В Перми заканчивается Международный Дягилевский фестиваль. Финальная программа сложена из двух опусов композитора-резидента фестиваля Леонида Десятникова и Пятой симфонии Густава Малера. Над последней Теодор Курентзис всю неделю трудился с особым усердием. После очередного штурма третьей части худрук Пермской оперы поговорил с корресподентом «Известий».
- В этом году бюджет фестиваля сократили вдвое. Праздник сильно пострадал?
Как ни странно, праздник не стал хуже: поддержать фестиваль пришло больше людей, чем мы рассчитывали. Проблема только в том, что пришлось отменить ряд проектов, включая «Весну священную» в постановке Ромео Кастеллуччи.
- «Весна» откладывается до следующего года?
У нас нет никаких гарантий. Мы не знаем, что будет через год, мы ничего не знаем. Утверждать смету будут в самый последний момент. А мы просто строим планы, исходя из вдохновения. Что будет - то будет.
- Недавно вы создали комиссию для заказа новых сочинений. Кому и что будете заказывать?
Мы уже заказали по концерту Алексею Сюмаку, Сергею Невскому и Павлу Карманову. Исполним оперу Сюмака «Немаяковский». Заказали балет Марко Никодиевичу (ставить будет Антон Пимонов). Думаем воплотить сочинение Coro Лучано Берио как спектакль. У Лени Десятникова есть произведения, которые мы хотим исполнить, только там еще нужно решить проблемы с правами. Очень много музыки заказано, но нет уверенности в том, что все осуществится. В этом разница между нами и большими театрами.
- Ощущение неуверенности в завтрашнем дне появилось у вас недавно или не покидало с начала работы в Перми?
У моего пермского проекта в целом гарантии есть. У Дягилевского фестиваля - нет. В региональном министерстве культуры должно быть понимание, насколько это важно. Если человек любит своих детей, хочет, чтобы они были умные, а не просто набивали брюхо, он должен задуматься, почему нужна хорошая музыка, почему плохо на фасадах представительских зданий вешать некрасивые афиши. Вы посмотрите эстетику афиш, которые висят в городе.
- Если честно, я вижу везде только афиши вашего фестиваля.
Есть и другие. Посмотрите на филармонию, например.
Первое, что я увидел в Перми - это распечатанные на принтере плакатики с вашей фотографией, где написано: «Поздравим Курентзиса с замечательной победой на «Золотой маске». Вам дорога такая низовая народная любовь?
На самом деле это мы с женой печатаем их ночью и расклеиваем.
В марте, покидая свой пост, Сергей Капков сказал, что планирует пригласить вас в Москву. Можете прокомментировать его слова?
Всё возможно. Если я уеду из Перми, мне важно, чтобы здесь кто-то остался вместо меня. Вообще не люблю, когда все завязано только на мне. Но, понимаете, у меня есть определенная миссия в Перми, и она не окончена. Да, публика и сейчас уже жаждет искусства, приходит на концерты разных стилей. К нам идут и альтернативная молодежь, и бабушки. Причем бабушки покупают билеты на самые радикальные проекты: на «Носферату» Дмитрия Курляндского они каждый раз устраивали стоячую овацию. И это не двоюродные сестры Эзры Паунда, это нормальные советские бабушки. Но нужно и дальше расширять аудиторию.
Я могу организовать музыкальную жизнь в любом городе, но в Москве есть особые сложности. Там настолько «массовая» жизнь, что многие культурные события ускользают от внимания, не имеют должного резонанса. Поэтому если я переберусь в Москву, мне будет необходима очень большая поддержка властей. Вообще же Москве это нужно, и Санкт-Петербургу еще больше.
- Почему больше?
Там хорошая ситуация в драматических театрах - Александринском, БДТ. Все умные люди сейчас ходят туда. А в музыке куда ходят умные люди? Конечно, есть филармония, есть Мариинский театр. Но когда я говорю об организации музыкальной жизни, я имею в виду молодые силы, которые создают что-то новое.
В Москве такого много: Электротеатр, Центр имени Мейерхольда, Школа драматического искусства, Гоголь-центр, даже МХТ сейчас прогрессивен. Театр помогает музыке, флиртует с ней. Это началось после того, как мы создали «Территорию», потом я познакомил молодых композиторов с Кириллом Серебренниковым, Борей Юханановым. Но все-таки сейчас именно театралы поддерживают музыкантов. А собственно музыкальные центры где? В Москве есть кафе, где я увижу всех умных, прогрессивных людей и узнаю, где можно послушать их музыку. Кафе есть, а концертных площадок нет.
- Я потому и удивился, что вы делаете акцент на Петербурге.
В Москве все-таки больше возможностей, больше гастролеров. Когда вы в последний раз видели в Петербурге современную оперу?
