно: им должно было предвидеть, что сопротивление обратится в гибель Новугороду, и благоразумие требовало от них добровольной жертвы.

В наших летописях мало подробностей сего великого происшествия, но случай доставил мне в руки старинный манускрипт, который сообщаю здесь любителям истории и – сказок, исправив только слог его, темный и невразумительный. Думаю, что ото писано одним из знатных новогородцев, переселенных великим князем Иоанном Васильевичем в другие города. Все главные происшествия согласны с историею. И летописи и старинные песни отдают справедливость великому уму Марфы Борецкой, сей чудной женщины, которая умела овладеть народом и хотела (весьма некстати!) быть Катоном своей республики.

Кажется, что старинный автор сей повести даже и в душе своей не винил Иоанна. Это делает честь его справедливости, хотя при описании некоторых случаев кровь новогородская явно играет в нем. Тайное побуждение, данное им фанатизму Марфы, доказывает, что он видел в ней только страстную, пылкую, умную, а не великую и не добродетельную женщину.

Книга первая

Раздался звук вечевого колокола, и вздрогнули сердца в Новегороде. Отцы семейств вырываются из объятий супруг и детей, чтобы спешить, куда зовет их отечество. Недоумение, любопытство, страх и надежда влекут граждан шумными толпами на Великую площадь. Все спрашивают; никто не ответствует… Там, против древнего дому Ярославова, уже собралися посадники с золотыми на груди медалями, тысячские с высокими жезлами, бояре, люди житые со знаменами и старосты всех пяти концов новогородских с серебряными секирами. Но еще не видно никого на месте лобном, или Вадимовом (где возвышался мраморный образ сего витязя). Народ кривом своим заглушает звон колокола и требует открытия веча. Иосиф Делинский, именитый гражданин, бывший семь раз степен-ным посадником – и всякий раз с новыми услугами отечеству, с новою честию для своего имени, – всходит на железные ступени, открывает седую, почтенную свою голову, смиренно кланяется народу и говорит ему, что князь московский прислал в Великий Новгород своего боярина, который желает всенародно объявить его требования… Посадник сходит – и боярин Иоаннов является на Вадимовом месте, с видом гордым, препоясанный мечом и в латах. То был воевода, князь Холмский, муж благоразумный и твердый – правая рука Иоаннова в предприятиях воинских, око его в делах государственных – храбрый в битвах, велеречивый в совете. Все безмолвствуют, боярин хочет говорить… Но юные надменные новогородцы восклицают: «Смирись пред великим народом!» Он медлит – тысячи голосов повторяют: «Смирись пред великим народом!» Боярин снимает шлем с головы своей – и шум умолкает.

«Граждане новогородские! – вещает он. – Князь Московский и всея России говорит с вами – вынимайте!

Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок, а нет порядка без власти самодержавной. Ваши предки хотели править сами собою и были жертвою лютых соседов или еще лютейших внутренних междоусобий. Старец добродетельный, стоя на праге вечности, заклинал их избрать владетеля. Они поверили ему, ибо человек при дверях гроба может говорить только истину.

Граждане новогородские! В стенах ваших родилось, утвердилось, прославилось самодержавие земли русской. Здесь великодушный Рюрик творил суд и правду; на сем месте древние новогородцы своего отца и князя, который примирил внутренние раздоры, успокоил и возвеличил город их. На сем месте они проклинали гибельную вольность и благословляли спасительную власть единого. Прежде ужасные только для самих себя и несчастные в глазах соседов, новогородцы под державною рукою варяжского героя сделались ужасом и завистию других народов; и когда Олег храбрый двинулся с воинством к пределам юга, все племена славянские покорялись ему с радостию, и предки ваши, товарищи его славы, едва верили своему величию.

Олег, следуя за течением Днепра, возлюбил красные берега его и в благословенной стране Киевской основал столицу своего обширного государства; но Великий Новгород был всегда десницею князей великих, когда они славили делами имя русское. Олег под щитом новогородцев прибил щит свой к вратам цареградским. Святослав с дружиною новогородскою рассеял, как прах, воинство Цимисхия, и внук Ольгин вашими предками был прозван Владетелем мира.

Граждане новогородские! Не только воинскою славою обязаны вы государям русским: если глаза мои, обращаясь на все концы вашего града, видят повсюду златые кресты великолепных храмов святой веры, если шум Волхова напоминает вам тот великий день, в который знаки идолослужения погибли с шумом в быстрых волнах его, то вспомните, что Владимир соорудил здесь первый храм истинному богу, Владимир низверг Перуна в пучину Волхова!.. Если жизнь и собственность священны в Новегороде, то скажите, чья рука оградила их безопасностию?… Здесь (указывая на дом Ярослава) – здесь жил мудрый законодатель, благотворитель ваших предков, князь великодушный, друг их, которого называли они вторым Рюриком!.. Потомство неблагодарное! Внимай справедливым укоризнам!

Новогородцы, быв всегда старшими сынами России, вдруг отделились от братии своих; быв верными подданными князей, ныне смеются над их властию… и в какие времена? О стыд имени русского! Родство и дружба познаются в напастях, любовь к отечеству также… Бог в неисповедимом совете своем положил наказать землю русскую. Явились варвары бесчисленные, пришельцы от стран никому не известных, подобно сим тучам насекомых, которые небо во гневе своем гонит бурею на жатву грешника. Храбрые славяне, изумленные их явлением, сражаются и гибнут, земля русская обагряется кровью русских, города и села пылают, гремят цепи па девах и старцах… Что ж делают новогородцы? Спешат ли на помощь к братьям своим?… Нет! Пользуясь своим удалением от мест кровопролития, пользуясь общим бедствием князей, отнимают у них власть законную, держат их в стенах своих, как в темнице, изгоняют, призывают других и снова изгоняют. Государи новогородские, потомки Рюрика и Ярослава, должны были слушаться посадников и трепетать вечевого колокола, как трубы суда Страшного! Наконец никто уже не хотел быть князем вашим, рабом мятежного веча… Наконец русские и новогородцы не узнают друг друга!

Отчего же такая перемена в сердцах ваших? Как древнее племя славянское могло забыть кровь свою?… Корыстолюбие, корыстолюбие ослепило вас! Русские гибнут, новогородцы богатеют. В Москву, в Киев, в Владимир привозят трупы христианских витязей, убиенных неверными, и народ, осыпав, пеплом главу свою, с воплем встречает их; в Новгород привозят товары чужеземные, и народ с радостными восклицаниями приветствует гостей иностранных! Русские считают язвы свои, новогородцы считают златые монеты. Русские в узах, новогородцы славят вольность свою!

Вольность!.. Но вы также рабствуете. Народ! Я говорю с тобою. Бояре честолюбивые, уничтожив власть государей, сами овладели ею. Вы повинуетесь – ибо народ всегда повиноваться должен, – но только не священной крови Рюрика, а купцам богатым. О стыд! Потомки славян ценят златом права властителей! Роды княжеские, издревле именитые, возвысились делами храбрости и славы; ваши посадники, тысячские, люди житые обязаны своим достоинством благоприятному ветру и хитростям корыстолюбия. Привыкшие к выгодам торговли, торгуют и благом народа; кто им обещает злато, тому они вас обещают. Так, известны князю Московскому их дружественные, тайные связи с Литвою и Казимиром. Скоро, скоро вы соберетесь на звук вечевого колокола, и надменный поляк скажет вам на лобном месте: «Вы – рабы мои!» Но бог и великий Иоанн еще о вас пекутся.

Новогородцы! Земля русская воскресает. Иоанн возбудил от сна древнее мужество славян, ободрил унылое воинство, и берега Камы были свидетелями побед наших. Дуга мира и завета воссияла над могилами князей Георгия, Андрея, Михаила. Небо примирилось с нами, и мечи татарские иступились. Настало время мести, время славы и торжества христианского. Еще удар последний не совершился, но Иоанн, избранный богом, не опустит державной руки своей, доколе не сокрушит врагов и не смешает их праха с земною перстню. Димитрий, поразив Мамая, не освободил России; Иоанн все предвидит, и, зная, что разделение государства было виною бедствий его, он уже соединил все княжества под своею державою и признан властелином земли русской. Дети отечества, после горестной долговременной разлуки, объемлются с веселием пред очами государя и мудрого отца их.

Но радость его не будет совершенна, доколе Новгород, древний, Великий Новгород, не возвратится под сень отечества. Вы оскорбляли его предков, он все забывает, если ему покоритесь. Иоанн, достойный владеть миром, желает только быть государем новогородским!.. Вспомните, когда он был мирным гостем посреди вас; вспомните, как вы удивлялись его величию, когда он, окруженный своими вельможами, шел по стогнам Новаграда в дом Ярославов; вспомните, с каким благоволением, с какою мудростию он беседовал с вашими боярами о древностях новогородских, сидя на поставленном для него троне близ места Рюрикова, откуда взор его обнимал все концы града и веселью окрестности; вспомните, как вы единодушно восклицали: «Да здравствует князь московский, великий и мудрый!» Такому ли государю не славно повиноваться, и для того единственно, чтобы вместе с ним совершенно освободить Россию от ига варваров? Тогда Новгород еще более украсится и возвеличится в мире. Вы будете первыми сынами России; здесь Иоанн поставит трон свой и воскресит счастливые времена, когда не шумное вече, но Рюрик и Ярослав судили вас, как отцы детей, ходили по стогнам и вопрошали бедных, не угнетают ли их богатые? Тогда бедные и богатые равно будут счастливы, ибо все подданные равны пред лицом владыки самодержавного.

