Пришвин Михаил Михайлович; СССР, Москва; 23.01.1973 – 16.01.1954
Произведения Пришвина уже давно стали образцом литературного жанра о природе. Его рассказы вошли в мировой фонд детской литературы, а Пришвина рассказы переведены на множество языков мира. Некоторые произведения Пришвина внесены в учебную программу школ во многих странах, а некоторые из них даже экранизированы. Благодаря этому место писателя в нашем рейтинге достаточно закономерно. А высокое место гарантировано и в дальнейших рейтингах.
Биография Михаила Пришвина
Михаил Пришвин родился в Орловской губернии в родовом имении Хрещево-Левшино. Отец писателя был купцом и как страстным охотником. Но однажды он сильно проигрался в карты, из-за чего пришлось заложить почти все имущество. Не в силах выдержать этого он умер, и мать Пришвина осталась одна с пятью детьми. Тем не менее, женщине удалось не только отвоевать имение, но и дать детям хорошее образование. Так в 9 лет Михаила отдали в деревенскую школу, а через год перевели в Елецкую гимназию. Проведя там 6 лет, Пришвин разругался с одним из учителей и был вынужден заканчивать учебу в тюменском училище.
В 1893 Михаил Пришвин поступил в Рижский политехнический техникум. Здесь он принял марксистские идеи, за что был арестован и три года провел в заключении. После освобождения в 1900 году выехал учиться аграрному делу в Лейпцигский университет. В 1905 вернулся в Россию и начал работать агрономом и даже написал одну статью по агрономии. Но это было не его. Пришвина всегда привлекала литература. Поэтому уже через год первый рассказ Пришвина читать можно в местной газете. После этого будущий писатель оставляет агрономию и переключается на журналистскую деятельность.
Жажда путешествий берет свое в жизни Пришвина в 1907 году. Он отправляется собирать народные сказания на европейскую часть севера России, а затем, обогнув Скандинавию, 
возвращается в Петербург. Во время этого путешествия он все больше увлекается фотографией и его собственный громоздкий фотоаппарат позволяет заснять многочисленные эпизоды жизни в глубинке, а также красоты природы севера. Очерки, написанные во время этого путешествия, позволили ему стать заметной фигурой в литературных кругах, и познакомится с , а также получить награды географического общества России.
С начало Первой мировой войны Пришвин отправляется военным журналистом на фронт. Октябрьская революция вызывает в нем противоречивые чувства. Но, несмотря на споры с и свой арест он ее принимает. При этом он не прекращает писать, что выливается в целый перечень охотничьих рассказов для детей. В 30-х годах он отправляется на Дальний Восток, что выливается в очерках «Берендеева чаща» и «Корабельная чаща».
С началом Второй мировой войны он сначала эвакуируется в Ярославскую область, но уже в 1843 возвращается в Москву. Здесь он работает над новыми произведениями аж до самой смерти от рака желудка в 1954 году.
Произведения Пришвина на сайте Топ книг
В нашем рейтинге Михаил Пришвин представлен рассказом «Кладовая солнца». Интерес к этому произведению Пришвина достаточно стабилен и оно еще не раз может появиться в рейтингах нашего сайта. Кроме того Пришвина рассказы «Двойной след», «Лесная капель», «Выскочка» и некоторые другие также имеют неплохие шансы на попадание в наш рейтинг книг по жанрам.
Имя: Михаил Пришвин (Mikhail Prishvin)
Возраст: 80 лет
Деятельность: писатель
Семейное положение: был женат
Михаил Пришвин: биография
«Певец русской природы» - так назвал коллегу-писателя . Максим Горький восхищался Пришвиным за его талант придавать «физическую ощутимость всему» посредством простых слов. Сам же Михаил Михайлович Пришвин, увлёкшись фотографированием, в шутку называл себя «художником света» и говорил, что даже думает «фотографически».
Детство и юность
Родился литератор в купленном дедом - елецким купцом - имении в Орловской губернии. Здесь, в Хрущёво-Лёвшино, прошли детские годы Михаила Михайловича - младшего из пятерых детей Марии Игнатовой и Михаила Пришвина. От матери прозаик перенял силу духа и стойкость, от отца, проигравшего в карты родовое имение, любовь к природе.
