Одна из возможных тем для разговора - это темы, присутствующие в "Укрощении строптивой".

Мне лично кажется, что Шекспир выбирал для своих комедий определённые темы, и затем разрабатывал их в тексте. И это разные темы, поэтому и пьесы такие разные.

Концепция "любви" в "Сне в летнюю ночь" отличается от концепции "любви" в "Двенадцатой ночи". Потому что "Сон в летнюю ночь" исследует воображение ("безумцы, поэты и влюблённые живут воображением") и подчинённость разума чувствам ("ведь наши чувства разуму подвластны, а разум говорит, что ты прекрасна" - понимать нужно с точностью до наоборот). "Двенадцатую ночь" принято толковать через "гендерную проблематику", и она там, безусловно, присутствует, наравне с вопросами социального статуса. (Герцог Орсино: "Поверь мне, мой мальчик, женщины не могут любить так сильно, как мы". Виола, переодетая в Цезарио и безнадёжно влюблённая в Орсино: "Ещё как могут!" Орсино: "Ты слишком молод, что ты можешь знать о женщинах?" Виола-Цезарио: "Ну... скажем так, у меня была сестра...") В той степени, в какой гендерная проблематика присутствует в "Укрощении строптивой", это другая проблематика, потому что там поднимаются другие вопросы.

Какие темы я могу увидеть в "Укрощении строптивой"?

Во-первых, это парадокс, то есть Шекспир тут исследует парадоксальную природу смешного. Комедия смешна, потому что она неожиданна. Ну там, жили-были две сестры, одна послушная девочка, другая вредная и злая. Обе вышли замуж. Хорошая девочка обещает превратиться в законченную стерву, а вредная ходит за своим мужем и пылинки с него сдувает. Где логика? Мужчина говорит, что собирается жениться на женщине ради денег, поэтому это история о любви. Мужчина и женщина ругаются, поэтому соглашаются пожениться. После свадьбы мужчина издевается над своей женой, поэтому она начинает его по-настоящему ценить и обещает стать для него идеальной женщиной. И т.д.

Во-вторых, это дискомфорт. Не знаю, как сформулировать это точнее, но это то чувство, которое нам демонстрируют на примере Гремио, который сбежал из церкви, не выдержав идиотской и богохульной клоунады Петруччо во время обряда бракосочетания; чувство дискомфорта от публичного нарушения общественных норм, когда вы не участник и не виновник событий, но вы за ними наблюдаете. Концовка построена так, чтобы вызывать это неуютное чувство - Бернард Шоу жаловался, что во время развязки "Укрощения строптивой" ему от стыда хотелось провалиться на месте ("ни один порядочный мужчина не сможет смотреть последний акт в дамской компании без чувства стыда "), и я объясняю это тем, что Шекспир именно такого эффекта и добивался. В хорошей постановке этот дискомфорт должен присутствовать. [Связанное с дискомфортом понятие - это отмороженность, то есть способность игнорировать общепринятые нормы приличия, отсутствие каких-либо внешних тормозов. Петруччо невероятно отмороженный персонаж, Катарина тоже в достаточной степени отмороженная дамочка.]

В той степени, в какой эта комедия поднимает гендерные вопросы, она поднимает их в духе злобной критики сложившихся норм: "В нашей стране общепринятые представления об отношениях мужчины и женщины никуда не годятся!" Я хочу подчеркнуть, что сами нормы со временем меняются, а вот "Укрощение строптивой" по-прежнему воспринимается, как скандальная и неприличная вещь - и она казалось такой и в 17, и в 18 веках, когда о нынешней западной "политкорректности" никто не слышал. Скажу больше, если бы эту вещь ставили на Горе, она бы и там была невероятно дерзкой и оскорбительной. (Забавно, что нам в России этот аспект знаком меньше, потому что наши переводы чуть смягчены, наши постановки по сравнению с оригиналом, как правило, адаптированы в сторону большей "благопристойности".) В общем, "Укрощение строптивой" противопоставляет живые, "биологические" отношения между людьми мёртвым, "социальным" предписаниям - причём так, чтобы все симпатии были на стороне людей, а не предписаний, какие бы нормы не подразумевались в данном конкретном случае: галантные, феминистические, общинные. Как говорит Петруччо, "если это устраивает её и меня, то какое вам до этого дело?" (If she and I be pleased, what"s that to you? ) Но обществу всегда есть дело до таких вещей!

Студентки 4 курса

Тарасовой Ирины

Анализ комедии Шекспира

«Укрощение строптивой».

Укрощение строптивой - пьеса в пяти действиях Уильяма Шекспира, написанная в 1593 или 1594 году.

Центральный сюжет «Укрощения строптивой» связан с историей ухаживания дворянина Петруччио из Вероны за Катариной - упрямой и непокорной дамой, той самой строптивой.

Катарина гордая и своенравная девушка, самолюбие которой жестоко оскорблено тем, что отец всеми силами пытается сбыть ее замуж. Ей глубоко противны бесхарактерные и манерные юноши, увивающиеся за сестрой. Женихи Бьянки в свою очередь поносят ее за вздорный характер и называют не иначе, как «чертовкой», говорят, что «сам черт не сладит с нею, так зловредна». Катерина дает некоторые основания для подобной оценки: избивает тихоню-сестру, ломает лютню о голову одного из женихов и встречает затрещиной посватавшегося к ней Петруччо. Но в лице последнего она впервые находит равного себе противника.

Петруччо предприимчивый веронец - достойный сын своего авантюрного времени. Судя по отдельным репликам, он много повидал в жизни и привык во всем полагаться на себя. Он без обиняков признается, что приехал в Падую, «чтоб преуспеть и выгодно жениться». Он не пасует перед трудностями и только посмеивается, когда его стращают невыносимым характером невесты Катарины.

«Да разве слух мой к шуму не привык?

Да разве не слыхал я львов рычанья?»

Ему приспела пора жениться, и его будущая супруга должна быть молода, красива, богата - всем этим требованиям Катарина отвечает, а остальное зависит от мужчины. Как говорит главный герой комедии: «она строптива, но и он упрям».

В начале пьесы Катарина делает всё для того, чтобы её отношения с Петруччио не состоялись, но не менее упорный Петруччио заявляет:

«Рожден я, чтобы укротить тебя

И сделать кошечкой из дикой кошки».

Пусть женихи младшей сестры в ужасе шарахаются от старшей - у Петруччо имеется собственный метод приручения строптивицы. Он во всеуслышание хвалит Катарину за добросердечие и кроткий нрав: «умна, скромна, приветлива, красива и славится любезным обхожденьем». Привычная грубость «милашки Кэт» не оказывает на него никакого воздействия: сделав предложение и получив согласие отца, нарочно опаздывает на свадьбу, чем доводит невесту до слез. Во время венчания он ведет себя как дикарь: дает пинка священнику, выплескивает вино в лицо пономарю, хватает Катарину за шею и звонко чмокает в губы. После церемонии, несмотря на просьбы тестя, Петруччо не остается на свадебный пир и сразу увозит Катарину, невзирая на её протесты, со словами:

«Теперь она имущество мое:

Мой дом, амбар, хозяйственная утварь,

Мой конь, осел, мой вол - все, что угодно».

В доме мужа бедной Катарине не дают ни есть, ни спать, да еще и дразнят при этом. Петруччо продолжает привередничать: он то объявляет солнце луною и заставляет жену подтвердить его слова, угрожая иначе тут же вернуться домой, то говорит, что встреченный ими по дороге старец - прелестная девица, и предлагает Катарине эту «девицу» поцеловать.

В безумном поведении Петруччо есть, однако, своя логика: он уподобляет себя сокольничему, который лишает птицу сна и пищи, чтобы быстрей приручить её.

«Вот способ укротить строптивый нрав.

Кто знает лучший, пусть расскажет смело -

И сделает для всех благое дело».

В конце концов Катарина смиряется с этой игрой и начинает поддакивать Петруччо по любому, даже самому нелепому поводу.

Петруччо

«Я говорю: луна.»

Катарина

«Луна, конечно.»

Петруччо

«Ты лжешь: благословенное то солнце.»

Катарина

«Благословен господь, да, это солнце;

А скажете - не солнце, так не солнце.

Изменчива луна, как ваша мысль.

Чем назовете, тем оно и будет

И тем должно для Катарины быть.»

На протяжении всей пьесы риск героя состоял в том, что он мог ошибиться: эта дама могла не желать его, и он мог быть посрамлён и остаться ни с чем после стольких усилий.