Народ и граждане! Да властвует Иоанн в Новегороде, как он в Москве властвует! Или – внимайте, его последнему слову – или храброе воинство, готовое сокрушить татар, в грозном ополчении явится прежде глазам вашим, да усмирит мятежников!.. Мир или война? Ответствуйте!»

С сим словом боярин Иоаннов надел шлем и сошел с лобного места.

Еще продолжается молчание. Чиновники и граждане в изумлении. Вдруг колеблются толпы народные, и громко раздаются восклицания: «Марфа! Марфа!» Она всходит на железные ступени, тихо и величаво; взирает на бесчисленное собрание граждан и безмолвствует… Важность и скорбь видны на бледном лице ее… Но скоро осененный горестию взор блеснул огнем вдохновения, бледное лицо покрылось румянцем, и Марфа вещала:

«Вадим! Вадим! Здесь лилась священная кровь твоя, здесь призываю небо и тебя во свидетели, что сердце мое любит славу отечества и благо сограждан, что скажу истину народу новогородскому и готова запечатлеть ее моею кровию. Жена дерзает говорить на вече, но предки мои были друзья Вадимовы, я родилась в стане воинском под звуком оружия, отец, супруг мой погибли, сражаясь за Новгород. Вот право мое быть защитницею вольности! Оно куплено ценою моего счастия…»

«Говори, славная дочь Новаграда!» – воскликнул народ единогласно – и глубокое безмолвие снова изъявило его внимание.

«Потомки славян великодушных! Вас называют мятежниками!.. За то ли, что вы подъяли из гроба славу их? Они были свободны, когда текли с востока на запад избрать себе жилище во вселенной, свободны, подобно орлам, парившим над их главою в обширных пустынях древнего мира… Они утвердились на красных берегах Ильменя и всё еще служили одному богу. Когда Великая Империя, как ветхое здание, сокрушалась под сильными ударами диких героев севера, когда готфы, вандалы, эрулы и другие племена скифские искали везде добычи, жили убийствами и грабежом, тогда славяне имели уже селения и города, обработывали землю, наслаждались приятными искусствами мирной жизни, но всё еще любили независимость. Под сению древа чувствительный славянин играл на струнах изобретенного им мусикийского орудия, но меч его висел на ветвях, готовый наказать хищника и тирана. Когда Баян, князь аварский, страшный для императоров Греции, потребовал, чтобы славяне ему поддалися, они гордо и спокойно ответствовали: «Никто во вселенной не может поработить нас, доколе не выдут из употребления мечи и стрелы!..» О великие воспоминания древности! Вы ли должны склонять нас к рабству и к узам?

Правда, с течением времен родились в душах новые страсти, обычаи древние, спасительные забывались, и неопытная юность презирала мудрые советы старцев; тогда славяне призвали к себе, знаменитых храбростию князей варяжских, да повелевают юным, мятежным воинством. Но когда Рюрик захотел самовольно властвовать, гордость славянская ужаснулась своей неосторожности, и Вадим Храбрый звал его пред суд народа. «Меч и боги да будут нашими судиями!» – ответствовал Рюрик, – и Вадим пал от руки его, сказав: «Новогородцы! На место, обагренное моею кровию, приходите оплакивать свое неразумие – и славить вольность, когда она с торжеством явится снова в стенах ваших…» Исполнилось желание великого мужа: народ собирается на священной могиле его, свободно и независимо решить судьбу свою.

Так, кончина Рюрика – да отдадим справедливость сему знаменитому витязю! – мудрого и смелого Рюрика воскресила свободу новогородскую. Народ, изумленный его величием, невольно и смиренно повиновался, но скоро, не видя уже героя, пробудился от глубокого сна, и Олег, испытав многократно его упорную непреклонность, удалился от Новагорода с воинством храбрых варягов и славянских юношей, искать победы, данников и рабов между другими скифскими, менее отважными и гордыми племенами. С того времени Новгород признавал в князьях своих единственно полководцев и военачальников; народ избирал власти гражданские и, повинуясь им, повиновался уставу воли своей. В киевлянах и других россиянах отцы наши любили кровь славянскую, служили им, как друзьям и братьям, разили их неприятелей и вместо с ними славились победами. Здесь провел юность свою Владимир, здесь, среди примеров народа великодушного, образовался великий дух его, здесь мудрая беседа старцев наших возбудила в нем желание вопросить все народы земные о таинствах веры их, да откроется истина ко благу людей; и когда, убежденный в святости христианства, он принял его от греков, новогородцы, разумнее других племен славянских, изъявили и более ревности к новой истинной вере. Имя Владимира священно в Новегороде; священна и любезна память Ярослава, ибо он первый из князей русских утвердил законы и вольность великого града. Пусть дерзость называет отцов наших неблагодарными за то, что они отражали властолюбивые предприятия его потомков! Дух Ярославов оскорбился бы в небесных селениях, если бы мы не умели сохранить древних нрав, освященных его именем. Он любил новогородцев, ибо они были свободны; их признательность радовала его сердце, ибо только души свободные могут быть признательными: рабы повинуются и ненавидят! Нет, благодарность наша торжествует, доколе народ во имя отечества собирается пред домом Ярослава и, смотря на сии древние стены, говорит с любовию: «Там жил друг наш!»

Князь московский укоряет тебя, Новгород, самым твоим благоденствием – и в сей вине не может оправдаться! Так, конечно: цветут области новогородские, поля златятся класами, житницы полны, богатства льются к нам рекою; Великая Ганза гордится нашим союзом; чужеземные гости ищут дружбы нашей, удивляются славе великого града, красоте его зданий, общему избытку граждан и, возвратясь в страну свою, говорят: «Мы видели Новгород, и ничего подобного ему не видали!» Так, конечно: Россия бедствует – ее земля обагряется кровию, веси и грады опустели, люди, как звери, в лесах укрываются, отец ищет детей и не находит, вдовы и сироты просят милостыни на распутиях. Так, мы счастливы – и виновны, ибо дерзнули повиноваться законам своего блага, дерзнули не участвовать в междоусобиях князей, дерзнули спасти имя русское от стыда и поношения, не принять оков татарских и сохранить драгоценное достоинство народное!

Не мы, о россияне несчастные, но всегда любезные нам братья! не мы, но вы нас оставили, когда пали на колена пред гордым ханом и требовали цепей для спасения поносной жизни, когда свирепый Батый, видя свободу единого Новаграда, как яростный лев, устремился растерзать его смелых граждан, когда отцы наши, готовясь к славной битве, острили мечи на стенах своих – без робости: ибо знали, что умрут, а не будут рабами!.. Напрасно с высоты башен взор их искал вдали дружественных легионов русских, в надежде что вы захотите в последний раз и в последней ограде русской вольности еще сразиться с неверными! Одни робкие толпы беглецов являлись на путях Новаграда; не стук оружия, а вопль малодушного отчаяния был вестником их приближения; они требовали не стрел и мечей, а хлеба и крова!.. Но Батый, видя отважность свободных людей, предпочел безопасность свою злобному удовольствию мести. Он спешил удалиться!.. Напрасно граждане новогородские молили князей воспользоваться таким примером и общими силами, с именем бога русского ударить на варваров: князья платили дань и ходили в стан татарский обвинять друг друга в замыслах против Батыя; великодушие сделалось предметом доносов, к несчастию ложных!.. И если имя победы в течение двух столетий сохранилось еще в языке славянском, то не гром ли новогородского оружия напоминал его земле русской? Не отцы ли наши разили еще врагов на берегах Невы? Воспоминание горестное! Сей витязь добродетельный, драгоценный остаток древнего геройства князей варяжских, заслужив имя бессмертное с верною новогородскою дружиною, храбрый и счастливый между нами, оставил здесь и славу и счастие, когда предпочел имя великого князя России имени новогородского полководца: не величие, но унижение и горесть ожидали Александра во Владимире – и тот, кто на берегах Невы давал законы храбрым ливонским рыцарям, должен был упасть к ногам Сартака.

Иоанн желает повелевать великим градом: не удивительно! он собственными глазами видел славу и богатство его. Но все народы земные и будущие столетия не престали бы дивиться, если бы мы захотели ему повиноваться. Какими надеждами он может обольстить нас? Одни несчастные легковерны; одни несчастные желают перемен – но мы благоденствуем и свободны! благоденствуем оттого, что свободны! Да молит Иоанн небо, чтобы оно во гневе своем ослепило нас: тогда Новгород может возненавидеть счастие и пожелать гибели, но доколе видим славу свою и бедствия княжеств русских, доколе гордимся ею и жалеем об них, дотоле права новогородские всего святее нам по боге.