Глава семейства – искусный наездник, выигрывавший на скачках призы, увлекался орловскими рысаками, обожал охоту и ухаживал за выращенным садом. Он знал толк в деревьях и цветах. Разбитый параличом отец оставил сыну яркое воспоминание: здоровой рукой набросал рисунок «голубых бобров» - символ несбывшейся мечты. После кончины супруга Мария Ивановна сама поставила на ноги пятерых детей. Перезаложенное имение и долги не помешали женщине дать четырём сыновьям и дочери образование.
В 1883 году 10-летнего Михаила Пришвина из начальной деревенской школы перевели в гимназию в Елецке. Но младший Миша, в отличие от старших братьев, усердием не отличался - за 6 лет дошёл до 4 класса. Из-за плохой успеваемости его третий раз оставляли второгодником, но мальчик умудрился надерзить учителю, за что был отчислен.
Интерес к учёбе у Пришвина проснулся в Тюмени, куда Мишу отправили к дяде – купцу Ивану Игнатову. В 1893 году 20-летний Михаил Пришвин окончил Александровское реальное училище. Бездетный дядя, брат матери, рассчитывал передать племяннику дело, но у того появились иные цели - будущий литератор поступил в политехнический вуз в Риге. Там он увлёкся марксистским учением и вступил в кружок, за что на последнем курсе попал под следствие.
В 1898-м Михаила Пришвина освободили после годового заключения в Митавской тюрьме. Он уехал в Лейпциг, где окончил два курса агрономического факультета в университете, получив специальность землеустроителя. Пришвин вернулся в Россию и до 1905 года трудился агрономом, писал научные книги и статьи.
Литература
Во время работы над книгами Михаил Пришвин понял, что рамки научного труда ему тесны. Уверенности прибавилось в 1907-м, когда опубликовали первый рассказ «Сашок». Пришвин покидает науку и пишет газетные статьи. Журналистика и увлечение этнографией позвали писателя в полугодовое путешествие по Северу. Михаил Михайлович обследовал Поморье и Выговский край, где собрал и обработал 38 народных сказок, вошедших в сборник «Северные сказки».
За три месяца Михаил Пришвин побывал на побережье Белого моря, Кольском полуострове, Соловецких островах и вернулся в Архангельск. Оттуда на корабле отправился в путешествие по Северному Ледовитому океану, побывал в Норвегии и, обогнув Скандинавию, вернулся в Петербург. В северной столице литературная биография Пришвина стремительно развивается: на основе полученных впечатлений он написал очерки, объединённые в сборник под названием «В краю непуганых птиц», за который Русское географическое общество наградило писателя серебряной медалью.
За первой книгой в 1908 году появилась вторая - путевые очерки о жизни и быте обитателей Севера «За волшебным колобком». Михаил Пришвин приобрёл вес в кругу литераторов, подружился с Алексеем Ремизовым, и . В том же богатом на события 1908-м после путешествия по Заволжью и Казахстану Михаил Михайлович издал сборник очерков «У стен града невидимого». В 1912 году Горький посодействовал изданию первого собрания произведений Михаила Пришвина.
Грянувшая Первая мировая война отвлекла литератора от написания путевых рассказов и сказок. Военный корреспондент Пришвин печатал очерки о событиях на фронте. Большевистскую революцию Михаил Пришвин принял не сразу. Придерживаясь взглядов эсеров, он печатал идеологические статьи, полемизировал с , выступившим на стороне новой власти, побывал в тюрьме. Но после Октября литератор смирился с победой Советов.
В 1920-е Михаил Пришвин учительствовал в Смоленской области. Страстный краевед и охотник, переезжая из Смоленска в Елец, а оттуда в Подмосковье, написал десятки рассказов и сказок для детей, объединённых в сборник «Календарь природы». Наблюдения за природой и животными легли в основу рассказов «Лисичкин хлеб» и «Ёж». Написанные простым языком повествования о повадках животных призваны пробудить в маленьких читателях любовь к флоре и фауне. В «Лисичкином хлебе» Михаил Пришвин рассказал детям, почему капусту называют заячьей, а хлеб – лисичкиным. В «Еже» рассказывается о дружбе ёжика и человека.
Иллюстрация к книге Михаила Пришвина "Лисичкин хлеб" «Берестяная трубочка», «Медведь» и «Двойной след» развенчивают мифы о животных. В рассказе «Ребята и утята» Михаил Михайлович поведал о переживаниях дикой уточки о своих малышах, которых ловят дети. А в «Золотом луге» и «Жизни на ремешке» Пришвин рассказал о природе так, чтобы маленькие читатели поняли - она живая.