Во время пира, устроенного Люченцио, Петруччо бьется об заклад на сто крон с Люченцио и Гортензио, уже женившимся на вдове, что его жена самая послушная из трех. Его поднимают на смех, однако и некогда кроткая Бьянка и влюбленная вдова отказываются прийти по просьбе мужей. Только Катарина приходит по первому же приказу Петруччо. Потрясенный Баптиста увеличивает приданое Катарины на двадцать тысяч крон - «другая дочь - приданое другое!».

По приказу мужа Катарина приводит строптивых жен и читает им наставление:

«Как подданный обязан государю,

Так женщина - супругу своему

Теперь я вижу,

Что не копьем - соломинкой мы бьемся

И только слабостью своей сильны.

Чужую роль играть мы не должны».

В своей речи Катарина «раскрывает карты»: Петруччио оказался прав - её строптивость была лишь неуклюжей формой желания любви и настоящего семейного счастья. Лишь смирившаяся женщина способна всё это испытать в полной мере, поскольку гордость препятствует счастью и является источником такого внутреннего мучительства, которому могут помочь лишь столь жестокие, на первый взгляд, приемы «укрощения», которые вынужден был применять к ней будущий супруг ради её же преображения.

Эта речь Катерины подтверждает, что за маской строптивости её жениху Петруччио изначально была дана возможность увидеть прямое женское сердце, жаждущее служить тому, кто способен полюбить её настоящую. В награду за эту свою веру и за риск, связанный с её отстаиванием, Петруччио обретает верную и любящую жену. Что касается его личных качеств, то в процессе борьбы за свое счастье Петруччио обретает великодушие, - качество, столь необходимое мужчине для завоевания сердца женщины…

М. М. Морозов. Комедия "Укрощение строптивой"

М. Морозов. Шекспир, Бернс, Шоу... М., "Искусство", 1967 Автор вступительной статьи и составитель сборника и редактор Ю. Шведов

Комедия "Укрощение строптивой" ("The Taiming of the Shrew") была впервые напечатана в 1623 году в собрании пьес Шекспира - так называемом "первом фолио". В 1634 году она была перепечатана под следующим заглавием: "Остроумная и приятная комедия, прозываемая "Укрощение строптивой" - в том виде, как. ее играли слуги его величества в "Блэкфрайерсе" и "Глобусе". Написана Уильямом Шекспиром". По-видимому, комедия прочно вошла в репертуар и пользовалась широкой известностью, хотя анализ ее текста не оставляет сомнения в том, что она принадлежит к ранним произведениям Шекспира. Комедия была написана им, вероятнее всего, в 1593 или в 1594 году.

А. Д. Попов точно определяет тот театральный жанр, к которому принадлежит "Укрощение строптивой" как сочетание комедии положений и комедии характеров. Конечно, характеры здесь только начинают просвечивать сквозь "маски", как живой огонь сквозь причудливо раскрашенное стекло. Нужно внимательно вчитаться в эту комедию, чтобы уловить в ней живое дыхание, узнать Шекспира в том, что на первый взгляд может показаться всего лишь красочным гротеском, поверхностной шуткой. Для этого хорошо оглянуться на "Комедию ошибок", которая была написана в 1592 году, то есть непосредственно перед "Укрощением строптивой". Там само действие целиком возникает из ситуации: мы имеем в виду поразительное сходство двух близнецов - Антифола Эфесского и Антифола Сиракузского (мотив, заимствованный у Плавта и усиленный привнесением двух других схожих близнецов - Дромио Эфесского и Дромио Сиракузского). Здесь же в основе действия - борьба строптивой Катарины и смелого Петруччио. Уже в силу одного этого неправ был Гервинус, говоривший о "полном - внутреннем и внешнем - сходстве" "Укрощения строптивой" с "Комедией ошибок". Еще лучше для правильной оценки замечательного, хотя еще далеко не совершенного произведения Шекспира сравнить его с "Укрощением одной строптивой" ("The Taiming of a Shrew"). Эта комедия была впервые напечатана в 1594 году, написана же была, вероятно, несколькими годами раньше. Автор ее нам не известен. Во всяком случае, предположение о соавторстве молодого Шекспира решительно ни на чем не основано. И язык, и стиль, и вся трактовка темы в корне чужды Шекспиру. "Укрощение одной строптивой" - типичное дошекспировское или, точней, догуманистическое произведение. Оно уходит корнями в средневековый фарс и напоминает известный эпизод о жене Ноя из английской мистерии. Ной построил ковчег и просит жену войти в него. Но строптивая жена занята болтовней с кумушками и не обращает внимания на любезные увещания мужа. Ной лишь понапрасну тратит слова. Между тем близится потоп. Тогда Ной, разгневавшись, берется за палку и колотит жену. Укрощенная строптивица тотчас же входит в ковчег и, сделавшись ласковой и послушной, смиренно садится за прялку... Той же проповедью "домостроевского" послушания проникнут и дошекспировский фарс "Укрощение одной строптивой". Злая, угрюмая Катарина - сущая ведьма. Слова "дьявол", "осел" не сходят с ее языка. К ней сватается Фернандо. Она встречает его своей обычной бранью, но все же соглашается выйти за него замуж, так как, по собственным ее словам, "засиделась в девках". Фернандо - грубый и тупой, но решительный мужчина. Он принимается "укрощать" Катарину: морит ее голодом, не дает ей спать по ночам. Все это он делает методически и всерьез, без тени улыбки. Есть в английском языке глагол to break, который значит: ломать, а также дрессировать. То break a horse - буквально: сломать лошадь - значит объездить лошадь. Вот точно так же Фернандо дрессирует Катарину, пока та, сломанная вконец, не только становится послушной рабой мужа, но и произносит в назидание другим женам утомительную и бесцветную проповедь о необходимости полного повиновения мужьям. Тупая мораль этого фарса не могла не претить многим умам той эпохи. Над этой моралью иронизирует Джон Харрингтон в "Превращении Аякса" ("Metamorphosis of Aiax", 1596): "Я прочитал книгу об укрощении одной строптивой. Эта книга многих из нас научила уму-разуму. Теперь каждый в нашей стране знает, как укрощать строптивицу, за исключением того, кто уже женат на ней" {Слова Харрингтона относятся, конечно, к "Укрощению одной строптивой", а не к "Укрощению строптивой" Шекспира. Во-первых, он говорит, что прочитал пьесу в книге, а комедия Шекспира, как мы видели, еще не была напечатана; во-вторых, у него находим "a Shrew", а не "the Shrew", как у Шекспира.}.

Шекспир использовал этот примитивный фарс в качестве материала для своей комедии. Некоторые детали заимствовал он из "I Suppositi" Ариосто, в переложении на английский язык Джорджа Гаскойня. Наконец, оглянувшись на итальянскую комедию масок, он придал всей пьесе большую яркость и театральность. Творчески перерабатывая весь этот материал, Шекспир, как и во всех других случаях, когда он использовал чужие сюжеты и детали, наполнил старые формы новым содержанием. Раскрыть это новое шекспировское содержание, то есть самое ценное в комедии, - прямая задача шекспироведческой критики. Эта задача стала особенно благодарной после того, когда коллектив Центрального театра Красной Армии во главе с А. Д. Поповым нанес сокрушительный удар распространенному среди буржуазных шекспироведов взгляду на "Укрощение строптивой" как на пустой фарс, лишенный серьезного содержания и живых реалистических образов.

Сравнивая "Укрощение строптивой" с "Укрощением одной строптивой", мы видим, во-первых, что Шекспир перенес место действия из фантастических "Афин" в современную ему Италию. Тут, возможно, сказалось то итальянское влияние, о котором мы уже упоминали. Возможно также, что Шекспир искал для данной темы более реального в глазах его современников места действия. С другой стороны, эта тема не требовала той пышности, которую предполагали условные "Афины". Последние оказались более подходящими для комедии "Сон в летнюю ночь" (1595), написанной Шекспиром для празднования аристократической свадьбы и во многих чертях принадлежащей к жанру придворной "маски", то есть к жанру нарядной условной театральности, впоследствии нашедшей яркое выражение в эскизах Иниго Джонса. Во-вторых, Шекспир перенес действие из аристократической среды в среду богатого бюргерства. Шекспир назвал это бюргерство "итальянским", но под этой итальянской одеждой сквозит окружавшая Шекспира английская действительность.

