Образ таможни в литературе и кино.
Николай Васильевич Гоголь, один из первых, долгожданный классический автор, создавший художественный образ мытаря. Коллежский советник Павел Иванович Чичиков в известной степени преуспел на службе, а в галерее социальных портретов поэмы «Мертвые души» стал тем образцовым чиновником, о котором в России никогда не забывали, и помнят, и восхищаются и трепещут…
В заключительной главе первого тома предельно точно проиллюстрированы события на границе. Они взяты за основу и нахождение в её среде просчитано поэтом.
Читатель, всматриваясь в тонкости службы, детали обстановки, дивится и контрабандному провозу, и таинственным перемещениям, и многим обстоятельствам,которые окружают литературного героя.
Сказать, что Павел Иванович в рекомендациях не нуждается, не сказать ничего. Он весь как на ладони, кажется реальным, а не постановочным персонажем. За ним столько всего, что не приходится удивляться наличию душевных изъянов. Противоречивости характера.
Натура ловкая,динамично приспосабливающая к изменениям.Угрызениями совести не мучается. Да и когда найдется время духовными помыслами приобщиться. Ведь порой и перекреститься некогда, впопыхах, между делами. Все суета сует. Богобоязнен Павлуша был лишь в юности, а с возрастом его сознание огрубело и в погоне за барышом, безнадежно утратило нравственность. Душевные иски исчезли, не родившись.Мысли о справедливости... всё это пустое и вовсе пропали. Отдалилось раскаяние.
И быть другим ему не суждено, да и по замыслу предписано вершит свою удачу… в эпоху мздоимства, которая и крепость, и основа государственности. Время афер по-своему копирует себя и нынешнее от прошлого, мало чем отличается. Когда в обиходе присутственных мест, измышления « Не подмажешь - не поедешь. Рука – руку моет» - что-то вроде заклятия. Да и Русь давно не правежная, но без пресловутых «борзых щенков» не живет, не кланяется, не работает.
… Всегда казенные чины в стремлении создавать среду благоприятного обитания, проявляют находчивость и завидную расторопность. Всегда приноровятся. Взять, к примеру, извечные «чиновничьи хвори»: и казнокрадство, и местничество, и сращивание государственного интереса с частным - целый перечень социальных пороков. Они даже не упрятаны за «врачебной тайной», но умышленно «не лечатся» веками. Нигде так много не говорят о коррупции, как в России…её деяния клянут, но о калёном железе забывают вмиг, как только речь заходит о высокопоставленной персоне.
И постоянно говорят, и возмущаются из поколения в поколение, но казнокрады видимо неистребимы. Они фантомы вечности…
Не потому ли актуальным кажется рассуждения о человеке, скупщике мертвых душ. Ведь такое поведение за гранью разума, и «аршином общим не измеришь», и в досмотровую роспись не проставишь: всё загадка и тайна, и время ответа, очевидно, затянулось на века.
И грусть, и «нехоть» как порождение российской действительности - живая боль мужицкой правды от не свершения дел, разбитых внутренним сомнением и разладом…
Потому, наверное, история и не находит своего разоблачителя.
И только здесь насыщенный темперамент, и деловитость героя, граничащая с абсурдом затеи, как покупка «товара», не представляющего ровным счетом ничего, прах, бумажную закорючку - есть ключ к пониманию мира чистогана, в котором даже «мертвая душа» становится предметом сделки…
По ходу сближения авторской идеи с действительностью, а у Гоголя она органична, литературные выводы автора признаются занятием небезопасным. Предупредительно запретным. Писатель понимает, что его « перо так толкается об такие места, что цензура ни за что не пропустит».
Будем признательны русскому Гомеру.
Так прекрасно ориентироваться в лабиринтах государственной границы мог свой, посвященный в её тайны, осведомитель правды. Не потребовалось даже избыточного описания, весь послужной список мытаря Чичикова поместился на нескольких листах печатного текста. Но за лаконичной формой - верный взгляд. Натура обнажена с такой силой, что веришь каждому превращению человека - от страстного стремления к наживе - до беспечной, свойственной русскому характеру – неосмотрительности. Авось, нас, не поймают! Почти по современным лекалам – пусть у нас всё будет и ничего за это не будет! С позиции нынешних «приоритетов» Чичикову не хватило самой малости - маскировки, особой мимикрии Корейко. И хотя это персонаж иной формации, но роднит их чувство близкое, передаваемое по наследству. Ставит в разряд единомышленников.
Неслучайно, именно, в наше замечательное время разоблачителю подпольного советского миллионера Остапу Бендеру поставлен памятник. И скорее, не как литературному герою, а борцу за дензнаки. Ему суждено выполнить свою историческую миссию - стать олицетворением, прикрытием спецоперации по первоначальному накоплению капитала.
Мысль понятна, но не всё можно вычислить. Даже гений такого масштаба не смог предугадать разворота птицы-тройки в сторону всеобщего грабежа, коей явилась беспрецедентная по цинизму приватизация народной собственности. Наверняка в горниле её «разборок» Чичиков оказался бы в положении статиста. Тем более, ему составителю мелких афер вряд ли хватило бы сил стать в один ряд с современными небожителями.
Вообще, в объективе писательского прицела, при пристальном рассмотрении он скорее тот, кому Гоголь намечал путь воскрешения, предполагая выковать человека прогрессивных взглядов. Мечтал наделить качествами созидателя. Поставить на борьбу с силами зла и обмана. Это была альтернатива писателя заглянуть в будущее… Чичиков, «не сгори» он в топке рукописного второго тома, вполне мог явиться в образе Мессии. Но остался мелким пошлецом, ярким шедевром русской словесности и образцом коррумпированного мытаря.
« Припряжем подлеца », - мечтательно говорит писатель, усаживая Чичикова в повозке, летящей в будущее. Сделаем так, чтобы родился в нем человек великого справедливого дела, чтобы повел Россию по пути прогресса.
.
Кураж творца не обрел бы форму совершенства, не возвысь он своего любимца до высот признания, измени стилю языка и поведи разговор в примирительной манере.
Неожиданно и не предполагая последствий, автор «Мертвых душ» становится законодателем чиновничьего уклада, норм таможенной этики. С риском для репутации, крепко цепляет «образцового» служителя границы. Что не могло ни сказаться на отношении официальной власти. Факт опошления русского характера и дискредитацию должностного лица пытались сгладить, перевести в русло отдельных, не характерных для системы случаев. Обрядить в одежды провинциальных и далеких от столицы социальных напряжений.
Можно долго рассуждать о расшифровке таможенного дела, объясняя это не привлекательным занятием, мало хлопотным, но на практике все гораздо сложнее. Очевидность цензурного запрета была реальна. Подобного рода поэтическая проза, в которой узаконивалось присутствие скандальных фигурантов, занятых контрабандным промыслом - много не приветствовалась. Действовала корпоративная закрытость, ведомственная целесообразность под грифом «для служебного пользования».
… Известный Павел Иванович Чичиков, по замыслу, весьма преуспел в похождениях на государственной службе, выказал недюжинные способности. Оказался смекалистым и бойким молодцом. Его вездесущая расторопность способствовала многим его успехам. Благодаря выдержке выработал невозмутимость и стойкость характера.
Неожиданным образом, на границе появился человек особой хватки, предприимчивый и смелый…
Пошла молва о ценном приобретении казенным ведомством. Ведь подобный чиновник начальству всегда в радость и гордость за него волнительна.
Истинно штучный товар. Самородок!
«Надобно сказать, что эта служба составляла тайный предмет его помышлений. Он видел, какими щегольскими заграничными вещицами заводились таможенные чиновники. Какие фарфоры и батисты пересылали кумушкам, тетушкам и сестрам».
На поприще таможенного дела Павел Иванович оказался как рыба в воде. Хищник со щучьей повадкой, а то чисто - пескарь, премудрость хранящий. Сплошь мимикрия! Чувство среды и локтя. И это всё о нем …и сотоварище, которого привлёк для махинаций. Негоже, без помощника хлопотное предприятие начинать... Рискованно, да и опасно!
Они всегда шагают рядом для нужд прикрытия и захвата! Николай Гоголь предвосхитил притчу о Левии Матфее, трансформировав поведение Чичикова в противоположном ключе, задав ложный путь, должностного преступления…
Неоднократно сказано и не единожды проверено, что таможня с точки зрения администрирования, четко выстроенное учреждение. Почему-то обывателю кажется местом сплошного притеснения? На деле основу составляет аналитический центр контроля и поиска контрабанды. Потому в её рядах преуспевают работники, охочие до выдумок потайные места откупоривать.
Приемы таможенного досмотра Чичикову удавались как никому. Всегда он стремился стать профессионалом, счастливым образом реализоваться. Как говорили, опытные мытари, главное руку набить и не терять остроту глаза. Четко и безошибочно фиксировать детали поиска…
Кто не единожды, ностальгически вглядывался в «выцветший флаг над таможней», тот не мог ни понимать общности взглядов представителей неистового таможенного братства, в котором живет идея сплошного пограничного контроля. Навязчивая и бескомпромиссная. То самое стремление - изловить всех правонарушителей. И здесь много факторов, которые способствуют деловой целесообразности таможенника. Взять, скажем, недоверие чиновника границы к подконтрольному лицу, попробуй, избавь его от болезненного состояния подозрительности.