- Были «Два акта» Владимира Раннева. Был «Левша» Родиона Щедрина.
Ну, если так - хорошо, пусть будет «Левша». Но мы говорим об актуальном искусстве. Я не сомневаюсь, что в Петербурге есть шикарные здания, шикарные музыкальные «музеи», шикарные исполнители. Но где актуальное? Я не директор музея. Я должен создавать новое искусство.
- Как грека, хочу вас спросить: что такое пафос и как вы к нему относитесь?
Пафос - это страсть. Пафос возникает только при большом градусе, высоком напряжении тока. В музыке пафос очень важен. Как это объяснить? Представьте, что мы с вами сейчас пойдем в зал слушать Седьмую симфонию Шостаковича, сядем рядом. Мы сейчас расслабленные, уставшие, холодные. Нам покажется, что эта музыка слишком громкая, у нас заболят уши. Но если мы будем трудиться вместе с музыкой, поднимать интеллектуальный и духовный градус, мы начнем остро ощущать происходящее и захотим слушать еще и еще. Поэтому пафос - это передача очень высокого заряда напряжения, который должен поразить зрителей. Театр вообще работает только так.
Вспомните, например, театр Терзопулоса: он построен на энергии, а не на интеллекте или модернистских примочках. Там уже нет эстетики. Эстетика - это адаптация под современный мозг, работа со зрением, слухом, запахом. А у Терзопулоса происходит некий солнечный удар, после которого органы чувств перестают действовать, и начинается какое-то другое управление человеком.
Вы любите крайности в искусстве. Вот только что на репетиции симфонии Малера вы акцентировали внимание скрипачей на пяти форте, указанных в партитуре.
Если крайности оправданны - да, люблю. Как устроен оркестровый мир сейчас? Приходят музыканты. Сидят. Приходит дирижер. Музыканты холодные, играют на усредненной динамике, он их как-то собирает. А композитор, когда пишет музыку, сходит с ума! Для него в этот момент решается вопрос жизни и смерти. И он хочет, чтобы музыка прозвучала именно так, чтобы все силы исполнителей были брошены на его сочинение. Только тогда искусство может стать сотворением мира. Что говорил Малер? «Для меня написать симфонию - значит создать новый мир со своими законами». Его симфонии можно подать настолько сильно, что люди начнут действовать в этом мире, по его законам. Искусство существует, чтобы что-то менять в человеке. Вот вы можете сказать, зачем вы идете на концерт? Чего вы ждете от музыки?
- Красоты. И потрясения.
Значит, вы ищете Аполлона и Диониса. Это и есть две составляющих музыки, так гласит теория. Аполлон - это красота, которая нас духовно преображает. Дионис - это экстаз, потрясение, после которого мы становимся другими людьми, посредством нас начинают происходить странные явления. Но музыканты и слушатели обычно не пропускают сквозь себя эту энергию. Поэтому я вообще не хожу на концерты.
- Давно?
Пять лет. Если даже прихожу, то сбегаю через десять минут. Сажусь всегда там, откуда можно легко уйти. Я просто не могу, мучаюсь, мне становится физически плохо. У меня очень сильная энергия. Положительная. И когда она не находит выхода, я чувствую, что блокируюсь. У меня одновременно возникают клаустрофобия и агорафобия.
На недавней церемонии вручения «Золотой маски» вы сказали, что уже не помните, сколько у вас «Масок». Валерий Гергиев после пяти побед подряд отказался от участия: объяснил, что хочет дать дорогу молодым. У вас не возникало подобного намерения?
По-моему, на самом деле Валерий Гергиев обиделся, что театру не дали «Маску» и ушел. Лично у меня сейчас самая большая коллекция «Золотых масок». С моими амбициями она никак не связана. Когда я не получил «Маску» за «Свадьбу Фигаро», это было абсолютно несправедливо, потому что речь шла о лучшем спектакле всех времен. Но они хотели наградить другой театр, у которого не было иной возможности получить премию. А нам дали спецприз за партию хаммерклавира. Я всё понимаю, и эта история меня никак не задевает.
Но вообще «Золотая маска» мне нужна, потому что у меня нет федерального бюджета, нет московских и петербургских миллиардов. Она дает мне возможность что-то доказывать людям, которые не понимают и не могут оценить искусство. Я живу в закрытом городе, где люди не привыкли давать деньги на музыку. Я не звоню банкирам и не говорю «дайте мне четыре поезда». У меня нет таких способностей, я артист.
- Год назад вы получили российское гражданство.
Очень горжусь этим. Потому что Россия - великая страна. Просто некоторые люди примитивизируют ее. Нужно сопротивляться примитивизации великой страны.
- Теперь вам, как гражданину, сопротивляться проще?