Михаил Пришвин в 1920-30-е писал и для детей, и для взрослых. В эти годы он трудился над автобиографическим сочинением «Кащеева цепь». Писатель начал роман в 1920-х и работал над ним до последних дней жизни. В 1930-е годы литератор купил фургон, которому дал название «Машенька». На машине Пришвин объездил всю страну. Позже фургон сменился «Москвичом».
В эти годы Михаил Михайлович побывал в Дальневосточном регионе. Результатом путешествия стала книга «Дорогие звери» и повесть «Женьшень». Повесть «Неодетая весна» Пришвин сочинил под впечатлениями от поездки по окрестностям Костромы и Ярославля. В середине 1930-х, после поездки по Русскому Северу, Михаил Пришвин сочинил книгу рассказов «Берендеева чаща» и взялся за написание повести-сказки «Корабельная чаща».
В годы Второй мировой войны 70-летний писатель уехал в эвакуацию в Ярославскую область. Любовь к флоре и фауне и там нашла применение: Пришвин защищал лес вокруг деревушки, где обитал, от уничтожения разработчиками торфа. В предпоследний год войны Михаил Пришвин приехал в столицу и опубликовал рассказ «Лесная капель». В 1945-м появилась былинная сказка «Кладовая солнца».
Книга Михаила Пришвина "Кладовая солнца" Рассказ «Моя родина» - яркий пример трогательной любви к родной земле. Он написан простыми словами, без излишнего пафоса. Здесь нет чёткого сюжета, больше эмоций. Но, читая рассказ, чувствуешь аромат чая с молоком, слышишь голос матери, шум леса и птиц.
После войны Михаил Пришвин купил в подмосковной деревеньке Дунино домик, в котором жил каждое лето до 1953 года. Увлечение фотоделом с 1920-х вылилось в дело всей жизни, сравнимое по важности с написанием произведений о природе и животных. В деревенском доме Пришвина нашлось место для фотолаборатории. Она сохранилась в Дунино, где после смерти прозаика появился музей.
Михаил Пришвин снимал природу во всех ракурсах, иллюстрируя фотографиями написанные книги. «Лейка» была верным другом писателя до последних лет жизни. Главным трудом литератора биографы и критики называют «Дневники». Первые записи датированы 1905-м, последние - 1954-м годом. Объём «Дневников» превышает 8-томное собрание произведений писателя. Читая записи, становятся понятными взгляды Михаила Михайловича на жизнь, на общество и роль литератора. Опубликованы «Дневники» в 1980-х годах. Ранее по цензурным соображениям их не пропускали в печать.
По двум произведениям Пришвина сняты фильмы. Картина «Хижина старого Лувена» вышла в середине 1930-х, но до наших дней не сохранилась. А приключенческую драму «Ветер странствий» - экранизацию сказок «Корабельная чаща» и «Кладовая солнца» - зрители увидели на экране в 1978 году, после смерти Михаила Пришвина.
Личная жизнь
Первой супругой писателя стала крестьянка из смоленской деревни Ефросинья Бадыкина. Для Ефросиньи Павловны это был второй брак. В первом союзе у женщины родился сын Яков (погиб на фронте). В «Дневниках» Пришвин называет первую жену Фрося, реже Павловна. В союзе с этой женщиной у писателя родилось трое сыновей.
Первенец Сергей умер в младенческом возрасте. Второго сына - Льва Пришвина, беллетриста, писавшего под творческим псевдонимом Лев Алпатов - не стало в 1957 году. Третий сын, охотовед Пётр Пришвин, умер в 1987 году. Он, как и Лев, перенял от отца дар литератора. В 2009 году, к 100-летнему юбилею со дня рождения Петра Михайловича, опубликовали написанные им мемуары.
В 1940-м, в возрасте 67 лет, Михаил Пришвин оставил семью и женился на Валерии Лиорко, которая была младше его на 26 лет. Вместе они прожили 14 лет. Вдова писателя написала о знаменитом муже мемуары, сохранила архивы и до 1979-го - года своей смерти - руководила музеем литератора.
Смерть
В 80 лет медики диагностировали у писателя онкологическое заболевание – рак желудка. Пришвин скончался через полгода, в середине января 1954, в столице. На момент смерти ему исполнился 81 год.
Скульптура "Птица Сирин" на могиле Михаила Пришвина Похоронили Михаила Михайловича на Введенском кладбище. Его именем назвали горный пик и озеро в Кавказском заповеднике, мыс на Курилах и астероид, открытый в 1982 году.