«Пограничная жизнь … тому способствует, чтобы не верить человеку… Я даже удивлялся этому и нарочно себя пробовал: к теще с женой повидаться в Воронежскую губернию ездил - ничего: там всем верую. Иной хоть и знаю, что плут, а верю ему, и по дороге еду – все верю; а как к себе на границу приеду – сейчас и отрезало: никому не верю…» - рассуждает персонаж майор погранохраны Плескунов. Он забавный персонаж Николая Семеновича Лескова.
Кто изучал повадки мытаря, со стороны наблюдал, вслушивался в зловещую тишину досмотра, тот не мог ни высмотреть, ни почувствовать страстишку всецело охватывающую сущность и черствость человеческой натуры. Она поселяется, живет в каждом страже границы неуёмным стремлением найти и покарать коробейника. Наказать за лишний моток пряжи, кружев или аршин холста.
Опять же, какое удовольствие должен испытывать мытарь, прижучивший купца – ухаря, сунув в его невозмутимую физиономию протокол, на не заявленные таможенному контролю, и скрытые от государева ока, предметы, подлежащие обязательному декларированию. Расколоть. Провести как воробья на мякине. А то и вовсе, разгорячившись от удачи, неуловимого шинкаря «под монополию подвести».
Какая гордость возникает. Похвала коллег, поощрение начальства – дифирамбы самолюбию и почтению.
Так, ведь, как прославил … Николай Васильевич моменты таможенного сыска!
Переживания о конфискованном товаре и мытаря, способствовавшего этому …
Каждому слову поверишь.
«Казалось, сама судьба определила ему быть таможенным чиновником. Подобной расторопности, проницательности и прозорливости было не только не видано, но даже не слыхано. В три-четыре недели он уже так набил руку в таможенном деле, что знал решительно все: даже не весил, не мерил, а по фактуре узнавал, сколько в какой штуке аршин сукна или иной материи; взявши в руку сверток, он мог сказать вдруг, сколько в нем фунтов. Что же касается до обысков, то здесь, как выражались даже сами товарищи, у него просто было собачье чутье: нельзя было не изумиться, видя, как у него доставало столько терпения, чтобы ощупать всякую пуговку, и все это производилось с убийственным хладнокровием, вежливым до невероятности. И в то время, когда обыскиваемые бесились, выходили из себя и чувствовали злобное побуждение избить щелчками приятную его наружность, он, не изменяясь ни в лице, ни в вежливых поступках, приговаривал только: "Не угодно ли вам будет немножко побеспокоиться и привстать?" Или: "Не угодно ли вам будет, сударыня,пожаловать в другую комнату? там супруга одного из наших чиновников объяснится с вами". Или: "Позвольте, вот я ножичком немного распорю подкладку вашей шинели" - и, говоря это, он вытаскивал оттуда шали, платки,хладнокровно, как из собственного сундука. Даже начальство изъяснилось, что это был черт, а не человек: он отыскивал в колесах, дышлах, лошадиных ушах и невесть в какие местах, куда бы никакому автору не пришло в мысль забраться и куда позволяется забираться только одним таможенным чиновникам».
Меткий на выражения классик восклицает (фраза на века!):
«В непродолжительное время не было от него никакого житья контрабандистам. Это была гроза и отчаяние всего польского жидовства.»
Анализируя текст нельзя не восхититься стилистике поэта. Рассуждения о нюансах личного досмотра, как вера в непогрешимость таможенного контроля, обескураживает читателя. Детали поведения, выхваченные из моментов оторопи и отчаянной паники лица досматриваемого, контрастируют с вежливой бесцеремонностью мытаря!.. Вплоть до ожидания очереди осмотра, все в ней, правда, мгновенный страх, горькое разочарование, ужас разоблачения. Как будто слышен учащающийся пульс, обнажается нервическое расширение зрачков, кадык - предатель судорожно хватает воздух. Как будто перекрыли кислород нарушителю…
Не каждый, даже способный человек, пригоден к профессии мытаря.
Неискушенному читателю может показаться шутливой затея, освоить таможенное дело. Мол, какая сложность. Мнение ошибочное и не соответствует действительности. Надобна особая черта характера, в обретении которой подчеркнуто, указывается на Чичикова.
Наш герой предусмотрительно разделил работу на последовательные этапы. В начале - становление – рекогносцировка - разведка боем. Затем – само предприятие. Он действует в созидательном ключе, завоёвывая авторитет неподкупного сотрудника. Истина верна: необходимо обрести статус непогрешимости, присовокупить к служебному рвению, чтобы в дальнейшем все это работало на тебя.
Павел Иванович принципиален в поступках и предупредителен в делах: само воплощение добропорядочности. И как указывает Гоголь, ему нет равных в перевоплощении. Виртуоз таможенного сыска и результативного досмотра. Тонкий психолог. Он ищейка поискать, не найти такого днем с огнем, и обладает «собачьим чутьем» и по вазомоторам способен взять нарушителя наверняка.
Понадобится некоторое время и по истечении испытательного срока, Павел Иванович обратится к мерам задуманного «предприятия». Ответственная, честная работа, не более, чем ширма. Неукротимое желание, постигнуть ремесло, пустить пыль в глаза, стремление выделиться перед начальством. И, конечно, не что иное, как подготовка на пути к обогащению. В результате афёры, придет слава денег, «головокружение от успеха» и желание жить на широкую ногу.
Но ведь и не без таланта совершено тайное «мероприятие». Нащупав канал контрабанды, он блестяще исполнит - завершит сделку.
Писатель отмечает неспешность своего героя, обстоятельность в вынашивании скрытного замысла. Планомерно готовилась операция провоза брабантских кружев. Детально просчитывались риски, но когда час наступил, Чичиков незамедлительно воспользовался представившейся возможностью. Профессионалам всегда интересен и факт незаконного перемещения, и само место сокрытия (тайник). Он составил классику контрабанды! Двойные бараньи тулупчики. А в плане оперативного обеспечения исполнение произведено, как говорятся без сучка и задоринки.
Но неуёмная русская натура всегда ей враг, и наказание. Горечь расплаты по цене человеческой глупости, в равной степени соразмерна необузданным страстям, амбициям и куражу.
И только в страшном сне может привидеться такое: из-за бабёнки… рассориться двум подельникам. Да, так, что успешно проведенная операция получила скандальную известность. Её подробности дошли до начальства. И оба ловеласа – с треском вылетели из авторитетного учреждения. Да ещё натерпелись гнета от уголовного расследования и общественного порицания. Глупости большей, нежели эта и придумать невозможно…
Но такова реальная история русского успеха!
Чичиков – герой путешествующий, задуманный автором как наблюдатель и разоблачитель жизни. В его походном скарбе есть вещи, которые нельзя обойти стороной, чтобы не удивиться особенностям характера героя. Чего стоит только одна дорожная шкатулка: все в ней разложено по полочкам и по нужным местам: и заграничное мыло особого запаха, и кружевные брабантские платочки, и театральная афишка. Не видно только денежных ассигнаций. Они припрятаны с предельной осторожностью, хитро и с сознанием дела. Знаменитая шкатулочка с двойным дном. В ней, как в зеркале, отражается наш герой. Чичиков – плут, человек с двойным дном, у которого все заранее рассчитано и выверено до мелочей. Новый тип, прообраз хозяина современной России.
Мы до сих пор не можем определить первого из первых в литературном авангарде. Пытаясь искать корни происхождения. А они здесь!.. Российские. Родились и самостоятельно произросли, со всей очевидностью, выдающегося имени - Николай Васильевич Гоголь.
И если великий Гоголь пострадал от «патриотической» критики за Чичикова отдельно, и натерпелся немалых притеснений за книгу в целом, то реальный персонаж истории Радищев, глава таможенного ведомства, управляющий Санкт-Петербургской таможни испил чащу горечи до дна. Его «Путешествие…» подверглось обструкции, и как писание пасквилянта, было уничтожено со всеми мерами предосторожности.
И то только потому, что дознаватель, заплечных дел мастер Степан Шешковский, поручив взятку от тетушки вольнодумца, доложил императрице Екатерине Алексеевне о раскаянии Радищева.
Талантливая литература не без интереса обращалась к контрабандной теме.
Знаменитая «Тамань» М.Ю.Лермонтова. Рассказ героя, осуществившего попытку нарушить «мирный круг честных контрабандистов» поучителен. Знакомая история со времен общеобразовательной школы всегда волновала читателя таинственностью сюжета, детективной начинкой. Хотя воспитательная цель, и грустная интонация финала, как и запоздалое возмущение Печорина похитителями, вызывает недоумение.
«Увы!Моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал-подарок приятеля-все исчезло»,- восклицает он.
Дар ясновидящего приписывают поэтическому юноше Франции Артюру Рембо. Он, пожалуй, единственный из поэтов запечатлел образ Вселенского Мытаря.
Стихотворению «Таможенники» присуща яркая концентрация момента и колорит образа. Экспрессивность строк, бравада, прямой вызов, обращенный к слушателю.
