Америка, как известно, была официально открыта генуэзцем Колумбом в 1492 году. Но по воли случая получила имя флорентийца Америго.
Открытие Нового Света явилось величайшим событием в глобальной истории человечества. Не говоря уже о том, что оно рассеяло много ложных представлений о нашей планете, что содействовало значительным сдвигам в экономической жизни Европы и вызвало волну эмиграции на новый континент, оно, кроме того, повлияло на изменение духовного климата в странах с христианским вероисповеданием (т.к. в конце века христиане как всегда ожидали «конец света», «страшный суд» и т.п.).
Америка дала обильную пищу для самых восторженных мечтаний европейских мыслителей об обществе без государства, без обычных для Старого Света социальных пороков. Страна новых возможностей, страна, где можно построить совсем другую жизнь. Страна, где все ново и чисто, где цивилизованный человек еще ничего не успел испортить. А ведь там можно избежать всех ошибок, совершенных в Старом Свете, – так думали европейские гуманисты в XVI, XVII веках. И все эти мысли, воззрения и надежды, конечно, находили отклик в литературе, как в европейской, так и в американской.
Однако в реальности все получилось совсем по-другому. История заселения новооткрытых земель выходцами из Европы была кровавой. А эту правду жизни решились показать далеко не все писатели того времени (в своих произведениях отразили это испанцы Лас Касаса и Гомара).
В речевом обиходе наших дней именем «Америка» обычно называют только часть того огромного континента, который был открыт в конце XVI столетия, а именно Соединенные Штаты. Об этой части американского континента и пойдет речь.
С XVII столетия началось заселение этой территории выходцами из Европы. Продолжалось оно и в XVIII, и в XIX веках. В XVII веке возникло государство, называвшееся Новой Англией и подчиненное английскому королю и парламенту. И лишь только в 70-е годы XVIII столетия 13 штатов набрали в себе силы, чтобы заставить Англию признать их независимость. Таким образом, появилось новое государство – Соединенные Штаты Америки.
Художественная литература в собственном смысле слова и в том качестве, которое позволяет ей войти в историю мировой литературы, начинается в Америке только в XIX веке, когда на литературной арене появились такие писатели, как Вашингтон Ирвинг и Джеймс Фенимор Купер.
В период первых поселенцев, в XVII столетии, когда только начиналось освоение новых земель, основание первых поселков – было еще не до литературы. Лишь некоторые поселенцы вели дневники, записи, хроники. Хотя душа их авторов еще жила Англией, ее политическими и религиозными проблемами. Особого литературного интереса они не представляют, а более ценны как живая картина первых поселенцев Америки, рассказ о нелегких днях обживания новых мест, тяжелых испытаниях и т.п. Вот несколько известных дневников: Джена Уинтропа за 1630-1649 гг., «История Новой Англии», Уильяма Бредфорда «История поселения в Плимуте» (1630-1651), Джона Смита «Общая история Виргинии, Новой Англии и Летних островов» (1624).
Из произведений чисто литературных следует, пожалуй, упомянуть о стихах поэтессы Анны Бредстрит (1612-1672), религиозно-назидательных, весьма посредственных, но тешивших сердца первых поселенцев (поэмы-диалоги «Квартеты»).
XVIII век
XVIII век в Америке проходит под флагом борьбы за независимоть. Центральное место занимают идеи Просвещения, пришедшие из Англии и Франции. В Новой Англии выросли города, были созданы университеты, стали выходить газеты. Появились и первые литературные ласточки: романы, создававшиеся под влиянием английской просветительской литературы и «готического» романа, Генри Брекенриджа (1748-1816) – «Современное рыцарство, или Приключения капитана Джона Фаррато и Тига О’Ригена, его слуги», Брокдена Брауна (1771-1810) – «Виланд», «Ормонд», «Артур Мервин»; поэмы Тимоти Дуайт (1752-1818) – «Завоевания Ханаана», «Гринфильд Хилл».
Вторая половина века ознаменовалась появлением большой группы поэтов, отражавших в своих произведениях политические страсти эпохи. Условно их разделяли на сочувствующих федералистам (самая известная группа – «университетские поэты») и сторонников революции и демократического правительства. Один из наиболее значимых поэтов, единомышленник Пейна и Джефферсона – Филипп Френо (1752 – 1832). В своих стихах ярко отразил политические события в стране, хотя позже разочаровался в новой американской действительности. В своих лучших стихах воспевал природу и размышлял о вечной жизни. Уже в творчестве Френо легко уловить зачатки романтизма, который полностью сформируется в США только в XIX веке.
Однако главное достояние американской литературы XVIII столетия составила ее просветительская публицистика с именами Бенджамина Франклина, Томаса Джефферсона и Томаса Пейна. Эти три человека вошли в историю общественной мысли Америки, они оставили заметный след в истории мировой литературы.
Томас Джефферсон (1743-1826), автор Декларации независимости, третий президент США, – личность бесспорно талантливая и оригинальная. Ученый, философ, изобретатель, обладавший большим и разносторонними познаниями, он должен быть упомянут в истории литературы как блестящий стилист, обладавший ясным, четким и образным языком литератора. Его «Заметки о Виргинии», его «Общий обзор прав Британской империи» ценились современниками не только за выражение в них мысли, но и за литературные достоинства. Математика, архитектура, астрономия, естественные науки, лингвистика (составление словарей индейских языков), история, музыка – все это составляло предмет увлечений и знаний этого человека.
Бенджамин Франклин (1706-1790) принадлежал к плеяде блестящих и универсальных умов XVIII века. Общественная мысль в Америке формировалась под воздействием этого могучего ума, гениального самоучки.
В течение 25 лет Франклин издавал знаменитый календарь «Альманах простака Ричарда», который в Америке выполнял роль своеобразной энциклопедии, собрания научных сведений и в то же время остроумных житейских наставлений. Он печатал газету. Организовал в Филадельфии публичную библиотеку, больницу, писал философские сочинения. Свою жизнь он описал в «Автобиографии» (вышла посмертно в 1791 г.). Его «Поучения простака Ричарда» обошли Европу. Многие европейские университеты даровали ему звание почетного доктора. Ну, и, наконец, он – политический деятель, выполнявший ответственные дипломатические миссии в Европе.
Томас Пейн (1737-1809) – талантливый, бескорыстный революционер и просветитель. Опубликовал памфлет «Здравый смысл». 10 января 1776 г. памфлет стал сенсацией дня. Он призывал американцев на войну за независимость, на революцию. Во время французской буржуазной революции Т. Пейн сражался на стороне повстанцев. Кроме того, перу Пейна принадлежит книга «Век разума» – выдающееся произведение американской просветительской мысли XVIII века. Книга, часть которой написана в парижской тюрьме, содержит в довольно резких выражениях осуждение христианства.
Американское просвещение не выдвинуло авторов такого масштаба, каким отличались просветители Англии, Франции, Германии. Мы не найдем в сочинениях Франклина, Джефферсона, Пейна и других блеска и остроумия Вольтера, глубины мысли Локка, красноречия и страстности Жан-Жака Руссо, поэтического воображения Мильтона. Это были больше практики, чем мыслители и. Конечно, менее всего художники. Они освоили идеи европейского Просвещения и пытались с учетом возможностей применить их к своей стране. Томас Пейн был самый смелый и самый радикальный их них.
Американские просветители особо выделяли вопросы общества, личности и государства. Общество превыше государства. Оно может менять свою политическую систему, если новое поколение сочтет это полезным, рассуждали они.
Итак, американская просветительская публицистика XVIII века теоретически обосновала задачи буржуазной революции. Таким образом, американское Просвещение внесло свой вклад в развитие освободительных идей и исторического прогресса.
XIX век
Приоритетным направлением в политике США в XIX в. являлось расширение территорий (присоединены: Луизиана, Флорида, Техас, Верхняя Калифорния и др. территории). Одним из последствий этого становится военный конфликт с Мексикой (1846-1848). Что касается внутренней жизни страны, то развитие капитализма в США в XIX в. было неравномерно. «Замедление», отсрочка его роста в первой половине XIX столетия подготовили особо широкое и интенсивное его развитие, особо бурный взрыв экономических и социальных противоречий во второй половине столетия.
При изучении истории американской культуры и литературы нельзя не обратить внимание на то, что подобное неравномерное развитие капитализма наложило характерный отпечаток на идеологическую жизнь США, в частности обусловило относительную отсталость, «незрелость» социальной мысли и социального сознания американского общества. Играла свою роль и провинциальная обособленность США от европейских культурных центров. Социальное же сознание в стране находилось в значительной мере во власти отживших иллюзий и предрассудков.
Разочарование результатами послереволюционного развития страны ведет писателей Америки к поиску романтического идеала, противостоящего антигуманной действительности.
Американские романтики – создатели национальной литературы США. Это, прежде всего, отличает их от европейских собратьев. В то время как в Европе начала XIX в. национальные литертуры закрепили за собой качества, складывавшиеся в течение почти целого тысячелетия и ставшие их специфическими национальными чертами, американская литература, так же как и нация, еще только определялись. И в Новом Свете не только в начале XIX в., но и позже, спустя несколько десятилетий. На книжном рынке господствовали главным образом произведения английских писателей и литература, переведенная с других европейских языков. Американская книга с трудом пробивала себе дорогу к отечественному читателю. В то время в Нью-Йорке уже существовали литературные клубы, но во вкусах царила английская литература и ориентация на европейскую культуру: американское в буржуазной среде считалось «вульгарным».
На американских романтиков была возложена довольно серьезная задача, кроме формирования национальной литературы они должны были создавать и весь сложный этико-философский кодекс молодой нации – помогать ей сформироваться.
Кроме того, необходимо отметить, что для своего времени романтизм был наиболее действенным методом художественного освоения действительности; без него процесс эстетического развития нации был бы неполным.
Хронологические рамки американского романтизма несколько отличаются от романтизма европейского. Романтическое направление в литературе США сложилось к рубежу между вторым и третьим десятилетиями и сохраняло господствующее положение вплоть до окончания Гражданской войны (1861-1865).
В становлении романтизма прослеживается три этапа. Первый этап – ранний американский романтизм (1820-1830-е годы). Его непосредственным предшественником был предромантизм, развивавшийся еще в рамках просветительской литературы (творчество Ф. Френо в поэзии, Ч. Брокден Брауна в романе и др.). Крупнейшие писатели раннего романтизма – В. Ирвинг, Д.Ф. Купер, У.К. Брайент, Д.П. Кеннеди и др. С появление их произведений американская литература впервые получает международное признание. Идет процесс взаимодействия американского и европейского романтизма. Ведется интенсивный поиск национальных художественных традиций, намечаются основные темы и проблематика (война за независимость, освоение континента, жизнь индейцев). Мировоззрение ведущих писателей этого периода окрашено в оптимистические тона, связанные с героическим временем войны за независимость и открывавшимися перед молодой республикой грандиозными перспективами. Сохраняется тесная преемственная связь с идеологией американского Просвещения. Показательно, что и Ирвинг, и Купер активно участвуют в общественно-политической жизни страны, стремясь прямо воздействовать на ход ее развития.
Вместе с тем в раннем романтизме зреют критические тенденции, являющиеся реакцией на негативные последствия укрепления капитализма во всех сферах жизни американского общества. Они ищут альтернативу буржуазному укладу и находят ее в романтически идеализированной жизни американского Запада, героике Войны за независимость, свободной морской стихии, патриархальном прошлом страны и т.д.
Второй этап – зрелый американский романтизм (1840-1850-е годы). К этому периоду относится творчество Н. Готорна, Э.А. По, Г. Мелвилла, Г.У. Лонгфелло, У.Г. Симмса, писателей-трансценденталистов Р.У. Эмерсона, Г.Д. Торо. Сложная и противоречивая реальность Америки этих лет обусловила заметные различия в мироощущении и эстетической позиции романтиков 40-50-х годов. Большинство писателей этого периода испытывают глубокое недовольство ходом развития страны. Разрыв между действительностью и романтическим идеалом углубляется, превращается в пропасть. Не случайно среди романтиков зрелого периода так много непонятых и непризнанных художников, отвергнутых буржуазной Америкой: По, Мелвилл, Торо, а позднее – поэтесса Э. Дикинсон.
В зрелом американском романтизме преобладают драматические, даже трагические тона, ощущение несовершенства мира и человека (Готорн), настроения скорби, тоски (По), сознание трагизма человеческого бытия (Мелвилл). Появляется герой с раздвоенной психикой, несущий в своей душе печать обреченности. Уравновешенно-оптимистический мир Лонгфелло и трансценденталистов о всеобщей гармонии в эти десятилетия стоят некоторым особняком.
На данном этапе американский романтизм переходит от художественного освоения национальной реальности к исследованию на национальном материале универсальных проблем человека и мира, приобретает философскую глубину. В художественный язык зрелого американского романтизма проникает символика, редко встречающаяся у романтиков предшествующего поколения. По, Мелвилл, Готорн в своих произведениях создали символические образы большой глубины и обобщающей силы. Заметную роль в их творениях начинают играть сверхъестественные силы, усиливаются мистические мотивы.
Трансцендентализм – литературно-философское течение, появившееся в 30-х г. «Трансцендентальный клуб» был организован в сентябре 1836 г. в Бостоне, Массачусетс. С самого начала в него входили: Р.У. Эмерсон, Дж. Рипли, М. Фуллер, Т. Паркер, Э.Олкотт, в 1840 г. к ним присоединился Г.Д. Торо. Название клуба связано с философией «Трансцендентального идеализма» немецкого мыслителя И. Канта. Клуб с 1840 по 1844 гг. издавал свой журнал «Дайэл». Учение американского трансцендентализма поставило перед современниками вопросы глобального характера – о сущности человека, о взаимоотношениях человека и природы, человека и общества, о путях нравственного самосовершенствования. Что касается взглядов на свою страну, то трансценденталисты утверждали, что у Америки свое великое предназначение, но в то же время выступали с резкой критикой буржуазного развития США.
Трансцендентализм положил начало американской философской мысли и оказал влияние на формирование национального характера и самосознания. И что более примечательно, трансцендентализм использовали в идейной борьбе и в XX в. (М. Ганди, М.Л. Кинг). А споры вокруг этого течения не утихают до сих пор.
Третий этап – поздний американский романтизм (60-е годы). Период кризисных явлений. Романтизм как метод все чаще оказывается не в состоянии отразить новую реальность. В полосу тяжелого творческого кризиса вступают те писатели предыдущего этапа, кто еще продолжает свой путь в литературе. Наиболее яркий пример – судьба Мелвилла, на долгие годы ушедшего в добровольную духовную самоизоляцию.
В этот период происходит резкое размежевание среди романтиков, вызванное Гражданской войной. С одной стороны выступает литература аболиционизма, в рамках романтической эстетики протестующая против рабства с эстетических, общегуманистических позиций. С другой стороны, литература Юга, романтизируя и идеализируя «южное рыцарство», встает на защиту исторически обреченного неправого дела и реакционного уклада жизни. Аболиционистские мотивы занимают заметное место в творчестве писателей, чье творчество сложилось в предшествующий период, – Лонгфелло, Эмерсона, Торо и др., становятся основными в творчестве Г. Бичер-Стоу, Д.Г. Уитьера, Р. Хилдрета и др.
Имели место в американском романтизме и региональные различия. Основные литературные регионы – Новая Англия (северо-восточные штаты), средние штаты, и Юг. Для романтизма Новой Англии (Готорн, Эмерсон, Торо, Брайент) характерно в первую очередь стремление к философскому осмыслению американского опыта, к анализу национального прошлого, к исследованию сложных этических проблем. Основные темы в творчестве романтиков средних штатов (Ирвинг, Купер, Полдинг, Мелвилл) – поиски национального героя, интерес к социальной проблематике, сопоставление прошлого и настоящего Америки. Писатели-южане (Кеннеди, Симмс) нередко остро и справедливо критикуют пороки капиталистического развития Америки, но при этом они не могут избавиться от стереотипов прославления добродетелей «южной демократии» и преимуществ рабовладельческих порядков.
На всех этапах развития для американского романтизма характерна тесная связь с общественно-политической жизнью страны. Именно это делает романтическую литературу специфически американской по содержанию и форме. Кроме того, существуют и некоторые другие отличия от европейского романтизма. Американские романтики выражают свое неудовлетворение буржуазным развитием страны, не принимают новых ценностей современной Америки. Сквозной в их творчестве становится индейская тема: американские романтики проявляют искренний интерес и глубокое уважение к индейскому народу.
Романтическое направление в литературе США не сразу после окончания Гражданской войны сменяется реализмом. Сложным сплавом романтических и реалистических элементов является творчество величайшего американского поэта Уолта Уитмена. Романтическим мироощущением – уже за пределами хронологических рамок романтизма – проникнуто творчество Дикинсон. Романтические мотивы органично входят в творческий метод Ф. Брет Гарта, М. Твена, А. Бирса, Д. Лондона и других писателей США конца XIX – начала XX столетия. Своеобразные ласточки реализма появились в Америке уже в середине столетия. Одной из таких – наиболее ярких – является рассказ Ребекки Гардинг «Жизнь на литейных заводах» (1861). В котором безо всяких прикрас и с обстоятельностью почти что документальной нарисованы условия жизни американских рабочих в восточном районе США.
Переходный период ознаменовался творчеством писателей (У.Д. Хоуэллс, Г. Джеймс и др.), чей метод получил название «мягкого», «джентильного реализма», или по определению самого Гоуэллса – «сдержанного» (reticent) реализма. Суть их воззрений заключалась в исключительности и «непреходящих преимуществах» американской жизни перед жизнью Старого Света; по их мнению, проблемы возникавшие в произведениях европейского реализма и русского (наиболее популярного в то время) не имели никаких точек соприкосновения с американскими. Именно этим объяснялась их попытка ограничить критический реализм в США. Но позже несправедливость этих воззрений стала настолько очевидной, что им пришлось отказаться от них.
«Бостонская школа». Одно из важнейших мест в литературе США после Гражданской войны получает течение, известное под названием «литературы условностей и приличий», «традиции утонченности» и т.д. В это направление включают писателей, живших главным образом в Бостоне и связанных с журналами, издававшимися там, и с Гарвардским университетом. Поэтому писателей этой группы часто называют «бостонцами». Сюда относились такие литераторы, как Лоуэлл («Записки Биглоу»), Олдрич, Тэйлор, Нортон и др.
Большое распространение в конце XIX в. получил жанр исторического романа и повести. Появились такие произведения, как «Старые креольские времена» Д. Кейбла (1879), «Полковник Картер из Картерсвилля» Смита, «В старой Виргинии» Пейджа. Некоторые из них не были лишены художественных достоинств, как, например, «Старые креольские времена», ярко воспроизводившие быт и нравы американского Юга начала века. В этом отношении Кейбл выступит как один из представителей «областнической литературы».
В целом же развитие исторического жанра имело для американской литературы того времени скорее отрицательное значение. Исторический роман уводил от насущных проблем современности. В большинстве книг этого жанра идеализировалось прошлое, разжигались националистические и расистские стремления, почти совсем отсутствовала та историческая правда, которая является главным условием подлинно художественного исторического романа.
Многие создатели исторического романа стремились только развлекать читателя. Именно такую задачу ставил перед собой Д.М. Кроуфорд, автор многих псевдоисторических романов. Именно поэтому писатели-реалисты боролись против псевдоисторических романов, видя в них одно из важнейших препятствий на пути развития реалистической литературы.
Наряду с историческим и авантюрно-приключенческим романом большое распространение получил жанр «деловой повести». Произведения этого типа обычно рассказывали о бедном, но энергичном и предприимчивом юноше, который своим трудом, упорством и настойчивостью добивался успеха в жизни. Проповедь делячества в литературе (С. Уайт «Завоеватели лесов», «Компаньон»; Д. Лорример «Письма самого себя создавшего купца к своему сыну») подкреплялась учением прагматистов в американской философии. В. Джеймс, Д. Дьюи и другие американские прагматики подводили философскую базу под бизнесменство, способствовали развитию культа индивидуализма и делячества среди широких слоев американского населения.
С «Американской мечтой» во многом связано развитие американской литературы. Одни писатели верили в нее, пропагандировали в своих произведениях (та же «деляческая литература», позднее – представители апологетической, конформистской литературы). Другие (большинство романтиков и реалистов) резко критиковали этот миф, показывали его изнанку (например, Драйзер в «Американской трагедии»).
Американская новелла XIX века.
Довольно прочные позиции в американской литературе XIX в. заняла новелла. Американский писатель Брет Гарт даже сказал, что новелла – «национальный жанр американской литературы». Но нельзя, разумеется, считать, что интерес к новелле был исключительной привилегией американцев. Довольно успешно новелла (рассказ) развивалась и в Европе. Однако основной формой европейского литературного развития в XIX в. был реалистический социальный роман. Иное было в Америке. В силу исторически сложившихся обстоятельств социального и культурного развития страны, критико-реалистический роман не нашел в американской литературе должного воплощения. Почему же? Основную причину этого, как и многих других аномалий американской культуры, нужно искать в отсталости общественного сознания в США на протяжении XIX столетия. Неспособность американской литературы создать в XIX в. большой социальный роман объясняется, во-первых, ее неподготовленностью, отсутствием исторического опыта и нежеланием воспринять этот опят в европейской литературе и, во-вторых, теми значительными объективными трудностями, какие представляет для понимания художника всякая социальная действительность, «окутанная туманом незрелых экономических отношений» (Энгельс). Большой критико-реалистический роман появиться в США, но со значительным опозданием, лишь в начале XX века.
Американская литература в каждом своем поколении выдвигает выдающихся мастеров-рассказчиков, как Э. По, М. Твен, или Д. Лондон. Форма короткого занимательного повествования становится типической для американской литературы.
Одной из причин процветания новеллы является стремительность жизни в Америке того времени, а так же «журнальный уклад» американской литературы. Заметную роль в американской жизни, а значит и в литературе, XIX в. все еще играет устный рассказ. Американский устный рассказ восходит первоначально к легендам (которые сохраняют живучесть почти на протяжении всего XIX в.) трапперов.
Основной составляющей новеллы становиться «американский юмор». Юмористическая бытоописательная новелла 30-х г. складывается в основном на фольклорной почве. А существенным элементом американского фольклора явилось устное творчество негров, которые принесли с собой традиции африканского примитивного эпоса («Сказки дядюшки Римуса» Джоэла Гарриса).