Я не занимаюсь политикой. Моя единственная цель - достичь такого результата, чтобы вы могли услышать красоту и почувствовать потрясение. Те, кто так делает, любят Россию. Те, кто видит только миллионы вокруг себя, не любят ее. Для меня в этом вопросе мир четко делится на черное и белое.
Теодор Курентзис, 1993 г. Из личного архива Натальи Зимяниной
Дирижер , грек, получивший в 2014 году наконец и российское гражданство, вот уже почти двадцать лет – фигура, вызывающая отчаянные споры. Являясь художественным руководителем Пермского театра оперы и балета, он вместе с оркестром и хором musicAeterna нарасхват во всем мире. Этим летом пермские музыканты открывали оперную часть Зальцбургского фестиваля оперой в постановке Питера Селларса, вызвав ажиотаж, перекрывший даже успех с дебютом в заглавной партии!
Курентзиса принимают далеко не все. Кто-то считает его чистым продуктом пиара, но большинство слушателей ценят и его фантастическую музыкальность, самозабвенное трудолюбие, оригинальность и свежесть интерпретаций, редкую способность создать новый, свой собственный мир и с головой увлечь в него огромную аудиторию. А пермские меломаны в последнее время переживают, что в их театре он появляется все реже…
Мы публикуем его интервью 15-летней давности, когда публика только начинала выискивать его имя на афише. Пожалуй, никогда впоследствии он не говорил о себе, о дирижерской профессии, о музыкальной жизни Москвы с такой искренностью и страстностью.
Газета “Время МН”, 14.08.2002
Беседовала Наталья Зимянина
НЗ: Теодор, вы так прочно осели в Москве, что начинаешь сомневаться – да грек ли вы? У вас тут, наверное, русские родственники?
ТК: Я из старой греческой аристократии. По бабушкиной линии наша семья происходит из Византии, из Фанари, там испокон веков жили люди искусства и письменности. И даже когда турки захватили эти места, они с уважением относились к греческой элите. По линии мамы больше 450 лет прослеживается род Карадза. Мой прадедушка Панайотис Карадзас – главный герой восстания против турок в 1821 году. Третий род, сошедшийся в нашей семье, – из Влахии. Это были очень богатые люди с глубокими традициями образования. Они финансировали греческую революцию против турок.
Я мог бы считать себя аристократом по рождению, но не признаю этого “титула”. Я считаю, что аристократизм в ХХI веке – это спектакль, который устраивается там, где слаб театр. Вот в Англии же, например, драма есть, а театра нет.
НЗ: Кто в вашей семье оказался первым музыкантом?
ТК: Моя мама пианистка. Дядя пианист – Дмитрий Карадзас, для меня просто дядя Митя. Все мои предки слыли большими любителями музыки. И все всегда ходили на концерты Митропулоса, Фуртвенглера, и поклонялись им.
НЗ: Мама где работает?
ТК: Она проректор консерватории.
НЗ: Что же вы с такими семейными традициями и связями делаете здесь, в России? Здесь так хорошо? Или в Греции нет симфонических оркестров?
– Есть. Но родина художника там, где ему легче дышать. Там где одним воздухом с ним дышат его единомышленники. Артист как пророк: у него есть место рождения, отечество – но нет родины. Родина для артиста – это пространство фантазии и красоты. Где у всех один язык, одна религия. Где все голенькие.
НЗ: Что сегодня представляет собой профессия дирижера?
ТК: Я не считаю себя “дирижером”. Если уж называть себя таковым, надо еще раз уточнить, что это такое. Вот я стою на Тверской у входа в Московскую филармонию, читаю, какие предлагаются абонементы. Если имена, там перечисленные, – это дирижеры, то я им называться не хочу. Я вообще не верю в профессии. Дирижирование – это не профессия. Настоящий Дирижер исполняет музыку не для того, чтобы жить, а для того, чтобы умереть. Так считал Никос Эгонопулос, великий греческий сюрреалист.
НЗ: Вы учились у великого педагога Ильи Мусина в Санкт-Петербурге. А до этого, в Греции, чем занимались?
ТК: Я получил образование как скрипач, вокалист, теоретик, композитор и дирижер. Карьера у меня сложилась задолго до Мусина. У меня был хороший оркестр. Я был специалистом по аутентичной музыке. Работал и в опере с потрясающими мастерами. Но у меня были особенные интерпретации, и я на них настаивал. Меня постигло страшное разочарование. Я вдруг понял, что классическая музыка сейчас завязла в болоте. Сегодня люди, допущенные до искусства, не могут связать три поэтических слова. Спросите, сколько дирижеров изучали поэзию Тракла, чтобы исполнять Хиндемита и . И кто из них погружался в поэтическое пространство Поля Валери, чтобы дирижировать Онеггером или .