Он скиталец дорог прошагал по Европе ни одну милю, знал толк в обозначенных делах. Ведь время странствий Рэмбо пришлось на эпоху мировых вызовов, территориальных притязаний, появление новых застав и пограничных разъездов.
Вольнодумец-поэт не скрывает горечи по утраченному величию Франции, оно неизменно сопровождает на пути разочарования. И сам он, из среды «паршивых мальчишек», испытал порочную неустойчивость мира. Ловец удачи, сомнительных решений Артюр Рэмбо освоил многие небезопасные промыслы, вплоть до контрабанды оружия. И как певец богемы и анархист поступка был в первую очередь искателем приключений, нарушителем существующего порядка.
По замыслу стиха страж границы, стяжатель странствующих душ - грозный демон. Вовсе и ни человек даже. В его руках все атрибуты власти - « при трубке с тесаком», манера повелевать и презирать все толки. Он неотступный блюститель порядка, хранитель рубежа, пограничной полосы. И все они, жалкие людишки, пытающиеся проскочить через таможенный переход - «ничто пред Воинством, которые, как волки, таится вдоль границ, лазурь, калеча там »!
Стихотворение в высшей степени образец поэтического искусства.
Кто говорит «Эх-ма!» и говорит «К чертям!»
Солдаты, моряки, Империи осколки-
Ничто пред Воинством, которые,как волки,
Таится вдоль границ, лазурь калеча там.
При трубке, с тесаком, все презирая толки,
Они на страшный пир выходят по ночам
И псов на привязи ведут, когда к лесам
Мгла липнет и течет, как слюни с морды телки.
Законы новые трактуют нимфам нежным,
Задержат Фауста, Фра Дьяволо сгребут:
«Пожитки предъяви! Нам не до шуток тут!»
И к женским прелестям приблизясь безмятежно,
Спешит таможенник пощупать их слегка,
И всем виновным ад сулит его рука!
Владимир Высоцкий слагал песни в свойственной ему городской манере. И, конечно, не мог обойти вниманием тему таможни. Стих получился выразительный, правдивый, убедительный и яркий.
«Ощупали заморского барыгу, который подозрительно притих...»
За всей «несерьезностью» авторская песня «Над Шереметьево в ноябре…» передает атмосферу международного аэропорта. Понятными смыслами конфигурируется движение бесконечной вереницы ручной клади. Чемоданы и сумки, как будто перед глазами, натружено «плывут» по транспортерной линии полотна к «разделочным» столам досмотра. Затем, неожиданно «ныряют» в утробы рентгеновских аппаратов и фиксируют нарушение загоранием «красной», тревожной, как озноб, лампочки. Бац… и кого-то накрыли! Чем тебе не высокая драматургия. А какие образы на фоне досмотровой сумятицы? Как на духу: «быть или не быть»!
«Толпа, как хором ахнет, за ноги надо потрясти, глядишь чего и звякнет».
Безоговорочно повезло кинематографическому герою Павлу Верещагину. Фильм «Белое солнце пустыни» - классика советского кино. А фактурный образ щедрого на талант Луспекаева, на все века останется символом чести и прямого укора мздоимству.
«Обидно за державу»! Что можно сказать, после этого? Действительно, обидно…
Похоже, в большинстве случаев любитель вестерна безоговорочно «западает» на динамику приключенческого жанра. Его привлекательность имитируется высокой техникой трюкачества. Это азарт, риск, погоня…
Но стоит зрителю отвлечься от пальбы и скачек, и неожиданным образом вслушаться в диалоги героев, возникает иная картина, скрытая за ироничностью, метких лаконичных фраз, зачастую заставляющих задуматься над значением и смыслом жизни. И здесь нельзя не заметить, что на фоне представления каскадеров, на первый план выходят реальные чувства, переживания героев. И в особом ряду Павел Верещагин, духовный мир которого открывается покадровыми штрихами, затем полноценные фрагменты проистекают на экран. Мы видим персонаж высокой самоотдачи, богатырской воли и неуёмного характера. Он весь живой, противоречивый, горячий и справедливый человек. Трагическая личность. Это еще один «переломный» образ русского человека, потерянный в вихре революционной борьбы, судьба которого неотделима от лихолетья войны. Конечно, формат фильма не предполагал персонаж второго плана выводить за рамки отпущенного времени и метража кинопленки.
Но кадр за кадром на экран, где преобладает колорит мусульманского Востока, с его укладом деспотизма, многоженством и правом сильного…, вдруг как по мановению волшебной палочки, на краю Каспия среди песков и палящего белого солнца всплывает оазис… за белокаменным забором здание царской таможни. Он воспринимается зрителем неотъемлемой частью России. Форпостом Империи и русского присутствия.
Прошлое Павла Верещагина читается благодаря медленному скольжению кинокамеры по домашней утвари и хозяйскому убранству дома, по многочисленным фотографиям на стене и иным незатейливым, лубочным деталям быта. Вот они Верещагины, жених и невеста в подвенечном платье, военные награды урядника, Георгиевские кресты за мужество и отвагу.
Он в понятии советского зрителя «контра», слуга белогвардейщины, имперский акцизный чиновник. Враг революции. Но в режиссерской задумке все штрихи к биографии идеологически размыты. Владимир Мотыль специально очищает кадры и убирает возможные политические пристрастия Верещагина. Оставляет зрителю на суд честного, самоотверженного служаку. Дает возможность подружиться с Петрухой, и дать отпор карикатурному подпоручику «гранаты не той системы…»
Зритель не может не отметить того факта, что по ходу сценария киногерой, разочаровавшийся, частично опустившийся человек. Стержень его силы – служба на государственной границе - утерян. Разрушено, размыто само понятие пограничной охраны. Раньше была таможня. Были контрабандисты. Теперь ничего нет. Анархия и междоусобица. И действует она на всей подконтрольной территории. Банда Абдуллы грабит собственный народ, уничтожает землю и культуру Востока. И он, бывший начальник таможни, лихой казак не может этому противостоять. Ведь почему-то, неожиданно у него родился компромисс - «мир» с Абдуллой? Ответ очевиден. Исчезло государство,уничтожены власть и порядок. И потому Верещагин не знает – куда и с кем идти? Вопрос серьезный, трагически назревший… Он обязательно вступит в схватку, сомнения нет. Его самоустранение временно…. Это образ в динамике выбора. Новые представители власти ему непонятны. Но других нет. И реплика « пулемёта я вам, не дам» ключевая. С указанием на нейтралитет и невмешательство. И чопорные павлины, бесполезные птицы, выменянные на мундир характерная деталь, посредством которой режиссер пытается «спрятать» героя во временном убежище. Сделать попытку обезоружить лихого борца с контрабандой. Создать прибежище добровольного ухода. Потому и реплика Сухова очень существенна и дополняет высказанную мысль. В ней отношение к мытарю и усмешка, и сарказм, и все же надежда найти союзника. Вообще, режиссер наделил своих героев немногословностью, неспешностью, если хотите определенной житейской мудростью. Понимание того, что «Восток - дело тонкое!» Главный определяющий мотив для каждого из них. И значение того, как бережно надо относиться к самобытности народов.
Два образа. Верещагин один из тех, кто наделен силой правды.
Пока что ему не по пути с Суховым. Он для него даже не попутчик. Находится в стадии проверки, в процессе узнавания. «Посмотрим, что за Сухов…»
Владимир Мотыль, признавался, что не стал превращать фильм в вестерн. Он придал ему некую былинную направленность. И скорее, это фильм-сказание. Этому предшествовал обычный прием – за кадровое прочтение писем красноармейца Сухова незабвенной Катерине Матвеевне.
Все это выстраивается в стилистике удивительно чистой режиссуры и выверенного ритма. Впечатляет образ пустыни над раскаленным белым солнцем и одинокая фигура путника. И Верещагин, и Сухов – люди долга, настоящие воины. И трагическая гибель бывшего начальника таможни лишь довершает историю человеческой судьбы. Выбор всегда есть.
Но как уйти с баркаса, не поступившись принципами? Этого Павел Верещагин себе не представлял!
Любимый народный поэт Чен Ким оказался лаконичнее:
"Скоро финиш. До конца сеанса
Никого, пожалуй, не спасти...
"Верещагин! Уходи с баркаса!"
Не уйдет. Нам тоже не уйти".
Классическим продолжением темы о государственной границе является фильм «Таможня». Кинолента рассказывает об оперативной работе сотрудников внешнеторгового ведомства советского периода. Тогда таможня на правах Главного управления входила в состав Министерства внешней торговли СССР. В формате ознакомления отснято несколько моментов, в которых данное учреждение и всесоюзный контролёр экспорта-импорта, и сборщик налогов…
Но, конечно, основная идея режиссера - детективное приключение. Борьба таможенников с контрабандистами.
Сюжет незатейлив и легко предсказуем. В роли начальника оперативной смены Валентин Гафт, а рядом с ним первые шаги по службе делает молодой сотрудник Юрий Хорунжев (Михаил Боярский). Оба в центре киноповествования.
Образы действуют на противопоставлении опыта и молодости. И если один из них показан с неистовым мушкетерским задором изловить всех контрабандистов, то другой, склонный к философским рассуждениям, не спешен, сдержан и понимает, что профессия оперативника требует не только аналитического склада ума, но и продуманности в принятии решений.
