Шестого декабря 1941 года началось долгожданное контрнаступление советских войск под Москвой. Гитлеровцев отбросили прочь от нашей столицы. Враг сопротивлялся отчаянно, пытаясь удерживать каждый дом, превратив в огневые точки кирпичные постройки, погреба и подвалы. Ко всему прочему, страшно было захватчикам покинуть укрытия, оказаться на морозе, в поле или в лесу. В легких шинелишках-то! А холода действительно стояли лютые. Лопались не только стволы деревьев, трескались даже сухие кладбищенские кресты.
Вьюга заметала воронки и трупы. Над сугробами возвышались остовы печей, закопченные кирпичные трубы. Стлался дым новых и новых пожаров, оседали гарь и копоть, покрывая снег грязным серым налетом. Медленно, по нескольку километров в сутки, откатывался на запад огненный вал войны.
Военный корреспондент «Правды» Петр Александрович Лидов получил задание редакции написать о том, как будет освобожден Можайск. Этого события ждали с особым волнением. Ведь Можайск - древний русский город на подступах к столице. Там рядом Бородино - поле нашей воинской славы.
Намерзшийся и уставший за день, Лидов с трудом нашел место для ночлега. В дом, а вернее - небольшую крестьянскую избу, уцелевшую недалеко от шоссе, народу набилось мною. Здесь обрели пристанище погорельцы. Вповалку спали на полу бойцы в новых белых полушубках. На печи ютилась хозяйка с детишками. Неровно, то вспыхивая, то почти угасая, светила, потрескивая, лампа, заправленная бензином с солью.
Отыскав местечко в углу, Петр Александрович съел кусок твердой семипалатинской колбасы с сухарем и сразу лег спать, вытянувшись на истертой соломе. Подушку заменяла полевая сумка.
Неподалеку погромыхивала канонада. На улице завывал ветер. А в избе тепло, вроде бы даже уютно. Да и то сказать: не каждую ночь фронтовому человеку доводится провести в обжитом, натопленном помещении.
Но вот потянуло вдруг холодом. Кто-то крикнул: «Дверь закрывай!» Возле Лидова устало опустился старик в большой косматой шапке. Снял рукавицы. Лицо морщинистое, продубленное морозом. Покряхтывая, устраивался поудобней.
Не толкайся, дед, - сказал разбуженный им красноармеец.
Прости. Погреться зашел, до костей проняло.
Далеко путь держишь, отец? - спросил Лидов.
К родственникам. В нашей деревне большой бой был. Ну и подчистую, сам понимаешь… Ни кола ни двора. Только и осталось, что на себе было. Такого насмотрелся, что не приведи господь!
Война… Бери, закуривай.
Я войну знаю, сам на двух побывал. А тут зверство самое настоящее. В Петрищеве девчонку повесили, совсем еще молодую девушку…
Лидов подвинулся ближе к старику.
Где, говоришь? Что за девушка?
В Петрищеве, это точно. А кто она, сказать не берусь. Народ толкует - партизанка. Сперва шибко пытали, старались чего-то выведать. Ей петлю на шею, а она речь держала…
Слушая старика, Петр Александрович задумался.
Совершенно особый случай! И его долг - долг журналиста, военного корреспондента, - выяснить подробности, разобраться во всем.
Не дождавшись рассвета, Лидок отправился в путь по заметенным прифронтовым дорогам.
Добраться до Петрищева было тогда нелегко. От шоссе до затерянной среди лесов деревни пять километров. Проселок не расчищался. Ни грузовая машина, и тем более «эмка» не могли пробиться через сугробы. Только на собственных ногах или на лошади. Первый раз Петр Александрович пришел в деревню пешком примерно через неделю после того, как фашисты бежали из Петрищева. Пришел ли один или со своими товарищами-корреспондентами, сказать трудно. Ведь Лидов бывал потом в этой деревне несколько раз. Вместе с ним бывали здесь и правдист Михаил Калашников, и Сергей Любимов, написавший потом очерк для «Комсомольской правды». Почти всегда с Лидовым приезжал фотокорреспондент «Правды» Сергей Струнников.