Шекспировед Рудольф Женэ, конечно, был не совсем прав, когда отнес "Укрощение строптивой" вместе с "Виндзорскими кумушками" к разряду "бюргерских комедий". "Укрощение строптивой" рисует более богатую, и праздничную жизнь. Перед нами - столица, а не провинциальное захолустье, названное "Виндзором", но скорее похожее на Стратфорд. Вспомним костюм Тра-нио, изображающего Люченцио. На нем шелковый полукафтан, бархатные штаны, ярко алый плащ и высокая коническая шляпа (акт V, сцена 1). Но все же "Укроще-.ние строптивой" происходит в бюргерской среде. Отсюда - большая угловатость движений, как и большая прямолинейность чувств, по сравнению, например, с "Много шума из ничего" (1598). Достаточно хотя бы сопоставить Катарину с гораздо более утонченной аристократичной Беатриче.

Эта бюргерская среда очень хочет походить на "благородную". Катарина "молода и прекрасна, и ей дано воспитание благородной дамы" -- говорит о ней Гортен-зио (I, 2) .Ей непременно хочется носить небольшую бархатную шляпку, потому что "благородные дамы носят такие шляпы" (IV, 3). И только один раз, уже после свадьбы, Катарина прямо названа "благородной дамой" (gentlewoman), - когда Петруччио говорит о ней как о своей жене (IV, 5). Слово "джентльмен" в ту эпоху употреблялось очень широко и отнюдь не обязательно означало дворянина. (Наши переводчики часто грешат против истины, переводя "джентльмен" во всех случаях как "дворянин".) В значении дворянин это слово применимо только к Петруччио и, возможно, к Гортензио. "Я - джентльмен (здесь можно перевести - дворянин) из Вероны", - рекомендуется Петруччио Баптисте. "Я - джентльмен" (то есть воспитанный человек), - говорит Петруччио Катарине. "Это я сейчас испытаю", - говорит она и ударяет его.

"Петруччио. Клянусь, я дам тебе кулаком, если ты еще раз ударишь. Катарина. Тогда ты потеряешь герб. Если ты меня ударишь, ты перестанешь быть джентльменом

(тут Катарина каламбурит на словах arms в значении руки и герб: "ты потеряешь герб" и "ты останешься без рук", - и gentleman в значениях воспитанный человек и дворянин; II, 1).

Упоминание о гербе Петруччио не случайно. Оно намекает на его дворянское происхождение. Петруччио - сын Антонио, "человека, хорошо известного по всей Италии" (II, 1). О купечестве Антонио мы ничего не слышим. Зато Винченцио - отца Люченцио - называют "несравненно богатым купцом" (IV, 2). В отличие от дома Баптисты в доме дворянина Петруччио множество слуг, в торжественные случаи одетых - как было принято у английских дворян той эпохи - в синие ливреи и с подвязками на ногах. Этот заброшенный и вместе с тем полный прислуги загородный дом Петруччио типичен для значительной части дворянства времен Шекспира. Типичны и слуги, которые, как только снимут ливреи, в обычные, будничные дни выглядят "оборванными, старыми, нищенскими". В этом запущенном доме слугам очень трудно преобразиться в день приезда господина. "У Натаниэля не была готова ливрея, на парадных туфлях Габриэля не было пробито дырочек у каблука, в доме не нашлось факела, чтобы дымом подкрасить шляпу Петра, для кинжала Вальтера еще не были готовы ножны. Только у троих - Адама, Ральфа и Грегори - оказался приличный вид", - говорит Грумио (IV, 1). Типично и то, что Грумио, чтобы поддержать "честь" дворянского дома, читает наставление о том, как подобает слугам встретить господина: их волосы должны быть гладко причесаны, ливреи вычищены щеткой, подвязки не должны быть слишком яркими; пусть они делают реверанс левой ногой и не касаются даже хвоста барского коня, прежде чем не поцелуют руки своего барина. Типичен, наконец, гнев Петруччио, возмущенного тем, что никто из слуг не встретил его, чтобы по древнему обычаю держать его стремя, пока он слезает с коня. Впрочем, сам Петруччио давно уже махнул рукой на свое дворянство, как и на свой старинный запущенный загородный дом. Он стал воином и мореплавателем, стал одним из тех искателей приключений и наживы, которых так много развелось в эпоху "утренней зари" первоначального накопления. По его собственным словам, из Вероны в Падую его принес "тот ветер, который разбрасывает молодых людей по всему свету, чтобы они искали удачи подальше, чем у себя дома". Ему приходилось слышать, как ревели львы, как свирепело море "подобно взбешенному кабану, покрытому пеной"; ему случалось слышать пушечную пальбу, "громкие звуки тревоги, ржание коней, трубный звук" (I, 2). Недаром Катарина сравнивает его с плодом дикой яблони (a crab; II, 1). В отличие от расфранченных богатых "сынков" он, как мы узнаем от Транио, "часто бывает бедно одет" (III, 2), хотя мы знаем, что у Петруччио есть и деньги в кошельке и имущество дома. Он распростился со своим старинным дедовским гербом. "Пусть будет моим гербом петух без гребешка, лишь бы Катарина была моей", - говорит он (II, 1). Этот "петух без гребешка", то есть бойцовый петух (бойцовым петухам срезали гребешки), как нельзя лучше идет к новому гербу Петруччио. Он один на один ведет бой с удачей.

Этот блестящий человек появляется на довольно монотонном фоне бюргерской среды. Выбор этой среды, конечно, не случаен. В Лондоне шекспировских времен это была среда наибольшего застоя - разумеется, в тех ее частях, которые не были еще затронуты авантюрным духом новой эпохи. Здесь, в тихой заводи, любят посидеть и похвастать своим богатством. Вспомним своего рода состязание в богатстве между Гремио и Транио. Старый Баптиста с безмятежной откровенностью торгует дочерью, решая выдать Бьянку за того из двух женихов, который окажется богаче. В этой среде скучно становится Петруччио. "Все сидеть да сидеть, кушать да кушать", - жалуется он даже во время свадебного пира (V, 2).

В этой затхлой среде томится Катарина. Чтобы яснее стал ее образ, сравним его с образом Бьянки, ибо нам кажется, что в противопоставлении Бьянки Катарине раскрывается основная и притом чисто шекспировская мысль.

Бьянка с виду - "нежная голубка". Даже в тот момент, когда Катарина связала ей руки, она смиренно заявляет: "Я сделаю все, что ты мне прикажешь; я сознаю свой долг перед старшими" (II, 1). Эта "скромная девушка", как называет ее Люченцио, интересуется наукой и искусством. Она проводит время в обществе своих книг и музыкальных инструментов. "Слушай, Транио, и ты услышишь, как говорит Минерва!" - восклицает простодушный Люченцио (I, 1). "Покровительницей небесной гармонии" называет ее Гортензио. Стоит ей, выйти замуж, и она, смиренница, по меткому выражению А. Д. Попова, "показывает свои коготки". Она не только не приходит на зов мужа, но откровенно при всех обзывает его дураком (fool; V, 2); Катарина же, этот "дьявол", к всеобщему удивлению оказывается любящей женой. Одним словом, обе являются не тем, чем "кажутся. Внешность и существо, на языке Шекспира - "одежда" и "природа", не только не соответствуют друг другу, но в данном случае друг другу прямо противоположны. Мы здесь коснулись излюбленной темы Шекспира, нашедшей впоследствии трагическое выражение. В черной груди "толстогубого" Отелло бьется чистое сердце. Под приветливым лицом всеми любимого "честного" Яго таится подлое предательство. Стоит только Лиру сбросить с себя пышные царские одежды, - и он оказывается беспомощным, жалким стариком, "двуногим животным". Под строгой пуританской внешностью Анджело скрывается слабая сластолюбивая природа. Шекспир беспощадно "срывает одежды". Так поступает он и здесь, только в легком комедийном плане (вспомним, что мы имеем дело с одним из его самых ранних произведений). Петруччио делает поэтому совсем не то, что делал его прототип Фернандо. Он не укрощает, не "ломает" Катарину. Как и Шекспир, он только "срывает одежду" и находит настоящую Катарину.