Настоящая музыка – акт смерти. В Афоне говорят: если ты умрешь до того, как ты умрешь, ты не умрешь, когда умрешь. Произведение может существовать только как opus posth в свободном пространстве наслаждения. Мусин говорил, что надо всегда дирижировать как в последний раз. И если у тебя еще и завтра концерт – надо в течение шести часов после предыдущего все пережить заново и возродиться, чтобы снова умереть.
НЗ: Как вы из Греции попали к Мусину?
ТК: В Королевской академии в Лондоне я увидел видеозапись его мастер-класса. И сразу принял решение.
НЗ: Но вы же до этого уже получили образование как дирижер?
Я был такой хороший мальчик. Стоял за пультом с палочкой и дирижировал – раз, два, три, четыре… Немножко улыбался оркестру… У меня была немецкая техника… В общем, похож был на “настоящего дирижера”.
НЗ : И что Мусин?
ТК: Я встретился с ним в Петербурге. Он страшно меня ругал. Как же я испугался, что я полная бездарь! Я снял какую-то ужасную квартиру-пещеру без мебели в пригороде, по сравнению с которой берлинская Александерплатц отдыхает. Закрылся на две недели. Лежал на полу, делал духовные упражнения и дирижировал. Вернулся к Мусину. Стал показывать ему . Я ждал, что он меня убьет. А он вдруг сказал: “Пришел второй Митропулос…” И я понял, что он отправил меня в ссылку как гомеопатию прописал: дал мне стимул найти свое собственное бытие. Через несколько лет я спросил у него, действительно ли поначалу я показался ему таким уж ужасным? И он ответил, что я был ясен для него с первого же затакта.
НЗ: Сколько лет вы у него проучились ?
ТК: Пять. И, если бы он был жив, учился бы еще. Я прошел с ним весь репертуар. В 23 года сыграл Стравинского, Шмидта, Цемлинского, все симфонии , . Не просто под игру концертмейстера – два раза в неделю я дирижировал оркестром. Мусин сидел в альтах и делал замечания… При этом он говорил: “А махать палочкой так, как это делают в Москве, можно научить любого продавца из киоска”.
НЗ: Без шпилек в адрес Москвы не обошлось. Вы как человек со стороны действительно видите разницу между культурной Москвой и Санкт-Петербургом? Или при рассмотрении издали она нивелируется?
ТК: Разница огромна. Это разные страны. Как ни удивительно, Москва, мне кажется, лучше. Роскошный Петербург , Лядова, и , и дореволюционного – далеко в прошлом. Это было давно. И это был другой город. Можно провести аналогию с Грецией. Люди насладились мировой славой, мнят себя сыновьями золотых поколений – и почивают на лаврах. Все хорошее, что осталось в Петербурге – это остатки образования и традиций, которые не удалось вытравить за 80 лет. Таким неистребленным мастодонтом и был Илья Мусин. И Николай Рабинович, который тоже преподавал в Ленинградской консерватории. Все остальное – мифология.
НЗ: Чем же Москва лучше?
ТК: Москве можно простить, ибо не ведали, что творили. Бедная Москва! Удел любой столицы, находящейся под пристальным вниманием, – быть руганной-переруганной. Когда столицу перенесли в Москву, все стало сосредотачиваться в этом центре, все стало огромно, объемно, открыли массу театров… И Москва стала “плохая” – а Петербург умер и стал “хороший”… Знаете, жизнь – огромная больница, где каждый хочет перебраться на постель другого, потому что ему кажется, что он тут же выздоровеет. Возник миф: “Москва – это плохо, но у нас есть хотя бы Санкт-Петербург”. Все вышесказанное по своей сути относится и к Большому театру.
НЗ: В чем вы видите выход хотя бы для Большого театра?
НЗ: С чего “чайнику”можно начать знакомство с классической музыкой?
ТК: Подросток может начать со старинной музыки в хорошем аутентичном исполнении.
НЗ: Как по-вашему, раньше, при жизни, скажем, Бетховена, его музыку играли лучше? Или интерпретации как-то совершенствуются?
ТК: Очевидный прогресс – в изготовлении инструментов. Совершенствуется технология – у инструментов появляется больше красок.
НЗ: К скрипкам это тоже относится?
ТК: И к скрипкам. Вместе с тем исполнение потеряло в чувстве и ощущении стиля. Порча произошла в период позднего романтизма. Царицей популярности всегда была итальянская музыка – и всё начали интерпретировать как бельканто, всё в одной манере. Вплоть до того, что изменился диапазон, повысилось “ля”. На музыку намазали дешевого итальянского соуса. В результате весь ХХ век мы слушали Моцарта, Бетховена и Брамса в огромном, таком роскошном звучании – при пустоте внутри. Раньше в моцартовском «Дон Жуане» играло шесть первых скрипок, теперь – шестнадцать. В жертву количеству и технологии принесли бедную прелесть стиля.