Библиография
- 1907 – «В краю непуганых птиц»
- 1908 – «За волшебным колобком»
- 1908 – «У стен града невидимого»
- 1933 – «Женьшень»
- 1935 – «Календарь природы»
- 1936 – «Берендеева чаща»
- 1945 – «Кладовая солнца»
- 1954 – «Корабельная чаща»
- 1960 – «Кащеева цепь»
Михаил Пришвин «Лесной хозяин»
То было в солнечный день, а то расскажу, как было в лесу перед самым дождём. Наступила такая тишина, было такое напряжение в ожидании первых капель, что, казалось, каждый листик, каждая хвоинка силилась быть первой и поймать первую каплю дождя. И так стало в лесу, будто каждая мельчайшая сущность получила своё собственное, отдельное выражение.
Так вхожу я к ним в это время, и мне кажется: они все, как люди, повернулись ко мне лицами и по глупости своей у меня, как у бога, просят дождя.
— А ну-ка, старик, — приказал я дождю, — будет тебе всех нас томить, ехать, так ехать, начинай!
Но дождик в этот раз меня не послушался, и я вспомнил о своей новой соломенной шляпе: пойдёт дождь — и шляпа моя пропала. Но тут, думая о шляпе, увидел я необыкновенную ёлку. Росла она, конечно, в тени, и оттого сучья у нее когда-то были опущены вниз. Теперь же, после выборочной рубки, она очутилась на свету, и каждый сук её стал расти кверху. Наверно, и нижние суки со временем поднялись бы, но ветки эти, соприкоснувшись с землёй, выпустили корешки и прицепились... Так под ёлкой с поднятыми вверх сучьями внизу получился хороший шалашик. Нарубив лапнику, я уплотнил его, сделал вход, устелил внизу сиденье. И только уселся, чтобы начать новую беседу с дождём, как вижу, против меня совсем близко пылает большое дерево. Быстро схватил я с шалашика лапник, собрал его в веник и, стегая по горящему месту, мало-помалу пожар затушил раньше, чем пламя пережгло кору дерева кругом и тем сделало бы невозможным движение сока.
Вокруг дерева место не было обожжено костром, коров тут не пасли, и не могло быть подпасков, на которых все валят вину за пожары. Вспомнив свои детские разбойничьи годы, я сообразил, что смолу на дереве поджёг скорей всего какой-нибудь мальчишка из озорства, из любопытства поглядеть, как будет гореть смола. Спустившись в свои детские годы, я представил себе, до чего же это приятно взять чиркнуть спичкой и поджечь дерево.
Мне стало ясно, что вредитель, когда загорелась смола, вдруг увидел меня и скрылся тут же где-нибудь в ближайших кустах. Тогда, сделав вид, будто я продолжаю свой путь, посвистывая, удалился я с места пожара и, сделав несколько десятков шагов вдоль просеки, прыгнул в кусты и возвратился на старое место и тоже затаился.
Недолго пришлось мне ждать разбойника. Из куста вышел белокурый мальчик лет семи-восьми, с рыжеватым солнечным запёком, смелыми, открытыми глазами, полуголый и с отличным сложением. Он враждебно поглядел в сторону просеки, куда я ушёл, поднял еловую шишку и, желая пустить её в меня, так размахнулся, что перевернулся даже вокруг себя.
Это его не смутило; напротив, он, как настоящий хозяин лесов, заложил обе руки в карманы, стал разглядывать место пожара и сказал:
— Выходи, Зина, он ушёл!
Вышла девочка, чуть постарше, чуть повыше и с большой корзиной в руке.
— Зина, — сказал мальчик, — знаешь что?
Зина глянула на него большими спокойными глазами и ответила просто:
— Нет, Вася, не знаю.
— Где тебе! — вымолвил хозяин лесов. — Я хочу сказать тебе: не приди тот человек, не погаси он пожар, то, пожалуй, от этого дерева сгорел бы весь лес. Вот бы мы тогда поглядели!
— Дурак ты! — сказала Зина.
— Правда, Зина, — сказал я, — вздумал чем хвастаться, настоящий дурак!
И как только я сказал эти слова, задорный хозяин лесов вдруг, как говорят, «улепетнул».
А Зина, видимо, и не думала отвечать за разбойника, она спокойно глядела на меня, только бровки её поднимались чуть-чуть удивлённо.
При виде такой разумной девочки мне захотелось обратить всю эту историю в шутку, расположить её к себе и потом вместе обработать хозяина лесов.
Как раз в это время напряжение всех живых существ, ожидающих дождя, дошло до крайности.