Я не дерзну оправдывать вас, мужи, избранные общею доверенностию для правления! Клевета в устах властолюбия и зависти недостойна опровержения. Где страна цветет и народ ликует, там правители мудры и добродетельны. Как! Вы торгуете благом народным? Но могут ли все сокровища мира заменить вам любовь сограждан вольных? Кто узнал ее сладость, тому чего желать в мире? Разве последнего счастия умереть за отечество!

Несправедливость и властолюбие Иоанна не затмевают в глазах наших его похвальных свойств и добродетелей. Давно уже молва народная известила нас о его величии, и люди вольные желали иметь гостем самовластителя; искренние сердца их свободно изливались в радостных восклицаниях при его торжественном въезде. Но знаки усердия нашего, конечно, обманули князя московского; мы хотели изъявить ему приятную надежду, что рука его свергнет с России иго татарское: он вздумал, что мы требуем от него уничтожения нашей собственной вольности! Нет! Нет! Да будет велик Иоанн, но да будет велик и Новгород! Да славится князь московский истреблением врагов христианства, а не друзей и не братии земли русской, которыми она еще славится в мире! Да прервет оковы ее, не возлагая их на добрых и свободных новогородцев! Еще Ахмат дерзает называть его своим данником: да идет Иоанн против монгольских варваров, и верная дружина наша откроет ему путь к стану Ахматову! Когда же сокрушит врага, тогда мы скажем ему: «Иоанн! Ты возвратил земле русской честь и свободу, которых мы никогда не теряли. Владей сокровищами, найденными тобою в стане татарском: они были собраны с земли твоей; на них нет клейма новогородского: мы не платили дани ни Батыю, ни потомкам его! Царствуй с мудростию и славою, залечи глубокие язвы России, сделай подданных своих и наших братии счастливыми – и если когда-нибудь соединенные твои княжества превзойдут славою Новгород, если мы позавидуем благоденствию твоего народа, если всевышний накажет нас раздорами, бедствиями, унижением, тогда – клянемся именем отечества и свободы! – тогда приидем не в столицу польскую, но в царственный град Москву, как некогда древние новогородцы пришли к храброму Рюрику; и скажем – не Казимиру, но тебе: «Владей нами! Мы уже не умеем править собою!»

Ты содрогаешься, о народ великодушный!.. Да идет мимо нас сей печальный жребий! Будь всегда достоин свободы, и будешь всегда свободным! Небеса правосудны и ввергают в рабство одни порочные народы. Не страшись угроз Иоанновых, когда сердце твое пылает любовию к отечеству и к святым уставам его, когда можешь умереть за честь предков своих и за благо потомства!

Но если Иоанн говорит истину, если в самом деле гнусное корыстолюбие овладело душами новогородцев, если мы любим сокровища и негу более добродетели и славы, то скоро ударит последний час нашей вольности, и вечевой колокол, древний глас ее, падет с башни Ярославовой и навсегда умолкнет!.. Тогда, тогда мы позавидуем счастию народов, которые никогда не знали свободы. Ее грозная тень будет являться нам, подобно мертвецу бледному, и терзать сердце наше бесполезным раскаянием!

Но знай, о Новгород! что с утратою вольности иссохнет и самый источник твоего богатства: она оживляет трудолюбие, изощряет серпы и златит нивы, она привлекает иностранцев в наши стены с сокровищами торговли, она же окриляет суда новогородские, когда они с богатым грузом по волнам несутся… Бедность, бедность накажет недостойных граждан, не умевших сохранить наследия отцов своих! Померкнет слава твоя, град великий, опустеют многолюдные концы твои, широкие улицы зарастут травою, и великолепие твое, исчезнув навеки, будет баснею народов. Напрасно любопытный странник среди печальных развалин захочет искать того места, где собиралось вече, где стоял дом Ярославов и мраморный образ Вадима: никто ему не укажет их. Он задумается горестно и скажет только: «Здесь был Новгород!..»

Конец ознакомительного фрагмента.

События происходят в 1478 г. во времена правления Ианна III, собирающего разровненные княжества в единую державу. Новгородцы не желают расставаться с данными великими князьями вольницами, не соглашаются на присоединение своих земель к Московии и решают противостоять многочисленной армии государя.

Звон колокола созвал горожан на Великую площадь. Именитый горожанин Делинский с лобного места объявляет народному вече: князь Московский прислал боярина Холмского, который огласит требования Иоанна.

В долгой речи боярин призывает граждан

Новгородских присоединиться к Московскому княжеству, упрекает в зажиточности, в торговле и дружественных связях с Польшей и Литвой в то время, как Русь в крови утопает. Государь не остановится, доколе не сокрушит иноземное иго. Если Новгород не пожелает добровольного присоединения – храброе воинство, готовое сокрушить татар, явится и усмирит мятежников. Так мир или война?

Оборонялся от Батыя, стремившегося растерзать город. Отцы предпочли честь и свободу рабству. Если новгородцы пойдут на поклон Иоанну – потеряют и славу, и благополучие.

Народ не дает договорить посаднице, все громче слышаться призывы к войне. Посол со скорбью соглашается: да будет война. Повсюду в городе слышен набат в знак объявления войны. Марфа поспешила к деду – благочестивому Феодосию. Старец предвидит бедствия. С собой женщина привела юного сироту Мирослава, просит благословить витязя на брань. Поутру Марфа убеждает вече утвердить Мирослава вождем.

Предчувствуя недоброе, накануне битвы Марфа выдает дочь Ксению за Мирослава. Венчает новобрачных сам епископ. Марфа повествует молодоженам свою историю, какой кроткой женой была. Лишь после смерти любимого супруга, что жил и дышал отечеством, она стала защитницей новгородской вольности. Посланный к соседям гонец вернулся с невеселой вестью: Псков отказался поддержать Новгород. Защитники принялись вооружаться еще решительней и выступили навстречу отборному войску государя.

Долго не было известий с поля битвы. Потом в облаках пыли показалась колесница. Марфа тотчас поняла: Мирослав убит, Иоанн – победитель. В жестокой сече полегло много новгородцев, убиты и двое сыновей Марфы. Посадница вопрошает у граждан: не сожалеют ли о непокорности? Если крушатся – пусть отправят голову ее Иоанну, он простит остальных. Горожане готовы умереть, но не сдавать Новгород. Снова закипают сражения. Иоанн, не сумев одолеть город в открытом бою, переходит к долгой осаде.

Наступает голод, в схватках гибнут последние отчаянные защитники, враги Марфы начинают роптать все громче. Старца Феодосия избирают посадником, он вручает победителю ключи от Новгорода. Иоанн прощает всех горожан, ему нужна лишь одна жертва… Поднявшись на эшафот, Марфа восклицает: «Умираю гражданкой новгородскою. »

В знак упразднения новгородского вече с башни снимают колокол и отвозят в Москву.

(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)

Сочинения по темам:

К концу XVII в. после смерти государя Федора Алексеевича в России начинается борьба за власть. Бунтуют стрельцы, подстрекаемые царевной Софьей...
Во время отступления под Осколом полк бросает свежие окопы. Для обороны остается первый батальон, которым командует Ширяев и его помощник...

Николай Михайлович Карамзин

«Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода»

Вот один из самых важнейших случаев российской истории: мудрый Иоанн III должен был для славы и силы отечества присоединить область Новгородскую к своей державе: хвала ему! Однако ж и новгородцы сражались за древние свои уставы и права, данные им отчасти самими великими князьями, например Ярославом, утвердителем их вольности. Они поступили безрассудно: им должно было предвидеть, что сопротивление обратится в гибель Новгороду, и благоразумие требовало от них добровольной жертвы…

Звук вечевого колокола позвал всех граждан на Великую площадь. Против древнего дома Ярославова уже собрались посадники с золотыми медалями на груди, тысяцкие с высокими жезлами, бояре со знамёнами, старосты всех пяти концов новгородских с серебряными секирами. Но ещё никого не видно на месте лобном, или Вадимовом, где возвышался мраморный образ сего витязя. Народ криком своим заглушает звон колоколаи требует открытия веча. Делинский, именитый горожанин, восходит на железные ступени, смиренно кланяется народу и говорит, что князь Московский прислал боярина, который всенародно объявит Иоанновы требования. Это князь Холмский, правая рука Иоанна в воинских предприятиях, око его в делах государственных.

«Граждане новгородские! — вещает он. — Князь Московский и всея России говорит с вами — внимайте! Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок, а нет порядка без власти самодержавной.