Типичной чертой американской новеллистики является такое построение рассказа, где обязательно присутствует обостренный сюжет, подводящий к парадоксальной, нежданной развязке. Надо заметить, что именно в этом видел преимущества короткого рассказа Э. По, а так же в его размере, дающем возможность прочитать его разом, т.о. не потерять цельность впечатления, что, по его мнению, невозможно в случае с романом.
Выдающуюся роль новелла играет и в искусстве американского романтизма (По, Готорн, Мелвилл).
В 60-70-х г. развитие американской новеллы связывается с именами таких писателей, как Брет Гарт, Твен, Кейбл. Основной темой у них становятся общественные и частные отношения на колонизируемых землях. Одно из наиболее ярких произведений этого периода – «Калифорнийские рассказы» Брета Гарта.
В 80-90-х годах появляется новое поколение писателей (Гарленд, Норрис, Крейн), которых характеризуют как представителей американского натурализма. Их натуралистическая новелла рисует американскую жизнь в резких и суровых чертах, нащупывая ее коренные социальные противоречия и не боясь черпать опыт в европейской социально-политической и художественной литературе. Но социальный протест американских натуралистов нигде не доводился до отрицания капиталистического строя в целом. И все же роль этих писателей в движении американской литературы к социальному реализму куда значительней, чем она может ограничиваться в рамках натурализма.
XX век
В новом, XX веке проблематика американской литературы определяется фактом громадного значения: наиболее богатая, сильная капиталистическая страна, идущая во главе всего мира, порождает наиболее сумрачную и горькую литературу современности. Писатели приобрели новое качество: им стало свойственно ощущение трагизма и обреченности этого мира. «Американская трагедия» Драйзера выразила стремление писателей к большим обобщениям, которое отличает литература США того времени.
В XX в. новелла не играет уже столь важной роли в американской литературе как в XIX, ей на смену приходит реалистический роман. Но все ей продолжают уделять значительное внимание романисты, и целый ряд выдающихся американских прозаиков посвящают себя преимущественно или исключительно новелле.
Один из них О.Генри (Уильям Сидни Портер), сделавший попытку наметить иной путь для американской новеллы, как бы «в обход» уже явно определившегося критико-реалистического направления. О.Генри так же можно назвать основателем американского happy end (что присутствовало в большинстве его рассказов), который в последствие будет очень успешно использоваться в американской ходовой беллетристике. Не смотря на иногда не очень лестные отзывы о его творчестве, оно является одним из важных и поворотных моментов в развитии американского рассказа XX века.
Своеобразное влияние на американских новеллистов XX в. оказали представители русского реалистического рассказа (Толстой, Чехов, Горький). Особенности построение сюжета рассказа определялись существенными жизненными закономерностями и полностью входили в общую художественную задачу реалистического изображения действительности.
В начале XX в. появились новые течения, которые внесли оригинальный вклад в становление критического реализма. В 900-е г. в США возникает течение «разгребателей грязи». «Разгребатели грязи» - обширная группа американских писателей, публицистов, социологов, общественных деятелей либеральной ориентации. В их творчестве существовали два тесно взаимосвязанных потока: публицистический (Л.Стеффенс, И.Тарбелл, Р.С. Бейкер) и лиературно-художественный (Э.Синклер, Р.Херрик, Р.Р.Кауффман). На отдельных этапах своего творческого пути с движением muckrakers (как назвал их президент Т. Рузвельт в 1906 г.) сближались такие крупные писатели, как Д. Лондон, Т. Драйзер.
Выступления «разгребателей грязи» способствовали укреплению социально-критических тенденций в литературе США, развитию социологической разновидности реализма. Благодаря им публицистический аспект становится существенным элементом современного американского романа.
10-е г. отмечены реалистическим взлетом в американской поэзии, получившим название «поэтического ренессанса». Этот период связан с именами Карла Сендберга, Эдгара Ли Мастера, Роберт Фроста, В. Линдсея, Э. Робинсона. Эти поэты обратились к жизни американского народа. Опираясь на демократическую поэзию Уитмена и достижения реалистов-прозаиков, они, ломая устаревшие романтические каноны, закладывали основы новой реалистической поэтики, включавшей в себя обновление поэтического словаря, прозаизацию стиха, углубленный психологизм. Эта поэтика отвечала требованиям времени, помогала отображению поэтическими средствами американской действительности в ее многообразии.
900-е и 10-е г. нашего века ознаменовались долгожданным появлением большого критико-реалистичекого романа (Ф. Норрис, Д. Лондон, Драйзер, Э. Синклер). Считается, что критический реализм в новейшей литературе США сложился в процессе взаимодействия трех исторически определившихся факторов: это – реальные элементы протеста американских романтиков, реализм Марка Твена, выраставший на самобытно-народной основе, и опыт американских писателей реалистического направления, воспринявших в той или иной мере традицию европейского классического романа XIX столетия.
Американский реализм явился литературой общественного протеста. Писатели-реалисты отказывались принимать действительность как закономерный результат развития. Критика складывавшегося империалистического общества, изображение его отрицательных сторон становится отличительными признаками американского критического реализма. Появляются новые темы, выдвинутые на первый план изменившимися условиями жизни (разорение и обнищание фермерства; капиталистический город и маленький человек в нем; обличение монополистического капитала).
Новое поколение писателей связано с новым регионом: оно опирается на демократический дух американского Запада, на стихию устного фольклора и адресует свои произведения самому широкому массовому читателю.
Уместно сказать о стилевом многообразии и жанровом новаторстве в американском реализме. Развиваются жанры психологической и социальной новеллы, социально-психологического романа, романа-эпопеи, философского романа, широкое распространение получает жанр социальной утопии (Беллами «Взгляд назад», 1888), создается жанр научного романа (С. Льюис «Эроусмит»). При этом писатели-реалисты часто использовали новые эстетические принципы, особый взгляд «изнутри» на окружающую жизнь. Действительность изображалась как объект психологического и философского осмысления человеческого существования.
Типологической чертой американского реализма явилась достоверность. Отталкиваясь от традиций поздней романтической литературы и литературы переходного периода, писатели-реалисты стремились изображать только правду, без прикрас и умолчаний. Другой типологической особенностью явилась социальная направленность, подчеркнуто социальный характер романов и рассказов. Еще одна типологическая особенность американской литературы XX в. – присущая ей публицистичность. Писатели в своих произведениях резко и четко разграничивают свои симпатии и антипатии.
К 20-м г. относится становление американской национальной драматургии, которая ранее не получила значительного развития. Этот процесс протекал в условиях острой внутренней борьбы. Стремление к реалистическому отражению жизни осложнялось у американских драматургов модернистскими влияниями. Юджин О’Нил занимает одно из первых мест в истории американской драматургии. Он заложил основы американской национальной драмы, создал яркие остропсихологические пьесы; и все его творчество оказало большое влияние на последующее развитие американской драматургии.
Красноречивым и своеобразным явлением в литературе 20-х г. было творчество группы молодых писателей, которые вошли в литературу сразу после окончания первой мировой войны и отобразили в своем искусстве сложные условия послевоенного развития. Всех их объединяло разочарование в буржуазных идеалах. Их особенно волновала судьба молодого человека в послевоенной Америке. Это так называемые представители «потерянного поколения» – Эрнест Хемингуэй, Уильям Фолкнер, Джон Дос Пассос, Френсис Скотт Фицджеральд. Конечно, сам термин «потерянное поколение» очень приблизителен, потому что писатели, которых обычно включают в эту группу, очень различны по политическим, социальным и эстетическим воззрениям, по особенностям своей художественной практики. И тем не менее в какой-то степени этот термин может быть к ним применен: осознание трагизма американской жизни особенно сильно и подчас болезненно сказалось в творчестве именно этих молодых людей, потерявших веру в старые буржуазные устои. Ф.С. Фицджеральд дал свое название эпохе «потерянного поколения»: он назвал ее «джазовым веком». В этом термине он хотел выразить ощущение неустойчивости, мимолетности жизни, ощущение, свойственное многим людям, изверившимся и спешившим жить и тем самым убежать, пусть иллюзорно, от своей потерянности.
Примерно с 20-х г. начинают появляться модернистские группы, которые ведут борьбу с реализмом, пропагандируют культ «чистого искусства», занимаются формалистическими изысканиями. Американская школа модернизма наиболее ярко представлена поэтической практикой и теоретическими воззрениями таких метров модернизма, как Эзра Паунд и Томас Стернс Элиот. Эзра Паунд стал так же одним из основоположников модернистского течения в литературе, получившего название имажизма. Имажизм (от image) отрывал литературу от жизни, отстаивал принцип существования «чистого искусства», провозглашал примат формы над содержанием. Эта идеалистическая концепция в свою очередь со временем претерпела незначительные изменения и положила начало еще одной разновидности модернизма, известной под именем вортицизма. Вортицизм (от vortex) близок к имажизму и футуризму. Это течение вменяло в обязанность поэтам образно воспринимать интересующие их явления и изображать их через слова, в которых учитывалось лишь их звучание. Вортицисты пытались добиться зрительного восприятия звука, старались находить такие слова-звуки, которые выражали бы движение, динамику, вне связи с их смыслом и значением. Так же появлению новых направлений в модернистской литературе способствовали фрейдистские теории, получившие в то время широкое распространение. Они стали основой романа «потока сознания» и других различных школ.
Хотя американские писатели, находившиеся в Европе, не создали оригинальных модернистских школ. Они активно включались в деятельность различных модернистских группировок – французских, английских и разнонациональных. Среди «изгнанников» (так они себя называли) большинство составляли писатели младшего поколения, которые утратили веру в буржуазные идеалы, в капиталистическую цивилизацию, но не могли найти реальной опоры в жизни. Их смятение и выразилось в модернистских исканиях.
В 1929 г. в США возник первый клуб Джона Рида, объединивший пролетарских писателей и выступавших за революционное искусство и литературу, а в 30-е г. насчитывалось уже 35 таких клубов, а в последствии на их основе была создана Лига американских писателей, просуществовавшая с 1935 по 1942 г. За время ее существования было созвано четыре конгресса (1935, 1937, 1939, 1941), которые положили начало объединению писателей США вокруг демократических общественных задач, способствовали идейному росту многих из них; это объединение сыграло выдающуюся роль в истории американской литературы.
«Розовое десятилетие». Можно говорить о том, что в 30-е г. литература социалистической ориентации в США оформляется как направление. Ее развитию так же способствовало бурное социалистическое движение в России. У ее представителей (Майкл Голд, Линкольн Стеффенс, Альберт Мальц и др.) отчетливо заметно стремление к социалистическому идеалу, усиление связей с общественно-политической жизнью. Очень часто в их произведениях звучал призыв к сопротивлению, к борьбе против угнетателей. Эта черта стала одной из важных особенностей американской социалистической литературы.
В эти же годы происходит своеобразный «взрыв документализма»; он был связан со стремлением писателей оперативно, непосредственно откликнуться на текущие общественно-политические события. Обращаясь к публицистике, прежде всего к очерку, писатели (Андерсон, Колдуэл, Френк, Дос Пассос) оказываются первопроходчиками новых тем, которые позднее получают художественное осмысление.
В конце 30-х г. происходит явный взлет критико-реалистического направления после заметного спада в начале десятилетия. Появляются новые имена: Томас Вулф, Ричард Райт, Альберт Мальц, Д. Трамбо, Э. Колдуэлл, Д. Фаррел и др. А развитие эпического жанра, который формировался в атмосфере народной борьбы против монополий и фашистской угрозы, стало выдающимся достижением критического реализма в США. Здесь в первую очередь необходимо назвать имена таких авторов как Фолкнер, Стейнбек, Хемингуэй, Дос Пассос.
В годы II мировой войны американские писатели включаются в борьбу против гитлеризма: они выступают с осуждением гитлеровской агрессии, поддерживают борьбу против фашистских агрессоров. В большом количестве издаются публицистические статьи и репортажи военных корреспондентов. А позднее тема II мировой войны отразится в книгах многих писателей (Хемингуэя, Мейлера, Сакстона и др.). Некоторые писатели, создавая антифашистские произведения, видели свою задачу в безоговорочной поддержке действий правящих кругов США, что иногда могло приводить к отходу от жизненной правды, от реалистического изображения действительности. Подобную позицию в те годы занимал Джон Стейнбек.
После II мировой войны происходит некоторый спад в развитии литературы, но это не относится к поэзии и драме, где творчество поэтов Роберта Лоуэлла и Алана Гинзберга, Грегори Корсо и Лоренса Ферлингетти, драматургов Артура Миллера, Теннесси Уильямса и Эдварда Олби получило всемирную известность.
В послевоенные годы углубляется столь характерная для негритянской литературы антирасистская тема. Об этом свидетельствуют стихи и проза Ленгстона Хьюза, романы Джона Килленза («Молодая кровь, и тогда мы услышали гром»), и пламенная публицистика Джеймса Болдуина, и драматургия Лоррейн Хенсберри. Одним из ярчайших представителей негритянского творчества был Ричард Райт («Сын Америки»).
Все чаще литература создается «под заказ» правящих кругов Америки. Огромными тиражами выбрасываются на книжный рынок романы Л. Найсона, Л. Сталлинга и др., изображавшие в героическом ореоле действия американских войск в годы I мировой войны и иные «блага» Америки. А в годы II мировой войны правящие круги США сумели подчинить себе многих писателей. И впервые в таком масштабе литература США была поставлена на службу пропагандистской деятельности правительства. И как отмечают многие критики, этот процесс оказал губительное влияние на развитие литературы США, что, по их мнению, нашло наглядное подтверждение в послевоенной ее истории.
Большое распространение в США получает так называемая массовая беллетристика, ставящая перед собой цель перенести читателя в приятный и радужный мир. Книжный рынок наводнили романы Кетлин Норрис, Темпл Бейли, Фенни Херст и других поставщиков «литературы для женщин», продуцировавших легковесные, скроенные по определенным шаблонам роман, с непременным happy end. Помимо книг на любовную тему, массовая литература была так же представлена детективами. Так же стали популярны псевдоисторические произведения, сочетающие развлекательность с апологией американской государственности (Кеннет Робертс). Однако самым известным произведением в этом жанре стал американский бестселлер – роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» (1937), рисующий жизнь южной аристократии в эпоху войны Севера и Юга и Реконструкции.
В 60-70-е г. в США на базе массового негритянского и антивоенного движения в стране наметился очевидный поворот многих писателей к значительной, общественной проблематике, рост в их творчестве социально-критических настроений, возврат к традициям реалистического творчества.
Все значительнее становится роль Джона Чивера как лидера прозы США. Еще один представитель литературы того времени Сол Беллоу был удостоен Нобелевской премии и завоевал широкое признание в Америке и за ее пределами.
Среди писателей-модернистов ведущая роль принадлежит «черным юмористам» Бартелми, Барту, Пинчону, в творчестве которых под иронией часто скрывается отсутствие собственного видения мира и которым скорее свойственно трагическое ощущение и непонимание жизни, чем ее неприятие.
В последние десятилетия многие писатели приходили в литературу из университетов. И поэтому основными темами становились: воспоминания о детстве, юношестве и университетских годах, и когда эти темы исчерпывались, писатели столкнулись с трудностями. В известной степени это относится и к таким замечательным писателям как Джон Апдайк и Филип Рот. Но далеко не все из этих писателей оставались в своем восприятии Америки на уровне университетских впечатлений. Кстати, Ф. Рот и Дж. Апдайк в своих последних произведениях выходят далеко за рамки этих проблем, хотя это для них не так уж и легко.
Среди среднего поколения американских писателей самые популярные и значительные – Курт Воннегут, Джойс Кэрол Оутс и Джон Гарднер. Этим писателям и принадлежит будущее, хотя они уже сказали свое особое и оригинальное слово в американской литературе. Что же касается развивающихся концепций, то они выражают различные разновидности современных буржуазных течений в американском литературоведении.
Но, конечно же, современную литературу США, уже проверенную временем, изучат, оценят и осмыслят, может, с других позиций лишь по прошествии определенного количества времени, – что и будет, скорее всего, более достоверно с точки зрения развития американской литературы в целом.
Список литературы
С.Д.Артамонов, История зарубежной литературы XVII-XVIII веков, М.: 1988 г.
История зарубежной литературы XIX века, под ред. М.А. Соловьевой, М.: 1991 г.
История зарубежной литературы XIX века, Часть I, под ред. А.С. Дмитриева, М.: 1979 г.
М.Н. Боброва, Романтизм в американской литературе XIX века, М.: 1991 г.
История зарубежной литературы XX века 1871-1917 г., под ред. В.Н. Богословесного, З.Т. Гражданской, М.: 1972 г.
История зарубежной литературы XX века 1917-1945 г., под ред. В.Н. Богословесного, З.Т. Гражданской, М.: 1990 г.
История зарубежной литературы XX века, под ред. Л.Г. Андреева, М.: 1980 г.
Б.А. Гиленсон, Американская литература 30-х годов XX века, М.: 1974 г.
А. Старцев, От Уитмена до Хэмингуэя, М.: 1972 г.
Литературная история Соединенных Штатов Америки, том III, под ред. Р. Спиллера, У. Торпа, Т.Н. Джонсона, Г.С. Кенби, М.: 1979 г.
- Специальность ВАК РФ24.00.01
- Количество страниц 431
Общая характеристика работы.
Глава первая. Имагология и проблема национального самосознания в литературе (сопоставительные аспекты).
1.1. Зарубежный фактор в национальной литературе как составная часть взаимосвязей и взаимодействия литератур.
1.2. Имагология и проблема восприятия национальных образов мира русской литературой.
1.3. Вхождение образа Америки в русское общество и русскую литературу.
1.4. Американизм и русская идея.
1.5. Национальное своеобразие русской и американской литератур в свете образов России и США.
1.6. Образ Америки в литературе русского зарубежья.
Глава вторая. США в восприятии русских писателей последней четверти
XIX - первой четверти XX века.
2.1. Американская тема в творчестве Г.Мачтета и В.Короленко
2.2. Соединенные Штаты в восприятии М.Горького.
3.3. Образ Америки в творчестве Шолом-Алейхема
3.4. Американский фактор в творчестве С.Есенина
3.5. Американский фактор в творчестве В.Маяковского.
Глава третья. Особенности восприятия США русской литературой в
1920-е-1940-е годы.
3.1. Российско-американские литературные связи в 1920-е-1930-е годы глазами американской критики.
3.2. Образ США в восприятии советской литературы 1930-х годов
3.3. Америка и русское общество в период второй мировой войны
Глава четвертая. Русское литературное сознание и образ Америки в период «холодной войны».
4.1. Американская литература в восприятии советской критики конца 40-х начала 50-х годов.
4.2. Образ Америки в восприятии русской литературы в период холодной войны».
Глава пятая. «Оттепель» и «второе открытие» Америки.
Введение диссертации (часть автореферата) на тему "Образ Америки в русской литературе: Из истории русско-американских литературных и культурных связей конца ХIХ - первой половины ХХ вв."
Выбор темы.
Выбор темы настоящего исследования определяется актуальностью изучения российско-американских культурных отношений, к сфере которых относится и проблема контактов между литературами двух великих народов. На протяжении двух с половиной столетий эти контакты ширились и углублялись При этом процессы, происходящие в одном из социумов, нередко стимулировали отклики в другом, затрагивая самые разные аспекты духовной жизни. Концептуальным моментом современной литературоведческой науки является изучение литературных связей и взаимодействий, диалога культур в самом широком ракурсе с учетом последних достижений методологии. В этой связи особого внимания заслуживает имагологический подход к изучению проблемы литературных и культурных взаимодействий России с литературами мира и, прежде всего, литературой США. Русская литература никогда не замыкалась в себе самой, неизменно живо откликалась на зарубежный опыт, поиски и находки мастеров художественного слова других стран. Российским литературоведением накоплен огромный материал по изучению взаимосвязей и взаимодействий русской литературы XIX века с литературами мира. Значительно беднее представлен XX век, который вызвал к жизни свои специфические формы взаимодействий и контактов.
В последние годы значительно возрос интерес к изучению русско-американских литературных связей. Литературные отношения между Россией и Америкой, зародившиеся в XVIII веке, пережили существенные трансформации и являют собой сложный комплекс идейных, политических, философских и эстетических концепций. В них по-своему отражались исторические пути развития двух стран. В своем сочетании они ведут к взаимообогащению данных литератур в контексте общего процесса диалога культур.
Важным аспектом настоящей работы является имагологический подход, при котором изучаются не только типологические и контактные связи, но и ставится специфическая задача художественно-эстетического постижения чужой страны и ее литературы через систему образов, в которых отражаются и преломляются главные особенности народа, его менталитета, культуры и поэтики художественного творчества.
Хотя сам термин «имагология» появился сравнительно недавно, следует заметить, что русская литература всегда развивалась в «имагологическом» ключе, для которого характерен «русский» взгляд на развитие событий и процессов, происходящих в мировом социуме, сопоставление России и других стран и народов. Поэтому наряду с исследованием «чужого» образа, в данном случае образа Америки, в работе выдвигается проблема постижения «своего» национального образа, национальной идентификации России посредством литературных произведений и художественно-эстетических систем. Выдвигается проблема влияния зарубежного фактора на развитие русского литературного сознания, которое обусловлено неразрывной связью литературы и исторического процесса и находит специфическое выражение в художественных формах.
Признавая мировую значимость опыта, накопленного американской цивилизацией, широкомасштабное воздействие США на мировое сообщество, в том числе культуру и литературу, стремясь внести свой вклад в новое перспективное направление гуманитарной науки - имагологию, нами предпринята попытка выявить и проследить основные этапы формирования «русского» образа Америки, его специфику. Важно также исследовать проблему воздействия Соединенных Штатов Америки, самого американского фактора на творчество русских писателей первой половины XX века, на их литературное сознание и мировосприятие. Временные рамки исследования выбраны с учетом того, что именно с начала XX века Соединенные Штаты стали для России крайне важным фактором внешней политики, а самый американский опыт начал определенным образом осмысляться, оцениваться, усваиваться в нашей стране. Именно в этот период были заложены основы многоаспектных отношений в гуманитарной области между Россией и США. Это определяло особенности и перспективы наших культурных и литературных взаимодействий.
С целью спецификации понятийного аппарата для обобщенной характеристики комплексного воздействия США на русских писателей и поэтов, их творчество и сознание вводится термин «американский фактор», под которым понимается совокупность литературных, культурологических, философских, политических и социологических составляющих.