Все оказалось гораздо сложнее, чем предполагал Петр Александрович, направляясь в Петрищево. Бесспорным являлся лишь сам факт: в этой деревне гитлеровцы повесили девушку, объявив, что она партизанка и поджигательница домов. Ее истязали, допрашивали сначала в одной, затем в другой избе, - имелись свидетели. Она была измучена, едва держалась на ногах, но все же гордо и смело встретила смерть, призывая людей бороться с фашистами, истреблять их. Крестьяне, согнанные к месту казни, были потрясены ее мужеством…
Больше месяца тело девушки раскачивалось на виселице посреди деревни. Гитлеровцы не разрешали снимать его. Пусть висит для устрашения. Чтобы неповадно, дескать, было гражданским лицам выступать против покорителей-оккупантов.
В новогоднюю ночь перепившиеся солдаты надругались над трупом, изуродовали штыками. Затем, опасаясь расплаты (приближалась Красная Армия), виселицу спилили. На краю деревни, между школой и опушкой леса, среди кустов была вырыта яма. Туда и бросили окоченевший труп, не прикрыв даже лица. И засыпали комьями мерзлой земли. Вскоре могилу занесло снегом.
Вот, пожалуй, и все достоверные сведения. Даже дату, когда фашисты схватили девушку, никто не мог назвать. В мрачные дни оккупации люди утратили счет ночам и дням. Ни радио, ни газет, никакой связи с внешним миром… Если у кого были календари, то прятали или уничтожали их, чтобы не попались на глаза гитлеровцам: ведь в календарях - портреты руководителей партии и правительства. Кое-кто отсчитывал время, делая узелки на веревочке или зарубки на дверных косяках. Немудрено было сбиться, Ну и записей, разумеется, никто не делал. Люди, которых расспрашивал Лидов, сходились в одном: казнили девушку в самом начале зимы. Перед этим была метель, а ночь выдалась морозной и звездной. И утро казни было тоже холодное. Попробуй-ка определиться по таким данным, тем более что зима вообще была ранняя и крутая. Морозы ударили в первой половине ноября, и тогда же плотно лег снег.
Установить время - нужно и важно, однако несравненно важнее было узнать, кто эта девушка, откуда она? А сделать это в ту пору было очень непросто. С конца лета, с осени в западной части Подмосковья осело довольно много беженцев, незнакомых местным жителям. А некоторые из местных, наоборот, эвакуировались. Половина населенных пунктов, если не больше, была сожжена, разрушена. В одном только Можайском районе было полностью уничтожено сорок селений, а еще в пятидесяти деревнях случайно уцелело по два-три дома. Лишившись крова, семьи искали приюта где угодно, переполняя сохранившиеся постройки. Люди замерзали в сугробах, на дорогах и пепелищах. Да ведь и фронт находился рядом, угрожающе напоминая о себе приглушенным грохотом орудийных залпов, и еще неизвестно было, отодвинется ли война дальше или вновь накатятся немцы. Сотни, тысячи красноармейцев и командиров ежедневно гибли в боях, получали тяжелые ранения. Их не успевали увозить в тыл… Как же в таких условиях выяснить фамилию партизанки?
Лидов вполне мог бы ограничиться краткой информацией. В таком-то селе, дескать, с особой яркостью проявился звериный характер фашистских вояк. Советские бойцы отомстят за гибель юной патриотки… Получилось бы волнующе, броско. Ведь Петр Александрович слыл мастером информации, любил этот своеобразный газетный жанр, в его записях остались такие строки: «Информация - это черный хлеб газеты. Трудный, но необходимый». Однако Лидов поступил по-другому, взялся за необычное для начального периода войны кропотливое расследование.