Консультантом художественного фильма был приглашен начальник Управления по борьбе с контрабандой Главного таможенного управления Генрих Чмель. Наверное, потому официальная, оперативно-правовая часть в картине выглядит правдоподобно.
Динамика действия прочитывается буквально с первых фрагментов кинофильма. Контрабандист Николай Деньков, судовой механик (актер Вадим Яковлев), перевозит на теплоходе золотые монеты в специальном поясе с кармашками. На время пограничного досмотра, используя машинное отделение судна. Указано даже место - сепараторы главного двигателя. Судовой врач Витя Малышев по замыслу режиссера, школьный друг таможенника Юрия Хорунжева. После окончания заграничного рейса прошел проходную морского порта без досмотра. В этом эпизоде очень важен психологический момент. Досмотреть друга – оказать ему недоверие. Перечеркнуть тем самым близкие отношения. Фактически сотрудник таможни поставлен перед психологической дилеммой. Как поступить? Досмотреть вещи школьного товарища, друга. И вряд ли на такое способен адекватный человек. Сама процедура досмотра унизительна и оставляет неприятный отпечаток для сторон. Но долг превыше… и, как гласит устав «услышав лай караульной собаки, немедленно сообщи в караульное помещение», не оставляет выбора между долгом и совестливостью. Все психологические неудобства в понимании досмотрщика излишни…
В бытность начальником Рижской таможни Аркадий Юрьевич Ерусалимский, почитаемый в кругу поисковиков, авторитет, любил пошутить, по поводу жалости, известной сентенцией..., что таможенники как янычары не должны знать пощады ни к женщинам, ни к детям, ни к подпольным советским миллионерам.
Умело, воспользовавшись ситуацией контрабандист, подложил в портфель судовому врачу пояс с монетами. Затем злоумышленник, судовой механик Деньков заезжает к нему. Забирает пояс и предлагает Малышеву денег, сумма её равна стоимости автомобиля. Но доктор, воспитанный в духе советской морали отвергает предложение контрабандиста и становится жертвой убийства. Далее по сюжету. Погони. Борьба. Каратэ. Всё это нагромождение каскадерских трюков, мало похоже на реальную жизнь. Фильм в финальной части «разваливается» на глазах. А собственно о чем он мог быть? Не о коррупции же в рядах портовой таможни. В то время её и в помине не было!
Осведомленный читатель должен помнить небольшую по содержанию, написанную в духе советского времени, повесть «Личный досмотр». Автор Аркадий Адамов – известный мастер детективов.
Подбирая материал для статьи, перечитал книгу, открыл для себя интересную закономерность. Оказывается изданная в серии Библиотека приключений (Москва, 1965 , издательство «Молодая гвардия», т.4) , повесть напрочь «утеряла» сцены, в которых с большой достоверностью рассказывается о методах таможенного досмотра. Выходит, что текст был подвергнут цензуре в части описания тактических приемов работы таможни. Не могу не процитировать выдержку из первоисточника (изд.1963 года), именно, эти сцены подверглись изъятию из глав повести позднего издания:
«Дубинин работал в таможне всего лишь второй год, но успел заслужить репутацию «злого» таможенника. За тот месяц, что они работали вдвоем с Андреем, он уже дважды обнаруживал контрабанду. Один раз это были часы. Наши советские часы, изящные и точные,которые юркий голландский турист, возвращаясь из Москвы, пытался провести через границу в количестве сорока штук(вместо разрешенных двух!)
Все началось с того, что в досмотровом зале Валька, двигаясь от одного пассажира к другому и бегло оглядывая выставленные на стол чемоданы,баулы, портфели, саквояжи, вдруг задержался около этого голландца и попросил открыть один из чемоданов.
Тот с готовностью принялся расстегивать многочисленные пряжки.
Когда чемодан был раскрыт, Валька быстро перебрал коробки с сувенирами, бутылками с водкой, банки с икрой,расшитые украинские сорочки и коробки с сигаретами «Тройка». Неожиданно Валька наткнулся на пустую коробочку от часов. Только на какую-то незаметную долю секунды голландец, оказывается, смутился, а потом объяснил, что часы у него на руке. И действительно, показал их.
Андрей уже потерял интерес к чуть было не назревшему инциденту, когда Валька попросил голландца снять с руки часы. Их номер он сверил с номером в паспорте, который лежал в коробке. Номера оказались разными. У голландца побагровели большие,растопыренные уши и глаза забегали по сторонам. Он тут же “вспомнил”, что есть вторые часы в другом чемодане. Валька равнодушным тоном попросил их показать. Он даже не стал перебирать вещи во втором чемодане, он только следил, как это делает сам хозяин. Внезапно движения голландца стали нервными. Он шарил руками то в одном,то в другом месте, нащупывая что-то и словно забыв, что он ищет. Наконец, с сокрушенным видом он извлек часы. Номера опять не совпали.”Поищите еще “,-спокойно сказал Валька. Голландец виновато улыбнулся, махнул рукой и стал вытаскивать одни часы за другими. Уже потом, успокоившись и примирившись с потерей конфискованных часов, он рассказал, что деньги на их покупку, как и на покупку большинства вещей, он приобрел, выгодно распродав каким-то молодым людям около гостиницы все, даже самые поношенные, вещи из своих чемоданов».
В далеком 1971-ом году Игорь Горелов на страницах журнала «Вокруг света» опубликовал рассказ-притчу «Четыре смерти Джусто Венци, контрабандиста». Прекрасная иллюстрация обсуждаемой темы.
Чтобы ввести читателя в курс дела, обратимся к историко-географической справке. Послевоенная Италия переживает глубокий послевоенный кризис. Он зловеще трансформировался во все сферы социальной жизни. Общая неприглядная картина безработицы, безденежья, помноженная на высокие налоги - вот реалии действительности. Коррумпированность, порожденная неспособностью власти создавать рабочие места, толкает молодых, предприимчивых людей на активное занятие контрабандой.
Главный персонаж рассказа Джусто Венци. Он решает для себя, выйти из заколдованного круга безденежья. Поправить финансовое положение.
Являясь реалистом, он прекрасно представляет опасность, с которой ему придется столкнуться. Но выбора нет.
Рассказ построен таким образом, что главный участник событий проходит четыре стадии испытаний, каждая из которых заканчиваются трагическим финалом. В этом смысл произведения. Обреченность героя на неуспех. Во всех случаях судьба главного героя предрешена, он последовательно погибает. Четыре смерти - четыре ипостаси.
Первая смерть Джусто Венци - случайная нелепость. Он, загрузившись товаром на противоположной, швейцарской стороне, должен был с пятидесятикилограммовым мешком кофе, пройти через перевал Кампоколоньо до окрестностей итальянского города Тирано. Продать кофе и вырученную разницу в цене, получить в виде прибыли. Но напоролся на молодого таможенника Дарио Минусе. Упорного смельчака. В схватке оба погибают, свалившись в ущелье. Такой финал первой истории.
Каждая отдельная кончина Джусто – это своего рода «эволюционный» этап. Предмет промысла, объем которого приобретает все большие размеры, становится проклятьем для нарушителя.
Повествование идет он первого лица. Размышления героя искренни и бесхитростны. Это мысли человека, который вынужден, преодолевая страх и стыд, зарабатывать свою лиру, не задумываясь о последствиях. Он герой без будущего. Он эксперимент в преступной схеме криминального бизнеса.
Методы незаконного перемещения товаров совершенствуются и становятся недоступными таможне. Контрабандисты объединены коллективным разумом организованного сообщества. На первый план выходят не физические способы сокрытия, а хитроумные схемы ухода от налогов. Автор раскрывает её явные преимущества.
«В Тирано появилось шесть фабрик по обработке кофе. Дымили трубы. Распахивались и закрывались ворота, деловито сновали грузовики - в общем, работа кипела, хотя единственной продукцией всех шести заводиков были документы - всевозможные квитанции, накладные и отчётные, из которых следовало. Что партия кофе переработана на заводе «X» по заказу фирмы «Y» для оптовой торговой фирмы «Z». Так молотый ещё в Швейцарии контрабандный кофе превращался в кофе легальный»
В своем рассказе Игорь Горелов умело манипулирует способами сокрытия контрабанды, каждый раз совершенствует их, используя технические новинки.
Все притчи скомпонованы сюжетами четырех происшествий - «четырьмя смертями». Они составляют единую картину, и окончание одного приключения является началом другого. Но каждой случай - закономерный финал - предопределен гибелью смельчака. Герой – неизменный «винтик» в сложном механизме тайного промысла, потеря которого не влияет на общий расклад выгодного предприятия. Любой «винтик» заменяется с легкостью и сообразно ситуации, без сожаления и сантиментов.
Своеобразный бедекер - стихотворение Саши Черного « В Одессе». Приморский город предстает во всей красе, как излюбленное место иностранных гостей и пытливых путешественников. Со страниц путеводителя оживает морской порт. Ворота в иные миры.