Граждане новгородские! В стенах ваших родилось, утвердилось, прославилось самодержавие земли русской. Здесь великодушный Рюрик творил суд и правду, под державною рукою варяжского героя новгородцы сделались ужасом и завистью других народов…

Потомство неблагодарное! Внимай справедливым укоризнам! Новгородцы, быв всегда старшими сынами России, вдруг отделились от братий своих. И в какие времена?! Подобно тучам насекомых, явились варвары бесчисленные, пришельцы от стран никому не известных. Храбрые славяне сражаются и гибнут, земля русская обагряется кровью русских, города и села пылают, гремят цепи на девах и старцах. Что ж делают новгородцы! Как древнее племя славянское могло забыть кровь свою?.. Корыстолюбие, корыстолюбие ослепило вас! Русские гибнут, новгородцы богатеют. В Москву, в Киев, во Владимир привозят трупы христианских витязей, убиенных неверными, с плачем и воплем народ встречает их; Новгород же радуется иностранным гостям и чужеземным товарам! Русские считают язвы, новгородцы — златые монеты. О стыд! Потомки славян ценят златом права властителей! Но властители, привыкшие к выгодам торговли, торгуют и благом народа! Князю Московскому известны их дружественные тайные связи с Литвой и Польшей. И скоро с лобного места надменный поляк скажет вам: „Вы — рабы мои!“.

Народ и граждане! Князь Московский, понимая, что разделение государства было причиною бед его, соединил все княжества под своею державою и не остановится, доколе не сокрушит иноземное иго. Такому ли государю не славно повиноваться? Или — внимайте его последнему слову! — храброе воинство, готовое сокрушить татар, явится глазам вашим и усмирит мятежников!.. Мир или война? Ответствуйте!».

Боярин Иоаннов надел шлем и сошёл с лобного места, В наступившем молчании вдруг раздались восклицания: «Марфа! Марфа!». Тихо и величаво она всходит на железные ступени, осматривает бесчисленное собрание граждан и безмолвствует. Скорбь и величие на лице её. Но вот огонь вдохновения блеснул в горестном взоре её: «Жена дерзает говорить на вече, но я родилась в стане воинском; отец и супруг мой погибли, сражаясь за Новгород. Вот право моё быть защитницей вольности! Оно куплено ценою моего счастия…».

«Говори, славная дочь Новгорода!» — воскликнул народ единогласно. «Князь Московский, — вещала Марфа, — укоряет тебя, Новгород, самым твоим благополучием. И правда, цветут области новгородские. Возвращаясь в страну свою, чужеземные купцы говорят: «Мы видели Новгород, и ничего подобного ему не видели!».

Так мы счастливы — и виновны. Конечно, Русь бедствует — её земля обагрена кровью, веси и грады опустели <…> Мы виновны, что дерзнули не участвовать в междоусобиях князей, дерзнули спасти имя русское, не принять оков татарских. Свирепый Батый устремился растерзать Новгород, но отцы наши острили мечи свои без робости, ибо знали, что умрут, а не будут рабами!

Иоанн желает повелевать великим градом: неудивительно! Он собственными глазами видел славу и богатство его. Да будет велик Иоанн, но да будет велик и Новгород! Да славится князь Московский истреблением врагов христианства, а не друзей и братьев земли русской! Когда он сокрушит врага, мы скажем ему: «Иоанн! Ты возвратил земле русской честь и свободу, которых мы никогда не теряли».

Новгородцы! Небеса правосудны и ввергают в рабство одни порочные народы. Но если Иоанн говорит истину и гнусное корыстолюбие овладело душами нашими, если мы любим сокровища и негу более добродетели и славы, то скоро ударит последний час нашей вольницы. А с утратой свободы иссохнет и самый источник богатства. Померкнет слава твоя, град великий, и любопытный странник, озирая печальные развалины, в горестной задумчивости скажет: «Здесь был Новгород!».

Страшный вопль народа не дал говорить посаднице: «Нет! Нет! Мы все умрём за отечество! Война, война Иоанну!».

Посол московский желает говорить ещё, требует внимания. Напрасно. Тогда он извлекает меч и, возвышая голос, с душевной скорбью произносит: «Да будет война!».

Посол удаляется, во всех концах города загремел грозный набат в знак объявления войны, а Марфа поспешила к своему деду, благочестивому Феодосию. Семьдесят лет служил он отечеству мечом, а потом удалился от мира в густоту дремучего леса.

Старец выслушивает Марфу, он предвидит бедствия. «Чтобы не укорять себя в будущем, — горячо возражает ему Марфа, — надо благоразумно действовать в настоящем, избирать лучшее и спокойно ожидать следствий…».

Марфа привела с собой юного витязя Мирослава. Она решает доверить войско храброму юноше. «Он — сирота в мире, а Бог любит сирых!». Отшельник благословляет юношу на брань. На следующее утро красноречие Марфы убеждает вече, и Мирослав утверждён вождём.

Предвидя трагический поворот событий, посадница выдаёт свою дочь Ксению за Мирослава, сам епископ совершает венчание в Софийском соборе. Впервые за долгие годы дом Борецких посетила радость. Растроганная Марфа рассказывает новобрачным, какой кроткой и нежной супругой была она, всё своё счастье полагая в семье. Совсем не похожей на теперешнюю посадницу. Что же переменило её? Любовь! После смерти супруга, который «жил и дышал отечеством», она не могла уже оставаться безучастной свидетельницей событий. Перед гибелью муж взял с неё клятву быть защитницей новгородской вольности.

На другой день Новгород не только готовился к битве, но и успел отпраздновать свадьбу. Борецкие угощали народ. «В сей день новгородцы составляли одно семейство, а Марфа была его матерью».

Прибывает гонец — Псков отказался поддержать новгородцев. Брошенный союзниками, Новгород ещё ревностнее вооружается. Пришло известие, что Иоанн уже спешит к великому граду с отборным войском. Полки новгородские выстроились и выступили ему навстречу. Марфа напутствует войско.

Тишина поселилась в великом граде, только храмы отворены с утра до полуночи, священники не снимают риз, свечи не угасают перед образами, все преклоняют колена, не умолкает молебное пение.

Наступил день решительной битвы, и долго не приходило никакого известия. Наконец показалось облачко пыли. С высокого лобного места Марфа следит за ним и не говорит ни слова. Потом вдруг, закрыв глаза, громко произносит: «Мирослав убит! Иоанн — победитель!».

На колеснице, накрытой знамёнами, привозят тело Мирослава. Израненные воины повествуют о жестокой сече. Бывалые ратники признаются, что не видали такого кровопролития: «Грудь русская была против груди русской, и витязи с обеих сторон хотели доказать, что они славяне. Взаимная злоба братий есть самая ужасная!».

«Убиты ли сыны мои?» — спросила Марфа с нетерпением. «Оба», — ответили ей. «Хвала небу! — сказала посадница — Может быть, граждане сожалеют, что не упали на колена перед Иоанном?.. Пусть говорят враги мои, и, если они докажут, что любовь к свободе есть преступление для гражданки вольного отечества, я с радостью кладу голову свою на плаху. Пошлите её Иоанну и смело требуйте его милости!» — «Нет, нет! — восклицает народ в живейшем усердии. — Мы хотим умереть с тобою». И снова закипают жаркие битвы. Не одолев новгородцев в открытом бою, Иоанн переходит к длительной осаде. Отрезанный от житниц Новгород переживает нужду, наступает голод. Всё слышнее голоса противников Марфы. Наконец в отчаянной схватке гибнут последние защитники вольности. Старец Феодосий, покинувший в годину бед молитвенный затвор и снова избранный посадником, вручает Иоанну ключи от города.

Князь Московский въезжает в город, он прощает всех, для примирения сторон ему нужна одна только жертва. Гордая Марфа восходит на эшафот и обращается к народу с последним словом: «Подданные Иоанна! — восклицает она — Умираю гражданкою новгородскою!..».

С древней башни снимают вечевой колокол и отвозят в Москву.

В долгой речи боярин призывает граждан новгородских присоединиться к Московскому княжеству, упрекает в зажиточности, в торговле и дружественных связях с Польшей и Литвой в то время, как Русь в крови утопает. Государь не остановится, доколе не сокрушит иноземное иго. Если Новгород не пожелает добровольного присоединения – храброе воинство, готовое сокрушить татар, явится и усмирит мятежников. Так мир или война?

После пылкой речи посланника Иоанова под одобрительные возгласы толпы на лобное место восходит известная горожанка Марфа Борецкая. Она вопрошает: неужто вина новгородцев в благополучии? Не участвовал Новгород в междоусобиях князей, но храбро оборонялся от Батыя, стремившегося растерзать город. Отцы предпочли честь и свободу рабству. Если новгородцы пойдут на поклон Иоанну – потеряют и славу, и благополучие.

В знак упразднения новгородского вече с башни снимают колокол и отвозят в Москву.