Бьянка - плоть от плоти окружающей ее среды: "...Мне больше всего но сердцу старый обычай" (III, 1), - говорит она. Катарине же, как мы уже заметили, душно в этой среде. "Скажите, сэр, вы нарочно хотите сделать из меня посмешище для этих молодцов?" - говорит она отцу, который вывел ее напоказ женихам: ищущему богатой невесты Гортензио и старому "Панталоне"- Гремио {Так в "первом фолио" 1623 года Гремио назван "a Pantelowne".}. Комментаторы, кажется, не заметили, что слово stale ("приманка"; здесь "посмешище") также значило "проститутка" (ср. "Much Ado about Nothing"; II, 2, 26). Катарина возмущена тем, что отец относится к ней как к вещи, как к товару... Она негодует на эту неограниченную власть отца над каждым ее движением. "Неужели, - восклицает она, - мне будут во всем приказывать, как будто я сама не знаю, что мне взять и что оставить!" (I, 1). Отсюда и "строптивость" Катарины. "Это не "сварливость" и не "строптивость", а дерзкая борьба за права женщины как личности", - справедливо замечает А. А. Смирнов {А. А. Смирнов, Творчество Шекспира, Л., 1934, стр. 84.}. Обаяние горячей, вспыльчивой даже неистовой Катарины - в ее искренности. Ей ненавистно лицемерие Бьянки. Та, объявив, что будет проводить время среди книг и музыкальных инструментов, на самом деле тайком наряжается перед зеркалом, чтобы обольщать женихов. И Катарина, вспылив, бьет Бьянку. Протест Катарины принимает необузданный, даже дикий облик. Она действительно "бешеная девка", как охарактеризовала ее в одном из своих писем М. Н. Ермолова. Но не забудем, что перед нами эпоха и среда, которые не отличались ни изысканностью манер, ни сдержанностью чувств. Катарина - сильный, полнокровный человек Ренессанса. Она необычайно сильна физически. Петруччио отлично знал, что не расстроит ее здоровья голодом и бессонницей. Мало того: когда лошадь Катарины споткнулась и упала, он не поспешил ей на помощь. "Он оставил ее под лошадью", - рассказывает Грумио (IV, 1). Такие атлетические натуры напоминают героев Марло.

Оставив в стороне причину "строптивости" Катарины, посмотрим, какую форму принимает эта "строптивость". Англичанин времен Шекспира употребил бы здесь слово humour, которое первоначально означало воздействующие, согласно представлениям того времени, на настроение соки в человеческом организме, а затем приобрело значение причуда, прихоть, блажь. Послешекспировская английская комедия, в особенности то направление ее, которое развивалось по намеченному Беном Джонсоном пути, уделяла много внимания прихотливым "причудам" своих героев. Мы найдем описания этих "причуд" и в XVIII веке - не только на сцене, но и в романе: и у Диккенса и у более поздних писателей. Комедийный персонаж английской литературы, даже самый привлекательный, почти всегда немного чудаковат. То же самое, хотя и в завуалированном виде, есть и у Шекспира. Нам кажется, что непонимание этого часто лишает многие шекспировские образы на нашей сцене их своеобразной колоритности. "Строптивость" Катарины приняла причудливую форму. "Пусть все носят перо в прическе так, а я вот так его надену", - как бы говорит она каждым своим движением. Это отнюдь не умаляет серьезной причины ее поведения, но благодаря этому комедия в целом является "юмористической" в английском значении этого слова.

Едва встретившись с Катариной, Петруччио сразу же разгадал, что ее "строптивость" - лишь- причудливая одежда. И он мгновенно надел на себя маску "причуды". Когда он морит Катарину голодом и не дает ей спать, он, напомним еще раз, не "ломает" ее. Просто такова его "прихоть". "Он побеждает ее ее же причудой", как говорит слуга Петр (IV, 1).

Но под этой "игрой причуд" кроется более глубокое содержание. Протестующая Катарина встречала к себе лишь враждебное, насмешливое или безразличное отношение. Во всем околотке она прослыла "злой Катариной". Это и огорчает ее, и мучает, и, согласно ее "прихоти", бесит и злит. "Я пойду, буду сидеть и плакать, пока не найду случая отомстить", - говорит она (II, 1). Встреча с Петруччио сразу же произвела на нее огромное впечатление. Ведь он впервые заговорил с ней другим языком. Как тонко заметил Гервинус, "когда он сравнивает ее с Дианой, она произносит первое спокойное, небранчливое слово". Она молча соглашается выйти за него замуж и, когда он опаздывает на свадьбу, вся в слезах восклицает: "Ах, если б мне с ним вовсе не встречаться!" (III, 2). Она уже любит Петруччио. И вот эти две сильные натуры вступают в борьбу друг с другом, пока наконец - в сцене на дороге из загородного дома Петруччио в Падую (IV, 5) - Катарина вдруг не догадывается, что "строптивость" Петруччио - только маска. И догадавшись, она начинает легко и весело соглашаться с ним. "Я утверждаю, что это луна", - говорит он о солнце. "Я знаю, что это луна", - соглашается Катарина. "Нет, ты лжешь, - возражает он. - Это благословенное солнце". "Да будет благословен господь, это благословенное солнце", - опять соглашается она. От ее "строптивости" и следа не осталось. С другой стороны, как впервые понял А. Д. Попов, из рук Петруччио также выбито оружие. Оружие это больше не нужно. Оба горячо любят друг друга. Замечательно, что подтекст этой сцены издавна смутно ощущался актерами. Произносить слова согласия "это благословенное солнце" лукаво-вопросительным тоном - старинная традиция английского театра. Большой заслугой Театра Красной Армии является то, что спектакль раскрыл эту сцену как поворотный момент в судьбе Катарины.

Мы подходим к самому трудному и спорному моменту всего произведения. В конце комедии Катарина произносит длинный монолог, как будто проповедующий "домостроевский" закон полного беспрекословного подчинения воле мужа. Читатель приходит в недоумение. Как мог автор, - спрашивает читатель, - как мог автор, создавший образы смелой Джульетты, пошедшей навстречу своей любви наперекор родительской воле, "прекрасной воительницы" Дездемоны, бежавшей ночью из родительского дома, злосчастной Офелии, ставшей жертвой отцовской воли, - как мог этот автор хоть как-нибудь, хотя бы стороной соприкоснуться с "домостроем"? Или это был взгляд молодого Шекспира, впоследствии изменившийся? Но между созданием "Укрощения строптивой" и созданием "Ромео и Джульетты" прошло не более двух лет. Как же объяснить этот монолог?

Театр Красной Армии истолковал этот монолог в ироническом плане. Но то, что блестяще удалось такому мастеру режиссуры, как А. Д. Попов, может в других случаях оказаться грубой вульгаризацией. "Ироническое" разрешение трудно разрешимых задач чревато опасностями. Вспомним хотя бы несчастный случай в театре Вахтангова с постановкой "Гамлета". Да и в самом тексте Шекспира нет ни малейшего намека на иронию. Очевидно, принципиальное решение вопроса нужно искать не здесь.

Несколько лет тому назад, впервые прорабатывая текст "Укрощения строптивой" и сравнивая его с текстом "Укрощения одной строптивой", мы разрешали этот вопрос следующим образом. Шекспир был в то время еще молодым начинающим драматургом. Он еще только "штопал пьесы", как говорили тогда, то есть отделывал, ретушировал, если можно так выразиться, пьесы других авторов. Ему был дан заказ ретушировать комедию "Укрощение одной строптивой". Он заново написал финальный монолог Катарины, значительно при этом смягчив его "домостроевскую" дидактику. Но полностью изменить замысел этого монолога он не решился. В пьесе, таким образом, осталось, по существу, творчески непереработанное чужеродное тело. Монолог хотя и написан Шекспиром, но принадлежит по мысли другому автору. Нетрудно видеть, что такой ответ составлен всецело в духе той "школы шекспироведения", которая приписывает все трудноразрешимые и с первого взгляда противоречивые места не Шекспиру, а посторонним источникам, - путь не менее опасный, чем "ироническое" истолкование. Кроме того, такое решение практически сводится к простому отрицанию. Режиссеру, ставшему на эту точку зрения, лучше всего взять карандаш и зачеркнуть монолог от начала до конца.

Правильный ответ, как нам кажется, может быть дан лишь на основании изучения творчества Шекспира в целом. Оценивая особенности его реализма, прежде всего заметим, что Шекспир сам редко говорит через своих героев. Говорят они, а не он. Маркс пишет в письме Лассалю: "Тебе волей-неволей пришлось бы тогда в большей степени шекспиризировать, между тем как теперь основным твоим недостатком я считаю то, что ты пишешь по-шиллеровски, превращая индивидуумы в простые рупоры духа времени" {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 29, стр. 484.}. Шекспировские персонажи не являются рупорами, они говорят и действуют от себя. Макбет сравнивает человеческую жизнь с коротким и неудачным сценическим выходом плохого актера. Мы не имеем права видеть в монологе Макбета пессимистическую исповедь самого Шекспира. Эти слова говорит не Шекспир. Их говорит Макбет, для которого в данных обстоятельствах типично именно так чувствовать и говорить именно эти слова. Недооценка данной основной черты шекспировского реализма нередко приводила биографов Шекспира к курьезным противоречиям. Так, например, одни отожествляли автора великих произведений с сэром Джоном Фальстафом, другие - с принцем Гамлетом. Ни для того, ни для другого предположения нет, конечно, ни малейших оснований. Почему же отожествлять Шекспира с Катариной?