Понятие образа Америки трактуется расширительно и включает как реальные, так и «мифологические» представления об Америке, которые сложились в российском общественном и литературном сознании. Они, конечно, менялись, подвергались трансформации в результате более глубокого освоения американского образа жизни, в процессе развертывающегося диалога культур, литературных контактных и типологических связей и взаимодействий.
По своей смысловой сущности понятия «американского фактора» и «образа Америки» близки, но не тождественны. Первое - шире второго и в ряде случаев «американский фактор» включает в себя « образ Америки».
Под литературным сознанием понимается определенная система образов, сюжетов, поэтических приемов, жанровых особенностей, с помощью которых образ Америки получил свое словесно-художественное выражение.
Сосредоточив основное внимание на литературном материале, мы, вместе с тем, не можем не учесть основополагающей роли исторического фактора, всего комплекса культурных взаимодействий, особенностей политических отношений между нашими странами, что, прежде всего в послеоктябрьский период самым существенным образом влияло на диалог культур. В плане русско-американских контактов этот аспект был более всего подчинен политической конъюнктуре, поскольку Соединенные Штаты как сверхдержава противостояли Советской России, являясь ее главным соперником. В силу этих причин «американский путь», «американский образ жизни» воспринимались как альтернатива социалистическому пути развития. Следствием этого было то, что реальная картина Америки в России нередко подвергалась существенной идеологической корректировке, обусловленной задачами политической пропаганды. Связь восприятия образа Америки, «американского фактора» с общеидеологическими задачами, особенно в 30-е - 50-е годы, будет нами проиллюстрирована на многих примерах.
Все это, однако, не означает, что литературный материал неизбежно подчинялся политической конъюнктуре, ибо даже в этот период появлялись произведения, построенные на американском материале, представляющие несомненную художественно-эстетическую ценность.
Научная новизна.
Настоящая диссертация является первым в отечественной культурологии комплексным исследованием образа Америки в русской литературе, роли американского фактора в русском литературном сознании, литературном и культурном процессе в России. Это исследование, в котором всесторонне анализируются особенности художественного воплощения американской темы в русской литературе - с середины XIX века до 60-х годов XX века.
Актуальность данного исследования обусловлена тем, что в период напряженных поисков Россией путей и способов реформирования общества, выработки концепции национальной идеи - крайне существенно проанализировать процесс восприятия русским общественным сознанием и литературой как положительного, так и негативного опыта, иноземных художественных и идеологических влияний в контексте широкого исторического развития. Важно осветить проблему «свое-чужое» и выявить пути и формы заимствования и ассимиляции чужеземного опыта в сфере художественного слова. В этой связи возникает потребность в труде, в котором были бы поставлены и решены вопросы поэтики и творческого сознания русских писателей в процессе освоения американской темы.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно решает важную историко-литературную проблему, вносит существенный вклад как в американистику, так и культурологию, сравнительное литературоведение в целом. В процессе исследования в научный оборот вводятся тексты, художественные произведения, которые до настоящего времени либо не получили в отечественном литературоведении должного внимания, либо неточно, упрощенным образом интерпретировались. В диссертации скорректированы некоторые вопросы, касающиеся восприятия русской литературой образа Соединенных Штатов, ибо эти вопросы ранее часто рассматривались в зависимости от политической и идеологической конъюнктуры, что приводило к искажению образа США в нашей отечественной художественной литературе и публицистике, уточнены оценки трудов ряда американских советологов.
Объект исследования - процесс взаимовлияний и взаимодействий американской и русской литературы и культуры I половины XX века, восприятия русскими писателями и поэтами Америки в этот период.
Предмет исследования - роль американского фактора в эволюции художественного сознания русских писателей и поэтов указанного периода, формирования и трансформации образа Америки в их творчестве.
Цели и задачи исследования.
Основной целью исследования является изучение процесса формирования образа Америки в русской литературе, выявление его специфических особенностей, своеобразия «русского»взгляда на Америку через литературные произведения, а также изучение процесса воздействия этого образа на литературное сознание русских писателей I половины XX века и национальной самоиндентификации русских посредством литературных форм и жанров. Хронологически литературный период не совпадает с календарным и трактуется расширительно: 1875-1905 годы - первое отражение американской темы в творчестве Г.Мачтета и В.Короленко; 1906-1917 - освоение американской темы в межреволюционный период М.Горьким, К.Бальмонтом, А.Блоком, Шолом-Алейхемом; 1920-е годы - формирование образа США в творчестве С.Есенина и В.Маяковского; 1930-1940-е годы - освоение американской темы Н.Смирновым, Б.Пильняком, И.Ильфом и Е.Петровым; 1940-1950-е годы - отражение образа США в русской литературе и литературоведении в период второй мировой, Великой Отечественной и «холодной» войн; 1950-1960-е годы - период перехода от конфронтации к «оттепели» и формирование позитивного образа США в творчестве Б.Полевого, В.Катаева, Е.Евтушенко, А.Вознесенского, В.Некрасова.
В русле основной цели исследования ставятся следующие задачи:
Определить специфику имагологического подхода к изучению образа страны и ее литературы и культуры, место имагологии в сравнительном литературоведении и культурологии, выявить специфику русского образа Америки и рассмотреть роль американского фактора в русской литературе конца XIX - первой половины XX века;
Проанализировать американскую тему в творчестве русских писателей XIX - начала XX века (Г.Мачтет, В.Короленко, Шолом-Алейхем);
Проследить влияние американского фактора на М.Горького - художника и публициста;
Выявить роль американских впечатлений и опыта в формировании и эволюции художественного мира С.Есенина, В.Маяковского, Н.Смирнова, Б.Пильняка, И.Ильфа, Е.Петрова;
Исследовать причины искажения образа США в период «холодной» войны;
Выявить влияние образа США на творчество русских писателей и поэтов в период «оттепели» (Б.Полевой, В.Катаев, В.Некрасов, А.Вознесенский.)
Рассмотреть в общих чертах проблему восприятия образа Америки писателями русского зарубежья, а также проблему формирования национальных образов в мировой литературе и роль этих образов в процессе национальной индентификации как России, так и Америки.
Методологической основой исследования послужили труды русских и зарубежных ученых в области сравнительного литературоведения и культурологии, которые ставили и решали проблемы взаимодействия русской и зарубежных литератур в широкой исторической перспективе. Выдающийся вклад в сравнительное литературоведение и изучение русской литературы в контексте мировой внесли братья Александр и Алексей Веселов-ские. Отталкиваясь от их концепции исторической поэтики и комплексных связей русской словесности с литературами других стран и народов, в новых исторических условиях проблемы литературных взаимодействий развивали и углубляли М.П.Алексеев, В.М.Жирмунский, Н.И.Конрад, М.М Бахтин, М.Б.Храпченко, И.Г.Неупокоева. Существенное влияние на методологию диссертационного исследования оказала концепция диалога культур М.М. Бахтина, получившая развитие на американском материале в трудах А.С.Мулярчика1 и A.B. Павловской2. Автором учтены исследования отечественных американистов Я.Н.Засурского, А Н.Николкжина, И.В.Киреевой, Б. А.Гиленсона, Ю. И Сохря-кова в области взаимодействия и взаимовлияния русской и американской литератур3, а также работы зарубежных исследователей Ч.Ругля, А.Рейлли, посвященные восприятию русскими писателями американского опыта4, М.Лернера и Д. Бурстина - о природе американского и российского общества, их общих и отличительных чертах5.
Методы исследования. Основными методами исследования явились: системно-сравнительный, сравнительно-сопоставительный, типологический, историко-культурный.
1 Мулярчик A.C. Слушать друг друга: О литературных и культурных связях СССР и США. Москва-Саранск: Инсарт,
1991; США: век двадцатый. Грани литературного процесса. Москва-Минск. 1994.
2 Павловская A.B. Россия и Америка. Проблемы общения культур. М.: МГУ, 1998.
J Засурский Я.Н. Американская литература XX века. М.: МГУ, 1984: Николюкин А.II. Литературные связи России и США. Становление литературных контактов. М.: Наука, 1981; Взаимосвязи литератур России и США. М.: Наука, 1987; Киреева И.В. Г орький восприятии писателей Америки. Горький, 1978; A.M. Горький в переписке с американскими литера горами. 11.1 кжгород, 1997; Гиленсон Б. А. Социалистическая 1радиция в литературе США. М.: Наука, 1975; В поисках «другой Америки». М.: Высшая школа, 1987; Сохряков Ю.И. Русская классика в литературном процессе США XX века. М.: Высшая школа, 1988.
4 Reilly A. America in contemporary soviet literature. N.Y. University Press, 1971; Rougle Ch. Three Russians consider
America. Stockholm, 1976.
5 Лернер M. Развитие цивилизаций в Америке. Образ жизни и мыслей в Соединенных Штатах сегодня. М.: Радуга, 1992;
Бурстин Д. Америкагщы. М.: 1 Iporpecc - Литера, 1993.
При этом в оборот вводится по необходимости исторический и культурологический материал, учитываются достижения российских американистов. Диссертант стремился отрешиться от упрощенных идеологических схем и оценок, которые довлели над отечественной американистикой в доперестроечную эпоху, что привело к необходимости внести коррективы в оценки как определенных историко-литературных этапов, так и отдельных писателей и их произведений.
Практическая ценность работы. На обширном фактическом материале, часть которого не была изучена, в диссертации всесторонне исследована роль американского фактора в развитии русской литературы и культуры конца XIX - первой половины XX века. Диссертация вносит вклад в философское осмысление и художественное толкование феноменов «русской идеи» и «американизма» и их сложного взаимодействия. Проведенный анализ позволяет выявить ведущие закономерности культурных и литературных отношений России и США на протяжении более полувека, в самые драматические моменты истории - мировых войн, революций, период послевоенной конфронтации и «оттепели», положившей начало конструктивному диалогу обоих социумов и их культур на современном этапе.
Как общие положения, так и конкретные наблюдения и выводы, сформулированные, в диссертации, могут быть использованы при чтении лекционных курсов по истории американской и русской литературы XX века, в также страноведения США, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных взаимодействию двух литератур и культур, а также при подготовке учебников и учебных пособий по истории литературы и культуры США.
Достоверность полученных результатов обеспечивается методологической обоснованностью теоретических положений, применением комплекса взаимодополняющих методов исследования, привлечением широкого круга источников с опорой на достижения российских и зарубежных ученых в области сравнительного литературоведения и культурологии.
Вятское книжное издательство,1993. Юп.л.), допущенная Министерством образования РФ в качестве учебно-методического пособия для студентов педагогических вузов России и более 20 статей.
Основные положения диссертации апробировались в научных докладах, прочитанных в 1990-е - 2001-е годы на всероссийских и международных конференциях, проводимых Отделение литературы и языка РАН, Обществом по изучению культуры США, Российской ассоциацией вузовских американистов, факультетом журналистики МГУ, Институтом США и Канады РАН, Нижегородским лингвистическим университетом, а также на научных конференциях Арзамасского педагогического института: «Американский фактор в развитии национальной русской литературы» (МГУ, 1995); «Образ США в творчестве русских писателей» (ИСКРАН, 1995); «Образ США в массовой советской литературе 30-х годов» (МГУ, 1996); «Американизм и русская идея» (международная конференция «Перекресток культур». ННГЛУ, 1997); «Россия и США: Север и Новый Свет» (МГУ, 1997); «Американский фактор в русском литературном сознании» (АГПИ/1998); «Американский фактор в творчестве С.Есенина» (АГПИ,1998); «Американский национальный характер в восприятии русской литературы» (МГУ, 1999); «Жанр трэвэлога и образ Англии в русской литературе» (международная конференция «Литература Великобритании в европейском культурном контексте». Н.Новгород, 2000); «Образ Америки и литература русского зарубежья» (МГУ, 1999); «Мессианская идея в русской и американской культурах» (МГУ, 2000); «Роль европейского путешествия в процессе национальной самоиндентификации американцев и русских» (МГУ, 2001); «Имагология и проблема восприятия национальных образов мира литературой в контексте диалога культур» (международная конференция «Язык и культура». Москва, РАН, 2001).
Концепция и структура диссертации была предметом обсуждения на кафедре истории зарубежных литератур Московского педагогического университета (1996) в период прохождения диссертантом научной стажировки.
Заключение диссертации по теме "Теория и история культуры", Кубанев, Николай Алексеевич
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги настоящего исследования, можно заключить, что заявленная в ди-сертации тема представляется весьма актуальной как с научной, так и общественной точки зрения. Исследование образа Америки, созданного русской литературой, позволяет ответить на многие злободневные вопросы нашего времени, внести определенный вклад в осмысление феномена диалога культур, охарактеризовать некоторые существенные процессы духовного развития как США, так и России.
Образ Америки и американский фактор в целом сыграли свою роль в развитии русского национального сознания и русской литературы, многоаспектно воздействуя на мировоззрение и творчество русских писателей.
Изучение видов и форм интерактивного взаимодействия культур России и США позволяет не только решать специфическую проблему литературных связей, но и помогает глубже понять саму Америку, способствует развитию нового перспективного направления науки - имагологии.
Имагология как новое научное направление привлекает все большее внимание российских ученых. Об этом свидетельствует выход в свет в конце 90-х годов XX века ряда интересных исследований, среди которых можно назвать «Национальные образы мира: Америка в сравнении с Россией и славянством» Г.Д. Гачева, «Россия и Америка: Проблемы общения культур» A.B. Павловской, «Образ Запада в русской литературе» А.Ю. Большаковой. Имагологический подход носит междисциплинарный характер, ибо затрагивает, наряду с литературой, вопросы истории, культурологии, политологии, социологии, этнографии и психологии. По этой причине имагология позволяет комплексно представить образ изучаемой страны и ее народа, выявить ведущие и второстепенные факторы, формирующие их образ или имидж1. Характерной чертой имагологического подхода является
1 Показательна и этом плане статья академика H.H. Болховитинова «Образ Америки в России» (2001), в которой прослеживаются этапы восприятия США русским обществом с ХУШ века до современности. Основные положения статьи созвучны воззрениям диссертанта. H.H. Болховитинов справедливо подчеркивает роль литературы в процессе формирования образа Америки в сознании россиян, замечая при этом, что опыт освоения США русскими писателями был далеко не всегда удачным. Американская тема в творчестве ведущих ухдожников слова - М.Горького, С. Есенина, В. Маяковского - получила негативное решение, что значительно повлияло на восприятие США советскими американистами, в частности, журналистами, политическими обозревателями и историками. Некотрые из них сделали пропаганду «образа врага» своей «специальностью». Лишь немногие в период идеологической конфронтации имели смелость представить в своих статьях и книгах позитивный образ США, в частности, H.H. Смеляков («Деловая Америка»), Не подвергая сомнению общую тенденцию восприятия США в советское время, хочется заметно расширить крут лиц, причастных к формированию объективного образа Америки, исходя из содержания настоящей диссертации.
395 национальная окраска восприятия той или иной страны, народа со стороны иноземца. При этом можно говорить об определенной тенденции восприятия, обусловленной либо задан-ностью, либо уже сложившимися стереотипами, как правило, довлеющими над сознанием воспринимающего. Поэтому можно говорить о русском, английском или любом другом национальном взгляде на страну и народ. Весомым вкладом в осмысление этого явления послужила антология А.Н. Николюкина «Взгляд в историю - взгляд в будущее» (1987), в которой автор отразил «русский» взгляд на Америку, взятый в широкой исторической перспективе от Максима Грека до современности.
Впервые возникнув в теоретических работах, освещающих проблемы СМИ, термин «имагология» стал употребляться литературоведами и культурологами применительно к их сфере, когда изучение связей и взаимодействий происходит не только на фактографическом уровне, но и через целенаправленное истолкование национального характера, постижение национальной культуры и литературы, национального менталитета в целом.
Выявляя сущность и специфику имагологического подхода, следует подчеркнуть, что особое место в нем занимает стереотип. Под стереотипом понимается - устойчивый, обобщающий образ или представление об объекте или явлении, обычно эмоционально окрашенный, выражающий стандартное, привычное отношение человека к данному объекту или явлению, выработанное под влиянием определенных социальных условий либо предшествующего опыта. Теорию стереотипа, в частности, обосновал в 1922 году известный американский журналист, публицист и социолог Уолтер Липпман, который понимал под стереотипом особую форму восприятия окружающего мира с учетом уже сложившейся психологической установки, влияющей на представление человека заранее, до того как человек сам столкнется с объектом или явлением. По мнению У. Липпмана, у каждого в сознании формируется определенное представление о том или ином предмете или явлении еще до того, как он сам столкнется с ними в реальной жизни. Стереотипы бывают настолько устойчивыми, что могут передаваться от поколения к поколению и усваиваться априорно как реальность. Лишь немногие могут внести изменения в сложившийся стереотип при непосредственном личном контакте и подтвердить либо разрушить привычный имидж.
Роль стереотипа в понимании характеров и подлинного облика народов как носителей стереотипов, так и объектов стереотипизации - в данном случае американцев и рус
396 ских - чрезвычайно велика. Изучение стереотипа помогает в решении еще одной очень важной проблемы - выявлении специфики национального характера посредством литературных представлений, формирования общественного мнения относительно того или иного народа и определении факторов, его составляющих.
В этом плане чрезвычайно интересны исследования, проведенные в 20-30-е годы в США американскими учеными Р. Бинкли, Д. Кацем и К. Брэйли, которые выявили принципы корреляции «внешнего», реального мира, включающего в себя личный опыт индивидуума и «вербального» мира, основанного на представлениях, полученных индивидуумом посредством источников информации. Они же определили суть «этнического стереотипа», который зачастую имеет мало общего с реальным образом того или иного народа.
В годы «холодной войны» по инициативе ЮНЕСКО и финансировании США было проведено широкомасштабное исследование по выявлению принципов восприятия одной страны представителями других стран и народов, равно как и факторов, определяющих это восприятие. На основе полученных данных был выведен так называемый «знаменатель дружественности». При этом следует заметить, что в России, которая и была главной целью изучения учеными ЮНЕСКО, над сходной проблемой упорно и плодотворно работал историк и этнограф Л. Гумилев, который ввел в широкий научный оборот понятие «принципа комплиментарности», служащего показателем симпатии или антипатии одного народа по отношению к другому. Нужно подчеркнуть, что показатель комплиментарности русских и американцев по отношению друг к другу всегда был очень высок, несмотря на зачастую холодные отношения между правительствами наших стран. Над проблемой национального образа, наряду с Л. Гумилевым, в России работали И. Кон и Н. Ерофеев. Так, И. Кон в работе «Национальный характер: миф или реальность?» (1968) подчеркнул, что этнические стереотипы воплощают не только представления о других народах, но и о своем собственном, выражая при этом и эмоциональное отношение к объекту. В работе, посвященной восприятию Англии в России, «Туманный Альбион» (1982) Н. Ерофеев акцентировал внимание на информационном факторе, лежащем в основе этнических представлений, влияющих на отношения между нациями, этническими группами и государствами.
В деле формирования национального образа, стереотипа или имиджа огромную роль играет грэвэлог или путевой очерк, позволяющий не только выразить объективную, но и субъективную оценку воспринимаемой страны и народа. Классическими примерами
397 трэвэлога служат путевые очерки Л. Стерна, Н. Карамзина, М. Твена, Ч. Диккенса, И. Гончарова, В. Боткина, И. Эренбурга, Д. Стейнбека. Специфической особенностью трэвэлога является личностный и национальный взгляд на мир, собственную сущность и свой народ, познание «своего» через «чужое». При этом следует подчеркнуть, что любой трэвэлог -тенденциозен, ибо в полной мере выражает имагологический подход, при котором в создаваемый имидж закладывается осознанное или неосознанное стремление автора наполнить этот имидж желаемым содержанием, сообразуемым либо с социальным заказом, либо с собственными представлениями.
Если до середины XIX века Россия проявляла повышенный интерес к Европе, видя в ней главный источник знаний государственного и общественного устройства, то начиная с конца XIX - начала XX века, Россия все больше ориентируется на молодое развивающееся государство - Соединенные Штаты Америки. С середины XIX века русско-американские отношения выходят на новый уровень - уровень широкого общения народов. Показателем этого общения становится литература, в которой главным образом проявляются художественные, духовные интересы обоих народов. Взаимный интерес между Россией и США был обусловлен многими общими факторами: обширностью территории, духом первопроходцев - освоением Дикого Запада американцами и Сибири и Дальнего Востока - русскими, мощным поступательным развитием промышленности, отменой рабства и крепостничества, поисками новых моделей управления обществом и государством, общей борьбой за геополитическое признание и утверждение на мировой арене, отпором политической агрессии со стороны Европы, осознанием себя «молодыми» нациями.
И Америка, и Россия стремились преодолеть свою изоляцию от внешнего мира, приобщиться к семье цивилизованных народов и занять среди них достойное место, разрушить те негативные стереотипы, с которыми отождествлялись наши страны как «альтернативные формы варварства». Защитная реакция России и США породила соответствующие им духовно-политические и национальные концепции - «американизм» и «русскую идею». XIX век для наших стран стал веком национального самоопределения, веком роста национального самосознания. Для обеих держав внешний мир являлся средством постижения собственной сущности и своего исторического предназначения. Эти процессы нашли свое продолжение в XX веке, когда Россия и США особенно активно познавали друг друга уже не на уровне отдельных дипломатических, торговых или государственных
398 представителей, а на уровне достаточно широких масс, не только в результате личных контактов, которые для россиян после революции 1917 года в условиях опустившегося «железного занавеса» были сведены к минимуму, но опосредованно, через литературу.
При этом следует заметить, что образ любой страны и любого народа в любой литературе в чем-то тенденциозен, не всегда точен, ибо он содержит кроме объективной информации и откровенно субъективное начало, определяемое личностью автора. Осваивая американскую тему, русские писатели и поэты выражали в своем творчестве русский взгляд на Америку, свое национальное видение Соединенных Штатов. Русский образ Америки имеет свою специфику. Она заключается в различии двух менталитетов - американцев и русских, разном осмыслении и толковании понятий «родина», «отечество», в отличии исторических и культурных путей развития двух стран, народов и их литератур.
Русская соборность всегда противопоставлялась американскому индивидуализму, русская жертвенность и «малость» - американскому самоуважению и самоценности личности, сложный сплав русской покорности властям и склонности к разрушительному бунту -американской демократической свободе и законопослушанию. Вместе с тем, общие тенденции в развитии американского и русского общества, схожие вехи истории, моменты схождения православия и пуританства, обоюдное стремление к утверждению своих геополитических интересов как «молодых» наций - все это несомненно стимулировало взаимный интерес и симпатию России и США.