— Зина, — сказал я, — смотри, как все листки, все травинки ждут дождя. Вон заячья капуста даже на пень забралась, чтобы захватить первые капли.
Девочке моя шутка понравилась, она милостиво мне улыбнулась.
— Ну, старик, — сказал я дождю, — будет тебе всех нас томить, начинай, поехали!
И в этот раз дождик послушался, пошёл. А девочка серьёзно, вдумчиво сосредоточилась на мне и губки поджала, как будто хотела сказать: «Шутки шутками, а всё-таки дождик пошел».
— Зина, — сказал я поспешно, — скажи, что у тебя в этой большой корзине?
Она показала: там было два белых гриба. Мы уложили в корзину мою новую шляпу, закрыли папоротником и направились от дождя в мой шалаш. Наломав ещё лапнику, мы укрыли его хорошо и залезли.
— Вася, — крикнула девочка. — Будет дурить, выходи!
И хозяин лесов, подгоняемый проливным дождем, не замедлил явиться.
Как только мальчик уселся рядом с нами и захотел что-то сказать, я поднял вверх указательный палец и приказал хозяину:
— Ни гу-гу!
И все мы трое замерли.
Невозможно передать прелести пребывания в лесу под ёлкой во время тёплого летнего дождя. Хохлатый рябчик, гонимый дождём, ворвался в середину нашей густой ёлки и уселся над самым шалашом. Совсем на виду под веточкой устроился зяблик. Ёжик пришёл. Проковылял мимо заяц. И долго дождик шептал и шептал что-то нашей ёлке. И мы долго сидели, и всё было так, будто настоящий хозяин лесов каждому из нас отдельно шептал, шептал, шептал...
Михаил Пришвин «Сухостойное дерево»
Когда дождик прошёл и всё вокруг засверкало, мы по тропе, пробитой ногами прохожих, вышли из леса. При самом выходе стояло огромное и когда-то могучее дерево, перевидевшее не одно поколение людей. Теперь оно стояло совершенно умершее, было, как говорят лесники, «сухостойное».
Оглядев это дерево, я сказал детям:
— Быть может, прохожий человек, желая здесь отдохнуть, воткнул топор в это дерево и на топор повесил свой тяжёлый мешок. Дерево после того заболело и стало залечивать ранку смолой. А может быть, спасаясь от охотника, в густой кроне этого дерева затаилась белка, и охотник, чтобы выгнать её из убежища, принялся тяжёлым поленом стучать по стволу. Бывает довольно одного только удара, чтобы дерево заболело.
И много, много с деревом, как и с человеком и со всяким живым существом, может случиться такого, от чего возьмётся болезнь. Или, может быть, молния стукнула?
С чего-то началось, и дерево стало заливать свою рану смолой. Когда же дерево стало хворать, об этом, конечно, узнал червяк. Закорыш забрался под кору и стал там точить. По-своему как-то о червяке узнал дятел и в поисках закорыша стал долбить там и тут дерево. Скоро ли найдёшь? А то, может быть, и так, что, пока дятел долбит и раздолбит так, что можно бы ему и схватить, закорыш в это время продвинется, и лесному плотнику надо снова долбить. И не один же закорыш, и не один тоже дятел. Так долбят дерево дятлы, а дерево, ослабевая, всё заливает смолой.
Теперь поглядите вокруг дерева на следы костров и понимайте: по этой тропе люди ходят, тут останавливаются на отдых и, несмотря на запрет в лесу костры разводить, собирают дрова и поджигают. А чтобы скорей разжигалось, стёсывают с дерева смолистую корку. Так мало-помалу от стёсывания образовалось вокруг дерева белое кольцо, движение соков вверх прекратилось, и дерево засохло. Теперь скажите, кто же виноват в гибели прекрасного дерева, простоявшего не меньше двух столетий на месте: болезнь, молния, закорыш, дятлы?
— Закорыш! — быстро сказал Вася.
И, поглядев на Зину, поправился:
Дети были, наверно, очень дружны, и быстрый Вася привык читать правду с лица спокойной умницы Зины. Так, наверно, он слизнул бы с её лица и в этот раз правду, но я спросил её:
— А ты, Зиночка, как ты, милая дочка моя, думаешь?
Девочка обняла рукой ротик, умными глазами поглядела на меня, как в школе на учителя, и ответила:
— Наверное, виноваты люди.
— Люди, люди виноваты, — подхватил я за ней.