Надо отдать должное автору, поэтика стиха весьма динамична. На фоне искренней природы, в суете трудящихся людей, праздничных нарядов обывателей – всё обретает смысл живого процесса. Уникальное действие. Оно предугадано автором и максимально приближено к реальности. Точность и узнаваемость не вызывает сомнения. Вплоть до горячего воздуха «гигантов-пароходов».
Обобщающие детали и колоритная картина места обитания, наяву становится «жемчужиной у моря». Верные памяти, изобразительные конструкции стиха включают образы, графически вычерченные в линию, от одного причала до другого. Чувствуется движение большого производственного механизма.По скрипучим сходням докеры, похожие на сказочных богатырей, переваливают колониальные товары, а уцепившись на сходнях шторм трапа вахтенные матросы,ведут стояночные работы. Пейзаж иллюстрирован и пребыванием человека труда, и праздным шатанием завсегдатая бульвара… Ладно «подкручены», как будто расставлены по грузовому списку «хвосты товарных поездов». Они «пленяют четкостью рядов». Величавая дамба. Вдоль её пути сужающаяся граница морской гавани. Она оканчивается каменным выступом маяка.
Вдоль деревянной длинной дамбы
Хвосты товарных поездов.
Тюки в брезенте, словно ямбы,
Пленяют четкостью рядов.
Дымят гиганты – пароходы.
Снуют матросы и купцы.
Арбузной коркой пахнут воды-
И зыбь, и блеск во все концы.
Портовый город спешит навстречу делам, как бы предвкушая выгодность торговых сделок. Подчеркнутая значимость пакгауза - гиганта. Поэт противопоставляет его силу тихой рыбацкой заводи, тем самым завершая общую панораму.
Образ рыбака на волнорезе « в крылатке парусинной», снимающего с крючка «виртлявоскользкого бычка», подчеркнуто самодостаточен, нетороплив в реальности своего нахождения. Он сама жизнь. Автор уподобляется романтику, который заметным реверансом в сторону привычных вещей, осчастливливает пребывание человека на земле…
Естественно, внимательный читатель задается вопросом и пытается найти объект исследования – таможню.
Казаки, статные, как кони,
Кружком расселись в павильоне…
Урядник грузен, как бугай.
Запели… Эх, не вспоминай!
УДК: 821.161.1-82
В. П. Казарин, М. А. Новикова
СТИХОТВОРЕНИЕ А. А. АХМАТОВОЙ «ВИЖУ ВЫЦВЕТШИЙ ФЛАГ НАД ТАМОЖНЕЙ...» (ОПЫТ РЕАЛЬНОГО КОММЕНТАРИЯ)
В статье выявляются реальные источники поэтического образа Херсонесского храма и его окрестностей, а также предлагается новое прочтение финала стихотворения А. А. Ахматовой 1912 года. Большинство комментариев в собраниях сочинений А. А. Ахматовой к стихотворению «Вижу выцветший флаг над таможней...» не содержат ответа на вопросы, почему у поэта купол Свято-Владимирского собора в Херсонесе назван «смуглым» и почему он обрел в ее стихах множественное число («главы»). В данной работе тщательно изучены реалии времени и места (в данном случае - севастопольские) для правильного прочтения автобиографических заметок писателя. Выявлено и обосновано, что две последние строки из стихотворения, входящего в «крымский цикл» А. А. Ахматовой, обнаруживают новые загадки (с точки зрения глубинной поэтики) и новые неясности (с точки зрения реального комментирования). Переосмыслена роль многоголосого, поликультурного, насквозь «диалогичного» и метафизичного Крыма в судьбе А. А. Ахматовой. В исследовании нами была предпринята попытка раскрыть и проанализировать творчество поэтессы в интимно-психологическом аспекте. Использованы методы биографический, реального комментария и послойного поэтологического анализа.
Ключевые слова: Ахматова, Херсонес, Крым, Севастополь, храм, купол, имение Н. И. Тура «Отрада», Стрелецкая бухта, счастье, слава, биография, метод реального комментария, метод послойного поэтологического анализа.
Все глядеть бы на смуглые главы Херсонесского храма с крыльца <...>.
Стихотворение напечатано в февральской книжке журнала «Гиперборей» за 1913 год, а написано, скорее всего, в 1912 году. Авторская датировка «Осень 1913» в «Беге времени» правильно указывает на сезон, когда стихотворение было создано, но никак не на год. Ведь именно к 1912 году (как можно судить по рукописям) относится большинство других стихотворений А. А. Ахматовой, напечатанных в той же книге . Да и наполненная уходящим летним зноем атмосфера стихотворения тоже заставляет связывать его замысел с осенью 1912 года, а не с зимой 1913.
Казарин Владимир Павлович - доктор филологических наук, профессор (Таврический национальный университет имени В. И. Вернадского. Симферополь, Республика Крым); e-mail: [email protected]
Новикова Мария Алексеевна - доктор филологических наук, профессор (Таврический национальный университет имени В. И. Вернадского. Симферополь, Республика Крым); e-mail: [email protected]
Текст статьи до настоящей публикации был размещён на сетевых ресурсах «Daportal», «Анна Ахматова», «Блог Ирины Сотниковой LOGO», «Культурная дипломатия». - Ред.
© Казарин В. П., Новикова М. А., 2014
Большинство комментариев в собраниях сочинений А. А. Ахматовой к стихотворению «Вижу выцветший флаг над таможней...» не содержат ответа на вопросы, почему у поэта купол Свято-Владимирского собора в Херсонесе назван «смуглым» и почему он обрел в ее стихах множественное число («главы») .
Авторы примечаний, опираясь на автобиографические заметки А. А. Ахматовой, пытаются ответить только на один вопрос: где именно в Севастополе в детские годы поэт могла «глядеть» на херсонес-ский собор «с крыльца». Например: «Речь идет о даче «Отрада» («Новый Херсонес») на берегу Стрелецкой бухты - «дача Тура», в трех верстах от Севастополя, где семья Горенко проводила каждое лето с 1896 по 1903 г.» . Или: «На даче Тура («Отрада») под Севастополем Аня Горенко жила с родителями каждое лето в 1896 - 1903 гг.» .
Двухтомник 1990 года наряду с другими неточностями ошибочно отождествил время написания стихотворения с той детской порой, о которой вспоминает Анна Андреевна: «Написано на даче «Отрада» («Новый Херсонес») в трех верстах от Севастополя на берегу Стрелецкой бухты, где Ахматова проводила каждое лето с 7 до 14 лет» . Получается, что стихотворение 1912 года написано в 1903 году четырнадцатилетней девочкой-подростком. Понятно, что на самом деле поэт мысленно обращается к своему прошлому, а не пребывает в нем, как считает комментатор. В этой связи напомним, что стихотворение первоначально было опубликовано под названием «Возвращение» .
В очередной раз мы убеждаемся в том, что без тщательного изучения реалий времени и места (в данном случае - севастопольских) нельзя правильно прочесть даже автобиографические заметки писателя. Воистину, как она сама констатировала, «люди видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать» .
Вопреки распространенному мнению, А. А. Ахматова не жила на даче Н. И. Тура. Она сама об этом ясно скажет в одной из своих записей конца 1950-х - начала 1960-х годов: «В окрестностях этой дачи («Отрада», Стрелецкая бухта, Херсонес <...>) я получила прозвище «дикая девочка» <...> (выделено нами. - Авт.)» . Правильно будет сказать, что А. А. Ахматова с родителями жила на дачах Тура.
Хорошо известное севастопольцам имение Н. И. Тура до 1905 года носило название «Отрада» . Хозяин имения был человеком предприимчивым. Он построил для отдыхающих на части своих земель дачный поселок, получивший название по имени владельца - Туровская слобода или Туровка (в 1923 году первоначально и в 1935 окончательно слободка была переименована в честь матроса Г. Н. Вакуленчука, организатора восстания на броненосце «Потемкин») . Вот там-то и снимала почти каждое лето домик на протяжении восьми лет семья Горенко. «На современной карте Севастополя нынешний проспект Гагари-
на, - пишет севастопольский краевед В. Н. Горелов, - примерно соответствует Туровскому шоссе, центральной улице этого поселка. Установить местоположение домика, в котором останавливались Аня и Инна Эразмовна Горенко, сейчас вряд ли возможно...» . Ясно одно, что домик располагался на возвышенной части Туровской слободы, откуда были хорошо видны и Херсонес, и Стрелецкая бухта, что и получило отражение в стихотворении А. А. Ахматовой и в ее воспоминаниях.
После 1905 года имение «Отрада» было перестроено в духе времени (новейшей архитектуры ресторан, общественный сад, беседки, скамейки, открытые площадки и др.) и переименовано в «Новый Херсонес». А. А. Ахматова в той части города вновь появилась только в 1907 году, поселившись по соседству на новом дачном месте - в грязелечебнице Шмидта, которая расположилась на берегу Песочной бухты . Она, несомненно, видела изменившие облик и именование места своего детства, о чем свидетельствуют уже упоминавшиеся воспоминания: «Нет и дачи Тура («Отрада» или «Новый Херсонес») - три версты от Севастополя, где с семи до тринадцати лет (правильно - «до четырнадцати». - Авт.) я жила каждое лето и заслужила прозвище «дикой девочки» <...> (выделено нами. - Авт.)» .
После этих необходимых разъяснений вернемся к херсонесскому храму.