Сочинения

Славная дочь Новгорода (характеристика Марфы Борецкой в повести Н. М. Карамзина «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода») Сравнительная характеристика речей Холмского и Борецкой в исторической повести Н. М. Карамзина «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода»

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

Вот один из самых важнейших случаев российской истории? говорит издатель сей повести. Мудрый Иоанн (2) должен был для славы и силы отечества присоединить область Новогородскую к своей державе: хвала ему! Однако ж сопротивление новогородцев не есть бунт каких-нибудь якобинцев; они сражались за древние свои уставы и права, данные им отчасти самими великими князьями, например Ярославом, утвердителем их вольности (3). Они поступили только безрассудно: им должно было предвидеть, что сопротивление обратится в гибель Новугороду, и благоразумие требовало от них добровольной жертвы.
В наших летописях мало подробностей сего великого происшествия, но случай доставил мне в руки старинный манускрипт, который сообщаю здесь любителям истории и - сказок, исправив только слог его, темный и невразумительный. Думаю, что это писано одним из знатных новогородцев, переселенных великим князем Иоанном Васильевичем в другие города. Все главные происшествия согласны с историею. И летописи, и старинные песни отдают справедливость великому уму Марфы Борецкой, сей чудной женщины, которая умела овладеть народом и хотела (весьма некстати!) быть Катоном своей республики.
Кажется, что старинный автор сей повести даже и в душе своей не винил Иоанна. Это делает честь его справедливости, хотя при описании некоторых случаев кровь новогородская явно играет в нем. Тайное побуждение, данное им фанатизму Марфы, доказывает, что он видел в ней только страстную, пылкую, умную, а не великую и не добродетельную женщину.