И, как настоящий учитель, рассказал им о всём, как я думаю сам для себя: что дятлы и закорыш не виноваты, потому что нет у них ни ума человеческого, ни совести, освещающих вину в человеке; что каждый из нас родится хозяином природы, но только должен много учиться понимать лес, чтобы получить право им распоряжаться и сделаться настоящим хозяином леса.
Не забыл я рассказать и о себе, что до сих пор учусь постоянно и без какого-нибудь плана или замысла, ни во что в лесу не вмешиваюсь.
Тут не забыл я рассказать и о недавнем своём открытии огненных стрелок, и о том, как пощадил даже одну паутинку.
После того мы вышли из леса, и так со мною теперь постоянно бывает: в лесу веду себя как ученик, а из леса выхожу как учитель.
Михаил Пришвин «Этажи леса»
У птиц и зверьков в лесу есть свои этажи: мышки живут в корнях — в самом низу; разные птички, вроде соловья, вьют свои гнёздышки прямо на земле; дрозды — ещё повыше, на кустарниках; дупляные птицы — дятел, синички, совы — ещё повыше; на разной высоте по стволу дерева и на самом верху селятся хищники: ястреба и орлы.
Мне пришлось однажды наблюдать в лесу, что у них, зверушек и птиц, с этажами не как у нас в небоскрёбах: у нас всегда можно с кем-нибудь перемениться, у них каждая порода живёт непременно в своём этаже.
Однажды на охоте мы пришли к полянке с погибшими берёзами. Это часто бывает, что берёзы дорастут до какого-то возраста и засохнут.
Другое дерево, засохнув, роняет на землю кору, и оттого непокрытая древесина скоро гниёт и всё дерево падает, у берёзы же кора не падает; эта смолистая, белая снаружи кора — береста — бывает непроницаемым футляром для дерева, и умершее дерево долго стоит, как живое.
Даже когда и сгниет дерево и древесина превратится в труху, отяжелённую влагой, с виду белая берёза стоит, как живая. Но стоит, однако, хорошенько толкнуть такое дерево, как вдруг оно разломится всё на тяжёлые куски и падает. Валить такие деревья — занятие очень весёлое, но и опасное: куском дерева, если не увернёшься, может здорово хватить тебя по голове. Но всё-таки мы, охотники, не очень боимся и когда попадаем к таким берёзам, то друг перед другом начинаем их рушить.
Так пришли мы к поляне с такими берёзами и обрушили довольно высокую берёзу. Падая, в воздухе она разломилась на несколько кусков, и в одном из них было дупло с гнездом гаечки. Маленькие птенчики при падении дерева не пострадали, только вместе со своим гнёздышком вывалились из дупла. Голые птенцы, покрытые пёрышками, раскрывали широкие красные рты и, принимая нас за родителей, пищали и просили у нас червячка. Мы раскопали землю, нашли червячков, дали им перекусить, они ели, глотали и опять пищали.
Очень скоро прилетели родители, гаечки-синички, с белыми пухлыми щёчками и с червячками во ртах, сели на рядом стоящих деревьях.
— Здравствуйте, дорогие, — сказали мы им, — вышло несчастье; мы этого не хотели.
Гаечки ничего не могли нам ответить, но, самое главное, не могли понять, что такое случилось, куда делось дерево, куда исчезли их дети. Нас они нисколько не боялись, порхали с ветки на ветку в большой тревоге.
— Да вот же они! — показывали мы им гнездо на земле. — Вот они, прислушайтесь, как они пищат, как зовут вас!
Гаечки ничего не слушали, суетились, беспокоились и не хотели спуститься вниз и выйти за пределы своего этажа.
— А может быть, — сказали мы друг другу, — они нас боятся. Давай спрячемся! — И спрятались.
Нет! Птенцы пищали, родители пищали, порхали, но вниз не спускались.
Мы догадались тогда, что у птичек не как у нас в небоскрёбах, они не могут перемениться этажами: им теперь просто кажется, что весь этаж с их птенцами исчез.
— Ой-ой-ой, — сказал мой спутник, — ну какие же вы дурачки!..
Жалко стало и смешно: такие славные и с крылышками, а понять ничего не хотят.
Тогда мы взяли тот большой кусок, в котором находилось гнездо, сломили верх соседней берёзы и поставили на него наш кусок с гнездом как раз на такую высоту, на какой находился разрушенный этаж.
Нам недолго пришлось ждать в засаде: через несколько минут счастливые родители встретили своих птенчиков.