Имя девушки всплыло в первый же день, когда Петр Александрович прошел в Петрищеве по домам, потолковал с людьми. Несколько женщин сказали, что это, дескать, Маруся Гавшина, секретарь Верейского райкома комсомола. Очень похожа… Другие говорили, что нет: Маруся, мол, человек известный, проводила в Петрищеве подписку на заем, выступала с докладом. Сходство имеется, но это не она. Маруся взрослее, осанистее. Жители советовали навести справки в районе. Верея - не дальний край. Это верно, однако Лидов знал, что в Верее еще немцы.
А-а-а! - взревел десантник. Осел и рухнул. Лежит, раскинул руки.
Расцеловали Костю друзья-девчата.
Снайпер, ну, право, снайпер, - сказал Ордынцев.
Отбили люди десант фашистов. Вернулись в избы, ко сну, к покою. А утром
снова трубит побудка. И снова люди в суровом поле.
Смешались с фронтом тылы, обозы. Кругом девизом, кругом паролем:
«Врага не пустим!»
«Врага осилим!»
И взмах лопаты, как взрыв снаряда. И если надо, она копает. И если надо, она
стреляет.
Сизой лентой на запад бежит шоссе. Мчат по шоссе машины. 85-й километр от
Москвы. Присмотрись налево. Мраморный пьедестал. На пьедестале застыла девушка.
Связаны руки. Гордый, открытый взгляд.
Это памятник Зое. Зое Космодемьянской.
Зоя училась в московской школе. Когда враг стал подходить к Москве, она
вступила в партизанский отряд. Девушка перешла линию фронта и присоединилась
к народным мстителям. Многие жители Подмосковья против фашистов тогда
поднялись.
Полюбили в отряде Зою. Отважно переносила она все тяготы и невзгоды
опасной жизни. «Партизанка Таня» - так называли в отряде Зою.
В селе Петрищево остановился большой фашистский отряд. Ночью Зоя проникла
в Петрищево, перерезала телефонные провода и подожгла дома, в которых
остановились гитлеровцы. Через два дня Зоя снова пришла в Петрищево. Но враги
схватили юную партизанку.
Допрашивал Зою сам командир дивизии подполковник Рюдерер:
Не скажу.
Это вы подожгли дома?
Ваши цели?
Уничтожить вас.
Зою начали избивать. Требовали, чтобы она выдала своих товарищей, сказала,
откуда пришла, кто послал ее на задание.
«Нет», «Не знаю», «Не скажу», «Нет», - отвечала Зоя.
И снова пошли побои.
Ночью Зою подвергли новым мучениям. Почти раздетую, в одном нижнем
белье, ее несколько раз выгоняли на улицу и заставляли босую ходить по
Скажите, кто вы? Кто вас послал? Откуда пришли?
Зоя не отвечала.
Утром Зою повели на казнь. Устроили ее в центре деревни на деревенской
площади. К месту казни согнали колхозников.
Девушку повели к виселице. Поставили на ящик. Набросили петлю на шею.
Последняя минута, последний миг молодой жизни. Как использовать этот миг?
Как остаться бойцом до конца?
Вот комендант приготовился дать команду. Вот занес руку, но остановился. Кто-
то из фашистов в это время припал к фотоаппарату. Комендант приосанился -
нужно получиться достойным на снимке. И в это время...
бейте фашистов, жгите, травите!
Стоявший рядом фашист подбежал к Зое, хотел ударить, но девушка оттолкнула
его ногой.
Мне не страшно умирать, товарищи, - говорила Зоя. - Это счастье -
умереть за свой народ. - И, чуть повернувшись, прокричала своим мучителям: -Нас
двести миллионов. Всех не перевешаете. Все равно победа будет за нами!
Комендант дернулся. Подал рукой команду...