НЗ: Где вас слушать в следующем сезоне?
ТК: В “Геликон-опере” я дирижирую “Аиду” и .
НЗ: А с большими оркестрами?
ТК: 30 октября в Большом зале консерватории сыграю с федосеевским оркестром . Я произведу в ней капитальный ремонт.
НЗ: А Московская филармония не делала вам предложений?
ТК: Угол Маяковской и Тверской – хорошее место. Но еще лучше – около памятника Маяковскому. Я бы после какого-нибудь концерта в в зале Чайковского собрал бы всех этих старушек, облил бы себя нефтью и просто поджег. Может, кто-нибудь и понял бы, что такое на самом деле быть дирижером.
НЗ: Все спрашивают вас про ваши кольца; может, вы и мне расскажете?
ТК: Вам – расскажу. Вот это большое, на правой руке, подарила мне в 90-м году, в Будапеште, после “черных” путешествий, в которых я искал вдохновения, культовая личность, подруга и духовная сестра Анжелика Вракас, муза декадентов. Она персонаж почти ирреальный. Дело в том, что в моей подписи зашифрована буква “омега”, знаменующая конец алфавита, конец времени. А на перстне Анжелики – буква “А”, символ начала времени. Она сказала, что это волшебное кольцо, и я не снимаю его уже 12 лет. Взамен я отдал ей свое фамильное кольцо 1853 года.
НЗ: А второе, на левой?
ТК: Оно помогает мне не забывать, что искренней любви удостаиваются только недостойные ее.
Теперь - по поводу Теодора Курентзиса, что я о нем знаю и думаю. Впервые я увидела его в классе Мусина в годы моей учебы в Санкт-Пеербургской консерватории. Это был эффектный черноволосый молодой человек. Больше о нем сказать было нечего - у Мусина в то время параллельно учились ребята более яркие и интересные, такие как Туган Сохиев (он сейчас главный в Тулузе), Дэниел Бойко (Нью-Йорк симфони). Был еще Вася Петренко, он, правда, учился у Мартынова, сейчас он в Ливерпуле. Все они, ровесники Теодора, уверенно сделали достойную карьеру там, где стремились. "Вблизи" Теодора мне пришлось увидеть однажды: ученице нашего класса проф. Синцева он аккомпанировал Третий концерт Рахманинова, и пришел однажды в класс на репетицию. "Проиграв" концерт целиком (она играла, он махал), Теодор сделал глубокомысленный вид; мой учитель Леонид Николаевич Синцев обратился к Теодору с тонким советом: дирижировать вступление ко второй части более прозрачно, скорее в духе Чайковского, нежели густой рахманиновской краской. Теодор высокомерно посмотрел на нашего учителя; в его взоре читалось: "что ты мне можешь дать?" Когда Теодор ушел, холодно попрощавшись, Синцев спросил: кто этот мальчик? Почему он так себя ведет?
Это было мое первое личное впечатление о Теодоре Курентзисе. Затем стало известно, что он женился на балерине Юлии Махалиной, обладавшей большими связями в музыкально-театральном мире Петербурга. Брак оказался недолгим.
Еще один эпизод связан с Юрием Темиркановым. Где-то заграницей Темирканову стали рассказывать о "его ассистенте" Теодоре Курентзисе. Темирканов не мог вспомнить, кто это. У него вообще-то нет ассистентов. тогда ему подсказали: помните, кто-то просил за этого молодого человека, и вы разрешили: "Пусть посидит на хорах". Почему-то этот факт позже превратился в рассказ о работе Теодора с Темиркановым. В общем, отношение к нему в Питере было несколько несерьезным в силу разных обстоятельств.
В связи с постоянным упоминанием его имени в последние годы я как-то вышла на его сайт. Его содержимое меня крайне изумило. Вот, взгляните, это автобиографическое http://www.teodorcurrentzis.com/biography1.php
Как может человек в здравом уме и трезвой памяти о себе такое писать? Как можно всерьез это воспринимать?
Что все это значит вкупе с экстатическим восторгом перед его "гением" со стороны просвещенной московской критики? Не могу понять. Но все, что я о нем знаю, не дает возможности воспринимать эту фигуру всерьез. Каждый строит карьеру как может. Курентзис пошел своим путем. Его путь пролегает туда же, где давно уже утвердились его более талантливые ровесники, то есть в хорошие западные оркестры. не исключено, что путем энергичной деятельности в России Курентзис и сделает себе какое-то имя, и получит где-то место, чтобы уехать и не вспоминать все эти Новосибирски-Перми.
И что тогда все станут говорить? Что станет с этими гигантскими проектами?
(шепотом) Мне кажется, все это одна большая разводка. Я это не хаваю
Теодор КурентзисДирижер,
44 года, ПермьЗаписала Александра Зеркалева
Фотограф Юрий Чичков“
Дирижерской палочкой я стараюсь не пользоваться.