Только двухтомник 2005 года справедливо указывает, что купол Свято-Владимирского собора в Херсонесе, построенного в 1861 - 1891 годах, был «незолоченым» . Действительно, золоченым у собора был изначально только крест. Купол покрыли золотом уже во время восстановительных работ 1998 - 2004 годов. В остальном этот комментарий тоже, к сожалению, являет собой набор неточностей и ошибок: Свято-Владимирский собор строился не в 1862 - 1892 годах; у собора один купол, а не несколько; из Стрелецкой бухты этот купол не виден. Он, как мы уже отметили, виден с примыкающих к бухте возвышенностей, где располагалась снимаемая семьей Горенко дача.
Таким образом, актуальным остается вопрос: каким же был в конце XIX - начале ХХ веков купол херсонесского храма?
Свято-Владимирский собор строился к 900-летию крещения в Херсо-несе Св. Равноапостольного Великого князя Владимира. Именно поэтому автор проекта академик Д. И. Гримм выполнил крестово-купольный храм в византийском стиле, что, помимо всего прочего, предполагало (в соответствии с греческой православной традицией) отказ от золочения купола (ср. первоначальный облик трех Софий: Константинопольской, Киевской и Новгородской). При этом купол собора и его двухъярусные кровли были покрыты не медью (что было традиционным), а цинковой черепицей . Цинк - достаточно легкий металл, поэтому первоначальное покрытие в декабре 1879 года сорвал ураган. После этого были произведены ремонтные работы, результатом которых стала замена части цинковой
кровли (а именно - карнизов) на свинец . С одной стороны, это утяжелило крышу, предохранив ее от сильных ветров, с другой - сохранило цветовой колорит основного покрытия, так как свинец в окисленном состоянии визуально почти не отличается от цинка. Цветовая гамма цинка - голубовато-серая, со временем имеющая тенденцию к потемнению. В результате цинково-свинцовые купол и двускатные двухъярусные крыши собора на дореволюционных фотографиях «имеют тяжелый сумрачный цвет» .
Все это дало визуальное основание А. А. Ахматовой говорить о «смуглых главах» херсонесского храма. Но почему она пишет о куполе собора во множественном числе?
Во-первых, это влияние первоначального варианта комментируемого стиха. В. М. Жирмунский в издании стихов А. А. Ахматовой в «Библиотеке поэта» (изд. 2, 1977) приводит раннюю редакцию интересующей нас строки: «Херсонесских церквей у крыльца» . Несомненно, имеются в вицу руины многочисленных византийских базилик V - IX веков на территории Херсонеса, а также православные храмы нового времени: Свято-Владимирский собор, Храм семи херсонесских священ-номучеников, домовая церковь Настоятельского корпуса.
С молодых лет А. А. Ахматова относилась к Херсонесу по-особому. Для нее он - «главное место в мире» . «Самое сильное впечатление» подростковых лет - «древний Херсонес, около которого мы жили» . Поэтому «непосредственно отсюда античность - эллинизм <...>» [там же, с. 215].
Вместе с тем наш поэт, в чем мы не раз убеждались, тяготеет к точности деталей своего стихотворного повествования. «Главы» херсонес-ских церквей лишены золочения и, конечно, визуально «смуглые», но они совсем не располагались «у крыльца» ее дачи, хотя и были хорошо видны оттуда. Расстояние до них составляло около двух километров.
Это побуждает А. А. Ахматову отказаться от ранней редакции стиха, заменив ее на нынешнюю: «Херсонесского храма с крыльца». Но при этом она оставляет в предыдущей строке во множественном числе «смуглые главы» удаленных из стихотворения церквей, тогда как у хер-сонесского храма купол только один. Почему?
Визуально образ поэта (и это во-вторых) совершенно точен. Архитектурно Свято-Владимирский собор спроектирован таким образом, что издалека он выглядит как многоглавый храм: многочисленные, разной формы (круглые, угловые, квадратные) и одноцветные (в тот период!) части его покрытия (от купола до фрагментов крыши) смотрятся как отдельные «главы», которые, разрастаясь вширь, ниспадают тремя ярусами от вершины к основанию.
В заключение нашего этюда особо отметим, что эпитет «смуглые» в определении «глав» храма нуждается в дополнительном и более подробном комментировании. Конечно, в этом определении есть дань ко-
лориту, что мы уже отметили, рассказав о цинковой кровле собора. Колорит дает о себе знать в связи с этим эпитетом и в известных стихах о Пушкине 1911 года из цикла «В Царском Селе»:
Смуглый отрок бродил по аллеям <.> .
В 1913 и 1915 годах вне всякой колористической привязки А. А. Ахматова наделит «пушкинской» деталью свою музу: «А смуглая сидела на траве» («В то время я гостила на земле.» ), «И были смуглые ноги / Обрызганы крупной росой» («Муза ушла по дороге.» ).
В 1916 году этот эпитет снова появится в стихотворении А. А. Ахматовой о Бахчисарае и внешним образом вроде бы опять в колористической функции - передать особый оттенок лиц крымскотатарских женщин:
<.> Осень смуглая в подоле
Красных листьев принесла <.> .
Но с появлением все новых и новых примеров становится совершенно ясно, что значение эпитета «смуглый» не ограничивается колоритом. Об этом отчетливо говорит стихотворение «Седое утро» того же 1913 года А. А. Блока:
Прощай, возьми еще колечко,
Оденешь рученьку свою
И смуглое свое сердечко
В серебряную чешую. .
Хотя речь у Ахматовой идет о татарке, а у Блока - о цыганке, одним только темным оттенком их кожи эпитет «смуглый» не объяснишь. Почему у Анны Андреевны «смуглая» не просто женщина, а - муза или осень? При этом осень не какого-нибудь, а 1916 года! Почему у Блока цыганка, прощаясь с лирическим героем после ночи, полной ее страстных песен и его страстных объяснений, «хладно жмет» к его губам «свои серебряные кольца»? И не перекликается ли как-то этот мотив «страстного холода» и безнадежного прощания с прощальными строками, адресованными «утешному» другу в бахчисарайском стихотворении А. А. Ахматовой?
Пока ясно одно. Стихи Анны Андреевны действительно накрепко спаяны между собой своей глубинной поэтикой: слова-образы - и строки, строки - и целые тексты, тексты - и циклы, циклы разного времени написания - и единые вопросы бытия, обращенные к их, этих стихов и циклов, героине и героям. Как именно отвечала А. А. Ахматова на эти вопросы - предстоит внимательно изучать снова и снова.
И, наконец, еще одна - сугубо личная и, скорее, интимно-психологическая - причина столь сильной привязанности Анны Анд-
реевны к эпитету «смуглый». Как известно, А. А. Ахматова от рождения обладала необыкновенно белой кожей. Помимо свидетельств современников, это подтверждается ее собственным признанием: в Херсонесе она «загорала до того, что сходила кожа» . Именно у того типа людей, к которому принадлежала она, пребывание на солнце приводит не к загару, а к шелушению кожи.
Анна Андреевна по личному опыту знала, что белизна кожи является характерным признаком людей, болеющих туберкулезом. Летом 1906 года умирает от туберкулеза ее старшая сестра - Инна. В грязелечебницу доктора Шмидта в 1907 году Аню Горенко привозят лечиться от первых признаков той же болезни . В стихотворении «Как невеста, получаю.», написанном в октябре 1915 года в туберкулезном санатории близ Хельсинки, читаем:
Я гощу у смерти белой,
По дороге в тьму .
«Белая» смерть - это о финских снегах (для октября вроде бы рановато) или о нездоровой белизне кожных покровов больного? Или о саване?
Может быть, в этом причина того, что Ахматова с готовностью подчеркивает «смуглое» в дорогих и близких ей людях и предметах: смуглый оттенок лица Пушкина и татарской женщины, смуглое в облике своей музы, смуглые главы херсонесского храма. «Смуглый» у Анны Андреевны - это цвет желанного, мечтаемого, но недостижимого. Поэтому в детстве она дни напролет проводит на пляже и в море, стараясь обрести заветную смуглость в собственном облике.
Приложение
Предлагаемый вариант комментария к «херсонесскому» фрагменту стихотворения А. А. Ахматовой «Вижу выцветший флаг над таможней...»
I. Все глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца <...>.
Речь идет о дачном поселке, построенном владельцем имения «Отрада» Н. И. Туром недалеко от Стрелецкой бухты. В этом поселке семья Горенко снимала дачный домик почти каждое лето с 1896 по 1903 годы. Установить точное местоположение домика и выяснить, не меняла ли семья свой летний адрес на протяжении восьми лет, пока не представляется возможным. Так как дача располагалась на возвышенном месте, «с крыльца» ее был хорошо виден Херсонес и, в частности, Свято-Владимирский собор. Купол собора и двухъярусные крыши имели цин-ково-свинцовое покрытие. Это и породило поэтический образ «смуглых глав» херсонесского храма. Как известно, сама А. А. Ахматова называла Херсонес «главным» для нее «местом в мире».
И не знать, что от счастья и славы
Безнадежно дряхлеют сердца.