Михаил Пришвин «Старый скворец»
Скворцы вывелись и улетели, и давно уже их место в скворечнике занято воробьями. Но до сих пор на ту же яблоню в хорошее росистое утро прилетает старый скворец и поёт.
Вот странно!
Казалось бы, всё уже кончено, самка давно вывела птенцов, детёныши выросли и улетели...
Для чего же старый скворец прилетает каждое утро на яблоню, где прошла его весна, и поёт?
Михаил Пришвин «Паутинка»
Вот был солнечный день, такой яркий, что лучи проникали даже и в самый тёмный лес. Шёл я вперёд по такой узенькой просеке, что некоторые деревья с одной стороны перегибались на другую, и это дерево шептало своими листиками что-то другому дереву, на той стороне. Ветер был очень слабый, но всё-таки он был: и наверху лепетали осинки, и внизу, как всегда, важно раскачивались папоротники.
Вдруг я заметил: со стороны на сторону через просеку, слева направо, беспрерывно там и тут перелетают какие-то мелкие огненные стрелки. Как всегда в таких случаях, я сосредоточил своё внимание на стрелках и скоро заметил, что движение стрелок происходит по ветру, слева направо.
Ещё я заметил, что на ёлках их обычные побеги-лапки вышли из своих оранжевых сорочек и ветер сдувал эти ненужные больше сорочки с каждого дерева во множестве великом: каждая новая лапка на ёлке рождалась в оранжевой сорочке, и теперь сколько лапок, столько сорочек слетало — тысячи, миллионы...
Мне видно было, как одна из этих слетающих сорочек встретилась с одной из летящих стрелок и вдруг повисла в воздухе, а стрелка исчезла.
Я понял тогда, что сорочка повисла на невидимой мне паутинке, и это дало мне возможность в упор подойти к паутинке и вполне понять явление стрелок: ветер поддувает паутинку к солнечному лучу, блестящая паутинка вспыхивает от света, и от этого кажется, будто стрелка летит.
В то же время я понял, что паутинок этих, протянутых через просеку, великое множество, и, значит, если я шёл, то разрывал их, сам не зная того, тысячами.
Мне казалось, что у меня была такая важная цель — учиться в лесу быть его настоящим хозяином, — что я имел право рвать все паутинки и заставлять всех лесных пауков работать для моей цели. Но эту замеченную мной паутинку я почему-то пощадил: ведь это она же благодаря повисшей на ней сорочке помогла разгадать мне явление стрелок.
Был ли я жесток, разрывая тысячи паутинок?
Нисколько: я же их не видел — моя жестокость была следствием моей физической силы.
Был ли я милостив, наклоняя для спасения паутинки свою натруженную спину? Не думаю: в лесу я веду себя учеником, и если бы я мог, то ничего бы не тронул.
Спасение этой паутинки я отношу к действию моего сосредоточенного внимания.
«Чистая поэзия» - так можно назвать рассказы Пришвина. Каждое слово, написанное им, - это намек на то, чего не увидишь поверхностным взглядом. Пришвина нужно не просто читать, им нужно наслаждаться, пытаться уловить тонкий смысл кажущихся простыми фраз. Назидания? Здесь они ни к чему, автор прекрасно это понимает. Особое внимание к каждой мелочи - вот, что действительно важно, вот чему учат рассказы Пришвина.
Отдельного внимания заслуживают рассказы Пришвина о животных. Кажется, вся флора и фауна средней полосы России заключена в них! Лишь два произведения - «Гости» и «Лисичкин хлеб», и столько названий: ворона, трясогузка, журавль, цапля, землеройка, лисица, гадюка, шмель, овсянка, гусь… Но и этого мало писателю, каждый житель леса и болот у него имеет свой особенный характер, свои повадки и привычки, голос и даже походку. Животные предстают перед нами как умные и сообразительные сушества ("Синий лапоть", "Изобретатель"), они могут не только мыслить, но и говорить ("Курица на столбах", "Ужасная встреча"). Интересно, что относится это не только к зверям, но и к растениям: шепот леса едва приметен в рассказе «Шепот в лесу», в «Золотом луге» одуванчики засыпают по вечерам и просыпаются рано поутру, а гриб прокладывает себе дорогу из-под листвы в «Силаче».