Это как обнимать любимую девушку костылями”
В РОССИИ Я ПРОЖИЛ ДОЛЬШЕ, чем в Греции.
Я РОДИЛСЯ, КОГДА ГРЕЦИЕЙ ПРАВИЛИ «ЧЕРНЫЕ ПОЛКОВНИКИ» (режим военной диктатуры, существовавший с 1967 по 1974 год. - Esquire). Я помню пустые поля рядом с моим домом. Картинка детства в моих воспоминаниях желтая от ромашек и маргариток. Помню, как собирал их, чтобы подарить маме майский венок.
ТВОРЧЕСТВО АРТЮРА РЕМБО - это основа моих правил жизни в юности.
В 16 ЛЕТ Я БЫЛ АНАРХИСТОМ: участвовал в демонстрациях против тоталитаризма. Тогда же случилась моя первая любовь. Это было в Афинах, около американского посольства. Во время демонстрации, когда полиция распылила газ, одна девушка потеряла сознание. Я взял ее на руки, на меня наехала какая-то машина, ничего не было видно. Мы вошли в какой-то дом, через общую лестницу поднялись на террасу, и тут я заметил, что у меня рука в крови. А она пришла в себя и, ничего не спрашивая, просто меня поцеловала. И мы начали целоваться, а внизу шли бои.
МОЯ МАМА БЫЛА ПИАНИСТКОЙ, А ПАПА ПОЛИЦЕЙСКИМ. Папа был гораздо либеральнее мамы. Он никогда не упрекал меня в том, что я увлекаюсь идеями анархизма. В итоге, как ни странно, пианистка дала мне строгость, а полицейский дал мне свободу.
МОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ БЫЛО СТАТЬ КОМПОЗИТОРОМ. А я по ошибке стал дирижером.
КОГДА Я ПРИЕХАЛ В РОССИЮ (в 1994 году, чтобы обучаться дирижированию. - Esquire), я почувствовал счастье. Это был мир, где еще жил дух романтизма. На улицах еще был запах бумаги от главпочтамта, и девушки собирали волосы в косы. Когда на Западе объясняли секс как результат воздействия гормонов, здесь, казалось, еще верили в ангелов. Поэтому я остался.
ЧИНОВНИКИ ЛЮБЯТ ГОВОРИТЬ: наш приоритет - патриотизм в крае. Но когда его собака какает в парке, он не собирает ее какашки. И я говорю: эй, патриот, я соберу какашки вашей собаки, а потом мы поговорим о патриотизме. Люди, которые любят Россию, не только читают в семье Пушкина и Достоевского, но и собирают какашки за своей собакой.
КТО ДИСКРЕДИТИРУЕТ РОССИЮ? Глупые люди.
КОГДА Я ПОЛУЧИЛ ГРАЖДАНСТВО РОССИИ, я стал соотечественником Чайковского, Достоевского, Малевича, Стравинского, Шостаковича, Лотмана, Мельникова, Бродского и Батагова. Я говорю об этой России, а не о России Первого канала и НТВ.
ЧТО ТАКОЕ ШАНСОН? Представьте: спишь, тебе снилась весна, встаешь с кровати, и встает солнце, пахнет весенней пылью. И в этот момент кто-то открывает дверь, и оттуда раздается запах жареной семги. Вот что я чувствую, когда слушаю шансон.
ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ОТПРАВИТЬСЯ В ОПЕРУ И ПОЛУЧИТЬ КАТАРСИС, нужна хрестоматия, багаж знаний. Рассказывают, что когда турки в 1974 году захватили часть Кипра, некоторые солдаты не знали, что такое стиральная машина. Они заходили в ванные комнаты, видели стиральную машину и использовали ее как подставку под тазик, в котором стирали белье. То же самое в музыке. Если не понимаешь, как это работает, ты тоже будешь стирать в тазике на стиральной машине.
ЕСЛИ БЫ Я МОГ ПРИГЛАСИТЬ НА УЖИН ЛЮБОГО УМЕРШЕГО КОМПОЗИТОРА, это был бы Шуберт. Мы бы говорили о потере любви. А потом напились бы и стали играть в четыре руки. Пили бы и играли.
ВСЕ ИНСТРУМЕНТЫ ВАЖНЫ, НЕ НАДО НЕДООЦЕНИВАТЬ ТРЕУГОЛЬНИК. Треугольник - это своего рода колокол, поэтому на нем играть нужно очень изящно. И на нем тоже можно играть гениально.
ДИРИЖЕРСКОЙ ПАЛОЧКОЙ Я СТАРАЮСЬ НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ. Это как обнимать любимую девушку костылями.