Несмотря на отсутствие в России многих гражданских и демократических свобод, русская демократия имеет глубокие исторические корни. Неудивительно, что лучшие умы России видели в Америке привлекательный образец демократического устройства, хотя и не закрывали глаза на «гримасы» американской демократии. Поэтому осмысление американского феномена русской общественной мыслью, русской литературой первоначально начиналось именно с осмысления американской свободы, с обретением ее на американской земле.
Зачастую образ Америки воплощается в произведениях русских писателей в облике ее городов и весей.
Войдя в русскую литературу с творчеством Г.Мачтета в конце XIX века, образ Америки переплетается с образом Нью-Йорка как олицетворения американской цивилизации.
И этот образ в русской литературе имеет привлекательные черты. Характерен в этом плане
399 рассказ Г.Мачтета «Нью-Йорк». Писатель рисует гигантский мегаполис как воплощение не только человеческого разума и эстетического вкуса, но и как город надежды, бурной динамики и заботы о человеке: «Об удобствах жизни и говорить нечего. Нью-Йорк совсем новый город, все в нем приспособлено так, чтобы удовлетворять потребностям человека возможно легче и удобнее. Как бы ни был взыскателен человек, он не найдет причин для жалоб».
Собирательный образ Америки включает и национальный характер. Во многих странах мира американский характер часто отождествляется с агрессивным превосходством и самоуверенностью. Образ малокультурного «янки» вошел в литературу разных стран. Недаром Ч.Диккенс назвал Америку страной, призванной опошлить весь мир. Подобную точку зрения разделял и русский мыслитель В.Розанов. Однако Г.Мачтет акцентирует не отрицательные, а положительные черты американского характера. Он подчеркивает законопослушность американцев и их уважение к гражданским свободам, замечая, что «в целом свете, может быть, - не уважают граждане своей конституции и законов так свято, как в Америке». В рассказе «Община Фрея» Г.Мачтет высоко отзывается об американских фермерах и развенчивает коммунистические принципы сельхозкоммуны, организованной выходцами из России
Так, под воздействием американской действительности Г.Мачтет из русского общинника превращается в сторонника американского индивидуализма. Эта психологическая метаморфоза влекла за собой определенное изменение мировидения писателя. Его произведения американского цикла - убедительный пример влияния американского фактора, пример усвоения американского опыта и переноса этого опыта из обыденной жизни в литературу.
Образ Америки получает свое развитие в творчестве В.Короленко. Герой его повести «Без языка» волынский крестьянин Матвей отправляется в США в поисках лучшей доли и, в конечном итоге, находит ее. Но американская тема при этом получает новый ракурс: в нее входит тема ностальгии и утраты иллюзий у человека, оказавшегося на американской земле. А отсюда органично вырастает тема патриотизма.
Первоначально образ Америки в представлении русского человека носит иллюзорный, мифический характер. Недаром Матвей мечтает об идеальной американской деревне, которая будет «такая же, как и старая, только гораздо лучше.» Но более опытный, чем
400 его герой, автор говорит Матвею устами фантастического существа без лица: «Глупые люди, бедные темные люди. Нет такой деревни на свете». Так уже на раннем этапе восприятия русской литературой образа Америки возникает тема разочарования в Новом Свете. И, вместе с тем, В.Короленко видит несомненные достоинства этой страны, на земле которой реализуются как экономические притязания переселенцев, так и их демократические устремления.
Несмотря на утрату иллюзий, американский опыт обогащает эмигрантов, позволяет им найти собственное место в новой жизни. Этот же опыт учит по-новому взглянуть на Россию. Знаменательно звучат строки из письма В. Короленко на родину в августе 1893 года из Чикаго: « Бог с ними, с Европами и Америками! Пусть себе процветают на здоровье, а у нас лучше. Лучше русского человека, ей-богу, нет человека на свете».
Будучи в США, В.Короленко проявляет глубокий интерес к межнациональным отношениям. На основе изучения положения индейцев и чернокожих он делает актуальные политические выводы, экстраполируя американский опыт на Россию. После возвращения из Америки писатель активно включается в правозащитное движение, отстаивая интересы национальных меньшинств и протестуя против проявлений великодержавного шовинизма.
Так американский фактор влиял не только на литературное сознание В.Короленко, раздвигая его творческий кругозор и подталкивая его к созданию произведений уже не на локальные темы «лесных людей», а темы широкого международного звучания, какой стала, в частности, тема взаимодействия россиян с западной цивилизацией, но и явился катализатором общественной деятельности писателя, способствуя формированию его правозащитной и демократической позиции.
Романтизированный образ Америки ярко представлен в рассказе А.Чехова «Мальчики», герои которого знают ее лишь по романам Ф.Купера и М.Рида, и их представления о Новом Свете сводятся к набору распространенных клише («в Калифорнии вместо чая пьют джин», «когда стадо бизонов бежит через пампасы, то дрожит земля»),
В целом, к концу XX века в русском общественном и литературном сознании сложился достаточно позитивный и привлекательный образ Америки. В начале века этот образ еще более закрепился и обогатился благодаря таким книгам, как «Очерки СевероАмериканских Соединенных Штатов» П.Тверского, «В Америке» П.Попова, «Страна будущего» В.Поленца. В напряженный период перед первой русской революцией 1905 года,
401 когда в русском обществе ожидание перемен достигло апогея, Россия была готова к восприятию американского как государственно-политического, так и экономического опыта. Эти настроения отражала русская литература. В этой связи уместно вспомнить рассказ ВТПишкова «Мериканец», в котором нет ни единого слова об Америке, но выведен образ талантливого русского механика-самоучки, который поражает окружающих своими техническими фантазиями, отождествляемыми в представлении жителей таежной глубинки с американскими достижениями.
Однако русское восприятие образа Америки значительно изменилось в худшую сторону после выхода в свет серии сатирических очерков М.Горького «В Америке», заглавным из которых был памфлет с метафорическим названием «Город Желтого Дьявола». В нем создан отталкивающий образ Нью-Йорка и его жителей. Но в своем памфлете М.Горький выступает не против американцев, не против Америки и ее крупнейшего мегаполиса. В этот период писатель готовится к созданию революционного романа «Мать», и Америка здесь выступает как метафора, как воплощение капиталистической эксплуатации, а сам М.Горький предстает как создатель дегуманизированного стиля, который «отчуждает» от свободного человека как капиталистическую Америку, так и капиталистическую Россию. Поэтические находки американских памфлетов он впоследствии использует в описании «рабочей слободки» романа «Мать».
М.Горького-художника, в творчестве которого образ Америки столь негативен, нельзя отождествлять с М.Горьким-человеком, который искренне восхищается многими сторонами жизни США, о чем свидетельствуют его «американские» письма и рассказ «Чарли Мэн», в котором выведен образ гордого свободного американца.
Однако общественность и критика дореволюционной (как впоследствии и советской) России слишком прямолинейно «прочитала» американские произведения М.Горького, не поняв их глубинной сути и посчитав писателя американофобом. Такие известные общественные деятели, как А.Суворин, Н.Бердяев, В.Кранихфельд, расценили памфлет «Город Желтого Дьявола» как антиамериканский. Общественный и литературный авторитет М.Горького был настолько высок, что его американские памфлеты вызвали резонанс в самых высоких сферах. Министр образования царской России Д.Философов прямо заявил, что он не может допустить, чтобы впечатления Горького могли бы как-нибудь определять отношение России к Америке.
Уместно воссоздать русский образ Америки, основываясь на очерках М.Горького и американском творчестве В.Набокова. Подходы к познанию Америки у этих двух писателей - диаметрально противоположны. Как образно выразился Г.Гачев, М.Горький смотрит на Америку со стороны как «плебей-люмпен», а В.Набоков постигает Америку изнутри как «изысканный, рафинированный аристократ плоти и духа». Оценка М.Горьким Америки во многом тенденциозна, ибо она была обусловлена художественными задачами его революционного творчества, а, отнюдь, не его антиамериканскими настроениями. Мы разделяем точку зрения Г.Гачева, который считает, что М.Горький судит не Америку вообще, а Америку, построенную «по нотам капитализма».
И все же М.Горькому удается выразить русский образ Америки. Своеобразие понимания и одновременного неприятия коренным русским, волжанином М.Горьким капиталистической Америки проявляется в акценте цветовой гаммы Нью-Йорка - доминировании «желтого», что противостоит символу единения Бытия и Человека - Белому свету. В противоречивом восприятии М.Горьким индустриальной цивилизации Америки отразилась и парадоксальность личности самого писателя, который воспевает творческую мысль, культуру, труд и при этом ужасается технократического общества, которое делает человека рабом, и тогда он славит революционера, бунтаря и разрушителя.
В отличие от М.Горького, В.Набоков постигал Америку, вживаясь в нее. Она входит в сознание русского мальчика «туманным моховым болотом, столь недосягаемым и таинственным», что «прозвали его: Америка», романом Майн Рида «Всадник без головы», бабочкой махаоном, летящей к «прекрасному острову Св. Лаврентия, и через Аляску на До-усон, и на юг, вдоль Скалистых Гор». Первоначальный образ Америки в детском сознании будущего писателя носит привычно романтический характер. Такое восприятие заокеанской страны было типично для россиян начала XX века. Не случайно В.Набоков, вспоминая гибель своего друга, который «один поскакал на красный пулемет», замечает, что «его так рано погибший товарищ, в сущности, не успел выйти из воинственно-романтической майн-ридовской грезы».
Лишь реальное столкновение писателя с Америкой изменило этот образ. Литературное постижение В.Набоковым подлинного образа Америки происходит через его персонаж Тимофея Пнина. Этот процесс исследует Г.Гачев, художественно убедительно, на наш взгляд, доказывая, что проникновение в ее глубинную сущность наступает только то
403 гда, когда Пнин из русского превращается в американца, хотя и пытаясь сохранить свою «русскость». Русский интеллигент-аристократ Набоков-Пнин отчуждает пошлую прагматичность Нового Света, американец Пнин становится патриотом Америки. Символом «крещения» в Новом Свете становится первоклассный зубной протез - «откровение, восход солнца, крепкий прикус деловитой, алебастрово-белой, человечной Америки». Интересна, подмеченная Г.Гачевым, перекличка В.Набокова с М.Горьким в антитезе «глаза-зубы», в которой отчетливо выражено различие между американцами и русскими: «Русский смотрит в глаза, и в них свет и душа излучаются. Американец озабочен выглядеть зубастым, как Белый Клык, хищным, чемпионом борьбы за существование. И - преуспевающим: в вечной улыбке, означающей, что все с ним «О"кэй».
Восприятие Америки С.Есениным и В.Маяковским не менее противоречиво, чем восприятие М.Горького. С одной стороны, общим местом стала нелицеприятная оценка С.Есенина внутреннего мира американцев. С другой стороны, поэт не может не заметить, что в США во главу угла поставлен человек: «Мы привыкли жить под светом луны, жечь свечи перед иконами, но отнюдь не пред человеком. Америка внутри себя не верит в бога. . Там свет для человека».
Знакомство поэта с Соединенными Штатами, столкновение с развитой западной цивилизацией вызвало у него глубинную переоценку ценностей, осознание необходимости индустриализации России (что особенно проявилось в поэме «Страна негодяев»), примирение с «железным»городом. Вместе с тем, американский вояж обострил патриотические чувства поэта, подтолкнул его к обращению к пушкинским традициям, наполнил цикл его «маленьких поэм»(«Возвращение на родину», «Русь советская», «Русь уходящая») гражданским пафосом. Несомненно, что американский фактор, сопоставление образа Америки с образом России послужили отправной точкой в серьезной перемене мировоззрения и поэтического мировидения С.Есенина, писавшего: «Зрение мое преломилось особенно после Америки».
Образ США в творчестве В.Маяковского впервые в русской литературе приобретает политическую окраску. Как политически «ангажированный» поэт, он создает стихи, исполненные ярко выраженного пропагандистского пафоса («Вызов», «Блэк энд уайт», «Сифилис», «Бродвей», очерки «Мое открытие Америки»), Политические симпатии
В.Маяковского открыто проявляются и в его стихах о рабочей Америке («Кемп «Нит ге
404 дайге»). Но, несмотря на все идеологические пристрастия, В.Маяковский не сделал образ Соединенных Штатов одномерным. Восхищение техническим гением американского народа выражено им в стихотворении «Бруклинский мост».
В результате поездки В.Маяковский глубоко осознал противоречие между голым техницизмом и духовным миром человека. Из разочарования в Америке у поэта вырастает ощущение, что будущее принадлежит России. Свое убеждение он выражает в беседе с редактором газеты прокоммунистической ориентации «Фрайгайт» и стихотворении «Американцы удивляются». Вместе с тем, не лишено основания мнение ряда американских литературоведов (П.Блейк, Ч.Мозер), согласно которому визит в США положил начало разочарованию В.Маяковского в советском образе жизни.
Как бы то ни было, и С.Есенин, и В.Маяковский исходили из того, что иного реального пути, кроме американизированного, для России не существует. Особенно наглядно об этом свидетельствует стихотворение В.Маяковского «Три тысячи и три сестры», в котором возникает образ «Советских Штатов». Тезис о сближении России с Америкой выражает в своем творчестве и А.Блок в цикле стихотворений «Русь»- «Россия»- «Новая Америка».
В «американском цикле» русской литературы наблюдается постоянная творческая перекличка, которая не является случайной.
Осваивая американскую тему, русские писатели и поэты внимательно следили за достижениями друг друга, что говорит о значимости этой темы для русского литературного мира. Так или иначе, американский фактор влиял не только на русское литературное сознание и творчество, но и существенно менял мироощущение и мировосприятие литераторов, вызывал серьезный пересмотр их жизненных позиций.
Как пример своеобразной творческой дискуссии, можно рассматривать негативный образ Америки у М.Горького и позитивный - оптимистичный, жизнеутверждающий - у Шолом-Алейхема, в его повести «Мальчик Мотл» и романе «Блуждающие звезды». Памфлет М.Горького «Город Желтого Дьявола» и повесть Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл» были написаны почти в одно и то же время Однако образы Нью-Йорка у писателей носят диаметрально противоположный характер. Восторгу Мотла при столкновении с этим гигантским мегаполисом нет предела Он сравнивает небоскребы Нью-Йорка с церквями. И сравнение это не случайно. Своим образом «духовного» Нью-Йорка Шолом-Алейхем по
405 лемизирует с «бездуховным» образом М.Горького. Эта полемика продолжается и в образах детей. Если у пролетарского писателя нью-йорские дети вызывают сострадание, то у Шо-лом-Алейхема - восхищение.
Анализ художественных произведений Шолом-Алейхема убеждает, что он создал удивительно емкий и выразительный образ Соединенных Штатов, образ, который вдохновлял многочисленных еврейских эмигрантов и, в отличие от горьковского видения Америки, укреплял среди русских читателей романтический и оптимистический ореол Нового Света.
Несмотря на различие творческих позиций, М.Горький и Шолом-Алейхем никогда не были писателями-антиподами. Горький-человек, любивший и знавший Америку, вполне понимал и ценил «американское» творчество Шолом-Алейхема. Об этом убедительно свидетельствует переписка М.Горького с выдающимся еврейским писателем и желание пропагандировать его книги.
Для 20-х-30-х годов XX века характерно двойственное отношение к Америке. С одной стороны, руководители советской России продолжают видеть в США своего главного политического и экономического противника. Видный журналист того времени Н.Поморский в очерке о Нью-Йорке пишет, что этот мегаполис со своими небоскребами «поднимает в душе огромную злобу», и выражает уверенность в том, что «рабочая революция должна будет ликвидировать этот уродливый город». С другой - проявляют огромную заинтересованность в распространении американского опыта и со страниц ведущих советских газет возвещают, что именно американизм наилучшим образом соответствует революционному сознанию страны Октября и должен быть воплощен в России в виде «коммунистического американизма». Книга Г.Форда в 20-е годы котируется на уровне самых читаемых бестселлеров. В этот период среди наиболее значительных произведений русской литературы, отразивших образ Америки, выделяются повесть Н. Смирнова «Джек Восьмеркин американец» и два трэвэлога - «О"кей. Американский роман» Б. Пильняка и «Одноэтажная Америка» И Ильфа и Е. Петрова.
Создание повести Н. Смирнова «Джек Восьмеркин американец» (1930) связано с развернувшейся в конце 20-х годов дискуссии о применении американской модели хозяйствования в российских условиях.
Джек Восьмеркин американец» занимает особое место в массовой советской лите
406 ратуре 30-х годов. Подоплека повести более сложна и глубока, чем может показаться на первый взгляд. Это была попытка нового взгляда на ведущую капиталистическую державу, попытка отойти от стереотипов, возникших под влиянием творчества М. Горького, В. Маяковского и С. Есенина. Данной книгой американский фактор еще раз весомо заявил о своем присутствии в русской литературе.
Еще одной серьезной попыткой отказаться от стереотипов и разобраться в американском феномене стала книга В. Пильняка «О, кей. Американский роман», написанный в жанре трэвэлога Созданный в 1931 году «роман» отразил стремление русского писателя проникнуть в иную культуру, в иной менталитет, хотя некоторые пассажи его носят явно пропагандистский характер, являясь неотъемлемым атрибутом той эпохи. Б. Пильняк не только показывает Америку как страну высокоразвитой технической культуры, призванной служить человеку, но и затрагивает многие моральные стороны в неожиданном для советского читателя ракурсе.
Качественно новым этапом освоения русской литературой американской темы стали путевые очерки И. Ильфа и Е. Петрова под неординарным заголовком «Одноэтажная Америка» (1936). В 1933 году Советская Россия установила с США дипломатические отношения и этот факт, по видимому, отразился на тональности книги. «Одноэтажная Америка», вышедшая из под пера признанных мастеров «сатиры и юмора», была выдержана в непривычном для советской литературы доброжелательном стиле по отношению к недавнему капиталистическому недругу, лишенном полемической заостренности.
Знаковым символом преодоления стереотипного восприятия Америки стал положительный образ Нью-Йорка, для изображения которого писатели нашли теплые слова. По сути дела при описании американского мегаполиса И.Ильф и Е.Петров возвращаются к мачтетовскому и короленковскому началу, лишенному предвзятости. И.Ильф признался в одном из своих писем из Америки: «Этот город я полюбил». В образе Нью-Йорка, созданном И.Ильфом и Е.Петровым, совершенно отсутствует горьковская неприязнь, зато присутствует закономерный писательский интерес и желание понять город со всеми его контрастами. Уже первая фраза, характеризующая Нью-Йорк, противоречила общепринятому «советскому» имиджу его как урбанистического монстра: «В Нью-Йорке еще никто не пропадал».
И. Ильф и Е. Петров в своей книге отрешились от «образа врага», заложив основы
407 принципиально нового подхода к изображению США. В этом же русле следует рассматривать и творчество Н. Смирнова и Б. Пильняка. Подход этот дал свои наиболее значительные плоды в конце 50-начале 60-х годов после окончания одного из этапов «холодной войны», но важные шаги в деле нормализации отношений между Россией и США были сделаны русскими писателями в сложный период 30-х годов - в эпоху политической конфронтации и идеологической нетерпимости.
Американское» творчество И. Ильфа и Е. Петрова представляет особый пласт в структуре российско-американских гуманитарных отношений и знаменует переход к вдумчивому и доброжелательному взгляду на Соединенные Штаты, который медленно, но неуклонно и последовательно начинал формироваться среди творческой интеллигенции России с конца 30-начала 40-х годов XX века. Американские советологи Ф. Баргхорн и Д. Браун в своих работах «Советский образ Соединенных Штатов» и «Советское отношение к американской литературе» явно тенденциозно, упрощенно представляют безрадостную картину культурных отношений между Россией и США в предвоенные и военные годы. Однако обзор периодики тех лет, в частности журнала «Интернациональная литература», не подтверждает эту негативную оценку. Более того, такие программные статьи, как «Америка и русское общество» А. Старцева, отзывы русских писателей об американской литературе и ее значении для российского общественного сознания доказывают, что мыслящая творческая интеллигенция всегда стремилась к расширению контактов с Соединенными Штатами и пыталась влиять в этом отношении на официальные советские власти, добиваясь создания позитивного образа Америки в средствах массовой информации и литературе.
В период «холодной войны» наши американисты, литературоведы, историки, да и писатели оказались заложниками политики. В Советском Союзе была развернута беспрецедентная по своим масштабам антизападная и, в первую очередь, антиамериканская кампания. Основной пропагандистский тезис этой акции сводился к тому, что место германского фашизма как главного врага свободы и демократии занял американский империализм. По этой причине все, что входило в систему западной цивилизации, в том числе и американская литература и культура, объявлялось вредным, разложившимся и враждебным русской и советской культуре.
Ведущие советские американисты М. Мендельсон, И. Анисимов, А. Елистратова
408 оказались втянутыми в неблаговидный процесс огульного осуждения литературы США, да и западной литературы, в целом. Тон критических статей был нетерпимым и грубым, зачастую до неприличия. За пропаганду «реакционной» американской литературы А. Старцев был репрессирован как «враг народа». Под огнем критики оказались Александр Весе-ловский и последователи его школы - В. Шишмарев, В. Жирмунский, В. Пропп, В. Нуси-нов. Все они изображались приверженцами «безродных космополитов», а их концепции и взгляды псевдонаучными.
К антиамериканской кампании оказались причастными и некоторые русские писатели, такие, как К. Симонов, Б. Лавренев, а также небезызвестный Н. Шпанов, которые в своих произведениях на американскую тему «Дым отечества», «Чужая тень», «Голос Америки», «Заговорщики» допускали тенденциозность при интерпретации политических событий того времени.
В период «холодной войны» американская тема могла получить в советской литературе лишь однозначно негативное освещение, а образ Америки предстать лишь в вульгарно-упрощенной форме. Таково было требование времени и предписание верхов, обязательное как для литературоведов, так и для писателей. Кто не желал ему следовать, писал в стол. Холод последних дней сталинской поры сковал литературу и искусство. До «оттепели» оставалось еще несколько лет.
В сентябре 1959 года Н. С. Хрущев совершил официальный визит в США, знаменовавший конец сталинской и утверждавший новую эпоху - эпоху хрущевской «оттепели», которая, несмотря на всю свою противоречивость, явила серьезный прорыв в международных делах, в первую очередь, в отношениях с Соединенными Штатами.