Итак, финальный монолог говорит Катарина, а не Шекспир. Уже в силу одного этого монолог теряет свой дидактический характер. Мы имеем здесь дело с живой речью действующего лица. Но живая речь не всегда является синонимом чувств и мыслей говорящего. Когда леди Макбет восклицает, что готова была бы размозжить голову своему ребенку, то эти слова отнюдь не доказывают, - как ошибочно полагали некоторые исполнительницы и критики, - что леди Макбет - "инфернальная" преступница. Это просто гипербола, выражающая смятение чувств и отчаянную решимость. Знаменитая Сиддонс, произнося эти слова, вскрикивала, как бы сама ужаснувшись им ("вот до чего договорилась!"). Точно так же разве не естественна гиперболичность для Катарины, только что потерявшей свою "строптивость" и впервые горячо полюбившей? Монолог Катарины - не проповедь, а выражение чувства. Она говорит не "вообще" о мужьях и женах, но о себе и о Петруччио. "Твой муж, чтобы содержать тебя, подвергает свое тело тяжелому труду на море и на суше, ночью не спит в бурю, днем мерзнет от стужи" (V, 2). Какое же отношение имеют эти слова к Люченцио и Гортензио, к другим мужьям, кроме Петруччио? "Я люблю тебя" - вот подтекст этого монолога. Но чувство свое Катарина естественно облекает в форму тех понятий, которые были общепринятыми в окружающей ее среде. Ведь и Джульетта называет Ромео своим "господином" (lord), но это не значит, что она является его бессловесной рабой. "Господин", "король", "повелитель" - это только самые ласковые, самые восторженные слова, которые нашла Катарина в своем лексиконе. Этот монолог, как нам кажется, должен быть произнесен с огромной страстностью, и лицо Катарины должно быть обращено к Петруччио. Ведь все дело в том, что у "дьявола" Катарины, а не у чувствительной "смиренницы" Бьянки оказалось горячее сердце. Слушая взволнованную речь Катарины, Петруччио до конца разгадал это горячее сердце. "Вот это девка! Поди сюда и поцелуй меня, Кэт!" - восклицает он в восторге (V, 2). Он не только победитель, он сам побежден любовью.

История Петруччио в ходе описываемых событий не менее удивительна, чем история Катарины. Петруччио явился в Падую с. откровенным намерением жениться на богатой невесте. Но, встретившись с Катариной, он сразу понял, что под "одеждой" строптивости здесь скрыт человек, который на голову выше окружающей среды. Как мы видели, он поставил себе задачей сорвать эту "одежду" и для осуществления своей цели сам добровольно надел на себя маску причудливого поведения. Он теперь в маске, и подлинный смысл его намерений выражается лишь в аллегорическом иносказании. Он является на свадьбу в гротескных лохмотьях. Это не просто "причуда". Он сам поясняет смысл своего поступка: "Ведь она выходит замуж за меня, а Не за мою одежду" (III, 2). Тот же мотив - лейтмотив всей комедии - повторяется и в загородном доме, когда Петруччио отнимает у Катарины новое нарядное платье. "Ум обогащает тело, - говорит он ей. - И подобно тому, как солнце пробивается через самые темные тучи, достоинство сквозит из-под самых жалких одежд. Неужели сойка драгоценнее жаворонка, потому что более красиво ее оперение? Или ядовитая змея лучше угря, потому что радует глаз ее пестрая кожа? О нет, добрая Кэт! Ты не стала хуже оттого, что на тебе бедные украшения и жалкая одежда" (IV, 3). Петруччио, как и Катарина, вырастает на наших глазах. Человек делает человека - так можно сформулировать мысль этой чисто шекспировской комедии.

Мы здесь лишь вкратце коснемся некоторых других персонажей. Характерен для Шекспира образ Люченцио. Он приехал в "Падую, колыбель наук" из Пизы, "прославленной серьезной важностью граждан" (I, 1). Мы сразу же догадываемся, в чем тут дело. Сквозь итальянские имена проступает Англия эпохи Шекспира. Перед нами - молодой человек, вырвавшийся из пуританского захолустья и попавший в университетский город. Новое окружение радует его. Это "плодородная Ломбардия", "приятный сад Италии". Молодой человек необычайно наивен. Он собирается "изучать добродетель и ту отрасль философии, которая исследует, как добиться, счастья путем добродетели". Но из стоических занятий молодого философа ничего не получается: едва вырвавшись из-под отцовской опеки, он сразу же влюбляется. "Добродетельная философия", владеющая секретом счастья, оказалась тут мало пригодной. Шекспир, заметим мимоходом, не доверял отвлеченным рассуждениям и далеким от жизни сентенциям, столь модным в университетах и философских кружках того времени. Наивный Люченцио не видел дальше "одежды", не в пример испытавшему жизнь Петруччио. По близорукости своей он в самом деле принял Бьянку за "ангела". Только в конце комедии обнаруживается ошибка. "Пропали вы оба", - шутит Петруччио над ним и Гортензио. Пьеса кончается недоумевающими словами Люченцио, изумленного переменой в Катарине. Он обращается к Петруччио: "Разрешите заметить, это чудо, что она так поддается укрощению" (V, 2).

Типичен и старый Винченцио, отец Люченцио. Он отправился в Падую навестить сына, вернее - понаблюдать за ним (этот старый купец гораздо основательнее легкомысленного придворного Полония: он никогда не доверил бы такого дела слуге). Винченцио видит Транио, разряженного в шелк и бархат. "О, я погиб! Я погиб! - восклицает он в ужасе. - Пока я дома бережливо занимаюсь делами, мой сын и мой слуга прожигают деньги в университете!" (V, 1). Отец копит деньги в своем пуританском захолустье, среди полных "серьезной важности граждан". Но он не удержался от соблазна и послал сына в университет, чтобы сделать из него "джентльмена", - в университет, который оказался для сына школой мотовства. Характерная для шекспировской Англии картина!

Гортензио, возможно, дворянин, как и Петруччио. Недаром последний называет его своим другом и, попав в Падую, прежде всего направляется к нему. У Гортензио - одно желание, а может быть, и необходимость: жениться на богатой невесте. Он не увлекается, как увлекся Петруччио Катариной. Правда, он предпочел бы Бьянку. Но когда он видит Бьянку целующейся с Люченцио, он, слегка посердившись, немедленно ее бросает и направляется к "богатой вдове". Однако путь простого расчета оказывается неудачным. Гортензио ждет несладкая жизнь со строптивой вдовой. По словам Петруччио, он, как и Люченцио, "пропал".

Несложны характеры хитрого Баптисты и старого "Панталоне" - глуповатого Гремио. Живописна фигура Педанта - не то странствующего философа, не то мелкого плутоватого дельца. Перед нами воскресает город, еще средневековый, но уже овеянный духом новых капиталистических отношений и кишащий пестрой толпой авантюристов всех мастей и оттенков. Еще бы два-три таких "Педанта", и мы вступили бы в шумный мир "Варфоломеевской ярмарки" Бена Джонсона.

Замечательны образы слуг. - Транио и Грумио с первого взгляда могут показаться обычными "zanni" в итальянском духе. Транио отчасти напоминает Арлекина (недаром он родом из Бергамо). Но перед нами, конечно, не "маски". Шекспир придал комическим слугам, которые до его времени были лишь буффонами, лишь смехотворными "клоунами", ум живой и проницательный. Слуга Петр сразу же догадался о причине поведения Петруччио с Катариной ("Он побеждает ее ее же причудой"). Грумио видит людей насквозь и метко издевается над самодовольным Гремио. То наставление, которое Транио читает - своему господину - молодому философу Люченцио, можно смело включить в шекспировскую антологию, как и в общую антологию литературы Ренессанса. Он ничего не имеет против того, чтобы его господин изучал стоическую философию, лишь бы он на деле не становился стоиком; схоластической логике он предпочитает знакомство с людьми, риторике - обычный разговор; музыка и поэзия должны возбуждать в человеке живые силы. "...Где нет удовольствия, нет и прибыли. Одним словом, сэр, изучайте то, что вам больше всего по сердцу" (I, 1). Особенно красочна фигура Грумио, "пожилого, верного, веселого" Грумио. Он карлик: Куртис называет его "трехдюймовым", на что Грумио отвечает, что он ростом не ниже фута. Он, конечно, из давнишних слуг семьи Петруччио. Мы уже рассказали о том, как он велит слугам приготовиться к приезду господина, хлопочет о том, чтобы поддержать "честь" дома. Гордо выступающий, самоуверенный и несколько заносчивый Петруччио и следующий за ним видящий его насквозь, умный старый карлик Грумио - живописная пара. В комедии есть еще персонаж, которого нельзя обойти молчанием. Мы имеем в виду Слая - главное действующее лицо пролога.