Эти две последние строки из стихотворения, входящего в «крымский цикл» Ахматовой, обнаруживают новые загадки (с точки зрения послойного анализа текста) и новые неясности (с точки зрения реального комментария).
Начнем с реалий. Будем, однако, памятовать, что у Анны Андреевны реалии имеют обыкновение мгновенно перетекать в поэтические образы и символы.
Трижды А. А. Ахматова вспомнит свое «главное место в мире» - Херсонес, античный город-полис, в 2013 году внесенный в список памятников Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО . Воля автора (а тем паче поэта) вспоминать так, как ей вспоминалось почти шестьдесят лет спустя. Долг исследователей - проверять высказывания не только коллег, но и исследуемых авторов. Что же показывает такая проверка?
«Главное место в мире» отразилось в стихах нашего поэта более чем скромно. Спешим оговориться: в виду имеется не весь комплекс севастопольских окраин в районе между бухтой Стрелецкой и бухтой Песчаной, а именно античный Херсонес. В поэме «У самого моря» будут и белые, крутые, известняковые херсонесские берега, и плоский камень, на котором отдыхала «дикая девочка», девочка-русалка Аня Горенко, и золотые херсонесские пляжи, и мысы, и многое иное. Потом эти реалии уже в другом, зрелом и горьком, контексте воскреснут в поэме «Путем всея земли».
Все так. Но реалии эти - не детали собственно античного Херсоне-са. А ведь к 1890-м годам раскопки древнего эллинского города, начавшего свое существование в VI веке до н. э. и ставшего «малыми Афинами» Северного Причерноморья, уже открыли многое и поражали многих . Причем поражал этот город, вышедший из-под земли, не только профессионалов: археологов, историков, филологов-эллинистов. Посмотреть на него приезжали любители старины, путешественники, люди культуры. К таковым, несомненно, принадлежала и семья Горенко, несмотря на нефилологическую профессию отца.
Да, родилась Аня Горенко в Одессе на Большом Фонтане (тоже, кстати, прелюбопытнейшем одесском пригороде). Но именно в Херсоне-се родные торжественно поведут дочь дарить музею найденный ею кусок мрамора с греческой надписью .
Да, в силу сложных семейных обстоятельств мать Анны Андреевны с дочерьми и сыном вынуждена была переехать в Евпаторию. Однако и Евпатория ахматовского отрочества была на редкость колоритным, исторически богатым, многоверческим и многонациональным городом. И гим-
назистка Аня Горенко - не старшеклассники Бориса Балтера: евпаторийские «мальчики», которых запомнил в пору «оттепели» весь читающий Советский Союз. Автор повести знал, они как бы и не знали ничего ни про Джума-Джами, соборную мечеть выдающегося турецкого архитектора Синана, ни про уникальный монастырь дервишей, ни про духовный центр караимов - не менее уникальные евпаторийские кенассы.
Положим, воспоминания Б. И. Балтера могла ограничивать цензура. Но какая цензура мешала Ахматовой вспомнить Уваровскую базилику? Античную купальню с ее изысканной мозаикой? Высеченную на мраморе гражданскую присягу херсонеситов? Уникальный театр IV -III веков до н. э.? И т. д., и т. п.
Вероятнее другое. Личный «херсонесский миф» (сперва «дикой девочки», потом «последней херсонесидки») значил для поэтического мышления Ахматовой больше, чем реалии исторического Херсонеса. Заметим: реалии исторического Бахчисарая (как древнего, так и 1916 года) тоже заслонены в ее стихотворении «Вновь подарен мне дремотой.» личным «бахчисарайским мифом» о «золотом» - но вневременном! - Бахчисарае, месте действия их с Н. В. Недоброво лирического сюжета.
Реалии, мы видим, действительно перетекают в творческом сознании поэта в символы, а из символов ткутся личные мифы.
Остается еще одна загадка - или тайна - ахматовского херсонес-ского стихотворения: его последние две строки. Точнее даже - полторы.
Анне Андреевне в ту пору исполнилось 23 года. Для самой популярной женщины-поэта Серебряного века это возраст немалый. Но вдумаемся: а «знает» ли она не только в 1903, а и даже в 1912 году, как «от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца»?
Вряд ли. И о «счастье», и о «славе» Ахматова будет думать, и очень пристрастно думать, еще долго, по сути, до конца своих дней (см. пророческую строку 1912 года: «Умирая, томлюсь о бессмертьи...»). Об этом же свидетельствует и ее обида на современников, русских эмигрантов, словно бы заперших ее в 1910 - начале 1920-х годов и забывших о ней последующей: пишущей, страдающей, но и мужающей. В том же ряду стоит и внимание Ахматовой к ее зарубежным исследователям, их публикациям 1960-х, и оживленная реакция на литературную премию «Эт-на-Таормина», и разговоры с друзьями о возможной «нобелевке», и др. Понять Анну Андреевну можно. Испить к двадцати годам полную чашу той самой славы, а потом на тридцать с лишним лет погрузиться в изоляцию, известность в узком - очень узком - кругу - испытание и впрямь не из легких. Для нашей темы, однако, важно иное. «Красавица тринадцатого года», Ахматова свою тогдашнюю славу с сердечным одряхлением не связывала.
То же можно сказать и о «счастье». Ахматова 1912 года - автор первой книги стихов «Вечер», к которой «критика отнеслась благосклонно»
Она уже два года замужем за знаменитым Н. С. Гумилевым. У них родился сын Лев. Каждый год Ахматова в Европе - в окружении незаурядных людей и больших культурных событий (например, «первых триумфов русского балета» в Париже [там же]). Она вся в водовороте страстей, ухаживаний, романов.
Снова оговоримся: речь идет не о пошлой «фам фаталь», модном женском типаже Серебряного века, так остро спародированном А. Н. Толстым в «Сестрах». Граф Толстой, вернувшись из эмиграции в СССР, поторопился разделаться со знаковыми фигурами этого века, его самого в знаковую фигуру не выбравшего. Так, толстовский поэт Бессонов - доказанная пародия на А. А. Блока. В таком случае почему не предположить, что бессоновская курортная (крымская!) пассия, актриса (т. е. женщина артистичная), худая, со змеиной пластикой, - не есть скрытая пародия на А. А. Ахматову? Как-никак в глазах широкой публики оба поэта были символом и легендой Серебряного века: Он - как его идеальный мужчина, Она - как его идеальная женщина. Так что для массового мифосознания «роман» между ними подразумевался сам собой.
Но занимают нас сейчас не эти мифы и не эти пародии, а факт: поэзия и личная биография Ахматовой, бесконечно от них далекая, все же их питала. Страстная натура поэта не могла не тянуться к счастью. Их взаимоотношения с Борисом фон Анрепом (1913 - 1917) тому доказательство.
Итак, Ахматова 1912 года не ощущает себя ни дряхлеющей сердцем, ни равнодушной к счастью и славе. Откуда же появились в финале стихотворения эти строки? Кто их произносит?
Прежде ответа (в свою очередь требующего дальнейшей проверки) обратим внимание на ахматовский глагол в строках предыдущих: «Все глядеть бы на смуглые главы / Херсонесского храма.». «Глядеть» означает совсем не то же, что «поглядеть». Попробуем заменить этот глагол: «Поглядеть бы на смуглые главы.». Тогда смысл финального четверостишия примерно таков: приехать еще раз в памятные места отрочества, повидать их - и с болью ощутить то, чего героиня-подросток еще не знала: цену своей будущей взрослой славы и счастья. Теперь (т. е. в 1912 году) она это уже знает.
Но ведь именно этого-то она и не знает!
Второй важный оттенок значения у глагола «глядеть» - его длительность. «Глядеть» долго может, конечно, означать и «любоваться», но только не в ахматовском поэтическом мире. В нем множество пейзажей, они есть почти в каждой ее лирической миниатюре. Нет - созерцательного, внедиалогичного любования: ни природой естественной, ни пейзажами урбанистическими.
О диалогизме (или полилогизме) ахматовской лирики, ее особой сюжетности написаны тома научных работ. Кажется, однако, никто из
ахматоведов не сфокусировал внимания на том, что диалог - это разговор двух сторон (а не монолог в присутствии другого). И сюжет - это события, по-разному значимые для разных героев (а не для одного лишь субъекта действия, для кого все другие суть только объекты).
Если героиня глядит на «смуглые главы» херсонесского храма, то ведь и главы эти тоже на нее глядят? Если она ведет с ними свой мысленный диалог (вся предшествующая часть стихотворения и представляет собою такой диалог), то ведь и «смуглые главы» ведут его с героиней? Тогда позволительно предположить, что заключительные полторы строки и есть их ответ ей - ответ на годы и десятилетия вперед. Она может этого не знать - это знают они.
Подобная гипотеза бросает новый свет и на те наблюдения, которые делались нами раньше. Оказывается, недаром «смуглые» у Ахматовой и купола херсонесского храма, и бахчисарайская осень, принесшая красные листья в подоле, и муза, пришедшая к поэту по горной дороге (т. е. с некоей высоты). Все они - действующие лица (а не «фон»); все имеют свою, более высокую точку обзора, свой голос в диалоге с поэтом.