В период «оттепели» Америка вновь стала главным ориентиром для России. На очередном партийном съезде была поставлена задача - догнать и перегнать ведущую капиталистическую державу по всем основным экономическим показателям. В число главных задач партии и государства была поставлена и концепция отказа от военной и политической конфронтации и прекращения «холодной войны». Очевидным свидетельством изменения отношений между Россией и США стала книга Б. Полевого «Американские дневники» . Б. Полевой сумел показать, что, несмотря на различие подходов к путям развития обеих держав и споры о преимуществах систем, на первый план в отношениях России и США выступало не конфронтационное противоборство, а стремление к диалогу, к взаи
409 мовыгодному сотрудничеству в условиях мирного сосуществования.
Описывая Америку, Б.Полевой традиционно обращается к образу Нью-Йорка. В его подходе к изображению города сочетаются как горьковские мотивы Желтого Дьявола, так и восхищение творческим талантом в духе В.Маяковского, И.Ильфа, Е.Петрова, то есть традиции уважительного подхода к символу Америки, который все больше утверждался в русской литературе, начиная с 30-х годов, отражая потепление политического климата. Наряду со стереотипным набором клише («ослепшие небоскребы», «тяжелый перегар», «высохший лес»), изображая Нью-Йорк, писатель находит оригинальную живую метафору, представляющую мегаполис ущельем, наверху которого горят теплые пастушьи костры, обещающие усталому путнику приют и заботливое гостеприимство
Хрущевская «оттепель» проложила дорогу группе талантливых русских писателей и поэтов, совершавших свое «открытие» Америки. В конце 50-х- начале 60-х годов Соединенные Штаты посетили А. Вознесенский, Е. Евтушенко, В. Катаев, В. Некрасов, что не прошло для них бесследно, знаменуя расширение художественной палитры.
Результатом поездки А. Вознесенского стал поэтический цикл «Треугольная груша», в котором поэт призвал к отказу от негативных стереотипов по отношению к США.
Символом постижения подлинной сущности Америки, с явной аллюзией на ее искаженный портрет времен «холодной войны», служит в поэме «Треугольная груша» образ арбуза, изумрудного снаружи, но красного внутри.
Америка оказала существенное воздействие не только на молодых поэтов-шестидесятников, но и на представителей старшего поколения. Показательно в этом плане творчество патриарха советской литературы В. Катаева и писателя- фронтовика В. Некрасова.
После посещения США в 1959 году и повторной поездки в 1963 В. Катаев создает философскую повесть «Святой колодец», построенную на американских впечатлениях. Обращение к образу «святого колодца» символизирует у писателя поиски собственного «я», определение своего истинного назначения в жизни. Примечательно, что поиски эти у В. Катаева, как и у А. Вознесенского, связаны с постижением Америки.
Вначале чужая страна вызывает у писателя тревогу, которая усугубляется фантасмагорическим образом Нью-Йорка: «Подо мной на страшной глубине плавал ночной Нью
Йорк, который, несмотря на весь свой блеск, был не в состоянии превратить ночь в день,
410 настолько эта ночь была могущественно черна. И в этой темноте незнакомого континента, в его таинственной глубине меня напряженно и терпеливо ждал кто-то, желающий причинить мне ущерб».
Однако тревоги и опасения героя повести оказались напрасными и, в конечном итоге, он «полюбил Америку». В.Катаев выступает в «Святом колодце» против самых распространенных мифов, которые сложились в российском общественном сознании по отношению к США: мифа о бесправии и угнетенности негров, мифа о постоянных провокациях спецслужб, мифа об американской угрозе. Настороженность писателя тает при общении с реальной Америкой, а самая большая его «потеря» - четверть доллара, которую он переплатил чистильщику обуви.
Повесть В. Катаева глубока и философична. Она отражает очень важные тенденции в русской литературе советского периода, которые выразились в переходе от конкретики классовой борьбы, революционной бескомпромиссности и ортодоксальной уверенности к философскому, гуманистическому и умудренному восприятию и осмыслению жизни, отказу от деления на черное и белое, к постижению общечеловеческих ценностей.
Американский фактор, образ Америки в широком смысле этого понятия сыграли немаловажную роль в трансформации мировосприятия и другого видного представителя русской литературы - В. Некрасова. Трагедия В. Некрасова служит ярким примером противоречивости, двойственности и непоследовательности советского руководства в отношениях с Соединенными Штатами.
Несмотря на все блага известного писателя, В. Некрасов не стал послушной марионеткой властей предержащих, сумев сохранить право на независимость суждений и собственное мнение. В ракурсе «своего мнения» он и написал путевые заметки «По обе стороны океана» (1962), создав зримый и привлекательный образ Америки.
В.Некрасов в своем американском трэвэлоге поднимает животрепещущие вопросы российской жизни, он выступает против самоизоляции русских, против запретов «железного занавеса», против надуманной сверхбдительности. Передавая свое видение Нью-Йорка, который в советские времена служил идеологическим оселком отношения к Америке, В.Некрасов отступает от шаблона, категорически не соглашаясь с расхожим мнением о том, что небоскребы «подавляют»: «Разговоры о том, что они подавляют, - ерунда. многие из них. очень легки (именно легки!), воздушны, прозрачны. В них много стекла,
411 они друг в друге очень забавно отражаются, а утром и вечером, освещенные косыми лучами солнца, просто красивы». Такой теплый образ Нью-Йорка был несовместим с догмами, которые вновь начинали утверждаться в советском обществе на закате «оттепели».
И все же «оттепель» оказалась необратимой. Она положила начало тем демократическим процессам, которые обрели полную силу лишь во второй половине 80-х годов XX века. Она позволила русскому обществу по- новому взглянуть на мир, в том числе и на Соединенные Штаты. Второе «открытие» Америки, которое совершила плеяда русских мастеров слова в начале 60-х годов, состоялось, несмотря на все оговорки, замалчивания и искажения. С этого момента постижение русской культурой американского феномена превратилось в широкий последовательный процесс, который продолжается и сегодня, обогащая оба народа и всю мировую цивилизацию.
Отношение русских писателей и поэтов, в том числе и писателей русского зарубежья к Америке было в высшей степени противоречиво и неоднозначно. Но это вполне объяснимо и закономерно, ибо Соединенные Штаты, как и сама Россия, противоречивы и неоднозначны. Неоспорим же тот факт, что Америка кардинально влияла на творческую лабораторию и творческое сознание русских художников слова.
Ход мировой цивилизации подтверждает наличие общих тенденций в развитии различных регионов мира, которые сближают позиции писателей, принадлежащих разным народам и культурам. Примат действительности, единство законов развития человечества ведет к конвергенции, оказывается выше национальных отличий. Этим во многом обусловлены взаимная потребность в освоении культур и литератур России и США, потребность в контактных и типологических связях, создание условий для восприятия русской литературой и русским литературным сознанием американского фактора, образов друг друга, служащих взаимной самоиндентификации. При этом следует еще раз вспомнить концепцию М.М.Бахтина, согласно которой история мира по своей сути представляет собой не сумму самодовлеющих монологов народов, а их диалог.
В конце XX века президент США Билл Клинтон заявил, что все народы должны последовать за Америкой и признать ее первенство во всем, в том числе и в культуре, ибо Америка воплощает в себе идею глобализации. В ответ на это заявление итальянский журналист Д.Кьеза, автор книги «Прощай, Россия», считая, что феномен русской духовности во многом утрачен, тем не менее высказал уверенность, что наша страна не пойдет по
412 слушно на поводу Америки. «Не может быть глобализации «по - американски», потому что Америка - это не весь мир. Позитивная глобализация сможет быть только результатом всеобщего согласия, всеобщего контроля, уважения к различиям между народами, между культурами. А если одно государство утверждает, что «глобализация - это мы», то это просто-напросто противоречит естественному развитию общества», - сказал он в интервью одной из русских газет.
И этот тезис справедлив, ибо русская духовность не утрачена, она всегда сохранит свою самобытность, силу и исключительность, а Россия, ассимилируя воздействие иноземных влияний и теорий, всегда останется равноправным партнером в диалоге с великими державами мира, в том числе и Соединенными Штатами Америки.
Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.
Александр Генис: По-моему, сказать, что такое типично русский роман, может только иностранец, и я не берусь описать, что у него при этом происходит в уме, потому что обычно со мною не делятся, боясь обидеть. Расшифровать ДНК нашей словесности и в самом деле не просто, начиная прямо с Пушкина, который писал прозу, как европеец, вроде Вальтера Скотта. Да так оно, в сущности, и было, если говорить о фабуле, но не исполнении - у Пушкина в сто раз лучше.
С Толстым не проще. Хотя «Война и мир» считается национальном эпосом, в книге действует европейская аристократия. Наполеон и Кутузов читают по-французски, и Пьеру проще найти общий язык с вражеским офицером, чем со своими мужиками. Русское у графа - сouleur locale: Наташа пляшет «барыню», Платон Каратаев бьется в цепях авторского замысла.
Другой кандидат – исконно русский Обломов, но не роман, а герой. Национальна здесь не книга, а загадка: почему он не встает с постели? Остается, конечно, Достоевский, в первую очередь - «Карамазовы». Но у меня и с братьями – проблемы. Иван – схема европейца, Алеша – христианский идеал, Дмитрий – его обратная, но тоже хорошая сторона (в «Братьях Карамазовых», как в ленте Мёбиуса, такое возможно). Достоевский, что постоянно случалось с нашими классиками, перестарался и вырастил из русских героев универсальных, на подобие Гулливера.
Я, во всяком случае, таких не встречал. Другое дело - папаша Карамазов: если не корень, то пень нации. Он и мертвым не выпускает роман из рук – такова в нем жизненная сила, которую китайцы называют ци и ценят в древесных наростах. Герои ведь не бывают стройными. Темперамент закручивает их в спираль, словно для разгону. Особенно в России, где от власти самодуров уйти можно только дуриком.
Короче, проблема специфики русской классики заводит нас так далеко, что, может, и впрямь лучше поручить её иноземцам. О том, что у них получается, расскажет нашим слушателям Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Статья американской писательницы и публицистки Франсин Проуз в «Книжном обозрении» газеты «НЙТаймс» называется «Что сделало русскую литературу XIX века такой значительной?». Вероятно, у каждого русскоязычного читателя есть свой ответ на этот вопрос, но чрезвычайно интересно узнать, что остается от великой литературы современному, взыскательному американскому читателю после её перевода на английский язык. Проуз начинает со сравнения:
Диктор: «Почему мы все еще читаем русских писателей позапрошлого века с неослабевающим наслаждением и восхищением? В чем их секрет? В убедительной силе? В прямоте и честности? В точности, с которой они описывали важнейшие аспекты человеческого опыта?.. Именно – важнейшие. Не опыт свиданий с партнёрами, выбранными компьютером; не яростное раздражение из-за мелких неудобств; не возмущение задержкой заказа, выполненного на день позже. Нет, другого ранга события и чувства незабываемо описывали они в своих произведениях: рождение, смерть, драмы детства, первую любовь, брак, счастье, одиночество, предательство, нищету, богатство, войну и мир».
Марина Ефимова: Окидывая взглядом широту и глубину тематики русской классики, Проуз фиксирует еще несколько особенностей писателей 19-го века: «Они представляют каждого человека целым миром, - пишет она. - Вероятно, поэтому все их герои (хотя они родились и выросли в одной стране) так неповторимо индивидуальны». Проуз признается, что ей хочется «аплодировать способности этих писателей убеждать нас в том, что в человеческой природе, в человеческой душе есть силы, готовые преодолеть преграды, поставленные требованиями общества, классовыми и национальными различиями, и даже временем».
Проуз восхищается бурным воображением Гоголя – таким ярким, что порождения его фантазии кажутся читателям не только вполне возможными, но даже естественными – например, если человек, проснувшись утром, обнаруживает пропажу собственного носа. Убедительность и яркость гоголевской фантазии, по свидетельству Франсин Проуз, позволяет иностранцам вполне оценить Гоголя, несмотря на предупреждение Владимира Набокова, которое Проуз приводит в статье:
Диктор: «Конечно, мы можем ощетиниться на утверждение Набокова, что «если Гоголя читать НЕ по-русски, то его вообще можно не читать». Набоков говорит о гоголевском языке – свежем, описательном, богатом юмором и неожиданными деталями. И наше восхищение ещё усиливается от объяснения Набокова, как Гоголь избегал банальностей, «унаследованных от древних». От века «небо было голубым, закат - алым, листва – зеленой. - объясняет Набоков. – Только Гоголь, первым, увидел желтое и сиреневое».
Марина Ефимова: Бегло обсуждая в короткой статье гигантов русской классики, Проуз пытается выделить наиболее впечатлившие её черты их литературных талантов: «Персонажи Достоевского, – пишет она, - и для нас, иностранцев, - живые люди, абсолютно реальные, даже если мы подозреваем, что в реальности никто не ведет себя так, как они: кидаясь друг другу в ноги или рассказывая с шокирующими деталями всю свою жизнь первому встречному в пивной».
Диктор: «Печальная утонченность, сверхъестественное искусство приоткрывать спрятанные, глубинные эмоции мужчин, женщин и детей, населяющих его пьесы, его повести и рассказы».
Марина Ефимова: О Толстом:
Диктор: «Монументальность замысла и острейшая проницательность поднимает на эпический уровень каждый эпизод романов Толстого – от обыденной варки варенья или воровства слив деревенскими девочками – до трагических полотен Бородинской битвы в «Войне и мире» или скачек в «Анне Карениной».
Марина Ефимова: О Тургеневе:
Диктор: «У Тургенева природа становится таким же важным персонажем, как и люди. Так же, как они, она дотошно описана, и так же, как они, всё равно остается непостижимо мистической».
Марина Ефимова: «В дополнение, - пишет Франсин Проуз, - я могу посоветовать тем, кто ищет наиболее полного ответа на вопрос о загадке русских классиков 19-го века, прочесть набоковские «Лекции по русской литературе».
Диктор: «Некоторые аспекты книги Набокова могут раздражать: например, его аристократические предубеждения, его презрение к персонажам романов Достоевского – этим, как он пишет, «невротикам и лунатикам»; его отрицание почти всей литературы советского времени. (Хочется спросить: а как же Ахматова, Платонов, Бабель?). Но с другой стороны, никто не написал так проницательно, как Набоков, о двух самых волнующих рассказах Чехова: «В овраге» и «Дама с собачкой»; никто не представил более убедительных доказательств блистательного великолепия романа «Анна Каренина». И всё же, поверьте, читать русских классиков – даже лучше, чем читать лекции Набокова об их произведениях. Читать и перечитывать, потому что их книги еще сильнее поражают своей красотой и значительностью каждый раз, когда мы возвращаемся к ним. Поэтому, закрыв последнюю страницу последней книги русской классики, возьмитесь снова за первую и начните читать сначала».
Марина Ефимова: Ответила ли Франсин Проуз на вопрос, который она задала в названии своей статьи – «Что делает русскую литературу XIX века такой значительной?». В поэтическом смысле – конечно. Но есть и более приземленный вариант ответа. В XIX веке в России зверствовала цензура – государственная и церковная, не пуская свободную мысль в историческую науку, в философию, в теологию. Государство и Церковь монополизировали ответы на вечные вопросы человеческой души: в чем смысл жизни? Что хорошо и что плохо? Возможно, это обстоятельство отчасти объясняет особое сгущение талантов в художественной литературе, где цензура была не такой непроходимой. И, возможно, поэтому русская литература XIX века так обогатилась историческими и философскими идеями, и богоискательством.
Мне кажется (по долгому опыту иммиграции), что многие американцы относятся к художественной литературе, как к исключительно культурному атрибуту. Начитанность – удел элиты. Видимо, поэтому в общественных школах литературу преподают небрежно и неразборчиво. А для россиян многих поколений русская художественная литература была в детстве главным пособием для вступления в жизнь. Еще до своего личного, всегда ограниченного опыта мы узнавали из бесценных наблюдений великих писателей о сложности человеческих отношений. Мы узнавали в их героях собственные пороки, мы учились улавливать юмор, мы даже русскому языку учились больше у них, чем по учебникам. Тот, кто в детстве хохотал над записью в Чеховской «Жалобной книге»: «Подъезжая к городу, у меня слетела шляпа», на всю жизнь усваивал правила обращения с деепричастными оборотами. Мне кажется, что мудрость и талант великих литераторов, проверенные веками, помогают взрослеть и современным детям - гораздо достойнее и эффективнее, чем наставления школьных психологов или уроки сексуального ликбеза.
УДК 821.111+821.161.1
О ВЛИЯНИИ РУССКОЙ КЛАССИКИ ХГХ ВЕКА НА АМЕРИКАНСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ ХХ ВЕКА
Бабушкина И.Е.
Данная работа ставит своей целью помочь студентам глубже осознать потенциал и перспективы российской цивилизации через духовно-социальный опыт крупнейших писателей США ХХ века и, вместе с тем, показать как влияние русской духовности взаимосвязано с углублением их критики своей, то есть американской цивилизации. Анализу подвергнуты два малоизученных литературно-философских романа: «На восток от Эдема» (1952) Джона Стейнбека и «День Восьмой» (1967) Торнтона Уайлдера. Анализ сделан под углом зрения межцивилизационных отношений. Ключевые слова: межкультурный диалог, философские притчи, межцивилизационные отношения, заново утверждать, пути спасения, влияние русской духовности, философия социал-дарвинизма, первоосновы Христианства, роль Православия.
ABOUT INFLUENCE OF THE RUSSIAN CLASSICS OF THE XIX CENTURY ON THE AMERICAN WRITERS OF THE XX CENTURY
The article is devoted to the influence of the Russian classical literature of the XIX century upon the classical American writers of the XX century. The author presents her conception of the debatable message inherent in the two masterpieces created by the famous classical writers of the U.S.A. - John Steinbeck"s novel "East of Eden" (1952), and Thornton Wilder"s novel "The Eighth Day" (1967). She reveals the d e-cisive role of the Orthodox religion in the solution of the problems raised in the novels. The genre of these works of art is considered to be philosophical parable.
Keywords: cross-cultural dialogue, philosophical parables, the intercivilization relations, anew to claim, ways of rescue, influence of the Russian spirituality, philosophy of social Darwinism, the Christianity fundamental principle, Orthodoxy role.
В наше время в мировой политике все большее значение приобретает ее гуманитарная составляющая. По словам выступавшего в МГИМО министра иностранных дел РФ С.В. Лаврова, это одно из «новых измерений» в сфере международного сотрудничества «в условиях глобализации». «Приумножая» свои знания в области культуры, включающей «высокую нравственность» наши студенты обретают «глубокое понимание национальных интересов и готовность умело их защищать»1.
Говорилось о необходимости овладения искусством эффективно вести межкультурный диалог: «... вырабатывать навыки, умения до-
1 Стенограмма выступления министра иностранных дел Российской Федерации Лаврова С.В. в МГИМО (У) по случаю начала нового учебного года. М. 1 сентября 2005 г. С. 5 - 6.
«Единство - возвестил оракул наших дней -быть может спаяно железом лишь и кровью.
Но мы попробуем спаять его любовью, а там увидим - что прочней».
Ф.И. Тютчев
ходчиво, убедительно, интересно донести то, что вы знаете... до своих партнеров, собеседников»2.
Важнейшей гранью межкукультурного обмена является диалог национальных литератур. Сегодня, в условиях информационной войны, высокое качество диалога как «мягкого инструмента», влияющего на мировоззрение собеседника, на его систему ценностей необходимо вдвойне. Наибольший потенциал в этом плане -по мнению автора статьи - несет в себе влияние русской классики XIX века на писателей США. Масштаб влияния произведений русских гениев - прежде всего Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского - на лучших представителей молодой за-
Лавров С.В. Звукозапись выступления министра иностранных дел Российской Федерации в МГИМО (У) по случаю начала нового учебного года. М. 1 сентября 2005 г.
океанской республики, жаждавших новых духовных идеалов, явился, в определенном смысле, уникальным фактом в истории мировой культуры нашего времени. Не случайно Курт Воннегут резюмирует: «Вклад Льва Толстого в формирование американской литературы настолько велик, что его невозможно определить каким-то одним словом...» .
Результатом были возникавшие среди различных слоев американской нации «оазисы» духовности. Не такие ли явления имел ввиду, в частности, Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, когда в своем докладе на ХХ Всемирном Русском народном соборе в Москве (31 октября - 1 ноября 2016 г.) утверждал: «Мы знаем, что, помимо привычного нам официоза, формируемого средствами массовой информации, есть другая Америка.», которая не собирается отказываться от традиционных духовно-нравственных ценностей. Такой вывод стал итогом данного в докладе глубокого анализа тенденций, появившихся после окончания холодной войны. Разъясняется, что многое в наших привычных взглядах на проблему Россия и Запад «уже не соответствует реальной духовно-культурной ситуации в мире» и говорится о «признаках», свидетельствующих о «возможной постепенной смене мировоззренческих координат». Вот что, по мнению патриарха, является «самым острым конфликтом современности»: это - «не заявленное американским философом Самюэлем Хантингтоном «столкновение цивилизаций», не борьба религиозных и национальных культур между собой, ... и даже не противостояние Востока и Запада, . а столкновение транснационального, радикального, секулярного глобалистского проекта со всеми традиционными культурами и со всеми локальными цивилизациями. И борьба эта проходит не только по границам., но и внутри стран и народов... И здесь происходит столкновение двух миров, двух взглядов на человека и на будущее человеческой цивилизации». Патриарх предостерегает нас относительно того, чем грозит человеческой цивилизации «растущий ценностный разрыв между Россией и странами западной цивилизации, которого не было даже во времена холодной войны. . Происходящий на наших глазах подрыв нравственной основы человеческого бытия грозит расчеловечеванием мира. Не случайно футурологи все чаще поднимают тему постчеловека..., учение о скором преодолении человеческой природы и появлении нового класса
разумных существ. ».