РАНЬШЕ Я ПЕЛ В ДУШЕ, А В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ПЕРЕСТАЛ. Теперь я в душе молюсь и предлагаю так поступать всем. На 95% мы состоим из воды, и именно вода очищает тело и помогает очищать дух.
КОГДА-ТО ОЧЕНЬ ДАВНО Я МЕЧТАЛ СТАТЬ Д’АРТАНЬЯНОМ, потому что он благородный и смешной герой, революционер. Потом я хотел стать астронавтом, потому что он находит свободу в космосе и смотрит на синюю Землю.
МОЙ ЛЮБИМЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ - это голос.
Сергей Прокофьев. Ромео и Джульетта. Танец рыцарей
Оркестр musicAeterna Пермского театра оперы и балетаДирижер: Теодор Курентзис
Теодор Курентзис - один из самых известных и своеобразных молодых дирижеров нашего времени. Концерты и оперные постановки с его участием всегда становятся незабываемыми событиями.
С 2011 года Теодор Курентзис - художественный руководитель
Пермского академического театра оперы и балета имени Чайковского.
Фотографии профессионального фотографа Юрия Чернова, город Пермь.
Творчество, личная жизнь и биография дирижера Теодора Курентзиса вошла в историю мировой музыки. Его работы был и по достоинству восприняты не только российскими критиками, но и зарубежными.
Теодор Курентзис – это дирижер с мировым именем, его творчество настолько оригинальное и неподражаемое, что сложно найти человека, который смог бы повторить его действия. Он постоянно находится в поисках вдохновения, ищет что-то новое. Популярность пришла к нему не только из-за музыкальных достижений, но и во многом благодаря внешности. Привлекательный мужчина, когда появляется в публичном месте, сразу же становится заложником внимания различных репортеров и журналистов.
В настоящий момент он продолжает заниматься активной работой на территории Российской Федерации и радует слушателей своим дирижерством. Немалое количество проектов уже создано под руководством Теодора. Многие ждут, что в скором времени он займется чем-то новым и современным.
Детство и образование
Родился молодой талант в 1972 году, родной город – Афины. Греция стала для него местом творения многих новых произведений, здесь он получил свое образование и начал зарабатывать популярность. Еще с раннего возраста его отправили в музыкальную школу, где он постигал сразу же умение играть на фортепиано и скрипке. Уроки проходили довольно длительное время, но мальчику нравилось все это.
Можно сказать, что его уши с раннего возраста привыкли слушать классику. Уже тогда вместе с мамой он посещал театр, оперу, спектакли. Просыпаясь, Теодор слышал только звуки пианино, на котором играла мама. Конечно же, именно она и сыграла основное влияние на становление его таланта. О маме Курентзиса известно, что она в последствие стала проректором консерватории в Афинах.
Также в семье есть и второй сын, который сегодня проживает на территории Чехии, и связал свою жизнь также с музыкой. Что касается Теодора, то его достижениями можно только восхваляться. Уже в 15 лет он выпустился с факультета музыкальной теории консерватории в Афинах, и через 12 месяцев оканчивает другой факультет. Далее была работа над вокалом, также, которая проходила в Греции. Можно с уверенностью сказать, что мама и Афинская консерватория смогли воспитать по настоящему творческого и знаменитого человека.
Для многих не секрет, что в семье дирижера Теодора Курентзиса было двое детей, то есть еще есть брат, о котором много информации в Википедии. Молодые люди поддерживают семейные отношения, довольно часто встречаются друг с другом. Оба связали себя с музыкой, как и их мама.
В 1990 году под руководством Курентзиса появляется его первый камерный оркестр, этим событием он очень был доволен. Работа дирижером целых четыре года, предоставила ему колоссальный и невосполнимый опыт. На тот момент личная жизнь дирижёра Теодора Курентзиса совершенно не интересовала. Он посвятил себя полностью музыке. Работал над своим талантом и пытался добиться как можно больших высот. В общем, у него это получилось, но не так как он мечтал. В дальнейшем его ждал длительный переезд в Россию, где он остался навсегда.
Парень понимал, что для того чтобы стать знаменитым, ему нужно работать над собой, получать дальше образование.
Закрывая свой камерный оркестр, он отправляется в Санкт-Петербург, здесь с легкостью поступает на обучение в лучшую консерваторию России. Вместе с именитым учителем Ильей Мусиным продолжает работать и развиваться.Именно благодаря этому человеку, Теодор смог создать в себе ту «изюминку», которой ему совершенно не хватало. Что касается самого Курентзиса, то он очень сильно привязался к русской музыке, мечтал остаться на долгое время в России.
Во время обучения Теодор успел поработать во всех известных Петербургских оркестрах. Его имя довольно часто звучало и на афишах. Для многих не секрет, что именно музыкальная семья Теодора Курентзиса помогла стать ему столь известным дирижёром. О своих планах музыкант рассказывает очень часто, так как любит делиться хорошими новостями.