Скажем, Осень не просто усыпает листьями ступени, «где прощались» героиня с героем. Этот жест - тоже реплика, притом реплика со многими значениями. Цветами усыпают дорогу жениху и невесте при венчании. Сухие осенние листья - своеобразный антипод венчального обряда. Усыпают цветами и погребальное шествие. Но яркий, «страстный» красный цвет опровергает и это истолкование как единственно возможное, не отменяя терпкого погребального привкуса, вносимого им в ситуацию прощания. «Принести в подоле» - народный фразеологизм, он значит «родить ребенка на стороне, вне законного брака». Однако Осень приносит героям не живого ребенка, плод любви, а мертвые листья, плод встречи «на стороне». (Вспомним: Ахматова к моменту этой встречи разошлась, но не «развенчалась» с находящимся на войне Гумилевым, а Н. В. Недоброво ждет в Алуште красавица-жена, самоотверженно ухаживающая за больным мужем.)
Тот же вывод применим и к «смуглой» Музе. Ее смуглоту также можно трактовать как цвет-реалию (крымскую? итальянскую?). Вместе с тем смуглая Муза, которая будет опять и опять приходить к нашему поэту, окажется не той, что «диктовала» Данте страницы «Чистилища» или страницы «Рая». Диктовала она, согласно Ахматовой, страницы «Ада». От этого двустрочия тоже разойдутся отражения далеко вперед - до «Реквиема» с его застенками и «Поэмы без героя» с ее дьявольским карнавалом. И вновь об этом будущем еще не догадывается крымская Ахматова, но уже ведают ее «смуглая» собеседница и «смуглые главы» херсонесского храма.
Заключение к теме «Ахматова и Крым» дописать (как мы убедились) пока невозможно: работы здесь хватит надолго. Можно, на наш взгляд, уже сегодня констатировать: в судьбе Ахматовой Крым сыграл роль, по-
Список литературы
1. Ахматова А. А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1. Стихотворения, 1904 - 1941. М.: Эллис Лак, 1998. 966 с.
2. Ахматова А. А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 5. Биографическая проза. М.: Эллис Лак, 2001. 798 с.
3. Ахматова А. А. Сочинения: в 2 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. М.: Худ. литература, 1986. 510 с.
4. Ахматова А. А. Сочинения: в 2 т. Т. 2. Проза и переводы. М.: Худ. литература, 1987. 462 с.
5. Ахматова А. А. Сочинения: в 2 т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. М.: Правда, 1990. 447 с. (Библиотека «Огонек»)
6. Ахматова А. А. Победа над судьбой: в 2 т. Т. 2. Стихотворения. М.: Русский путь, 2005. 472 с.
7. Ахматова А. А. Стихотворения и поэмы / сост., подгот. текста и прим. В. М. Жирмунского. 2-е. изд. Л.: Сов. писатель, 1977. 425 c. (Библиотека поэта. Большая серия).
8. Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой: 1889 - 1966. 2-е изд., испр. и доп. М.: Индрик, 2008. 768 c.
9. Горелов В. Н. Херсонес Анны Ахматовой // Литературная газета + Курьер культуры: Крым-Севастополь: Региональное обозрение. 2008. 26 сентября - 10 октября. № 18(23). С. 2-8.
10. Севастополь: Энциклопедический справочник. 2-е изд., доп. и испр. Севастополь: Салта, 2008. 256 c.
11. Золотарев М. И., Хапаев В. В. Херсонесские святыни. Севастополь: Фуджи-Крым, 2002. 158 c.
12. Блок А. А. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 3. М.; Л.: ГИХЛ, 1960. 715 c.
13. Реальный словарь классических древностей по Любкеру / под ред. Ф. Гельбке, Л. Георгиевского, Ф. Зелинского и др. - СПб.: Общество классической филологии и педагогики, 1885. 1552 с.
Kazaryn Vladimir P., Novikova Marina A.
A. A. AKHMATOVAS POEM «I SEE THE FADED FLAG OVER THE CUSTOMS HOUSE» (THE EXPERIENCE OF REFERENTIAL ANALYSIS)
(Taurida National V. I. Vernadsky University, Simferopol, The Republic of Crimea)
The paper suggests a new interpretation of final lines in Anna Akhmatova"s poem on Chersonesus (1912). Most of the comments in Anna Akhmatova"s collections of the works on her poem «I see the faded flag over the customs house» evade the clear answer why the poet called the dome of St. Vladimir"s Cathedral in Chersonesus as «swarthy» and why it"s plural in her poems («cupolas»). It must be admitted that the realia of time and place (in this case - the realia of Sevastopol) are carefully studied for correct reading of autobiographical notes of the writer. It"s identified and verified, that the final two lines of the poem in the «Crimean cycle» by Anna Akhmatova, identify new mystery (in terms of depth of poetics) and new uncertainties (in terms of real commenting). The role of the polyphonic, multicultural, «Dialogic» and metaphysical Crimea is reviewed in the fate of Anna Akhmatova. In this study we tried to discover and analyze the works of the poet applying the inti-
mate and psychological aspect. It is supported with biographical, referential and layer-specific poetological analysis.
Key words: Akhmatova, Chersonesus, Crimea, Temple, dome, the estate of N. I. Tur «Otrada», Striletska bay, happiness, glory, biography, referential and layer-specific poetological analysis
1. Ahmatova A. A. Sobranie sochineniy (Collected Works), in 6 vol., vol. 1. Stikhotvoreniya, 1904 -1941 (Poems, 1904-1941), Moscow, Ellis Lak, 1998, 966 p.
2. Ahmatova A. A. Sobranie sochineniy (Collected Works), in 6 vol., vol. 5. Biograficheskaya proza (Biographical prose), Moscow, Ellis Lak, 2001, 798 p.
3. Ahmatova A. A. Sochineniya (Works), in 2 vol., vol. 1. Stikhotvoreniya i poemy (Verses and poems), Moscow, Khudozhestvennaya literatura, 1986, 510 p.
4. Ahmatova A. A. Sochineniya (Works), in 2 vol., vol. 2. Proza i perevody (Prose and translations), Moscow, Khudozhestvennaya literatura, 1987, 462 p.
5. Ahmatova A. A. Sochineniya (Works), in 2 vol., vol. 1. Stikhotvoreniya i poemy (Verses and poems), Moscow, Pravda, 1990, 447 p.
6. Ahmatova A. A. Pobeda nad sud"boy (Victory Over Self), in 2 vol., vol. 2. Stikhotvoreniya (Poems), Moscow, Russkij put", 2005, 472 p.
7. Ahmatova A. A. Stikhotvoreniya i poemy (Verses and Poems), drafting, preparation of the text and notes V. M. Zhirmunskogo, 2nd edition, Leningrad, Sovetskij pisatel", 1977, 425 p.
8. Chernyh V. A. Letopis" zhizni i tvorchestva Anny Akhmatovoy: 1889 - 1966 (Annals of the life and work of Anna Akhmatova: 1889 - 1966), 2nd edition, revised and expanded, Moscow Indrik, 2008 768 p.
9. Gorelov V. N. Anna Akhmatova"s Hersones , Literaturnaja gazeta + Kur"er kul"tury: Krym-Sevastopol": Regional"noe obozrenie, 2008, September 26 - October 10, no 18(23). Pp. 2 - 8.
10. Sevastopol: Encyclopedic Reference, 2nd edition, revised and expanded, Sevastopol", Salta, 2008, 256 p. (In Russ)
11. Zolotarev M. I., Chapaev V. V. Khersonesskie svyatyni (Chersonesus"s shrines), Sevastopol", Fudzhi-Krym, 2002, 158 p.
12. Blok A. A. Sobranie sochineniy (Collected Works), in 8 vol., vol. 3, Moscow-Leningrad, GIKhL, 1960, 715 p.
13. Real"nyy slovar" klassicheskikh drevnostey po Lyubkeru (Real Dictionary of Classical Antiquities by Lyubker), ed. F. Gel"bke, L. Georgievskogo, F. Zelinskogo and etc.,
St. Petersburg, Obshchestvo klassicheskoy filologii i pedagogiki, 1885, 1552 p.
Вижу выцветший флаг над таможней
И над городом желтую муть.
Вот уж сердце мое осторожней
Замирает, и больно вздохнуть.
Стать бы снова приморской девчонкой,
Туфли на босу ногу надеть,
И закладывать косы коронкой,
Все глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца
И не знать, что от счастья и славы
Безнадежно дряхлеют сердца.
Все глядеть бы на смуглые главы… – речь идет о даче «Отрада» («Новый Херсонес») на берегу Стрелецкой бухты – «дача Тура», в трех верстах от Севастополя, где семья Горенко проводила каждое лето с 1896 по 1903 г. В большинстве посмертных изданий под стихотворением неверная дата – осень 1913. Оценку этого стихотворения дал Н. С. Гумилев в своем письме от 9 апреля 1913 г.:
«Я весь день вспоминаю твои строки о «приморской девчонке», они мало того, что нравятся мне, они меня пьянят. Так просто сказано так много, и я совершенно убежден, что из всей послесимволической поэзии ты да, пожалуй (по-своему), Нарбут окажетесь самыми значительными»
(Гумилев Н. С. Собр. соч.: в 3 т. М.: Художественная литература, 1991. Т. 3. С. 236)