Опора в борьбе за истинную альтернативу такому процессу - «... новый диалог народов, осуществляемый на принципиально новых основаниях. Это диалог, направленный на восстановление ценностного единства, в рамках которого каждая из цивилизаций. могла бы существовать, сохраняя свою идентичность». Патриарх убежден, что «только на основе вечных духовно-нравственных ценностей возможно успешное преодоление существующих цивилизационных вызовов». Из доклада следует, что опорой в борьбе за альтернативу служит тот факт, что внутри американского общества существует «выраженное стремление сохранить свои христианские корни и культурные традиции. Это стремление находит выражение в религиозных поисках, художественном творчестве и повседневной жизни» . Предлагаемая статья свидетельствует, что «другая Америка» ярко проявила себя в художественном творчестве крупнейших литераторов США особенно второй половины ХХ века под влиянием русской классики.
Lux Orientalis (Свет с Востока)
Увлечение американцев русской классической литературой началось на рубеже XIX
ХХ веков. Первым послом русской литературы в Америке был И.С. Тургенев. «Вслед за «Записками охотника» американские писатели открыли для себя и романы - «Рудин», «Отцы и дети», «Новь», «Дым», «Дворянское гнездо». Тургенев как мастер психологического письма тонко чувствовавший особенности русского характера, стал для американских писателей бесспорным авторитетом, у которого они учились писательскому мастерству» . Но ему суждено было несколько отойти в тень, когда начали появляться на английском языке произведения Л.Н. Толстого. Они привели к своего рода духовному потрясению читающую часть американской нации. Многие читатели захотели установить с ним эпистолярный контакт. Крупнейший философ США Уильям Джеймс сравнивал могучую натуру Толстого со старым дубом. «Он отвергает роскошь, фальшь, жадность и жестокость, все условности нашей цивилизации, . мы не обладаем такой природной мощью. Но мы хотя бы думаем, что неплохо было бы пойти по стопам Толстого» .
Чем был обусловлен столь беспрецедентный интерес? Во-первых, Толстой отвечал на тревожащие читателей вопросы, связанные
с перспективой социального обустройства страны в переходный (к эпохе империализма) период. А это - в свою очередь - было связано с необычностью для них нравственных принципов русского гения, его законов Добра.
Наиболее интересными журналистами, побывавшими в Ясной Поляне были Джеймс Крилмен и Уильям Уоллинг. Интервью, взятое у Толстого Крилменом и перепечатанное во многих газетах, вызвало восторженные отклики американцев и было воспринято как обращение Толстого к американскому народу .
А Уоллинг, посетивший Россию в 19051907 годах, из своих репортажей составил целую книгу под заголовком «Russia"s Message». The True Import of the Revolution» («Послание России. Всемирное значение русской революции» (1908). По его мнению Россия опередила других не только в социальной мысли и идеалах, но и во многих областях культуры. Уоллес пришел к выводу о ведущей роли России в области духовной жизни. «Для него «свет с Востока» (Lux Orientalis) исходил именно из России» .
Что касается молодых и честных писателей США рубежа столетия, наиболее известными из которых станут Фрэнк Норрис, Джек Лондон и Теодор Драйзер, то для них «Свет с Востока» «забрезжил» еще в последнее десятилетие XIX века. Их таланты зарождались в эпоху бурного роста монополий, сопровождавшегося резким усилением эксплуатации народных масс, разорением фермерских хозяйств. В сфере идеологии этот процесс находил свое оправдание в философии позитивизма, в особенности в социологических взглядах такого социал-дарвиниста как Герберт Спенсер (1820-1903), считавшего, что человеческое общество, подобно животному организму, подчинено биологическим законам, и поэтому отношения между классами, свойственные капитализму, якобы носят «естественный» и «вечный» характер. Спенсер был сторонником применения одностороннего дарвиновского учения о борьбе за существование и о естественном отборе в мире животных и растений к объяснению закономерностей общественного развития и отношений между людьми. Оправдывая социальное неравенство при капитализме, Спенсер отстаивал мысль о том, что в человеческом обществе в борьбе за существование выживают только «сильные» и «приспособленные» индивидуумы, более слабых же природа обрекла на вымирание. Как свиде-
тельствует известный социолог Ю.А. Замош-кин, именно «социальный дарвинизм, широко использовавший формулу «выживания сильнейших и наиболее приспособленных» и являвшийся «воплощением эгоцентрического и агрессивно-воинствующего индивидуализма» получил «наиболее широкие и последовательные формы выражения в США в конце XIX и начале XX веков» .
Молодые писатели Америки, мечтавшие написать правду о жизни, стояли перед необходимостью так или иначе осваивать эту философию: либо в апологетическом духе - и это вело их к натуралистическому воспроизведению действительности, либо в духе критическом. Это была кардинальная дилемма, своего рода воспаленный нерв их сознания. Он требовал выбора, решиться на который было чрезвычайно трудно. Сама каждодневная социальная практика, связанная с деятельностью всемогущих монополий - «спрутов», подчинивших себе все стороны национальной жизни, казалось подтверждала постулаты социал-дарвинизма. Да и развитой традицией реализма литература США тех лет еще не обладала. На книжном рынке господствовали лживые псевдореалистические произведения, как правило, романтизировавшие стяжательство; набирала силу и шовинистическая литература «красной крови», которую всемерно поддерживал тогдашний президент Теодор Рузвельт. И если что-то в сфере литературы их удерживало от поглощения бездуховной стихией позитивизма и помогало прорываться к духовным ценностям реалистического искусства, то это была прежде всего классическая русская литература.
Для Норриса, Лондона, - как, впрочем, и для последующих крупнейших писателей США XX века - самым притягательным произведением любимого ими Толстого был роман «Анна Каренина».
Почему «Анна Каренина»?
Прямого ответа нет. Но, если читать это произведение «глазами» вдумчивого американского писателя, то ответ проясняется. и сводится к тому, что особый жгучий интерес американских авторов, по-видимому, вызывает духовная эволюция одного из центральных персонажей романа, с автобиографическими чертами - Константина Лёвина. Суть его духовной эволюции заключается в мучительном процессе преодоления влияния философии социал-дарвинизма. Это молодой, по-университетски образованный помещик, с ши-
рочайшим кругом чтения. Он увлечён не только трудами на благо поместья и своей близостью к крестьянам, но и размышлениями о судьбе сельского хозяйства в масштабах всей страны, а, стало быть, и о судьбе России.
Лёвин обладает цельной, многогранной, воспитанной в традициях Православия личностью, которая способна самостоятельно действовать согласно своим убеждениям, которые всегда определяются велениями совести и непреложными законами Добра. Но в студенческие годы, в Петербурге он попал под модное в то время в определенных профессорских кругах влияние социал-дарвинизма. Результатом стал жестокий разлад - кризис; молодой человек думает о самоубийстве. Однако в душе неумолимо зрело чувство несогласия с бесчеловечной философией, отторжение. Решилась его судьба через чудесное озарение: в случайном кратком разговоре с крестьянином Федором при уборке урожая. И Лёвин возвращается в православие.
Знакомясь с мыслями Лёвина относительно судеб народов России, мы узнаем, что он не принимает Спенсера. А в конце романа Катавасов, приехавший побеседовать с Лёви-ным, спрашивает его: «Спенсера прочли? -Нет, не дочёл, - сказал Лёвин, - Впрочем, мне он не нужен теперь».
« - Как так? Это интересно. Отчего?
То есть я окончательно убедился, что разрешения занимающих меня вопросов я не найду в нем и ему подобных» .
В финальных размышлениях Лёвина явственно слышится полемика с социал-дарвинизмом. «Организм, разрушение его, неистребимость материи, закон сохранения силы... - Слова эти и связанные с ними понятия были очень хороши для умственных целей, но для жизни они ничего не давали. Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его?... Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний» .
Всей логикой своей сложной эволюции Лёвин выступает как антипод идеологам социал-дарвинизма. Тема противостояния принципа удушения слабого ради материальных благ - с одной стороны - и христианских законов добра, милосердия, любви к ближнему с другой - является важнейшей гранью романа «Анна Каренина», не освоенной еще в должной мере русистами.
«Вся русская классика плохо прочитана и плохо понята - по той же причине. Наше общество плохо знает православную культуру» -пишет в статье под интригующим названием «Спор Гоголя с Белинским все еще не окончен» известный исследователь творчества Н.В. Гоголя Владимир Воропаев, председатель Гоголевской комиссии Научного совета РАН «История мировой культуры». (Газета «Культура» 23 - 29 декабря 2016 г., стр. 12.) «Он (Гоголь - И.Б.) понимал: именно православие определило неповторимую самобытность России. По какой дороге пойдет наша страна -зависит от нас с Вами.
культура: Если бы Гоголь и Белинский попали в программу Владимира Соловьева «Поединок», кто бы победил? Чья правда ближе народу? Воропаев: Жизнь подтвердила правоту Гоголя. (там же).
Лев Толстой глазами Фрэнка Норриса Творчество Норриса (1870-1902) служит подтверждением мысли о том, что именно анти социал-дарвинистская грань «Анны Карениной» изначально привлекала сердца честных писателей США.
Рано (в 32 года) трагически погибший, писатель не стал столь широко известен в нашей стране, как его современники Джек Лондон, Теодор Драйзер. Но его яркая творческая личность и недюженный талант воспринимаются как своего рода увертюра к мощному последующему развитию литературы США.
Порвав с отцом-миллионером и обладая блестящим образованием (включая учебу в Европе), Норрис проделывает огромную духовную работу и вырастает в литературного вожака, всесторонне анализирующего современный литературный процесс. В статье «Великий американский романист» говорит о том, какой писатель нужен народу. Он должен дать «картину всей нации, . глубоко проникнуть в жизнь народа», то есть - стать «вторым Толстым», с его «глубочайшим человеколюбием» .
Вершинное достижение Норриса - роман «Спрут» (1901), в котором явно чувствуется многоплановое влияние творчества Толстого.
Конечно, «Спрут» свидетельствует о том, что и мировоззрение писателя, и его творческий метод представляют собой весьма сложную и противоречивую картину. Творя еще только на заре ХХ века, он не смог противопоставить господствовавшим философским теориям какую-либо положительную альтернативу. Его мысль билась в поисках Истины. По-
добно знаменитому автору романа «Моби Дик» - Герману Мелвиллу - Норрис нередко облекает свои тревоги и надежды, касающиеся будущего родной страны, в романтические образы. Некоторые грани «Спрута» дают повод говорить о тенденции натурализма.
И тем не менее, роман «Спрут» свидетельствует об активном отторжении автором философии социал-дарвинизма, что обуславливает явно доминирующий характер реализма.
В «Спруте» толстовскому образу Константина Лёвина созвучен образ молодого поэта Пресли, который из Нью-Йорка приезжает в Калифорнию в надежде написать романтическую поэму о Западе США. Но, погрузившись в грозовую социальную атмосферу Калифорнии рубежа столетий и став свидетелем разыгравшейся драмы, в результате которой его лучшие друзья-фермеры были убиты представителями железнодорожной монополии, Пресли духовно преображается. Оба персонажа - и Лёвин и Пресли - в значительной мере автобиографичны, и им присуще немало общего в духовных и социальных устремлениях, в сближении с народом.
Как и Лёвин, Пресли все яснее осознает, что его страна перешла в иную стадию развития и, в связи с этим, мучительные раздумья обоих персонажей о судьбах Родины3.
Пережив вместе с фермерами всю их трагедию, Пресли уже с гораздо большей долей критицизма и недоверия воспринимает проповедь социал-дарвинизма. «Попробуйте теперь перед нами разводить свои теории, перед нами, фермерами, перед теми, кто пострадал, перед теми, кто знает. Попробуйте говорить нам о «правах капитала, о целесообразности трестов, о «гармонии между классами» . Фразу «гармония между классами» Норрис дает в кавычках. Это, несомненно, цитата из Спенсера.
В последних главах романа Пресли добивается встречи с президентом железнодорожной монополии Шелгримом. Тот делает попытки оправдать преступления монополии, используя социал-дарвинистскую аргументацию, с которой Норрис яростно полемизирует. Мыслям Шел-грима он противопоставляет образную логику своих знаменитых сцен контрастов, используя прием параллельного перемежающегося изображения сцен пира во дворце железнодорожного магната - с одной стороны, и сцен голодной смерти жены убитого бедного арендатора Гувена - с другой. Анти социал-дарвинистское звучание
Подробнее об этом см. .
этих сцен строится по принципу крещендо. Сначала это - авторский монолог, призванный пробудить сочувствие к обездоленным, к слабым (ах, эта via dolorosa.). Затем, повествуя о смерти женщины, Норрис осуждает тех, кто руководствуется принципом выживания наиболее приспособленных. «Что было им до нее, наименее приспособленной, неспособной выжить.» («the unfit, not able to survive»). Затем следует гипербола, символизирующая противоестественность политики эксплуатации, осуществляемой монополистами: пирующие во дворце леди превращаются в гарпий, терзающих человеческую плоть. И наконец, - пророчество: «Да, народ восстанет когда-нибудь.» . В историческую перспективу Норрис включает идею неизбежности народно-освободительной борьбы. Здесь он единственный раз не следует заветам Толстого.
Одним из последователей Норриса стал Джек Лондон. Процесс формирования мировоззрения в его недолгой жизни (1876 - 1916) был не менее сложен. Для молодого Лондона характерны: сильная воля, безудержная энергия, привычка к решительным выводам и действиям. Такой характер предопределял особый драматизм в борьбе за вожделенную Истину, когда противоборствовали, с одной стороны, Спенсер, Дарвин, Ницше, шовинистически-расистская пропаганда, во многом импонировавшая писателю, а с другой, - классическая русская литература, с ее духом сострадательности.
Схематически это противоборство можно представить таким образом: определять отношение к философии социал-дарвинизма Лондон начал с молодых лет. В его Северных рассказах чувствуется противоречивость. В рассказе «Закон жизни» жестокий поступок вождя племени (он обрекает ослабевшего отца на страшную смерть) оправдывается, а в рассказе «Любовь к жизни» подобный поступок персонажа осуждается.
В последующие годы XIX века и первые XX века Лондон интенсивно изучает русских классиков. Он даже расширил круг, включив помимо Тургенева и Толстого, еще Максима Горького.
О том, насколько внимательно Лондон знакомился с русскими классиками, свидетельствует следующее: в 1901 году в английском переводе в США появился роман Горького «Фома Гордеев», и 25-летний Лондон буквально через несколько месяцев публикует блестя-
щую рецензию. В ней американский писатель, в частности, сравнивает характерные черты художественного метода Тургенева, Толстого и Горького .
Русскую революцию 1905 года Лондон принял горячо.
Осознавая, что революция подавлена, Лондон начинает всерьез заниматься нравственно-философской проблематикой человеческой личности. Об этом говорит история жизни главного героя его во многом автобиографического реалистического шедевра - романа «Мартин Иден». (1909). Примерно половина романа посвящена выявлению огромных потенций развития души и разума человека из народа. Здесь чувствуется влияние поэзии Уолта Уитмена. Однако грядущую деградацию личности своего героя, окончившуюся трагически, предопределили идеи, впитывавшиеся путем чтения философских книг. Первое «открытие», которое он сделал, была философия Г. Спенсера, а второе - философия Ф. Ницше. Эти «открытия» опустошили богатую, полную доброжелательности и сострадания к людям, душу. « - Я болен. - объясняет свое состояние Мартин Иден - нет, не телом. Душа у меня больна, мозг. Все для меня потеряло ценность. Я ничего не хочу» .
Трагедия Мартина Идена чем-то напоминает драматические перипетии, переживавшиеся Константином Лёвином в романе «Анна Каренина», в связи с временным влиянием на него философии социал-дарвинизма. Оба оказались в остром духовном кризисе и начали думать о самоубийстве. Различие между ними заключается в том, что у Лёвина фундаментальный настрой души был православным с раннего детства, а у Мартина такой мощной поддержки, воспитанной «с молоком матери» - как, впрочем, и у самого Джека Лондона - не было. Главному герою не суждено было обрести спасительные идеи, и это явилось основной причиной его гибели.
20 - 30-е годы XX века
Данный период преподнес американцам невиданные дотоле конфликты и потрясения. «Век джаза» (по удачному выражению Фицд-жеральда) - когда в послевоенном карнавальном угаре «просперити» забывались тяготы войны и ее герои, а новоявленные «кауперву-ды», не нюхавшие пороха, рванулись делать свои многомиллионные состояния - неожиданно сменился годами рухнувшей под влиянием тяжелого кризиса экономики.
Острота социальной жизни выводила писателей США на новые рубежи и свершения.
Приведенный период не без оснований называют «Золотым веком» литературы США. Вот лишь краткий перечень реалистических вершин: «Американская трагедия» - Теодор Драйзер; «Великий Гэтсби» - Скотт Фицдже-ральд; «Фиеста», «Прощай, оружие!», «По ком звонит колокол» - Эрнест Хемингуэй; «Гроздья гнева» - Джон Стейнбек; «Деревушка» -Уильям Фолкнер.
Главным событием - в дополнение к культу Л. Толстого - явилось «открытие» американскими писателями романов Ф. Достоевского. Не случайно Фолкнер в «обойме» русских гениев на первое место уже поставил Достоевского: «Россия, право на духовное родство с которой, я, как мне хотелось бы надеяться, заслужил - это Россия Достоевского, Толстого, Чехова, Горького и т.д.» .
«После Первой мировой войны - читаем мы у исследователя влияния русской классики Х1Х века на американских писателей первой трети века двадцатого Ю.И. Сохрякова - США вступают в новую стадию развития, которая характеризуется началом краха. надежд на исключительность экономического и социального развития страны» . Утверждается культ индивидуализма, глубоко проникающий в сознание американцев: «Именно в это время - продолжает ученый - Достоевский начинает восприниматься ими. как великий гений, осмысливший трагические последствия реализации буржуазных критериев в непосредственной жизненной практике» . Именно такой угол зрения присутствует в упомянутых произведениях Фицджеральда, Стейнбека. «В период между двумя мировыми войнами, - как бы подтверждает справедливую мысль русиста Ю.И. Сохрякова литературовед-американист Т.Л. Морозова, - «русское присутствие», нараставшее в литературной жизни США с последней четверти XIX века, достигло максимума» .
Важно отметить, что «Золотой век» уже подготовил почву для тематики, связанной с понятием цивилизации и ее судьбы, т.е. тематики, вышедшей на авансцену во второй половине XX века.
Вот, к примеру, последняя страница романа «Великий Гэтсби», где автор стремится донести до читателя свою итоговую мысль о драматической судьбе отчизны, начиная с первых «визитов» североевропейцев, и вплоть до
современности.
Ник Карауэй, после гибели Гэтсби, придя ночью в последний раз взглянуть на его дом, «спустился к берегу и прилег на песке». Во внутреннем взоре всплыла яркая картина многообещающего рождения Нового Света: «прозревал древний остров, возникший некогда перед взором голландских моряков - нетронутое зеленое лоно нового мира. Шелест его деревьев, тех, что потом исчезли, уступив место дому Гэтсби, был некогда музыкой последней и величайшей человеческой мечты; ... человек затаил дыхание перед новым континентом, невольно поддавшись красоте зрелища...» .
А затем следует метафорический подтекст с незаметным переходом на тревожащие мысли, отождествленные с индивидуальной судьбой Гэтсби, «которому, наверное, казалось, что теперь, когда его мечта так близко, стоит протянуть руку - и он поймает ее. Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда - завтра мы побежим еще быстрее.
Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое» .
Говоря об истории создания книги «Великий Гэтсби», Фицджеральд подчеркивал: «Работая над ней. я научился многому, а если что на нее повлияло, так это мужественная манера «Братьев Карамазовых» - творения непревзойденной формы.» .
Шедевр Фицджеральда, по-видимому, вошел в плоть и кровь читающей и мыслящей Америки. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что, стремясь постичь причины теракта 11 сентября 2001 года и связывая их с историей американской цивилизации, один из современных американских писателей обращается именно к «Великому Гэтсби», трагически восклицая: «Где то «нетронутое зеленое лоно нового мира», о котором писал Фицджеральд, сегодня?» (Where is Scott Fitgerald"s «fresh, green breast of the new world» now?» . Проблематика цивилизации и ее судьбы у Фицджеральда уже угадывается, но еще нет связанного с возможностью появления «света в туннеле».
50 - 60-е годы XX века
В отличие от первой половины ХХ века, в которой тема влияния русской классики основательно разработана, вторая половина, са-
мая драматичная в истории США и связанная с нашим днем крепче, чем предыдущие эпохи, в изучении данной темы значительно отстает. К сожалению этот период выпал и из недавно изданной академической «Истории литературы США» (1997 - 2013).
Автор статьи избрал два самых крупных произведения, в которых уже отчетливо проявлены проблемы, связанные с цивилизационной тематикой. Речь идет о романе Джона Стейн-бека «На восток от Эдема» (1952) и романе Торнтона Уайлдера «День Восьмой» (1967), считающихся их создателями своим вершинным достижением на протяжении всей творческой жизни. Они написаны в сложном жанре философской притчи и до сих пор не находят места в мейнстриме нашей исследовательской деятельности, по-видимому, как слишком трудно разгадываемая «вещь в себе».
Автор статьи пришел к убеждению, что «ключом» к их познанию может быть лишь взгляд на них под углом зрения межцивилиза-ционных отношений. В них уже отчетливо проявлены проблемы, связанные с актуальной ци-вилизационной тематикой. Архитектоника произведений такова, что в них присутствуют параллельно два масштаба осмысления действительности: обобщенно-планетарный, связанный с судьбами всего человечества и конкретно-национальный, осуществляющий художественную детализацию на жизненном материале США. Первая попытка воспользоваться «ключом», представленная в статье, дает многообещающие результаты. Например, сразу становится ясно, что роман «На восток от Эдема» вовсе не является «традиционным семейным романом», каким его представил нашему читателю автор предисловия к шеститомному изданию произведений писателя , а роман «День Восьмой» вовсе не смотрится как «роман исторический в собственном смысле слова» .
Рождены произведения в обстановке острых исторических катаклизмов: первое - в темную ночь холодной войны с ядерным противостоянием Запада и Востока; второе - в вихре бурных событий 60-х годов, сотрясавших американскую нацию (убийство Джона Кеннеди, война во Вьетнаме, антивоенные и молодежные движения, горит негритянский Гарлем.). Писатели приняли вызов Истории, и их творения несут идею о том, что мир уже нуждается в решительных мерах по предотвращению планетарной катастрофы. Вот одно из ранних автор-
ских философских эссе в романе Стейнбека: «В мире происходят чудовищные изменения и нам неведомо, какие черты обретет будущее под нажимом созидающих его сил». Еще более выразительно звучат его слова: «Небывалая напряженность, нарастая, подводит мир к критической точке, людям неспокойно, они растеряны ».