КНИГА ПЕРВАЯ

Раздался звук вечевого колокола, и вздрогнули сердца в Новегороде. Отцы семейств вырываются из объятий супруг и детей, чтобы спешить, куда зовет их отечество. Недоумение, любопытство, страх и надежда влекут граждан шумными толпами на Великую площадь. Все спрашивают: никто не ответствует... Там, против древнего дому Ярославова, уже собралися посадники с золотыми на груди медалями, тысячские с высокими жезлами, бояре, люди житые со знаменами и старосты всех пяти Концов новогородских (4) с серебряными секирами. Но еще не видно никого на месте лобном или Вадимовом (5) (где возвышался мраморный образ сего витязя). Народ криком своим заглушает звон колокола и требует открытия веча. Иосиф Делинский, именитый гражданин, бывший семь раз степенным посадником - и всякий раз с новыми услугами отечеству, с новою честию для своего имени,- всходит на железные ступени, открывает седую, почтенную свою голову, смиренно кланяется народу и говорит ему, что князь московский прислал в Великий Новгород своего боярина, который желает всенародно объявить его требования... Посадник сходит - и боярин Иоаннов является на Вадимовом месте, с видом гордым, препоясанный мечом, и в латах. То был воевода, князь Холмский, муж благоразумный и твердый - правая рука Иоаннова в предприятиях воинских, око его в делах государственных - храбрый в битвах, велеречивый в совете. Все безмолвствуют. Боярин хочет говорить... но юные надменные новогородцы восклицают: "Смирись перед великим народом! " Он медлит - тысячи голосов повторяют: "Смирись пред великим народом!" Боярин снимает шлем с головы своей - и шум умолкает.
"Граждане новогородские!- вещает он,- князь московский и всея России говорит с вами - внимайте!
Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок: а нет порядка без власти самодержавной. Ваши предки хотели править сами собою и были жертвою лютых соседов или еще лютейших внутренних междоусобий. Старец добродетельный, стоя на праге вечности, заклинал их избрать владетеля. Они поверили ему: ибо человек при дверях гроба может говорить только истину.
Граждане новогородские! в стенах ваших родилось, утвердилось, прославилось самодержавие земли русской. Здесь великодушный Рюрик (6) творил суд и правду; на сем месте древние новогородцы лобызали ноги своего отца и князя, который примирил внутренние раздоры, успокоил и возвеличил город их. На сем месте они проклинали гибельную вольность и благословляли спасительную власть единого. Прежде ужасные только для самих себя и несчастные в глазах соседов, новогородцы под державною рукою варяжского героя сделались ужасом и завистию других народов; и когда Олег (7) храбрый двинулся с воинством к пределам юга, все племена славянские покорялись ему с радостию, и предки ваши, товарищи его славы, едва верили своему величию.
Олег, следуя за течением Днепра, возлюбил красные берега его и в благословенной стране Киевской основал столицу своего обширного государства; но Великий Новгород был всегда десницею князей великих, когда они славили делами имя русское. Олег под щитом новогородцев прибил щит свой к вратам Цареградским. Святослав (8) с дружиною новогородскою рассеял, как прах, воинство Цимисхия (9) и внук Ольгин (10) вашими предками был прозван владетелем мира,
Граждане новогородские! не только воинскою славою обязаны вы государям русским: если глаза мои, обращаясь на все Концы вашего града, видят повсюду златые кресты великолепных храмов святой веры; если шум Волхова напоминает вам тот великий день, в который знаки идолослужения погибли с шумом в быстрых волнах его,- то вспомните, что Владимир соорудил здесь первый храм истинному богу; Владимир низверг Перуна в пучину Волхова!.. Если жизнь и собственность священны в Новегороде, то скажите, чья рука оградила их безопасностию?.. Здесь (указывая на дом Ярослава), здесь жил мудрый законодатель, благотворитель ваших предков, князь великодушный, друг их, которого называли они вторым Рюриком!.. Потомство неблагодарное! внимай справедливым укоризнам!
Новогородцы, быв всегда старшими сынами России, вдруг отделились от братии своих; быв верными подданными князей, ныне смеются над их властию... и в какие времена? О стыд имени русского! Родство и дружба познаются в напастях, любовь к отечеству также... Бог в неисповедимом совете своем положил наказать землю русскую. Явились варвары бесчисленные, пришельцы от стран, никому неизвестных (11), подобно сим тучам насекомых, которые небо во гневе своем гонит бурею на жатву грешника. Храбрые славяне, изумленные их явлением, сражаются и гибнут; земля русская обагряется кровию русских; города и села пылают; гремят цепи на девах и старцах... Что ж делают новогородцы? Спешат ли на помощь к братьям своим?.. Нет! пользуясь своим удалением от мест кровопролития, пользуясь общим бедствием князей, отнимают у них власть законную, держат их в стенах своих, как в темнице, изгоняют, призывают других и снова изгоняют. Государи новогородские, потомки Рюрика и Ярослава, должны были слушаться посадников и трепетать вечевого колокола, как трубы суда страшного! Наконец никто уже не хотел быть князем вашим, рабом мятежного веча... Наконец русские и новогородцы не узнают друг друга!
Отчего же такая перемена в сердцах ваших? Как древнее племя славянское могло забыть кровь свою?.. Корыстолюбие, корыстолюбие ослепило вас! Русские гибнут, новогородцы богатеют. В Москву, в Киев, в Владимир привозят трупы христианских витязей, убиенных неверными, и народ, осыпав пеплом главу свою, с воплем встречает их: в Новгород привозят товары чужеземные, и народ с радостными восклицаниями приветствует гостей (12) иностранных! Русские считают язвы свои: новогородцы считают златые монеты. Русские в узах: новогородцы славят вольность свою!
Вольность!.. но вы также рабствуете. Народ! я говорю с тобою. Бояре честолюбивые, уничтожив власть государей, сами овладели ею. Вы повинуетесь - ибо народ всегда повиноваться должен - но только не священной крови Рюрика, а купцам богатым. О стыд! потомки славян ценят златом права властителей! Роды княжеские, издревле именитые, возвысились делами храбрости и славы; ваши посадники, тысячские, люди житые обязаны своим достоинством благоприятному ветру и хитростям корыстолюбия. Привыкшие к выгодам торговли, торгуют и благом народа; кто им обещает злато, тому они вас обещают. Так, известны князю московскому их дружественные, тайные связ и с Литвою и Казимиром (13)! Скоро, скоро вы соберетесь на звук вечевого колокола, и надменный поляк скажет вам на лобном месте: "Вы рабы мои!.." Но Бог и великий Иоанн еще о вас пекутся.
Новогородцы! Земля русская воскресает. Иоанн возбудил от сна древнее мужество славян, ободрил унылое воинство, и берега Камы были свидетелями побед наших (14). Дуга мира и завета воссияла над могилами князей Георгия, Андрея, Михаила. Небо примирилось с нами, и мечи татарские иступились. Настало время мести, время славы и торжества христианского. Еще удар последний не совершился; но Иоанн, избранный богом, не опустит державной руки своей, доколе не сокрушит врагов и не смешает их праха с земною перстию. Димитрий (15) поразив Мамая (16) не освободил России; Иоанн все предвидит; и зная, что разделение государства было виною бедствий его, он уже соединил все княжества под своею державою и признан властелином земли русской. Дети отечества, после горестной долговременной разлуки, объемлются с веселием пред очами государя и мудрого отца их.
Но радость его не будет совершенна, доколе Новгород, древний, Великий Новгород, не возвратится под сень отечества. Вы оскорбляли его предков: он все забывает, если ему покоритесь. Иоанн, достойный владеть миром, желает только быть государем новогородским!.. Вспомните, когда он был мирным гостем посреди вас; вспомните, как вы удивлялись его величию, когда он, окруженный своими вельможами, шел по стогнам Новаграда в дом Ярославов; вспомните, с каким благоволением, с какою мудростию он беседовал с вашими боярами о древностях новогородских, сидя на поставленном для него троне близ места Рюрикова, откуда взор его обнимал все Концы града и веселые окрестности; вспомните, как вы единодушно восклицали: "Да здравствует князь московский, великий и мудрый!" Такому ли государю не славно повиноваться и для того единственно, чтобы вместе с ним совершенно освободить Россию от ига варваров? Тогда Новгород еще более украсится и возвеличится в мире. Вы будете первыми сынами России: здесь Иоанн поставит трон свой и воскресит счастливые времена, когда не шумное вече, но Рюрик и Ярослав судили вас, как отцы детей, ходили по стогнам и вопрошали бедных, не угнетают ли их богатые? Тогда бедные и богатые равно будут счастливы, ибо все подданные равны пред лицем владыки самодержавного.
Народ и граждане! да властвует Иоанн в Новегороде, как он в Москве властвует! или - внимайте его последнему слову - или храброе воинство, готовое сокрушить татар, в грозном ополчении явится прежде глазам вашим, да усмирит мятежников!.. Мир или война? ответствуйте!"
С сим словом боярин Иоаннов надел шлем и сошел с лобного места.
Еще продолжается молчание. Чиновники и граждане в изумлении. Вдруг колеблются толпы народные, и громко раздаются восклицания: "Марфа! Марфа!" Она всходит на железные ступени, тихо и величаво, взирает на бесчисленное собрание граждан и безмолвствует... Важность и скорбь видны на бледном липе ее... Но скоро осененный горестию взор блеснул огнем вдохновения, бледное лицо покрылось румянцем, и Марфа вещала:
"Вадим! Вадим! здесь лилась священная кровь твоя; здесь призываю небо и тебя во свидетели, что сердце мое любит славу отечества и благо сограждан; что скажу истину народу новогородскому и готова запечатлеть ее моею кровию. Жена дерзает говорить на вече (17): но предки мои были друзья Вадимовы; я родилась в стане воинском под звуком оружия; отец, супруг мой погибли, сражаясь за Новгород. Вот право мое быть защитницею вольности! оно куплено ценою моего счастия..."
"Говори, славная дочь Новагорода! "- воскликнул народ единогласно - и глубокое безмолвие снова изъявило его внимание.
"Потомки славян великодушных! вас называют мятежниками!.. За то ли, что вы подъяли из гроба славу их? Они были свободны, когда текли с востока на запад избрать себе жилище во вселенной, свободны, падобно орлам, парившим над их главою в обширных пустынях древнего мира... <...>
Правда, с течением времени родились в душах новые страсти; обычаи древние, спасительные, забывались, и неопытная юность презирала мудрые советы старцев: тогда славяне призвали к себе знаменитых храбростию князей варяжских, да повелевают юным мятежным воинством. Но когда Рюрик захотел самовольно властвовать, гордость славянская ужаснулась своей неосторожности, и Вадим Храбрый звал его пред суд народа. "Меч и боги да будут нашими судиями!" - ответствовал Рюрик - и Вадим пал от руки его, сказав: "Новогородцы! на место, обагренное моею кровию, приходите оплакивать свое неразумие - и славить вольность, когда она с торжеством явится снова в стенах ваших..." Исполнилось желание великого мужа: народ собирается на священной могиле его свободно и независимо решить судьбу свою.
Так, кончина Рюрика - да отдадим справедливость сему знаменитому витязю! -мудрого и смелого Рюрика, воскресила свободу новогородскую. Народ, изумленный его величием, невольно и смиренно повиновался; но скоро, не видя уже героя, пробудился от глубокого сна, и Олег, испытав многократно его упорную непреклонность, удалился от Новагорода с воинством храбрых варягов и славянских юношей искать победы, данников и рабов между другими скифскими, менее отважными и гордыми племенами. С того времени Новгород признавал в князьях своих единственно полководцев и военачальников: народ избирал власти гражданские и, повинуясь им, повиновался уставу воли своей. В киевлянах и других россиянах отцы наши любили кровь славянскую, служили им, как друзьям и братьям, разили их неприятелей и вместе с ними славились победами. Здесь провел юность свою Владимир; здесь среди примеров народа великодушного образовался великий дух его; здесь мудрая беседа старцев наших возбудила в нем желание вопросить все народы земные о таинствах веры их, да откроется истина ко благу людей; и когда, убежденный в святости христианства, он принял его от греков, новогородцы, разумнее других племен славянских, изъявили и более ревности к новой истинной вере. Имя Владимира священно в Новегороде; священна и любезна память Ярослава, ибо он первый из князей русских утвердил законы и вольность великого града. Пусть дерзость называет отцев наших неблагодарными за то, что они отражали властолюбивые предприятия его потомков! Дух Ярославов оскорбился бы в небесных селениях, если бы мы не умели сохранить древних прав, освященных его именем. Он любил новогородцев, ибо они были свободны; их признательность радовала его сердце, ибо только души свободные могут быть признательными: рабы повинуются и ненавидят! Нет, благодарность наша торжествует, доколе народ во имя отечества собирается пред домом Ярослава и, смотря на сии древние стены, говорит с любовию: "Там жил друг наш!"
Князь московский укоряет тебя, Новгород, самым твоим благоденствием - и в сей вине не можем оправдаться! Так, конечно: цветут области Новогородские, поля златятся класами, житницы полны, богатства льются к нам рекою: Великая Ганза (18) гордится нашим союзом; чужеземные гости ищут дружбы нашей, удивляются славе великого града, красоте его зданий, общему избытку граждан и, возвратясь в страну свою, говорят: "Мы видели Новгород и ничего подобного ему не видали!" Так, конечно: Россия бедствует - ее земля обагряется кровию, веси и грады опустели, люди, как звери, в лесах укрываются; отец ищет детей и не находит; вдовы и сироты просят милостыни на распутьях. Так, мы счастливы - и виновны, ибо дерзнули повиноваться законам своего блага, дерзнули не участвовать в междоусобиях князей, дерзнули спасти имя русское от стыда и поношения, не принять оков татарских и сохранить драгоценное достоинство народное! <...>
Иоанн желает повелевать великим градом: не удивительно! он собственными глазами видел славу и богатство его. Но все народы земные и будущие столетия не престали бы дивиться, если бы мы захотели ему повиноваться. Какими надеждами он может обольстить нас? Одни несчастные легковерны; одни несчастные желают перемен - но мы благоденствуем и свободны! благоденствуем оттого, что свободны! Да молит Иоанн небо, чтобы оно во гневе своем ослепил о нас: тогда Новгород может возненавидеть счастие и пожелать гибели; но доколе видим славу свою и бедствия княжеств русских, доколе гордимся ею и жалеем об них, дотоле права новогородские всего святее нам по Боге.
Я не дерзну оправдывать вас, мужи, избранные общею доверенностию для правления! Клевета в устах властолюбия и зависти недостойна опровержения. Где страна цветет и народ ликует, там правители мудры и добродетельны. Как! вы торгуете благом народным? но могут ли все сокровища мира заменить вам любовь сограждан вольных? Кто узнал ее сладость, тому чего желать в мире? разве последнего счастия - умереть за отечество!
Несправедливость и властолюбие Иоанна не затмевают в глазах наших его похвальных свойств и добродетелей. Давно уже молва народная известила нас о его величии, и люди вольные желали иметь гостем самовластителя; искренние сердца их свободно изливались в радостных восклицаниях при его торжественном въезде. Но знаки усердия нашего, конечно, обманули князя московского; мы хотели изъявить ему приятную надежду, что рука его свергнет с России иго татарское: он вздумал, что мы требуем от него уничтожения нашей собственной вольности! Нет, нет! да будет велик Иоанн, но да будет велик и Новгород! Да славится князь московский истреблением врагов христианства, а не друзей и не братии земли русской, которыми она еще славится в мире! да прервет оковы ее, не возлагая их на добрых и свободных новогородцев! Еще Ахмат (19) дерзает называть его своим данником: да идет Иоанн против монгольских варваров, и верная дружина наша откроет ему путь к стану Ахматову! Когда же сокрушит врага, тогда мы скажем ему: Иоанн! ты возвратил земле русской честь и свободу, которых мы никогда не теряли. Владей сокровищами, найденными тобою в стане татарском: они были собраны с земли твоей; на них нет клейма новогородского: мы не платили дани ни Батыю, ни потомкам его! Царствуй с мудростию и славою; залечи глубокие язвы России; сделай подданных своих и наших братии счастливыми - и если когда-нибудь соединенные твои княжества превзойдут славою Новгород; если мы позавидуем благоденствию твоего народа; если всевышний накажет нас раздорами, бедствиями, унижением, тогда - клянемся именем отечества и свободы! - тогда придем не в столицу Польскую, но в царственный град Москву, как некогда древние новогородцы пришли к храброму Рюрику, и скажем не Казимиру, но тебе: "Владей нами! мы уже не умеем править собою!"
Ты содрогаешься, о народ великодушный!.. Да идет мимо нас сей печальный жребий! Будь всегда достоин свободы и будешь всегда свободным! Небеса правосудны и ввергают в рабство одни порочные народы. Не страшись угроз Иоанновых, когда сердце твое пылает любовию к отечеству и к святым уставам его; когда можешь умереть за честь предков своих и за благо потомства!
Но если Иоанн говорит истину; если в самом деле гнусное корыстолюбие овладело душами новогородцев; если мы любим сокровища и негу более добродетели и славы: то скоро ударит последний час нашей вольности и вечевый колокол - древний глас ее - падет с башни Ярославовой и навсегда умолкнет!.. Тогда, тогда мы позавидуем счастию народов, которые никогда не знали свободы. Ее грозная тень будет являться нам подобно мертвецу бледному и терзать сердце наше бесполезным раскаянием!
Но знай, о Новгород! что с утратою вольности иссохнет и самый источник твоего богатства: она оживляет трудолюбие, изощряет серпы и златит нивы; она привлекает иностранцев в наши стены с сокровищами торговли; она же окриляет суда новогородские, когда они с богатым грузом по волнам несутся...
Бедность, бедность накажет недостойных граждан, не умевших сохранить наследия отцов своих! Померкнет слава твоя, град великий, опустеют многолюдные Концы твои; широкие улицы зарастут травою, и великолепие твое, исчезнув навеки, будет баснею народов. Напрасно любопытный странник среди печальных развалин захочет искать того места, где собиралось вече, где стоял дом Ярославов и мраморный образ Вадима: никто ему не укажет их. Он задумается горестно и скажет только: "Здесь был Новгород!.."
Тут страшный вопль народа не дал уже говорить посаднице. "Нет, нет! мы все умрем за отечество! - восклицают бесчисленные голоса.- Новгород-государь наш! да явится Иоанн с воинством!" Марфа, стоя на Вадимовом месте, веселится действием ее речи. <...>
Вдруг раздается треск и гром на Великой площади... земля колеблется под ногами... набат и шум народный умолкают... все в изумлении. Густое облако пыли закрывает от глаз дом Ярослава и лобное место... Сильный порыв ветра разносит наконец густую мглу, и все с ужасом видят, что высокая башня Ярославова, новое гордое здание народного богатства, пала с вечевым колоколом и дымится в своих развалинах... (20) Пораженные сим явлением, граждане безмолвствуют... Скоро тишина прерывается голосом внятным, но подобным глухому стону, как будто бы исходящему из глубокой пещеры: "О Новгород! Так падет слава твоя! Так исчезнет твое величие!.." Сердца ужаснулись. Взоры устремились на одно место; но след голоса исчез в воздухе вместе с словами; напрасно искали, напрасно хотели знать, кто произнес их. Все говорили: "Мы слышали!", никто не мог сказать, от кого? Именитые чиновники, устрашенные народным впечатлением более, нежели самим происшествием, всходили один за другим на Вадимово место и старались успокоить граждан. Народ требовал мудрой, великодушной, смелой Марфы: посланные нигде не могли найти ее.
Между тем настала бурная ночь. Засветились факелы; сильный ветер беспрестанно задувал их; беспрестанно надлежало приносить огонь из домов соседственных. Но тысячские и бояре ревностно трудились с гражданами: отрыли вечевый колокол и повесили на другой башне. Народ хотел слышать священный и любезный звон его - услышал и казался покойным. Степенный посадник распустил вече. Толпы редели. Еще друзья и ближние останавливались на площади и на улицах говорить между собою; но скоро настала всеобщая тишина, подобно как на море после бури, и самые огни в домах (где жены новогородские с беспокойным любопытством ожидали отцов, супругов и детей) один за другим погасли. <...>