В Театре Красной Армии пролог выпущен, причем отсутствие его возмещено подчеркнутой ролью комических слуг, разрешенных театром в духе "фламандского письма", а также следующей деталью оформления: сцена, изображающая картину итальянской жизни, обрамлена массивной крепкой резьбой по дереву в стиле шекспировской Англии. Это обрамление верно отражает композиционный замысел Шекспира. К сожалению, в шекспировском тексте остался лишь кусок этой "рамы". Уже в 1-й картине I акта Слай, после двух коротких реплик, бесследно исчезает. А между тем в "Укрощении одной строптивой" Слай остается на сцене в течение всей комедии и продолжает делать свои замечания. Кроме того, прологу здесь соответствует эпилог: заснувшего Слая снова переодевают в лохмотья и выносят на улицу. "Мне снился чудеснейший сон!" - говорит проснувшийся Слай. У этого Слая строптивая жена. Его жизнь сложилась, по-видимому, согласно известной надписи в старинной таверне: "чем хуже жена, тем больше вина; чем больше вина, тем хуже жена". Но представленный актерами фарс окрылил Слая. "Я теперь знаю, как укрощать строптивую. Я сейчас пойду к жене и укрощу ее".

Отсутствие эпилога особенно чувствительно в комедии Шекспира. Эпизод со Слаем остается висящим в воздухе фрагментом. Этот фрагмент великолепен. Шлегель даже считал, что "пролог более замечателен, чем вся пьеса в целом". Но как же объяснить фрагментарный характер пролога? Одни предполагают, что, начав писать текст для Слая, Шекспир предоставил остальное импровизации актера. Но разве мог так поступить автор, который устами Гамлета особенно настаивал на том, чтобы комические персонажи строго держались написанного текста? Всякий "нажим" со стороны Слая отвлек бы внимание зрителей от главных персонажей комедии и повредил бы общему впечатлению. Шекспир слишком хорошо знал сцену, чтобы не предвидеть этой опасности. Наконец, поскольку комедия к моменту ее напечатания имела за собой значительное сценическое прошлое, отдельные актерские импровизации не могли бы не войти в "традицию" и не попасть в текст. По мнению других критиков, Шекспир не счел нужным переделывать роль Слая до конца и кроме пролога сохранил реплики Слая из "Укрощения одной строптивой". Но и в таком случае эти реплики попали бы в текст того рабочего рукописного экземпляра театра "Глобус", с которого печатали "первый фолио" Хэминдж и Конделл. Согласно наиболее распространенному мнению, написанный Шекспиром недостающий конец роли Слая просто потерян. Ведь между временем создания комедии (1593) и временем ее напечатания (1623) прошло целых тридцать лет. Если бы, однако, авторский оригинал был потерян, он был бы, конечно, возмещен отсебятиной какого-нибудь "штопальщика пьес" при театре и опять-таки так или иначе отразился бы в тексте. Мы решаемся высказать здесь следующее предположение: конец роли Слая, как и эпилог, были написаны Шекспиром в форме ремарок и переносили Слая в план пантомимы. Ремарки же, как известно, в рукописных театральных экземплярах того времени обычно писались на полях. Наборщики "первого фолио" не сочли нужным печатать описывающие действия Слая ремарки, как посторонние замечания.

Слай по ремеслу медник (tinker). Но он столь же мало напоминает других созданных Шекспиром "чудацких простолюдинов" (Энгельс), так же далек от ткача Основы и его товарищей из "Сна в летнюю ночь", как далек от них, скажем, Автолик из "Зимней сказки". По его собственным словам, он родился разносчиком, учился делать чесалки для шерсти, благодаря превратностям судьбы водил медведя; в настоящее время он по профессии - медник. Но Слай только приоткрыл перед нами свой полный "превратностей" жизненный путь. Он где-то набрался причудливых фраз и оборотов. Клянется он необычно: святым Иеронимом или святой Анной. Пролог начинается его бранью: "Честное слово, я дам тебе в морду!" (I"ll pheeze you, in faith). Но он тут же щеголяет искаженной испанской фразой "paucas pallabris" (исп. pocas palabras - поменьше слов). Судя по языку, он был бы как дома в обществе Пистолей и Бардольфов. Зато, если бы ему пришлось встретиться с ткачом Основой, он глядел бы на него сверху вниз.

Когда трактирщица в сердцах называет Слая подлецом (rogue), тот возмущенно возражает: "Семья Слаев не принадлежит к подлым людям. Загляни в хроники. Мы пришли в Англию с Вильгельмом Завоевателем". У нас нет никаких оснований не верить Слаю. "Сын старика Слая из Бертонхиза" - низко павший отпрыск некогда знатного рода. Мы уже начинаем догадываться - с кем имеем дело. Наша догадка подтверждается внешностью Слая. Вельможа, появляющийся на сцене в сопровождении своих слуг и собак (точнее - собак и слуг: этот вельможа, как видно из текста, заботится прежде всего о своих собаках), видит спящего на дороге перед трактиром пьяного Слая. "О чудовищное животное! - восклицает вельможа. - Он валяется как свинья". Слай, как видно, под стать трактирщице, "жирной трактирщице из Уинкота", как он называет ее. Перед нами - близкий родственник сэра Джона Фальстафа.

Слай и толстая трактирщица образуют "фальстафовский фон" комедии. Эта трактирщица - всецело создание Шекспира и заменяет трактирного слугу в "Укрощении одной строптивой". Отношения между Слаем и трактирщицей не являются просто отношениями поставщицы вина и трактирного завсегдатая. Обидевшись на хозяйку, Слай говорит ей: "Иди ложись в свою холодную постель и согрейся". В комедии Шекспира нет упоминания о строптивой жене Слая. Ее место заступает сварливая трактирщица. Вполне возможно, что эпилог заключался в комической пантомиме и джиге, то есть танце под песню Слая и трактирщицы.

Приходится удовлетвориться предположением. Мы ничего не знаем о том, как исполнялось "Укрощение строптивой" в дни Шекспира. Отрывочные сведения об актерах "Глобуса" и об исполнении ими некоторых шекспировских ролей вряд ли доказывают, что театр той эпохи глубоко раскрывал Шекспира (великий драматург был недоволен театром: вспомним знаменитый разговор Гамлета с актерами). Путь раскрытия Шекспира - длинная дорога, по которой много уже пройдено, но еще много осталось пройти. "Укрощение строптивой" на сцене "Глобуса" и "Блэкфрайерса" исполнялось, вероятно, как грубоватый фарс. Недаром Бомонт и Флетчер сочли нужным, защищая честь женщины, ответить на этот фарс пьесой "Победа женщины, или Укрощенный укротитель" (The Woman"s Prize or the Tamed Tamer), в которой укротитель Петруччио оказывается укрощенным своей второй женой, - пьесой, впрочем, достаточно поверхностной и бесцветной. В дни Реставрации, когда коренной переделке подвергались многие произведения Шекспира, Лэси переделал "Укрощение строптивой" в неуклюжий фарс под заглавием "Шотландец Сауни" (Satiny the Scot, 1667), наиболее ярким действующим лицом которого явился комический слуга-шотландец, заменивший шекспировского Грумио. Элементами фарса целиком проникнута и переделка Гаррика ("Катарина и Петруччио", 1754). С этой переделкой связан следующий характерный эпизод. Актер Вудворд, исполнитель Петруччио, ненавидел актрису Клайв, исполнительницу Катарины. Во время спектакля он так увлекся "укрощением", что повалил Катарину на пол и вонзил ей в руку вилку. Этот эпизод красноречиво говорит о том, как понималось в ту эпоху "укрощение" Катарины. Переделка Гаррика прочно утвердилась на английской сцене, вытеснив комедию Шекспира. Исключением является постановка в 1844 году в театре Хеймаркет, где актеры играли по тексту Шекспира. (Эта постановка шла на фоне коричневых сукон. Место действия, обозначалось дощечками с надписями. Слай все время находился на сцене, но, перепившись вина, засыпал. В конце пьесы сценические "слуги", которые в течение спектакля меняли дощечки, передвигали мебель и проч., вдруг замечали заснувшего в кресле Слая и уносили его со сцены.) Но еще Эллен Терри (1848-1928) продолжала играть Катарину в переделке Гаррика. В дни юбилея Шекспира в апреле 1939 года "Укрощение строптивой" было поставлено на сцене Стратфордского шекспировского театра в значительной переделке. По отзывам английской театральной критики, спектакль был разрешен в духе комедии дель арте. В центре спектакля оказалась буффонная фигура Слая, для которого были дописаны реплики. Трюки, бастонады, пестрые костюмы всех эпох и национальностей, эффекты освещения и движущейся сцены создали зрелище, которое, по словам критики, было лишено не только содержания, но и просто смысла.