Возникает ведущая тема романов: пути спасения человечества. Генеральная мысль, предопределяющая пути спасения, - необходимость сознательного изменения менталитета людей: их мировосприятия, системы ценностей, типа мышления. В конечном счете это самосовершенствование, достигаемое осознанной моральной волей. Романы представляют собой поиск и художественную разработку альтернативы американскому и - шире - общечеловеческому status quo. Автор статьи стремится понять, в каком направлении ведутся поиски и приходит к выводу, что цель - заново утвердить нравственные первоосновы Христианства. Прежде всего, это касается фундаментального принципа о единстве человечества, не допускающего деления на высшую расу господ и низшую расу отверженных, несущих тяготы труда и ответственности - иными словами принципы социал-дарвинизма. А конкретные методы воплощения нравственных принципов в жизнь в каких-то гранях сродни позиции наших философов, в частности направлению разрабатываемой ими современной методологии, нацеленной на извлечение истинного ответа по интересующему всех нас вопросу - о роли Православия в мире: «Мировое призвание Православия... в том, чтобы заново утвердить, «переоткрыть» единство человечества, - единство «эллина и варвара», «язычника и иудея, - которое впервые явилось вместе с христианством и постепенно было утрачено на пути секуляризации» (т.е. дехристианизации, «обмирщения» -И.Б.) .
Первое, что бросается в глаза при чтении романов - стремление писателей акцентировать идею единства человечества. В противовес широко известному и казавшемуся незыблемым постулату Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе им не сойтись», Стейнбек и Уайлдер впервые несут знамя единения этносов Запада и Востока. Изображенные представители внеамериканских этносов входят в число основных и самых привлекательных положительных персонажей, чьи менталитеты близки к задуманному писателями эталону. Например, в романе
«На восток от Эдема» это высокообразованный китаец Ли, родившийся и живущий в США. Идеи классического конфуцианства его душа воспринимает как нечто современное и актуальное. Такая широта духовного кругозора помогла ему в дальнейшем по достоинству оценить и христианский библейский миф. А в романе «День Восьмой» тоже высоко-образованная, но уже женщина России, волею судеб оказавшаяся в начале ХХ века в США. Она представлена как воплощение нетленной веры русского народа. Обоим литературным героям уготована важнейшая роль воспитателей юных, неожиданно осиротевших американцев, с целью формирования из них полноценных личностей с уже обновленным менталитетом. Так заявляет о себе тема воспитания молодой души. Педагогике воспитателей чужд скучный дидактизм. Все представлено в виде захватывающей интеллектуальной игры, и она удерживает внимание читателя в напряжении. В романах налицо черты глубокого эпического повествования, но в них есть элементы детектива и некоторой сентиментальности, создающие занимательность и облегчающие восприятие.
В романе Стейнбека «На восток от Эдема» сюжет завязывается контрастным изображением двух фермерских семей, живущих в калифорнийской долине Салинас в конце XIX века и на протяжении века ХХ: изображенная с любовью многодетная семья Сэмюэля Гамильтона и поданная критически небольшая полуразрушенная семья Сайруса Траска, состоящая из него самого и двух сыновей - Адама и Карла. Жизнь семей разнится прежде всего по ценностной ориентации тех, кто их возглавляет. Для Гамильтона приоритетом являются ценности духовные, христианские, для Траска же - ценности материальные, и он действует согласно «философии успеха».
Гамильтон представлен личностью с большой буквы. Семьей Гамильтона любуется вся округа. Автор подчеркивает безупречную честность, стремление помочь ближнему, многогранную талантливость, в то время как «талантом зашибать деньгу, Бог, увы, его не наградил. Все Гамильтоны были на удивление образованны и начитанны. Поскольку у Гамильтона были «золотые руки», со всей округи к нему возили чинить «разный инструмент». Вместе с тем, его посетители «воровали идеи Сэмюэля, . продавали их и богатели». Сэмюэль же, будучи трудоголиком, «всю жизнь едва сводил концы с концами» .
Стейнбек делает акцент на том, что менталитет Гамильтона формировался не в американских условиях. Из-за сложностей в личной жизни молодой Сэмюэль решил перебраться в США уже будучи семейным человеком. А родился и вырос он в зеленом краю Ирландии в семье небогатых фермеров. Прототипом персонажа является дедушка Стейнбека по матери. Так в роман вводится своеобразная автобиографическая грань, делающая многочисленные авторские отступления еще более эмоциональными. Писатель подчеркивает, что «Сэмюэль навсегда сохранил в себе что-то неамериканское. Жители долины чувствовали в нем иностранца». И далее: «Было в нем нечто нездешнее, отличавшее его от всех остальных, и потому люди доверялись ему без опаски» . Более того, они глубоко уважали его, чувствуя, видимо, что личности типа Гамильтона обеспечивают жизнеспособность нации, поскольку в человеческом материале, из которого она формировалась, было немало «. бродяг и бедокуров, драчунов и спорщиков, психопатов и преступников» .
Потомком таких ингредиентов американской цивилизации представлен Сайрус Траск и его высочайшие покровители в Вашингтоне. «Сайрус, отец Адама, был, что называется лихой мужик - бесшабашность отличала его с юности». Всю жизнь он не стеснялся пользоваться ложью, приносящую ему большие деньги. Приписывая себе несуществующие военные заслуги во время краткого пребывания на фронте в Первую мировую войну, этот авантюрист сумел ловко и легко приобрести немалый вес даже в высших военных кругах Вашингтона и был торжественно похоронен в присутствии вице-президента .
Воспитание сыновей Траска сводится, по сути дела, к уродованию их детских душ. С подозрением относясь к тонкой душевной организации Адама, он насильно записывает юношу в армию с тем, чтобы там с помощью насилия вытравили его «неприспособленность» к жизни. Стейнбек описывает изощренные методы развращения молодых солдат, обязанных стать не рассуждающими убийцами: «Иди и убивай своих братьев такой-то разновидности. А мы тебя за это вознаградим, потому что своим поступком ты нарушишь заповедь, которую прежде был приучен почитать» . Эта тема вырастает в романе не только как целенаправленное подавление развития личности в армейской жизни США, но и как протест против подготовляемых
братоубийственных мировых войн вообще.
В армии Адам сопротивлялся как мог давлению насилия. А вернувшись домой после стольких лет мучений и бесплодной жажды душевной теплоты, он весь жар сердца приносит на алтарь своей первой и единственной любви, не ведая, что отдает себя в жертву нравственному уроду. Его жена изменяет ему с братом, и сразу же после рождения двойни бросает своих сыновей, покушается на жизнь Адама и уходит, чтобы стать содержательницей борделя. Адам же лежит в глубокой депрессии.
В сложившейся ситуации китаец Ли, работавший кулинаром в семье Сайруса Траска, счел своим нравственным долгом начать воспитывать младенцев; а живший неподалеку Гамильтон, который «не мог отгородиться от чужих страданий» стал ему помогать. У них зародилась крепкая дружба. Решив дать близнецам имена, достойные многозначительного имени «Адам», они, таким образом, втягиваются в проблематику библейского мифа о Каине и Авеле.
Миф привлек внимание Стейнбека не случайно. Он играет в романе многофункциональную роль. Именно в рамках этого мифа Стейнбек доносит до читателя выстраданную мысль относительно того, в каком направлении должен изменяться менталитет людей. Позиция Стейнбека известна: необходимо заново утверждать нравственные первоосновы Христианства. Миф помогает писателю обосновывать свою позицию и «дойти до корня» в поисках истоков, то есть мотивировок зарождения тех или иных (положительных или отрицательных) чувств в душе молодого, а то и совсем еще юного человека. Сравнивая душу Каина и души Гамильтона и Ли, писатель как бы держит руку на пульсе психологических механизмов, определяющих суть формирующейся личности.
Вот уже изгнанный из рая Каин впускает в свою душу новые греховные чувства - гордыню, зависть, ненависть, мстительность, приводящие его к братоубийству. А к середине ХХ века чувства эти - как дает понять Стейнбек -расцвели пышным зловещим цветом и привели
к войне, грозившей гибелью всему человечеству.
На таком историческом подтексте Стейнбек и развертывает художественными средствами свою методику правильного формирования человеческой души, т.е. приведения всех людей Запада и Востока к искомой Исти-
не - добровольной решимости руководствоваться в жизни фундаментальным выбором в пользу божественных нравственных законов.
На уровне сюжета кредо писателя облечено в форму новой, непривычной для многих интерпретации мифа, высказываемой Гамильтоном в острых по характеру, но вполне дружеских диалогах с китайцем. «Бог вовсе не осуждал Каина - убежденно говорит он - . ведь даже Бог может отдавать чему-то предпочтение? Допустим, Богу баранина была милее овощей. . Но Каин огорчился. Разобиделся. А человек обиженный ищет, на чем сорвать досаду, - и Каин сорвал гнев на Авеле. И не странно ли, что трое взрослых людей через столько тысяч лет обсуждают это преступление, точно всего лишь вчера оно совершилось.» .
И здесь дает о себе знать отзывчивая душа Ли, которую новизна мысли Гамильтона пробуждает от сковывающей «безмятежности Китая», положив начало бурной духовной деятельности. Ли стремится найти доказательства правоты Гамильтона в самом тексте Библии, ища, по сути дела, решение как коренной проблемы мифа, так и всего романа: предоставлял ли Бог обнадеживающую перспективу развития души Каина, а следовательно и всего человечества, - его детей? За помощью Ли обращается к группе китайцев-мудрецов, живущих в Сан-Франциско и воплощающих мудрость Востока, с просьбой прояснить смысл важнейшего глагола мифа, определяющего трактовку человека в священном писа-
Изучив древнееврейский язык, китайские мудрецы открыли новый, явно обнадеживающий перевод этого глагола как «можешь господствовать» над грехом. Ли убежден, что такой перевод дает человеку выбор: говорит, что путь открыт для того, чтобы человек превозмог свои грехи и духовно выпрямился. «И в слабости своей, в грязи и скверне братоубийства он все же сохраняет великую возможность выбора. . это облекает человека величием. Он может выбрать путь, пробиться и победить» .
Китаец увязывает психологическую матрицу мифа с жизнью обыкновенных людей, нередко порождающей взаимонепонимание отца и сына. Как будто предчувствуя, что в дальнейшем придется разрешать подобные недоразумения в ходе воспитания близнецов, Ли сразу же пытается взглянуть на ситуацию под углом зрения ее исправления. «Моя мысль
Подробнее о лингвистических доказательствах см. .
идет сейчас ощупью, так что не взыщите.» -говорит он другу. Но под пером Стейнбека мысли Ли прорываются к широчайшему горизонту. Он осознает общечеловеческую значимость христианского мифа, в котором «заключена человеческая история всех времен, культур и рас» . Ли догадывается, что «в этой повести - весь корень, все начало беды». Беда содержится в психологических механизмах души греховного человека, превратно воспринимающего урок Господа как осуждение и отвержение. Она в том, что старший («сильный») - отец, воспитатель, наставник - не соблюдает божественный закон любви, исключающий отвержение младшего («слабого») -сына, воспитуемого, подчиненного. «Для ребенка ужасней всего чувство, что его не любят, страх, что он отвергнут - это для ребенка ад», - убежденно говорит Ли -. «тянущийся за любовью и отвергнутый», ребенок «дает пинка кошке и прячет в сердце свою тайную вину; а другой крадет, чтобы деньгами добыть любовь; а третий завоевывает мир - и во всех случаях вина, и мщение, и новая вина. . думаю каждый на свете в большей или меньшей степени чувствовал, что его отвергли. Отверженность влечет за собой гнев, а гнев толкает к преступлению, в отместку за отверженность, преступление же родит вину - и вот вся история человечества» .
Описанные события стали для друзей ярким озарением. Оно преобразовало нравственный строй души Гамильтона, пробуждающейся для активной и бескомпромиссной борьбы за духовную поддержку окружающих людей. «Конечно, - говорит он в своем последнем дружеском «раунде» с Ли - большинство бойцов гибнут побежденными, но есть и другие, что, подобно столпу огненному, ведут испуганных людей сквозь темноту». И подводит итог: «Все изменили твои два заново переведенных слова. «Можешь господствовать». Они взяли меня за горло и тряхнули. И когда голова перестала кружиться, открылся путь - новый и светлый» .
Ли полон решимости свято продолжать дело своего «духовного отца». Сюжет переключается на изображение разнообразных судеб уже представителей нового поколения: девятерых детей Гамильтона и двоих Адама Тра-ска. Духовное восхождение китайца блестяще раскрыто через его роль воспитателя юной души Кейла, возмужание которой - как и у его отца Адама - встроено в уже известную нам
матрицу взаимоотношений отца и сына, напоминающую библейский миф.
В сердца и уста главных персонажей романа Стейнбек вкладывает свои недюженные педагогические знания. Писатель целенаправленно формирует в сознании читателя веру в необходимость добровольным усилием воли реализовывать потенциал человеческой души, этого «блистающего чуда». Той же цели служит и стремление открыть перед читателем - на примере увлекательной научной работы китайских мудрецов - вдохновляющий эффект и красоту борьбы за Истину. «Вот бы вам, мистер Гамильтон, - говорит Ли - просидеть с нами одну из тех ночей за обсуждениями и спорами. О, какая красота, какая прелесть мысли!» .
Должное восхождение менталитета Стейнбек представлял себе как переживание череды озарений (в оригинале - glory). Английский термин содержит религиозную грань, связанную с «нисхождением» на человека чего-то свыше, и тогда «в мозгу что-то вспыхивает, и мир предстает перед тобой осиянный светом» . Можно предположить, что такая тональность изложения связана с влиянием русской классики XIX века; она насыщена особой «потаенной» христианской энергетикой спасения и «обращается к человеку не от имени одного только «человеческого, слишком человеческого», а от имени высшей правды с ее небесным максимализмом» .
Стейнбек сам неоднократно переживал подобные состояния. Он говорил, что для него «некоторые книги были реальнее, чем жизненный опыт. Я их читал, когда был очень молод, но я помню их не как книги, но как события, которые случились со мной» . И на первом месте в этом списке книг стоит роман Достоевского «Преступление и наказание». Читая его молодой Стейнбек осознанно или неосознанно знакомился с идеей Православия.
Озарениям писатель придавал особое значение. Он пишет: «Я думаю, значимость человека в этом мире измеряется числом и природой посетивших его озарений. Если в нас погасят искру, рождающую озарения, мы пропали» . Но для того, чтобы переживать их, человек должен быть внутренне свободен. Свободу писатель понимал не как расслабленность и безответственность, а как свойственное православному человеку огромное напряжение творческого духа, взыскующего более глубокого постижения своей ответст-
венности за все, происходящее на Земле.
Писатель крайне озабочен тенденциями в современной ему социально-политической жизни различных стран, направленными на подавление свободной личности. «Чтобы. сковать, притупить и одурманить независимый мятежный разум, его унижают, морят голодом, преследуют, насилуют, истязают беспощадными запретами и ограничениями». Отвечая на поставленный самому себе вопрос: «Против чего я должен бороться?», - он пишет: «Против любых идей, религий и правительств, ограничивающих или разрушающих в человеке личность. Таковы мои убеждения, и в этом я весь» .
Страстно защищая свободу индивидуума, Стейнбек доходит до отрицательного отношения к самому понятию «коллектив». «Массовый, или, как его еще называют, коллективный, метод уже вошел в экономику, в политику и даже религию, отчего иные народы подменяют понятие Бог понятием Коллектив. Этим то и страшно время, в которое я живу» . Здесь, судя по всему, дает о себе знать одна из национальных черт мышления американского писателя -индивидоцентризм - которая ярко проявила себя в XIX веке, в ходе движения трансцендента-листов. Его лидер Ральф Эмерсон внес выдающийся вклад в развитие прогрессивной литературно-философской мысли в США, помогавшей бороться с рабством. Но, вместе с тем, его доктрина «Доверие к себе», или «Опора на себя» (Self - Reliance, 1841) коренится в индивидуализме. В дальнейшем Эмерсон начал «соскальзывать» на позиции предшественников социал-дарвинизма. Стейнбек же, - и это принципиально важно - эволюционировал в сторону Православия.
На последних страницах романа Стейн-бек использует образ китайца Ли, чтобы подвести итог своим взглядам. Мысленно оглядываясь на прожитую жизнь, Ли признается Кей-лу: «Главная моя глупость состояла вот в чем: я считал, что добро всегда гибнет, а зло живет и процветает. Но это обманчивое чувство.» - внушает он юноше . Какой смысл вкладывается здесь в понятие «добра» и «зла»? Создавая роман, Стейнбек делился мыслями со своим издателем. Писателю хотелось рассказать «. возможно, самую великую историю о добре и зле, силе и слабости, любви и ненависти, красоте и уродстве. Я попытаюсь показать. как эти двойники неразделимы - . и как из их союза рождается созидательность», то есть как верх берет добро, как историческая
чаша весов складывается в сторону Добра . Стейнбек убежден в неистребимости творческих потенций человеческой души. Свидетельством являются бесконечные попытки достижения того, «к чему никто и никогда не перестанет стремиться, - совершенства» . Будущее за такими, как Гамильтон и Ли. Они оказываются блестящими воспитателями, умеющими духовно выпрямлять юные души и открывать им путь кристаллизации прекрасных человеческих взаимоотношений.
В эпоху, когда борьба между Добром и Злом идет «на острие ножа», Стейнбек готовит соотечественников (да и не только их) для духовного прозрения и возрождения. Роман несет в подтексте идею возможности прорыва на уровне всего общества к альтернативной системе ценностей, основанной на заново утвержденных нравственных принципах. Финальное слово романа - «можешь» звучит как удар колокола, побуждающий решительно действовать.
В романе Уайлдера «День Восьмой», написанном в притчевом жанре с чертами эксперимента, выстраданные мысли Стейнбека получили мощное развитие. В нем изображен контраст двух цивилизаций: американской, в официальной идеологии которой важную роль играет философия социал-дарвинизма, с ее двойными стандартами, чреватыми гибельными последствиями, и российской, базирующейся на русской духовной и культурной традициях, и открывающей - благодаря всемирной отзывчивости - пути к спасению. Спасение человечества мыслится писателем в тесной связи с появлением на исторической арене Спасителя - Мессии. Ребром встает вопрос: какая же страна сможет родить Мессию и когда - в ближайшем будущем или через столетия?
Уайлдер убежден, что для преодоления трагедий ХХ века человечество должно подняться на более высокий уровень Духа, то есть стать достойным «Дня Восьмого». Тогда возникнет общество людей, способное открыть новую страницу в истории. Именно поэтому в Прологе ставятся кардинальные вопросы, затрагивающие всех людей. Например: «. вправе ли мы надеяться что однажды придет пора, когда в человеке-животном окончательно восторжествует духовное начало?» . Положительный ответ дается всем содержанием романа, который и посвящен проблемам воспитания человека периода «Дня Восьмого».
Костяк сюжета таков: в небольшом угледобывающем районе штата Иллинойс, в шахтер-
ском городке Коултаун, в начале XX века живут две семьи: Джона Эшли - инженера шахты, и Брекериджа Лансинга - управляющего шахтой. Однажды они устроили около своих домов дружеское соревнование в стрельбе по цели. Когда Эшли прицелился и выстрелил, Лансинг, стоявший поблизости, вдруг упал замертво. Убил его, выстрелив из окна дома, его сын Джордж, так как отец, по его мнению, был невыносимым тираном в семье. Но обвинили в убийстве Эшли, и суд приговорил его к смертной казни. Когда Джона в вагоне везли к месту казни, какие-то люди в черных масках спасли его, сумев выкрасть из вагона, и посадили на приготовленную лошадь, чтобы бежать из страны. Американское правосудие установило невиновность инженера только через пять лет, когда его уже не было в живых.
У Эшли осталась больная пассивная жена и четверо детей: старшему - Роджеру -17 лет, старшей дочери Софи - 14. И еще две девочки помоложе. Общество городка - и власти, и обыватели - подвергают ни в чем не повинных детей остракизму, им грозит долговая тюрьма и - в конечном итоге - гибель. Судьба подростков зависит от того, сумеют ли они ощутить в себе достаточно крепкий нравственный стержень личности и проявить необходимую силу воли. Результат их развития превзошел ожидания. Через несколько лет, к удивлению окружающих, оставленная семья возродилась как птица Феникс: почти все дети Эшли, а также молодой Джордж Лансинг стали удивительными неординарными личностями - как бы подтянулись к искомому уровню Личности периода «Дня Восьмого».
С большой художественной силой Уайл-дер представляет все три основные источника эффективного воспитательного воздействия: главу семьи англосакса Джона Эшли, религиозную общину ковенанторов, т.е. сторонников дружбы с индейцами и русскую женщину Ольгу Дубкову. Все эти персонажи едины в главном: несущий стержень человеческой личности - ценностная ориентация - направлена у них на идею нестяжательства, в то время как окружающие обыватели, живут согласно протестантской философии материального успеха: «По христианскому учению, как его толковали коултаунские пастыри, существовала прямая и неразрывная связь между божьей милостью и деньгами. Впасть в нужду - было не просто потерей человеком своего места в обществе. Это было знаком, что всевышний от него отвернул-
ся» . Писатель ставит своих персонажей в позицию свободного выбора религиозных убеждений. «. ведь религия - только платье истинной веры, и платье это зачастую прескверно сшито, если судить по Коултауну, штата Иллинойс» . Читателю предоставляется возможность судить литературных героев не по словам, а по делам.
Начнем с отца семейства - Джона Эш-ли, так как именно он явился основой воспитания характера детей, начиная с ранних лет.
Скромный инженер шахты многим окружающим казался человеком «странным». У него не было честолюбия, он получал «мизерный оклад» и «был бедным», но жил «ни в чем не чувствуя недостатка» . Не деньги, а душевный покой составлял богатство семьи Эшли. В ходе расследования дела об убийстве обыватели обнаружили сенсационный факт: Джон в течение семнадцати лет нарушал «непреложный закон цивилизации», а именно: не копил деньги и не имел весомых сбережений в банке. Он не испытывал чувства страха. Кому-то из сидящих в зале суда в ожидании приговора Джон казался «тем пришельцем извне - быть может из будущей эры - что везде и всегда обречен на участь изгоя» . В нем чувствовалась внутренняя гармония, непринужденность бытия. То был голос веры, истой и бескорыстной. В описании характера Эшли читатель может почувствовать какое-то отдаленное сходство с обликом князя Мышкина из романа Ф.М. Достоевского «Идиот». Главной особенностью героя Уайлдера была приверженность в глубине души «вере». Но Джон «не знал, что умеет верить, и. он бы рьяно стал отрицать, если бы ему сказали, что он человек религиозный» .