Минское шоссе. 85-й километр от Москвы. Памятник героине. Люди, пришедшие
поклониться Зое. Синее небо. Простор. Цветы...
ОТДЕЛЬНЫЙ ТАНКОВЫЙ БАТАЛЬОН
Продолжается жестокая схватка с фашистами. Тяжелые бои идут у поселка и
станции Крюково. С особой силой здесь жмут фашисты. Не хватает солдатских сил.
Вот-вот отойдут солдаты.
Звонят командиры старшим начальникам. Просят о срочной помощи. Нет у
старших начальников помощи. Все резервы давно в бою. Все тяжелее дела под
Крюковом. Снова звонят командиры начальникам.
Хорошо, - говорят начальники. - Ждите танковый батальон.
И верно, вскоре на командный пункт сражающегося здесь полка явился офицер-
танкист. Молод, красив танкист. В кожаной куртке, в шлеме танкистском. Глаза
синие-синие. Словно в мае с неба схватил лазурь и сунул себе под веки.
Подошел танкист к командиру полка, руку к шлему поднес, представился:
Товарищ командир полка, отдельный танковый батальон прибыл в ваше
распоряжение. Докладывает командир батальона старший лейтенант Логвиненко.
Доволен - нет сил - командир полка. Мало того, что доволен - счастлив. Обнял
Спасибо, браток, спасибо. - И сразу конкретно к делу: - Сколько в батальоне
Одна машина, - отвечает танкист. И небесной лазурью на командира
Сколько-сколько? - не верит своим ушам командир полка.
Одна машина, - повторяет танкист. - Одна осталась... Танк типа «Т-37».
Большие потери несли под Москвой фашисты. Но и у наших они немалые... Вся
радость с лица у командира полка - словно кто-то огромный дунул - секундой
слетела. Танк «Т-37» самый устаревший советский танк. Самый старый и самый малый.
Один пулемет - вот и все вооружение. Броня толщиной с мизинец.
Жду боевую задачу, - сказал танкист.
«Катись к черту - вот и вся боевая задача», - хотел было сказать командир
полка. Однако сдержался, себя осилил.
Направляйтесь в распоряжение первого батальона, - сказал командир полка.
Этот батальон больше всего и атаковали сейчас фашисты.
Прибыл танкист к батальону и сразу с пехотинцами ринулся в бой. Умно
поступал танкист. То в одном месте поддержит броней пехотинцев, то быстро меняет
позиции. И вот уже виден на новом месте. Видят броню солдаты. Легче в бою
солдатам. Слух от солдата идет к солдату - прибыл танковый батальон.
Устояли тогда герои. Не пустили вперед фашистов.
И вторую отбили атаку солдаты. А за этой еще четыре. Теперь уж не только
первому батальону - всему полку помогал танкист.
Закончился бой. Стоит танкист - молодой, возбужденный, красивый. Глаза
синие-синие. Майской горят лазурью.
Подошел к танкисту командир полка, крепко обнял героя:
Спасибо, браток, спасибо. Вижу, что прибыл действительно танковый
батальон.
АЭРОСТАТЧИК
Среди защитников Москвы находился отряд аэростатчиков. Поднимались
аэростаты в московское небо. С помощью металлических тросов создавали заслоны против
фашистских бомбардировщиков.
Спускали как-то солдаты один из аэростатов. Однотонно скрипит лебедка.
Стальной трос, как нитка, ползет по бобине. При помощи этого троса и спускают
аэростат. Все ниже он, ниже. С оболочки аэростата свисают веревки. Это фалы. Схватят
сейчас бойцы аэростат за фалы. Держась за фалы, перетащат аэростат к месту
стоянки. Укрепят, привяжут его к опорам.
Аэростат огромный-огромный. С виду как слон, как мамонт. Послушно пойдет
за людьми махина. Это как правило. Но бывает, заупрямится аэростат. Это если
бывает ветер. В такие минуты аэростат, словно скакун норовистый, рвется и рвется
с привязи.