КНИГА ТРЕТИЯ

<...> На рассвете загремели воинские бубны. Все легионы московские были в движении, и Холмский с обнаженным мечом скакал по стогнам. Народ трепетал, но собирался на Великой площади узнать судьбу свою. Там, на эшафоте, лежала секира. От Конца Славянского до места Вадимова стояли воины с блестящим оружием и с грозным видом; воеводы сидели на конях пред своими дружинами. Наконец железные запоры упали, и врата Борецких растворились: выходит Марфа в златой одежде и в белом покрывале. Старец Феодосий несет образ пред нею. Бледная, но твердая Ксения ведет ее за руку. Копья и мечи окружают их. Не видно лица Марфы; но так величаво ходила она всегда по стогнам, когда чиновники ожидали ее в совете или граждане на вече. Народ и воины соблюдали мертвое безмолвие; ужасная тишина царствовала; посадница остановилась пред домом Ярослава. Феодосий благословил ее. Она хотела обнять дочь свою, но Ксения упала; Марфа положила руку на сердце ее - знаком изъявила удовольствие и спешила на высокий эшафот - сорвала покрывало с головы своей: казалась томною, но спокойною - с любопытством посмотрела на лобное место (где разбитый образ Вадимов лежал во прахе) - взглянула на мрачное, облаками покрытое небо - с величественным унынием опустила взор свой на граждан... приближалась к орудию смерти и громко сказала народу: "Подданные Иоанна! умираю гражданкою новогородскою!.." Не стало Марфы... Многие невольно воскликнули от ужаса; другие закрыли глаза рукою. Тело посадницы одели черным покровом... Ударили в бубны - и Холмский, держа в руке хартию, стал на бывшем Вадимовом месте. Бубны умолкли... Он снял пернатый шлем с головы своей и читал громогласно следующее: "Слава правосудию государя! Так гибнут виновники мятежа и кровопролития! Народ и бояре! не ужасайтесь: Иоанн не нарушит слова; на вас милующая десница его. Кровь Борецкой примиряет вражду единоплеменных; одна жертва, необходимая для вашего спокойствия, н авеки утверждает сей союз неразрывный. Отныне предадим забвению все минувшие бедствия; отныне вся земля русская будет вашим любезным отечеством, а государь великий отцом и главою. Народ! не вольность, часто гибельная, но благоустройство, правосудие и безопасность суть три столпа гражданского счастия: Иоанн обещает их вам пред линем Бога всемогущего..."
Тут князь московский явился на высоком крыльце Ярославова дому, безоружен и с главою открытою: он взирал на граждан с любовию и положил руку на сердце. Холмский читал далее: "Обещает России славу и благоденствие; клянется своим и всех его преемников именем, что польза народная во веки веков будет любезна и священна самодержцам российским - или да накажет бог клятвопреступника! да исчезнет род его, и новое, небом благословенное поколение да властвует на троне ко счастию людей!" (21)
Холмский надел шлем. Легионы княжеские взывали: "Слава и долголетие Иоанну!" Народ еще безмолвствовал. Заиграли на трубах - и в единое мгновение высокий эшафот разрушился. На месте его возвеялось белое знамя Иоанново, и граждане наконец воскликнули: "Слава государю российскому!"
Старец Феодосий снова удалился в пустыню и там, на берегу великого озера Ильменя, погреб тело Марфы и Ксении. Гости чужеземные вырыли для них могилу и на гробе изобразили буквы, которых смысл доныне остается тайною. Из семисот немецких граждан только пятьдесят человек пережили осаду новогородскую: они немедленно удалились во свои земли. Вечевый колокол был снят с древней башни и отвезен в Москву; народ и некоторые знаменитые граждане далеко провожали его. Они шли за ним с безмолвною горестию и слезами, как нежные дети за гробом отца своего.

1. Марфа Посадница, или Покорение Новагород а.- Впервые - "Вестник Европы", 1803, №№ 1-3. В основу повести Карамзин положил реальный исторический факт - покорение "вольного" Новгорода Иваном III. С XII до середины XV века Новгород, обособившись от Древней Руси, образовал Новгородскую феодальную республику. К середине XV века независимость Новгорода препятствовала важному историческому процессу ликвидации феодальной раздробленности Руси. Боярство, стоявшее у власти в Новгороде, желая сохранить свои привилегии, стало добиваться перехода республики на сторону Литвы. Судьба Новгорода была решена в битве при реке Шелони в 1471 году, когда войска московского князя Ивана III одержали победу над новгородцами. В 1478 году Новгород и его владения окончательно вошли в состав русского централизованного государства
Верно изображая основной ход событий, Карамзин в то же время в частностях, в деталях и особенно в освещении фактов отступает от истории. Так, в соответствии со своими философско-эстетическими убеждениями он заставляет Марфу Борецкую (реальное историческое лицо) отрицать связи новгородского боярства с Литвой. Еще более характерное отступление от исторической правды сделано при изображении судьбы Марфы: Карамзин описывает казнь Марфы; в действительности ее не казнили, а сослали в монастырь.
2. Мудрый Иоанн...- Иван III Васильевич (1440-1505) - великий князь Московский, присоединивший Новгород к русскому государству.
3. ...например Ярославом, утвердителем их вольности.- Ярослав Мудрый (978-1054) княжил в Новгороде, с 1014 года - великий князь Киевский; положил начало отделению Новгорода от Киевской Руси.
4. Так назывались части города: Конец Неровский, Гончарский, Славянский, Загородский и Плотнинский.
5. ...на месте... Вадимовом...- Вадим Храбрый - легендарный вождь новгородцев, возглавивший восстание против князя Рюрика (см. ниже).
6. Рюр ик - полулегендарный первый русский князь (IX в.), призванный, согласно летописи, славянами от варягов.
7. Олег (ум. 912 или 922) - князь Новгородский и Киевский.
8. Святослав Игоревич (ум. 972 или 973) - великий князь Киевский, одержавший победы в войнах с Византийской империей.
9. Цимисхий Иоанн I (925-976) - византийский император.
10. ...внук Олъгин - Владимир Святославович (ум. 1015) - великий князь Киевский, в правление которого введено христианство на Руси. Ольга (ум. 969) - великая княгиня Киевская.
11. Так думали в России о татарах.
12. То есть купцов.
13. ...тайные связи с... Казимиром.- Казимир IV (1427- 1492) - польский король.
14. ...берега. Камы были свидетелями побед наших.- Войска Ивана III в 1468 году на реке Каме одержали победу над татарами.
15. Димитрий Иванович Донской (1350-4389) - великий князь Московский. Одержал победу над татарами в Куликовской битве в 1380 году.
16. Мамай (ум. 1380) - хан Золотой Орды, предводитель татарских отрядов, разгромленных русским войском в Куликовской битве.
17. Жена дерзает говорить на вече...- Новгородские законы не давали женщинам права выступать на народных собраниях.
18. Союз вольных немецких городов, который имел свои конторы в Новегороде.
19. Ахмат - Ахмет - последний хан Золотой Орды; в 1465 и 1472 годах предпринял неудачные походы на русскую землю.
20. Летописи наши говорят о падении новой колокольни и ужасе народа.
21. Род Иоаннов пресекся, и благословенная фамилия Романовых царствует.