Несправедливому сценическому снижению замечательной комедии соответствовала и традиционная оценка ее в критической литературе. Так, например, Брандес считал Катарину "ничтожной женщиной". Типичны высказывания суммирующего чужие мнения Боткина: "Лица Петруччио и Катарины не принадлежат к высшим натурам... Петруччио не понимает деликатности" {Сочинения В. П. Боткина, т. II. Статьи по литературе, Спб., 1891, стр. 154.}. Среди подобных оценок тонут отдельные тонкие указания, которые читатель найдет, например, у Гервинуса или в словах Левеса о том, что в поведении Петруччио "Катарина видит свой собственный характер в карикатуре" {Левес, Женские типы Шекспира, Спб., 1898, стр. 59.}.

Сценический путь "Укрощения строптивой" отмечен в прошлом отдельными большими просветами. В отношении Катарины таким просветом явилось исполнение роли Г. Н. Федотовой. Замечательная русская шекспировская актриса по-новому подошла к решению образа, показав, что "Катарина, в сущности, девушка вовсе не злая, а только озлобленная благодаря известным обстоятельствам". К образу Петруччио впервые вдумчиво подошел Барнай. Сначала он играл бравого дрессировщика: с бородой, в огромных ботфортах, с хлыстом в руках. Но после приезда в Мейнинген он в корне изменил свою трактовку: "Я понял, - пишет он в своих "Воспоминаниях", - что грубое поведение Петруччио должно быть проникнуто и освещено неотразимой добротой и горячей подлинной любовью к укрощаемой; только в этом случае поступки его будут извинительными и понятными". Замечательно, что Барнай сам почувствовал, что такая трактовка, "пожалуй, ближе к намерениям автора".

Намерения автора стали теперь гораздо яснее. Постановка "Укрощения строптивой" на сцене Театра Красной Армии замечательна по раскрытию концепции комедии в целом. Перед зрителями развертывается большое полотно, в центре которого - Петруччио и Катарина... Пьеса, казавшаяся "пустым фарсом", преобразовалась в содержательную комедию, "домостроевская" скука в овеянную духом Ренессанса жизнерадостность. Никто еще так глубоко не раскрывал этой комедии. Выходя из театра, испытываешь радостное чувство, которое можно суммировать в двух словах: это Шекспир.

Шекспир - Укрощение строптивой

Укрощение строптивой (англ. The Taming of the Shrew) - комедия Уильяма Шекспира, написанная им в период между 1590 и 1594 годами.

Краткое содержание

Вступлением к основному сюжету является история медника по имени Слай. Пьяного спящего Слая видит лорд, возвращающийся с охоты и решает подшутить над пьяницей:
Тихонько бы перенести в постель,
Да тонкое белье, на пальцы перстни,
Изысканные кушанья в кровать.
А встанет - ждут ливрейные лакеи...
Пожалуй, не узнает сам себя?
Слуги лорда переносят Слая в постель. Когда медник просыпается, с ним обращаются как с лордом и говорят, что он 15 лет провел во сне. Постепенно Слай начинает в это верить. Чтобы развлечь "лорда", ему показывают комедию.Основной сюжет начинается с того, что Люченцио, сын пизанского дворянина Виченцио, и его слуга Транио приезжают в Падую, где становятся свидетелями сцены, как местный дворянин Баптиста говорит двум женихам (Гремио и Гортензио) своей младшей дочери Бьянки, что не выдаст её замуж, пока не найдёт мужа для старшей дочери - Катарины. Два жениха Бьянки решают объединить усилия, чтобы найти жениха для Катарины, известной своим буйным нравом.

Катарина:

Люченцио, увидев Бьянку, влюбляется в неё. Узнав, что Баптиста хочет нанять учителей для Бьянки, Люченцио решает сказать, что он -профессиональный репетитор по музыке, а своего слугу выдать за настоящего Люченцио, который должен посвататься к Бьянке. Тем временем Гортензио (один из незадачливых женихов Бьянки) встречает своего друга Петручио (в некоторых переводах - Петруччо), который хочет выгодно жениться. Гортензио предлагает ему кандидатуру Катарины, которая богата, но строптива. На что Петручио отвечает:
Когда тебе известно,
Что для меня достаточно богата, -
А деньги - вот мой свадебный припев, -
То будь уродом, как жена Флорентин,
Сивиллы старше, злее и упрямей
Сократовой Ксантиппы, даже хуже, -
Она решенья моего не сломит,
Чувств не изменит, - пусть ее шумит,
Как вал Адриатического моря.
Хочу богатой быть я женихом,
А значит - и счастливым женихом.
Тем временем в доме Баптисты Катарина допытывается у Бьянки, кто из женихов ей нравится. Бьянка говорит, что никого не выделяет и говорит, что может уступить Катарине жениха. Разгневанная Катарина бъёт сестру.

Бьянка, Баптиста и Катарина:

В доме появляются новый жених для Бьянки - Транио под видом Люченцио, сам Люченцио под видом учителя музыки и ещё один псведоучитель - Гортензио. Вместе с ними приходит Петручио, который сразу сватается к Катарине. Поговорив с Катариной и стерпев все её выходки и оскорбления, Петручио ещё раз подтверждает своё согласие на брак.

Катарина и Петручио:

Гершкович Ю.С. Катарина и Петручио:

Обрадованный отец Катарины соглашается назначить свадьбу на воскресенье. После этого Баптиста решает определиться с женихом для Бьянки и решает остановиться на Тренио-Люченцио, который предлагает ей большее наследство после своей смерти (вдовью часть). Но Баптиста требует, чтобы отец Люченцио лично поручился за своего сына. Тем временем настоящий Люченцио проводит время в компании с Бьянкой и признается ей в своей любви.

Другой "учитель" Гортензио понимает, что он здесь третий лишний. Вскоре он решает отказаться от Бьянки и жениться на богатой вдове, давно любящей его.Когда приходит время свадьбы Катарины и Петручио, жених долго не приезжает, чем приводит в гнев Катарину:
Срам только мне одной. Меня насильно
Заставили вы против воли выйти
За дикого и с норовом мужлана.
На сватовство он скор, да туг на свадьбу.
Я говорила вам: он полоумный,
Он шуткою обиды прикрывает
И, чтоб считали за весельчака,
Посватается к сотне, день назначит,
Всех созовет, устроит оглашенье,
А сам и не подумает жениться.
И на меня все будут пальцем тыкать:
"Женой Петручио она была бы,
Когда бы соизволил он жениться".
Вскоре появляется Петручио, ужасно одетый и на хромой и старой лошади. Во время свадьбы Петручио даёт пинка священнику, т.к. Петручио показалось, что тот хочет его надуть, плеснул вина в лицо пономарю, т.к. ему не понравилось, что тот трясет своей бородой. Также Петручио при всех поцеловал свою невесту и увёз её к себе домой, не оставшись на пире после свадьбы. По пути лошадь Катарины упала вместе с ней в грязь, а Петручио, вместо того, чтобы помочь жене, стал избивать слугу. Приехав домой, Петручио говорит, что вся еда, приготовленная слугами, подгорела и засохла и выбрасывает всё на пол, оставляя Катарину голодной. Также Петручио оставляет Катарину без сна, проповедуя ей воздержание. Петручио так объясняет свой замысел:
Удачно начал я мое господство,
И есть надежда, что удачно кончу.
Теперь остер и голоден мой сокол.
Не стал бы слушаться, набивши зоб,
Не отвечал бы на хозяйский зов он.
Другой я способ дрессировки знаю,
Как сделать, чтоб послушна стала зову:
Без сна ее держать, как соколов,
Что бьются, бьют крылами непослушно.
Сегодня не поела, - завтра то же.
Вчера ночь не спала, - не спать и нынче.
И как в еде нашел я недостатки,
Так буду придираться и к постели.
Туда, сюда подушки разбросаю,
Все простыни, перины, одеяла!
Причем всю суматоху эту выдам
Я за почтительнейшие заботы,
И в результате я не дам ей спать.
А если и вздремнет, начну ругаться.
И криком снова разбужу ее.
Да, добротой такой убить недолго;
Я этим укрощу строптивый нрав.
Кто знает лучший способ укрощенья,
Пускай откроет всем на поученье.
Днём к Петручио приходит портной и торговец галантереей с шляпой и платьем для Катарины. На глазах у жены Петручио раскритиковывает обновки и выставляет за дверь портного и торговца, впрочем, тихонько пообещав им заплатить за всё.