Тот памятный для солдата Велигуры день выдался именно ветреный.
Спускается аэростат. Стоит рядовой Велигура. Стоят другие. Вот схватят сейчас
Схватил Велигура. Другие же не успели. Рвануло аэростат. Слышит Велигура
какой-то хлопок. Потом Велигуру дернуло. Земля отошла от ног. Глянул боец, а он
уже в воздухе. Оказалось, лопнул трос, с помощью которого спускала лебедка
аэростат. Поволок Велигуру аэростат за собой в поднебесье.
Бросай фалы!
Бросай фалы! - кричат Велигуре снизу товарищи.
Не понял Велигура вначале, в чем дело. А когда разобрался - поздно. Земля
далеко внизу. Все выше и выше аэростат.
Держит солдат веревку. Положение просто трагическое. Сколько же может так
человек удержаться! Минутой больше, минутой меньше. Затем силы его покинут.
Рухнет несчастный вниз.
Так бы случилось и с Велигурой. Да, видно, в сорочке боец родился. Хотя, скорее,
Это рассказ о подвиге простой московской школьнице, рассказ о Зое Космодемьянской. О мужестве и героизме обычной советской девочки в изложении известного писателя Сергея Алексеева.
Сизой лентой на запад бежит шоссе. Мчат по шоссе машины. 85-й километр от Москвы. Присмотрись налево. Мраморный пьедестал. На пьедестале застыла девушка. Связаны руки. Гордый, открытый взгляд.
Это памятник Зое. Зое Космодемьянской.
Зоя училась в московской школе. Когда враг стал подходить к Москве, она вступила в партизанский отряд. Девушка перешла линию фронта и присоединилась к народным мстителям. Многие жители Подмосковья против фашистов тогда поднялись.
Полюбили в отряде Зою. Отважно переносила она все тяготы и невзгоды опасной жизни. «Партизанка Таня» — так называли в отряде Зою.
В селе Петрищево остановился большой фашистский отряд. Ночью Зоя проникла в Петрищево, перерезала телефонные провода и подожгла дома, в которых остановились гитлеровцы. Через два дня Зоя снова пришла в Петрищево. Но враги схватили юную партизанку.
Допрашивал Зою сам командир дивизии подполковник Рюдерер:
— Кто вы?
— Не скажу.
— Это вы подожгли дома?
— Ваши цели?
— Уничтожить вас.
Зою начали избивать. Требовали, чтобы она выдала своих товарищей, сказала, откуда пришла, кто послал её на задание.
«Нет», «Не знаю», «Не скажу», «Нет», — отвечала Зоя.
И снова пошли побои.
Ночью Зою подвергли новым мучениям. Почти раздетую, в одном нижнем белье, её несколько раз выгоняли на улицу и заставляли босую ходить по снегу.
— Скажите, кто вы? Кто вас послал? Откуда пришли?
Зоя не отвечала.
Утром Зою повели на казнь. Устроили её в центре деревни на деревенской площади. К месту казни согнали жителей.
Девушку повели к виселице. Поставили на ящик. Набросили петлю на шею.
Последняя минута, последний миг молодой жизни. Как использовать этот миг? Как остаться бойцом до конца?
Вот комендант приготовился дать команду. Вот занёс руку, но остановился. Кто-то из фашистов в это время припал к фотоаппарату. Комендант приосанился — нужно получиться достойным на снимке. И в это время...
Стоявший рядом фашист подбежал к Зое, хотел ударить, но девушка оттолкнула его ногой.
— Мне не страшно умирать, товарищи, — говорила Зоя. — Это счастье — умереть за свой народ. — И, чуть повернувшись, прокричала своим мучителям: — Нас двести миллионов. Всех не перевешаете. Всё равно победа будет за нами!
Комендант дёрнулся. Подал рукой команду...