Личность Джона сформировалась под влиянием двух факторов: его бабушки, в духовном облике которой чувствуются лучшие черты маргинальных религиозных верований в Америке начиная с середины XIX - I половины ХХ веков (имеются в виду различные общины, коммуны, секты и т.п.) - с одной стороны, а с другой - под влиянием классической русской литературы, которая, как писал наш известный философ И.А. Ильин, «является цветением русского духа из корней православия» .
Строй души Джона с раннего детства формировала его бабушка. Воспитанная в католическом окружении, она порвала с католицизмом и примкнула к секте аскетов. Сама читала там проповеди, самозабвенно обращаясь к Богу.
«Мысли были сосредоточены на одном: на устройстве мира, как его замыслил Творец, просила указать ей ее место в этом мире» . И она сумела воспитать во внуке ориентацию на нравственные ценности, такие как трудолюбие, нестяжательство, стремление жить по совести. Разочаровавшись в официальной протестантской церкви Коултауна, молодой человек стал тянуться к иной церкви, напоминавшей ему ту, куда водила бабушка: расположенная на окраине Коултауна, на Геркомеровом холме и принадлежавшая общине ковенанторов.
Созданная фантазией писателя община ковенанторов играет важную роль, помогая Уайлдеру доносить до читателя свои представления о том, где, на каких путях, он видит спасение страны, а, стало быть, и всего человечества. Община состоит из людей, наполовину имеющих индейскую кровь. Их принципы жизни построены на высокой нравственности и противостоят окружающему их деградированному обществу потребления.
Духовный образ общины создает в романе сложный двухслойный подтекст: он созвучен и духу американских отцов-пилигримов, у которых еще не было ни индивидуализма, ни частной собственности, и - в то же время, - духу нравственных первооснов христианства, сохраненных православием. Здесь и проект возврата к христианской аскезе в противовес официальному протестантизму коултауновского типа, и сострадательность, и борьба за справедливость. Здесь и свобода духа, предполагающая великую ответственность перед Богом за все, происходящее на Земле, и своего рода религия творчества - «пассионарное» трудолюбие, а не присвоение готовых продуктов. Джон Эшли искренне симпатизирует ковенанторам, и когда их храм - самое главное для общины - погиб в результате природного бедствия, Эшли, как истинный друг, помог восстановить его «сделав больше, чем он мог» - как скажет позднее Дьякон . А когда с семьей Эшли случилось несчастье, ковенанторы взяли ее под опеку.
Созвучие с принципами православия можно услышать и в описании жизни Джона Эшли в изгнании. Если раньше он жил «ни о чем не задумываясь», то теперь происходит динамичное душевное взросление. «Он почти миновал тот период, когда каждый нормально развивающийся юноша задается философскими проблемами бытия. И теперь. Эшли испытывал муки разума, которые должен был испытывать
на двадцать лет раньше. его мысли перекликались с мыслями другого молодого человека» , который оказывается Константином Лёвиным. И следует цитата из романа «Анна Каренина», характеризующая полное отчаяние в душевном состоянии Лёвина, как раз накануне его «откровения», излечившего от влияния социал-дарвинизма. «В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек-организм, и пузырек этот подержится и лопнет, и пузырек этот - я» 5.
Эшли тоже переживает в изгнании сходные откровения, которые побуждают его обратить теперь уже вполне сознательный взор на себя и оценивать предыдущую жизнь, свои поступки и поступки окружающих людей. Начинает звучать тема самосовершенствования. «Отец был скуп. Джон понял вдруг, что стремился стать противоположностью своему отцу» . И Эшли стремится делать Добро, в нем проявляется «дух рыцарственности» Он думает об «удивительной возможности» даруемой процессом самосовершенствования: платить старые долги, искупать старые ошибки, допущенные «по слепоте, по глупости» .
После исчезновения главы семьи, эстафета воспитания подростков была подхвачена русской женщиной, Ольгой Дубковой, волею судеб оказавшейся в Америке. По происхождению она - графиня, получившая блестящее отечественное образование, прежде всего в области классической литературы.
Будучи принята в обеих семьях - как прекрасная вышивальщица, портниха и просто уважаемый и интересный человек, она параллельно с Джоном, в которого была «немного влюблена», ненавязчиво проводила работу по духовному воспитанию подростков. После катастрофы она сразу начала ориентировать их не на выживание, а на полноценное развитие личности. Ольга Сергеевна любовно формирует юные души американцев.
Ярче всего воспитательный талант Дуб-ковой раскрывается в ее отношениях с Джорджем Лансингом. Прекрасно понимая душу несчастного подростка, Ольга первая догадалась, что именно он убил отца. Своим состраданием русская женщина сумела излечить страшную душевную рану Джорджа и подготовила юношу к покаянию. Осознавая неизбежность близ-
5 При переводе романа «День Восьмой» на русский язык переводчица Е. Калашникова не распознала цитату из «Анны Карениной» и дала свою собственную огрубленную версию одной из ключевых фраз романа. Не помогли и специалисты, писавшие предисловия.
кого отъезда из родных мест, она стремится укрепить молодую душу, направляя духовное развитие Джорджа в лоно божественных истин: внушает, что в настоящее время он не испытывает счастья, т.к. еще слишком молод и не имеет заветной цели в жизни. Но ведь «Бог перед каждым из людей поставил одну главную задачу. Мне кажется, та, которую предстоит решать тебе, потребует много мужества, много стойкости; путь твой будет нелегок, но ты победишь». Джордж как завороженный слушает ее рассказы о русских писателях, являющихся «величайшими писателями в мире», - и юноша проникается любовью к Пушкину . У него появляется идея изучить русский язык и уехать жить в Россию. Джордж с энтузиазмом овладевает русским языком. Форму уроков он изобрел сам, в соответствии с открывшимся актерским даром и богатым воображением: «. вот он будто приехал в Санкт-Петербург, входит в гостиницу, снимает номер. Идет в церковь. Посещает трактиры и вступает в беседу с молодыми людьми своих лет. Советует не забывать, что Россия - великая страна, самая великая в мире» .
Под влиянием Дубковой Джордж становится знаменитым актером и как бы эталоном человека «дня Восьмого».
Образ Ольги Дубковой, судя по всему, близок самому автору. Он несет лежащую в основе романа мысль, что западноевропейские страны в свое время изменили важнейшим принципам христианства, которые необходимо заново утверждать. Своим воспитанникам она внушает: «Государства Европы с каждым днем все более приходят в упадок. Я это наблюдала своими глазами. Их губит жажда богатства и наслаждений. Они позабыли Бога» . Мысли, вложенные в уста русской женщины, перекликаются с позицией нашего современного философа: «Если мы и в самом деле мечтаем об освобождении всего человечества, а не одной только привилегированной его части, нам предстоит переинтерпретировать эмансипаторский проект европейского модерна, избавившись от его гедонистическо-индивидуалистической, потребительской интенции» .
В романе явно чувствуется осознание писателем, что и в современной ему России господствует богоборческий дух. Но героиня Уайлдера убеждена, что русский народ сохранит веру в Бога в своих душах, и она восторжествует: «Мы, русские, храним Бога в сердцах своих, подобно тому, как прячут фонарь под
полой, выходя из дома в бурную ночь.». Более того, писатель вкладывает в ее уста слова об исключительной исторической миссии России: «. ее истории, ее величии, ее священном предназначении и ее будущем, которое удивит мир. Россия - внушает она молодым слушателям - тот ковчег, где спасется человечество в час всемирного потопа» .
Смысловым апогеем романа является эволюция семнадцатилетнего Роджера, сына Джона Эшли, который как и его отец, несет на себе отблеск новаторской фигуры Константина Лёвина. Именно этот образ наиболее ярко представляет собой модель формирования характера молодого человека периода «Дня Восьмого» и окончательно высвечивает «момент Истины» в философской притче.
Судьба Роджера такова: После исчезновения отца он сразу решил отправиться на заработки в Чикаго, чтобы спасать осиротевшую семью. Нравственность, воспитанная в семье, помогала преодолевать огромные трудности и
Что особенно важно - выбираться из духовной трясины нигилизма и декадентства, куда ему суждено было погружаться, живя в Чикаго. И сколько бы ни внушали Роджеру новые знакомые, что «человек ничтожен, и все его усилия измениться к лучшему бесплодны», что «прогнил весь земной шар», а «собственность
Самое священное в этом мире, священней, чем совесть» - все такие доводы нейтрализовались приверженностью Роджера к вере отца, к его духовному облику.
В процессе поисков жизненной цели Роджер держит курс на философское ее осмысление. «Что-то есть неправильное в самой основе мироустройства, и он докопается, что именно. он хотел придумать объяснение человеческому бытию и такие житейские правила, которые позволят людям сосуществовать разумно и мирно.» . Он стремится выводить «законы человеческого общения», намечать «конституцию идеального государства». Но затем наступает «прозрение: он понял, что ничего не знает» . Предстоит огромная работа по самовоспитанию, увлекательно изображенная в романе. Делом жизни Роджера станет нравственное совершенствование народа посредством создания журналистики особого рода, какой раньше не бывало. Как журналист он становится известным всей стране, узнаваемым по словам «человека, привыкшего убеждать нравственными доводами» .
Через десять лет после появления Роджера в Чикаго, люди начали задаваться вопросом о
судьбе семьи Джона Эшли. Особенно их озадачила судьба Роджера. «Никто не мог обнаружить ту скрытую пружину, что приводила в действие и направляла его неуемную энергию» .
Много позже один философски мыслящий знакомый Роджера скажет, что юноша «пришел в Чикаго круглым невеждой. Через пятнадцать лет. он был самым образованным человеком в Америке». . Не без глубокой иронии в адрес американской цивилизации, знакомый определил, каковы были у Роджера «преимущества перед всеми нами: . В социальном плане он был парией. В философском - только что у него на глазах его семью сглодало живьем цивилизованное христианское общество. В экономическом - он не имел никакой собственности. В академическом -он в жизни не слышал ни одной лекции и не держал ни одного экзамена». .
Где же была «скрытая пружина», позволявшая юноше прорываться к Истине? Ответ дает финальная глава романа, которая посвящена изображению решающего момента в становлении личности Роджера. Дух этой главы созвучен способности самого Уайлдера тонко чувствовать и глубоко переживать все то, что преподносит жизнь, задевающая струны его души. Дело в том, что Уайлдер стоит несколько особняком в истории литературы США XX века в результате необычности формирования его личности. Судьбе было угодно еще в юные годы познакомить будущего писателя с древней мудростью Востока (подолгу жил в Китае, где работал отец-дипломат). Соприкосновение с иной цивилизацией не могло не раздвинуть горизонты его духовного видения за пределы мировоззрения других американских литераторов.
Большое влияние оказывала на Уайлдера и европейская культура, особенно древнегреческая и римская античность, а также эпоха Возрождения. Помимо Йельского университета он учился в Риме, участвовал в археологических раскопках, что развивало творческое воображение. Его энциклопедическая образованность сочеталась с очень активным и смелым отношением к жизни. Он испробовал себя во множестве ролей: романиста, драматурга, режиссера, актера, военного (добровольно участвовал во Второй мировой войне), преподавателя университета, профессионального лектора, побывавшего во многих уголках страны, музыковеда.
В 65 лет писатель удалился в пустынные области штата Аризона, по-видимому,
чтобы сквозь «магический кристалл» своего богатейшего духовного опыта, увидеть будущее человечества. Через пять лет, в юбилейный для себя год семидесятилетия он, неожиданно для всех, издал свой шедевр - «День Восьмой».
Священнослужитель разъясняет, что, согласно писаниям святых отцов, эти слова несут в себе идею победы светлых праведников в грядущей судьбе человечества.
Но вернемся к Роджеру. В финальной главе представлены события, которые и станут «трамплином», возносящим юношу к Истине: переживания и откровения, связанные с чтением письма отца, написанного перед отправлением к месту казни и переданного Дьякону для вручения Роджеру в день совершеннолетия; последовавшая многозначительная беседа Дьякона; сосредоточение духовного видения Роджера на лице русской женщины.
Авторская стратегия этих сцен направлена на то, чтобы как можно глубже пробудить в читателе ощущение сопричастности переживаниям Роджера. Сцены до предела насыщены эмоциональностью и психологической детализацией.
Перед чтением письма Роджер испытывает «страх» из-за того, что общение со святым для него письмом может застать врасплох, поскольку он еще недостаточно ясно осознал свое место и обязанности в ходе идущей перед его глазами «жестокой схватки», «светлых сил» и «темных» («the powers of light and the powers of darkness»). ведущейся под покровом внешней благопристойности, - страшно, да, страшно, что ему суждено до конца жить жизнью раба или четвероногой твари с низко опущенной головой» . Но проникновенные слова письма духовно выпрямляют юношу. Вот он доходит до самых важных финальных строк: «Я отправляюсь (к месту казни - И.Б.) . повторяя про себя любимую молитву моей бабушки. Она молилась о том, чтобы наша жизнь служила осуществлению промысла Господня. Хочу надеяться, что я прожил свою жизнь не напрасно» . Юноша потрясен. Чтение письма вызывает у него озарение, которое, как он чувствует, определит всю дальнейшую судьбу.
В беседе Дьякона с Роджером, только что закончившим читать письмо, Уайлдер устами священнослужителя подводит итог циви-лизационной теме романа. Как мудрый человек, Дьякон избегает давать какие-либо твердые прогнозы на будущее, хотя и не ставит под сомнение появление Мессии - Спасителя чело-
вечества. Он распахивает окно в будущее, произнося, с задумчивым видом, ряд вопросов, обращенных к собеседнику, и содержащих предположения и сомнения, способные дать Роджеру (а заодно и читателю) богатую пищу для размышлений. Например:
«- Может ли быть, что именно этой стране суждена такая великая участь - этой стране, причинившей столько зла моим предкам?...
Пути Господни неисповедимы. Я не берусь ответить на все эти вопросы. Возможно, я заблуждаюсь. Возможно, и эта семья, и эта Америка - миражи моих старых глаз. Есть другие страны и другие «родословные древа.» .
Чтение письма и общение с Дьяконом привели юношу в состояние экстаза. Выйдя из храма он «бегом побежал вниз. Он спотыкался; он падал; он пел» . Дома, за рождественским ужином, Роджер «внимательно вглядывался в лица своих домашних», упорно размышляя о том, кто сможет теперь, по-настоящему, разделить его мысли и чувства. Взор остановился только на одном лице - «Мисс Дубкова» . Он выделил именно ее из всех.
Этот финальный взор - символичен: герой «Дня Восьмого» останавливает его на русской женщине, душа которой соткана из православных нитей сострадательности и стремления помогать слабым. Происходит это в момент его высшей духовной концентрации и ощущения прорыва к Истине, решительно бороться за которую он теперь твердо решил.
Ни Стейнбек, ни Уайлдер не оперируют таким цивилизационным понятием, как Православие, но рискнем предположить, что оно как бы незримо присутствует в подтексте их романов в качестве той искомой и притягательной альтернативы, к которой стремится стрелка их духовного компаса. Подтекст играет большую роль в обоих романах. В письме к издателю Стейнбек признавался, что в готовящемся произведении должно получить объяснение необъяснимое - ведь «искусство писания заключается в неловкой попытке найти обозначения для невыразимого словами» .
Конечно, трудно находить слова, говоря о вере, поскольку это понятие имеет трансцендентный, божественный характер. Оба писателя страстно надеются на спасение человечества через свободу духа и их книги - призыв к мобилизации духовных сил, с тем, чтобы в ходе «жестокой схватки» склонить чашу весов в сторону «светлых сил» (Уайлдер) и «добра»
(Стейнбек). Да, пока что в меньшинстве те, кто «подобно столпу огненному, ведут испуганных людей сквозь темноту. . Но все меняет возможность выбора - возможность победы!» .
«И тогда нам открывается подлинный лик свободы, каким он открылся христианству: свобода духа есть богосыновство и оно предполагает величайшую всеохватывающую ответственность за всех живущих на земле людей. Свобода есть не расслабленность, а величайшее сосредоточение, величайшее напряжение духа, прорывающегося за пределы очевидного - . к трансцендентному, от материи - к идее, от готовых результатов - к истокам и генезису» .
Думаю, что писатели-мудрецы США ХХ века не отказались бы подписаться под такими мыслями нашего современного философа.
В статье сделана попытка под цивилиза-ционным углом зрения проанализировать два крупных литературно-философских произведения, проблематика которых созвучна с такими историческими вызовами нашего времени, какие едва ли смогут обойти вниманием будущие работники дипломатического фронта. Она носит в определенной мере дискуссионный, порой экспериментальный характер, и ограничена в отношении количества как исторических периодов, так и писательских имен.
Список литературы
1. Андриянов Геннадий, протоиерей. О смысле, вложенном в понятие «дня Восьмого» святыми отцами. Москва: «Аргументы и факты» № 1. Раздел «Вопрос - ответ». 2016.
2. Бабушкина И.Е. Роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина» и роман Ф. Норриса «Спрут» / Русская литература. № 1 Ленинград: «Наука». 1982.
3. Бабушкина И.Е. Фрэнк Норрис и Лев Толстой. Москва: МГИМО Филологические науки, № 4. 2000.
4. Бабушкина И.Е. Тема единения этносов Запада и Востока в романе-мифе Стейнбека «На Восток от Эдема» / Американский характер. Очерки культуры США. Москва: «Наука». 1995. 318 с.
5. Замошкин Ю.А. Вызовы цивилизации и опыт США. Москва: «Наука», 1991.
6. Иванько С. Джон Стейнбек. Предисловие к собранию сочинений в шести томах. Т. I. Москва: «Правда», 1989.
7. Лондон Джек. «Мартин Иден». Сочинения т. V. Москва: Государственное издательство художественной литературы. 1955.
8. Лондон Джек. Рецензия на роман М. Горького «Фома Гордеев». Сочинения т. V. М.: Государственное издательство художественной литературы. 1955.
9. Морозова Т.Л. Русская литература в американском контексте / История литературы США. Литература между двумя мировыми войнами. Т. VI, кн. 2. М. ИМЛИ РАН, 2013.
10. Норрис Фрэнк. «Спрут». Москва: Государственное издательство художественной литературы. 1958.
Русский перевод романа «Спрут», к сожалению не всегда адекватен. В подобных случаях ссылки даются в переводе автора статьи.
11. Осипова Э.Ф. Русская литература и литературная жизнь США. История литературы США. Литература начала века. Том V. Москва: ИМЛИ РАН. 2009. 987 с.
12. Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. Москва: «Алгоритм». 2002.
13. Сохряков Ю.И. Русская классика в литературном процессе США XX века. Москва: «Высшая школа». 1988. 110 с.
14. Стеценко Е.А. Джон Стейнбек. История Литература США. Литература между двумя мировыми войнами, т. VI, книга 1. М: ИМЛИ РАН. 2013. 851 с.
15. Стейнбек Джон. «На восток от Эдема». Собрание сочинений в 6-ти томах. Том V // Москва. Издательство «Правда». 1989.
16. Толстой Л.Н. «Анна Каренина». Москва: «Наука». 1970.
17. Уайлдер Торнтон. «День Восьмой». Москва: «Радуга». 1983.
18. Уайлдер Торнтон. «День Восьмой». Москва: «Прогресс». 1977.
19. Урнов Д. О творчестве Торнтона Уайлдера. Предисловие к книге: «Мост короля Людовика Святого», «Мартовские иды», «День восьмой». Москва: «Радуга». 1983.
20. Фицджеральд Ф. Скотт. «Великий Гэтсби». Москва: «Художественная литература».
21. Norris Frank. Responsibilities of the Novelist // N.Y.Doublday, Page and Company.
22. September 11, 2001. American Writers Respond. Edited by William Heyen. An anthology. // Etruscan press, 2002.
23. Интернет ресурс. Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси. Доклад Святейшего Патриарха Кирилла на ХХ Всемирном русском народном соборе. 1 ноября 2016 г.
Бабушкина Ирина Евгеньевна - кандидат филологических наук, Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД России
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Подобные документы
Основные проблемы изучения истории русской литературы ХХ века. Литература ХХ века как возвращённая литература. Проблема соцреализма. Литература первых лет Октября. Основные направления в романтической поэзии. Школы и поколения. Комсомольские поэты.
курс лекций , добавлен 06.09.2008
Состояние русской критики ХІХ века: направления, место в русской литературе; основные критики, журналы. Значение С.П. Шевырева как критика для журналистики ХІХ века в период перехода русской эстетики от романтизма 20-х годов к критическому реализму 40-х.
контрольная работа , добавлен 26.09.2012
Изучение детства, годов учебы в гимназии и взаимоотношений в семье Николая Алексеевича Некрасова. Описания его нелегкого пути в литературу. Петербургские мытарства. Влияние детских и юношеских годов на поэзию. Поэтическое завещание. Лучшие стихотворения.
презентация , добавлен 04.12.2013
Русская литература второй половины двадцатого века и место в ней "другой прозы". Своеобразие произведений Виктора Астафьева. Отражение социальной и духовной деградации личности в произведениях С. Каледина. Литературные искания Леонида Габышева.
курсовая работа , добавлен 14.02.2012
Рост потока иммиграции интеллигенции. Давление государства на литературу, свободную мысль. Августовский культурный погром 20 года. Борьба с контрреволюционными элементами. Появление "пролетарских" журналов. Идеология общественной организации Пролеткульт.
презентация , добавлен 19.06.2014
Понятие массовая культура, её происхождение. Коммерциализация писательской деятельности. Феномен "глянцевого писателя". Жанры массовой литературы. Лики массовой литературы США. Русская словесность. Аспекты массовой литературы в России в XIX веке.
реферат , добавлен 11.06.2008
Зарождение и развитие темы "лишнего человека" в русской литературе в XVIII веке. Образ "лишнего человека" в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Проблема взаимоотношений личности и общества. Появление первых национальных трагедий и комедий.
Государство
Методическая разработка для воспитателей «Применение информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в воспитательно-образовательном процессе ДОУ»
Семья и Дети
Самые необходимые заговоры на защиту — без них не обойтись Зеркальный щит заговор оберег
Деньги