Карьера
В общем, по окончанию консерватории начинает поиски работы не в Греции, а именно в России. Его сразу же принимают в оркестр «Виртуозы Москвы», с которыми отправляется в тур по Соединенным Штатам Америки, работал с большим симфоническим оркестром Чайковского. Было очень много оркестров, с которыми ему удалось поработать, не только в России, но и в Греции, на Западе, в Восточной Европе.
Невозможно перечислить количество фестивалей и конкурсов, которые посетил Теодор. Москва, Лондон, Майями и другие города слышали работу Курентзиса во всех ее красках. Практически за 20 лет плодотворной работы, было сыграно несколько десятков различных мировых и российских произведений. Немалое количество современных работ попадали к Теодору.
В 2009 году Теодор Курентзис становится именно той личностью, которую рады видеть в любое время в стенах Большого театра. Через два года многие узнали, что он стал главным дирижером, самого крупного театра оперы и балета в городе Пермь. На самом деле многие говорят что именно за счет того, что личная жизнь у Теодора Курентзиса свободная, у него получается так плодотворно работать.
Были работы и в других российских городах. Зная о его таланте, многие художественные руководители, приглашали его ставить балеты и оперы. Одни из самых интересных работ того времени «Поцелуй феи», «Аида». Можно отнести данные постановки к его «сибирской» карьере, о которой он довольно часто вспоминает. Все это не могло пройти просто так, поэтому молодого Теодора Курентзиса приглашают на должность дирижера Новосибирского театра оперы и балета. Практически семь лет отдал Теодор, данному учреждению, на его постановки приходили многие зарубежные специалисты в области музыки, критики и уходили все только в восторге.
Оркестр Musica Aeterna Ensemble и камерный хор New Siberian Singers появились как раз во время его работы дирижером в Новосибирске. Сам дирижер очень сильно увлекся русской музыкой, российской классикой. Данные музыкальные объединения стали известны по всему миру. Поездки с выступлениями в различных городах, приносили необычайный успех. Были и награды с международных фестивалей и конкурсов. Награды Теодора Курентзиса можно перечислять очень долгое время, он пять раз удостаивался «Золотой маски», получал премии за заслуги в области искусства.
Работа на территории Российской Федерации продолжается до сих пор. Сам Теодор не раз говорил, что останется здесь навсегда. Его влечение к русской музыке, фольклору настолько пронзительное, что сложно найти иностранца, у которого были бы такие же чувства.
В будущем Курентзис собирается заниматься только своими личными проектами, так как любит работать свободно без ограничений и рамок. Но СМИ интересует его личная жизнь и отношения с женщинами, поэтому об этом пойдет далее речь.
Личная жизнь
Любой читатель в первую очередь интересуется личной жизни своего любимого актера, певца или знаменитости. Теодор Курентзис – это человек, который известен только в определённых кругах людей, поэтому не многие знают о его отношениях, семье и детях. Его открытость перед камера, довольно интересные интервью, можно назвать одними из самых лучших. Он никогда не скрывает свои планы на будущее, а наоборот подготавливает публику к тому, что будет. Но вот личная жизнь всегда оставалась за каким-то занавесом.
Сегодня можно с уверенностью сказать, что он был женат на балерине Юлии Махалиной. Еще в начале своей карьеры, в Санкт-Петербурге, он познакомился с ней на работе в Мариинском театре, пара сразу же начала встречаться и строить планы на будущее. Можно сказать, что именно благодаря Юлии, Теодор стал известен в России. Махалина работала с большим количеством известных людей, на тот момент о ее таланте гремела вся страна. В общем именно продвижение по карьерной лестнице получилось за счет связей девушки. Несмотря на все стремления Юлии, брак распался, о причинах этого краха никто ничего не знает. Что сегодня с личной жизнью у Теодора Курентзиса неизвестно.
В 2014 году он стал полноправным гражданином Российской Федерации. Не раз в своих интервью рассказывал, насколько ему полюбилась эта страна. Возвращаться работать в Грецию не собирается, так как его полностью все устраивает. Для него главным является именно создание такой музыки, которая будет интересна молодёжи, без барьеров и ограничений. Вследствие всего этого, Теодор Курентзис совершенно перестал ходить на чужие выступления, концерты, так ка считает, что это полностью мешает совершенствоваться и развиваться в мире полном свободы. Пока что жениться, не собирается, но хотел бы уже создать семью и завести детей.
В настоящее время семья Теодора Курентзиса проживает в Греции, брат живет в Праге. Несмотря на все это они очень часто видятся.
Его любовь к близким, проявляется во всех поступках, что является немаловажным показателем для артиста. Работа дирижером стала частью жизни, о которой он думает постоянно и не собирается останавливаться на достигнутом.