«Ах, мой друг! Жалей о несчастном! Простуда, кашель, боль в груди едва ли позволяют мне за перо взяться; но я непременно должен известить тебя о моем меланхолическом приключении. Ты помнишь молодую ивердонскую красавицу, с которою мы ужинали в Базеле, в трактире „Аиста“; помнишь, может быть, и то, что я сидел рядом с нею, что она говорила со мною ласково и смотрела на меня с нежностию, – ах! Какая гранитная гора могла защитить мое сердце от ее пронзительных взоров? Какие снежные громады могли погасить огонь, воспаленный сими взорами в источнике жизни моей? Так, мой друг! Я учился анатомии, медицине и знаю, что сердце есть точно источник жизни, хотя почтенный доктор Мегадидактос вместе с уважения достойным Микрологосом искал души и жизненного начала в чудесном, от глаз наших укрывающемся, сплетении нерв… Но я боюсь удалиться от моего предмета и потому, оставляя на сей раз почтенного Мегадидактоса и уважения достойного Микрологоса, скажу тебе откровенно, что ивердонская красавица возбудила во мне такие чувства, которых теперь описать не умею. Не знаю, что бы из меня вышло и что бы я сделал, если бы она – о жестокий удар! – не уехала из трактира в самую ту ночь, в которую душа моя занималась ею с величайшим жаром и в которую утешительный сон не смыкал глаз моих. Ты вывез меня из Базеля; путешествие, приятные места, встреча с француженкою, маленький Пьер, белка, злая белка , новые знакомства, водопады, горы, девица Г* – все сие не могло совершенно затереть образа прекрасной ивердонки в сердце моем. Долго старался я преодолевать себя; но тщетно! Быстрая река рано или поздно разрывает все оплоты: так и любовь! Наняв в Лозанне лошадь, поехал я верхом в Ивердон; скакал, летел и в десять часов утра был уже на месте – остановился в трактире, напудрился, снял с себя кортик, шпоры и пошел, куда стремилось мое сердце. Там с пасмурным видом встретил меня шестидесятилетний старик, отец моей красавицы. „Милостивый государь! – сказал я. – Почтение, которым душа моя преисполнена к вашей любезной дочери; великое, сильное желание видеть ее…“ – В самую сию минуту она вошла. „Юлия! Знаешь ли ты этого господина?“ – спросил у нее старик. Юлия посмотрела на меня и учтивым образом отвечала, что она не имеет сей чести. Вообрази мое удивление! Я весь затрепетал – затрепетал вслух, как говорит Клопшток. Мне казалось, что все швейцарские и савойские горы обрушились на мою голову. Насилу мог я собраться с духом и, не говоря ли слова, подал беспамятной Юлии записную книжку мою, где увидела она имя свое, ее собственною рукою написанное . Краска выступила на лице жестокой; она стала передо мною извиняться и сказала отцу: „Я имела честь вместе с ним ужинать в Базеле“. Он просил меня сесть. Кровь моя все еще не могла успокоиться, и я не имел духа смотреть на Юлию, которая также была в замешательстве. Старик, услышав от меня, что я доктор медицины, очень обрадовался и начал говорить со мною о своих болезнях. „Увы! – думал я, – за тем ли судьба привела меня в Ивердон, чтобы рассуждать о геморроидальных припадках дряхлого старика?“ Между тем дочь его сидела, нюхала табак и взглядывала на меня, но совсем уже не так, как в Базеле. Взоры ее были так холодны, так холодны, как Северный полюс. Наконец самолюбие мое, жестоко уязвленное, заставило меня встать со стула и откланяться. „Долго ли вы пробудете в Ивердоне?“ – спросила Юлия приятным своим голосом (и с такою усмешкою, которая весьма ясно говорила: „Надеюсь, что ты уже не придешь к нам в другой раз“). – „Несколько часов“, – отвечал я. – „В таком случае желаю вам счастливого пути“. – „И счастливой практики“, – примолвил старик, сняв свой колпак. Мы расстались, и, когда я вышел на улицу, наемный слуга, провожатый мой, сказал мне, что девица Юлия скоро выйдет замуж за г. NN. „А! Теперь знаю причину холодного приема!“ – думал я и удвоил шаги свои, чтобы скорее удалиться от дому будущей супруги г. NN. – Город Ивердон стал мне противен. Я с великим нетерпением дожидался обеда и, сев за стол, велел слуге оседлать мою лошадь. Вместе со мною обедало четверо англичан, которые вздумали пить мое здоровье всеми винами, какие были у трактирщика. Я сам велел подать бутылки две бургонского, чтобы отблагодарить их, – и таким образом прошло неприметно около трех часов. Сердце мое забыло все земное горе и простило неверную Юлию. Англичане, по своему обыкновению, выдумывали разные сентиментальные, или чувствительные, здоровья . Мне также, в свою очередь, надлежало предложить три или четыре. При последнем я налил полную рюмку, поднял ее высоко и сказал громко: „Кто любит красоту и нежность, тот пей со мною за здоровье Юлии и желай красавице счастливого супружества!“ Рюмки застучали, вино запенилось, и все англичане в один голос воскликнули: „Мы пьем за здоровье Юлии и желаем красавице счастливого супружества!“ – Между тем я раз десять спрашивал, готова ли моя лошадь, и десять раз отвечали мне, что она давно стоит у крыльца. Наконец слуга пришел сказать, что мне нельзя ехать. – „Нельзя? Для чего же?“ – „Становится поздно, и находят облака“. – „Вздор! Я поеду! Лошадь!“ – Через полчаса опять пришел слуга. „Вам нельзя ехать“. – „Нельзя? Для чего же?“ – „Стало поздно; облака сгустились, и пошел снег“. – „Вздор! Я поеду! Лошадь!“ – Через несколько минут слуга опять подошел ко мне. „Вам нельзя ехать!“ – „Нельзя? Для чего же?“ – „Ночь на дворе; снег валится хлопками, и скоро сильный ветер надует везде сугробы“. – „Вздор! Поеду, сию минуту поеду! Лошадь!“ – Сказал, встал со стула, пожал у англичан руки, подпоясал кортик, расплатился с хозяином, вскочил на коня своего и пустился во всю прыть по Лозаннской дороге. Ветер со снегом дул мне в лицо, но я протирал глаза и беспрестанно шпорил свою лошадь. Скоро сделалась страшная вьюга, и белая тьма совсем лишила меня зрения. Я чувствовал, что еду не по дороге, но делать было нечего. Вперед, вперед, на волю божию – и таким образом странствовал до половины ночи. Наконец добрый копь, верный товарищ мой, совсем из сил выбился и стал. Я сошел с него и повел его за узду, но скоро и мои силы истощились. Уже несчастный приятель твой готов был упасть на пушистую снежную постелю, покрыться снежным одеялом и поручить участь свою богу; хладная смерть со всеми своими ужасами вилась надо мною! Увы! Я прощался уже с моим отечеством, с друзьями, с химическими лекциями и со всеми моими лестными надеждами! Но судьба изрекла мне помилование, и вдруг увидел я перед собою крестьянский домик. Ты легко можешь представить себе радость мою, и для того не буду ее описывать. Довольно, что меня там приняли, отогрели, накормили, успокоили. На другой день поутру я принудил хозяина взять у меня шесть франков и в десять часов утра возвратился в Лозанну – с жестокою простудою. Вот конец моего романа! Vale! В. – P. S. Как скоро уймется мой кашель, возвращусь на старое свое жилище, в Женевскую республику, под надежный покров великолепных синдиков . У вас, сказывают, много шуму!»