Часто рассказы Пришвина повествуют нам о том, как равнодушны бывают люди ко всей красоте, находящейся рядом с ними. Чем чище и богаче духовно человек, тем больше ему открыты, тем больше он сможет увидеть в ней. Так почему мы забываем об этой простой мудрости сегодня? И когда мы это осознаем? Не будет ли уже поздно? Кто знает…
Михаил Пришвин «Беличья память»
Сегодня, разглядывая на снегу следы зверушек и птиц, вот что я по этим следам прочитал: белка пробилась сквозь снег в мох, достала там с осени спрятанные два ореха, тут же их съела — я скорлупки нашёл. Потом отбежала десяток метров, опять нырнула, опять оставила на снегу скорлупу и через несколько метров сделала третью полазку.
Что за чудо? Нельзя же подумать, чтобы она чуяла запах ореха через толстый слой снега и льда. Значит, помнила с осени о своих орехах и точное расстояние между ними.
Но самое удивительное — она не могла отмеривать, как мы, сантиметры, а прямо на глаз с точностью определяла, ныряла и доставала. Ну как было не позавидовать беличьей памяти и смекалке!
Михаил Пришвин «Гаечки»
Мне попала соринка в глаз. Пока я её вынимал, в другой глаз ещё попала соринка.
Тогда я заметил, что ветер несёт на меня опилки и они тут же ложатся дорожкой в направлении ветра. Значит, в той стороне, откуда был ветер, кто-то работал над сухим деревом.
Я пошёл на ветер по этой белой дорожке опилок и скоро увидел, что это две самые маленькие синицы, гайки, сизые с чёрными полосками на белых пухленьких щеках, работали носами по сухому дереву и добывали себе насекомых в гнилой древесине. Работа шла так бойко, что птички на моих глазах всё глубже и глубже уходили в дерево. Я терпеливо смотрел на них в бинокль, пока наконец от одной гаечки на виду остался лишь хвостик. Тогда я тихонечко зашёл с другой стороны, подкрался и то место, где торчит хвостик, покрыл ладонью. Птичка в дупле не сделала ни одного движения и сразу как будто умерла. Я принял ладонь, потрогал пальцем хвостик — лежит, не шевелится; погладил пальцем вдоль спинки — лежит, как убитая. А другая гаечка сидела на ветке в двух-трёх шагах и попискивала.
Можно было догадаться, что она уговаривала подругу лежать как можно смирнее. «Ты, — говорила она, — лежи и молчи, а я буду около него пищать, он погонится за мной, я полечу, и ты тогда не зевай».
Я не стал мучить птичку, отошёл в сторону и наблюдал, что будет дальше. Мне пришлось стоять довольно долго, потому что свободная гайка видела меня и предупреждала пленную: «Лучше полежи немного, а то он тут недалеко стоит и смотрит».
Так я очень долго стоял, пока наконец свободная гайка не пропищала особенным голосом, как я догадываюсь:
— Вылезай, ничего не поделаешь: стоит.
Хвост исчез. Показалась головка с чёрной полосой на щеке. Пискнула:
— Где же он?
— Вон стоит, — пискнула другая, — видишь?
— А, вижу, — пискнула пленница.
И выпорхнула.
Они отлетели всего несколько шагов и, наверно, успели шепнуть друг другу:
— Давай посмотрим, может быть, он и ушёл.
Сели на верхнюю ветку. Всмотрелись.
— Стоит, — сказала одна.
— Стоит, — сказала другая.
И улетели.
Михаил Пришвин «Медведь»
Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся, и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки.
Такая это неправда!
Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью, и, зачуяв человека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнувшего хвостика.
Однажды на севере мне указали место, где много медведей. Это место было в верховьях реки Коды, впадающей в Пинегу. Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришёл на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.
Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, затаивался возле тёплых следов; не раз мне казалось, будто мне даже и пахло медведем... Но самого медведя, сколько я ни ходил, встретить мне в этот раз так и не удалось.
Случилось наконец, терпение моё кончилось, и время пришло мне уезжать.
Я направился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие.
Вдруг вижу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась.
«Зверушка какая-нибудь», — подумал я.
Забрав свои мешки, сел я в лодку и поплыл.
А как раз против места, где я сел в лодку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник.
Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются.
Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке.
Тут-то вот я и вспомнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки.
Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне ещё рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но ещё и надо мной посмеялся... Он, оказывается, очень недалеко от меня отбежал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и поплыл. А после, когда я для него закрылся, влез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде.
— Так долго, — сказал охотник, — что мне надоело смотреть и я ушёл чай пить в избушку.
Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся.
Но ещё досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что покажись будто бы только в лес без оружия — и они оставят от тебя только рожки да ножки.