Когда Петручио с Катариной едут к её отцу, Петручио заставляет жену называть солнце месяцем, в противном случае пригрозив ехать обратно.

Потом он заставляет её называть встреченного по пути старика (это Винченцио, отец Люченцио) девушкой. Винченцио, приехав к сыну, с недоумением видит, что его слуга притворяется его сыном, а какой-то старик притворяется самим Винченцио. Самого сына нигде нет. Вскоре появляется настоящий Люченцио, который только что тайно обвенчался с Бьянкой. Он признаётся во всём отцу, который даёт согласие на их брак и уговаривает Баптисту тоже признать этот брак.
Подъезжая к дому Баптисты, Петручио ещё раз испытывает Катарину на кротость: он просит её поцеловать его на виду у всех, на что Катарина соглашается.
На пиру Петручио спорит с Гортензио и Люченцио, кто из их жён самая послушная:
Пошлемте каждый за своей женой, -
И чья окажется всего послушней
И раньше всех исполнит приказанье,
Тот с кона весь заклад и забирает.
На зов не являются жены Гортензио и Люченцио, но Катарина является сразу же и произносит речь о преданности мужу.

Экранизации

Комедия Шекспира "Укрощение строптивой" была несколько раз экранизирована. В 1961 году режиссёр Сергей Колосов снял фильм "Укрощение строптивой", где роль Катарины исполнила Людмила Касаткина, а роль Петручио - Андрей Попов.

В 1967 году итальянский режиссёр Франко Дзеффирелли снял свою версию комедии Шекспира, где роль Катарины исполнила Элизабет Тэйлор, а роль Петручио - Ричард Бёртон.

Также можно отметить российско-британский мультфильм "Укрощение строптивой", снятый в 1994 году режиссером Аидой Зябликовой.

В 1593 году (по другим данным – в 1594) была написана пьеса «Укрощение строптивой»: краткое содержание произведения вызывает желание прочитать всю пьесу от начала до конца. При жизни автора комедия имела огромный успех у публики. Дата первой постановки не известна. Автор неоднократно вносил изменения в пьесу и подвергал её доработкам. Публике пьеса представлялась под разными названиями.

«Укрощение строптивой» начинается с интродукции, в которой некий лорд возвращается домой после охоты. По дороге он встречает медника Слая (в переводе с английского – «хитрец»). Слай уснул, приняв изрядную порцию алкоголя. Лорд решает разыграть медника. Слая переносят в господскую постель. Проснувшись, он видит, что успел стать богатым господином. Дальнейшая история новоявленного дворянина остаётся неизвестной читателям и зрителям. Интродукция – всего лишь вступление к основному действию. В этом странном и малопонятном современной публике вступлении и заключена главная особенность всей пьесы.

У Баптисты, состоятельного жителя Падуи, было 2 дочери: Катарина и Бьянка. Девушки отличались не только внешне, но и по характеру. Старшая, Катарина, была известна своей строптивостью и крутым нравом. Бьянка – очень покорная и приветливая. Младшая сестра пользуется популярностью у мужчин. Но Баптиста заявляет поклонникам Бьянки, что в первую очередь должен выдать замуж старшую дочь, как это полагается по обычаю. Молодые люди крайне опечалены: вряд ли найдётся мужчина, который согласился бы взять в жёны такую девушку, как сестра Бьянки.

Отец запер младшую сестру дома, чтобы перевести внимание потенциальных женихов на старшую дочь. Бьянка в ожидании свадьбы сестры должна посвящать всё своё время получению образования. Баптиста собирается нанять для неё учителей. Один из поклонников девушки, дворянин по имени Люченцио, нанялся в дом Баптисты учителем. К Гортензио, ещё одному претенденту на руку и сердце Бьянки, приехал его знакомый Петруччо, решивший жениться по расчёту. Гортензио предлагает приятелю посвататься к Катарине. Она довольно груба, но зато имеет хорошее приданое и слывёт настоящей красавицей. Свадьба Катарины позволит Гортензио посвататься к младшей сестре.

Собираясь проникнуть в богатый дом, Люченцио предложил своему слуге Транио занять место господина. Ни у Люченцио, ни у Транио в Падуе нет знакомых, следовательно, их никто не узнает. Дворянин запланировал «атаку» изнутри и снаружи. В то время, как сам он имеет возможность понравиться Бьянке, будучи её учителем музыки, Транио просит руки девушки от лица своего господина. План превосходно срабатывает: Баптиста выбирает в зятья дворянина Люченцио. Петруччо просит руки непокорной Катарины. Отец согласен на всё, лишь бы избавиться от старшей дочери. Но есть условие: Петруччо должен понравиться будущей жене. Потенциальный жених также входит в дом Баптисты, прикрывшись личиной учителя музыки. На протяжении всей пьесы Петруччо пытается «приручить» будущую жену. Катарина активно сопротивляется, но жениху удаётся добиться своего.

В конце пьесы Катарина признаётся, что в форме строптивости выражала своё желание любить и быть любимой. Старшая сестра подводит итог: строптивая женщина никогда не испытает настоящего женского счастья.

Характеристика персонажей

Катарина и Бьянка

Обманчивое первое впечатление

В начале пьесы симпатии читателя оказываются на стороне младшей сестры. Однако образ сварливой Катарины постепенно раскрывается. Становятся заметны те его стороны, которые не были уловимы на первый взгляд. Читатель понимает, что старшей сестрой движет отнюдь не желание кому-то навредить.

Катарина боится мужчин, ей руководит страх быть нелюбимой и обманутой в своих чувствах. Агрессия становится лучшим способом для выражения отчаяния. В конце пьесы Катарина предстаёт более эмоционально зрелой и серьёзной, чем её сестра.

Расчётливый Петруччо

Меняется не только главная героиня, но и человек, занимавшийся её «укрощением». Женитьба Петруччо продиктована одни единственным желанием, которое он даже не скрывает: главный герой мечтает улучшить своё финансовое положение за счёт богатой наследницы. Катарина становится для него самым подходящим вариантом: она из состоятельной семьи и очень красива. Главное же преимущество состоит в том, что у Петруччо не будет конкурентов. У строптивой девушки нет поклонников.

К концу пьесы главный герой почувствовал, что тоже изменился. Катарина, в которой он видел только способ наживы, больше ему не безразлична. Петруччо понимает, что кроме приданого, ему необходимо что-то ещё. Он хочет любви и семейного счастья.

Главная идея пьесы

Шекспир вложил главную идею своего произведения в уста Катарины. В финале пьесы девушка подводит итог пережитого ею опыта. Она утверждает, что быть счастливой в любви может только смирившаяся женщина. Строптивость становится источником внутренних переживаний и мешает сближению с представителями противоположного пола. Катарина оправдывает своего будущего супруга, применявшего к ней жестокие приёмы «воспитания». Всё, что делал Петруччо, было предназначено для её же блага.

Шекспир написал свою пьесу в назидание непокорным жёнам и невестам, но главная идея произведения уже успела частично устареть.

Во времена великого английского писателя учесть женщины была предопределена ещё при рождении. Девочек с малых лет учили вести хозяйство, а когда они подрастали, их выдавали замуж, нередко против воли. Чтобы замужество не было в тягость, необходимо, по мнению Шекспира, заранее смириться со своей участью. Скромность и покорность помогут полюбить нелюбимого супруга. Автор полагает, что несчастный брак – это, прежде всего, вина жены, а не мужа. Женщина должна благоговеть перед тем, кто её содержит, и повиноваться супругу без малейшего ропота. Очевидно, писатель допускал и грубые воспитательные меры по отношению к сварливым жёнам.

Роль женщины в обществе со времён Шекспира, безусловно, изменилась. В наши дни представительницы прекрасного пола не обязаны выходить за нелюбимых и быть зависимыми от своих мужей. Современная женщина строит жизнь наравне с мужчиной. Тем не менее, некоторые истины Шекспира остаются актуальными и в наши дни. Гордость по-прежнему является помехой на пути к счастью. Любя друг друга, люди нередко враждуют годами. Ни один из них не хочет сделать шаг в сторону примирения и взаимопонимания. В результате, оба страдают, продолжая отдаляться друг от друга всё больше и больше.

---