Минское шоссе. 85-й километр от Москвы. Памятник героине. Люди, пришедшие поклониться Зое. Синее небо. Простор. Цветы...
Космодемьянская Любовь Тимофеевна
Повесть о Зое и Шуре
Любовь Тимофеевна Космодемьянская
Повесть о Зое и Шуре
Дети Л.Т.Космодемьянской погибли в борьбе с фашизмом, защищая свободу и независимость своего народа. О них она рассказывает в повести. По книге можно день за днем проследить жизнь Зои и Шуры Космодемьянских, узнать их интересы, думы, мечты.
Вступление
Осиновые Гаи
Новая жизнь
Снова дома
Горькая весть
Брат и сестра
"Людей посмотреть, мир повидать!"
Неизгладимый след
В путь-дорогу
Год спустя
Все вместе
Праздник
Вечером...
По дороге в школу
Новоселье
Новая школа
Греческие мифы
Любимые книги
Новое пальто
"Челюскин"
Старшая и младший
Сергей Миронович
"А кто у нас был!"
Чудесное путешествие
"Взвейтесь кострами, синие ночи!"
Дневники
"Белая палочка"
Девочка в розовом
Татьяна Соломаха
Первый заработок
Вера Сергеевна
Высокая мера
"Отлично" по химии
Наедине с собой
"Само собой разумеется"
Дом по Старопетровскому проезду
Под Новый год
Тяжелые дни
Аркадий Петрович
Одноклассники
"Зеленый шум"
Двадцать второе июня
Военные будни
Первые бомбы
"Чем ты помог фронту?"
Прощанье
Записная книжка
В Петрищеве
Как это было
Рассказ Клавы
Со всех концов страны
"Пожелай мне доброго пути!"
Вести из Ульяновска
Военный корреспондент
Пять фотографий
"Я очень хочу жить!"
От всего сердца
Смертью героя
Они должны быть счастливыми!
ВСТУПЛЕНИЕ
Апрель 1949 года. Огромный зал Плейель в Париже. Конгресс защитников мира. Флаги всех наций украшают трибуну, и за каждым флагом - пароды и страны, человеческие надежды и человеческие судьбы.
Алый флаг нашей страны. На нем - серп и молот, символ мирного труда, нерушимого союза между теми, кто работает, строит, созидает.
Мы, члены советской делегации, все время ощущаем, что нас окружает горячая любовь участников конгресса. Нас встречают так сердечно, нас приветствуют так радостно! И каждый взгляд, каждое рукопожатие словно говорит: "Мы верим в вас. Мы надеемся на вас. Мы никогда не забудем того, что вы сделали..."
Как велик мир! Это с особенной, поражающей силой чувствуешь здесь, в просторном, высоком зале, глядя на белые, желтые, оливково-смуглые лица, лица всех цветов и оттенков - от молочно-белого до черного. Две тысячи человек со всех концов земли собрались сюда, чтобы от имени народа сказать свое слово в защиту мира, в защиту демократии и счастья.
Я смотрю в зал. Тут много женщин. На их лицах страстное, неотступное внимание. Да и может ли быть иначе! Призыв к миру несется поистине со всех концов земли, и в нем - надежда всех жен и матерей.
Сколько услышала я здесь рассказов о людях, которые пожертвовали жизнью для того, чтобы победить фашизм, чтобы минувшая война закончилась победой света над тьмой, благородного над подлым, человеческого над бесчеловечным!
И я думаю: неужели кровь наших детей пролилась напрасно? Неужели мир, добытый ценою жизни наших детей, ценою наших слез - слез матерей, вдов и сирот, - будет вновь нарушен по воле злобных и гнусных сил?
На трибуну конгресса поднимается наш делегат - Герой Советского Союза Алексей Маресьев. Его встречают бурей аплодисментов. Для всех присутствующих Алексей Маресьев олицетворяет русский народ, его мужество и стойкость, его беззаветную отвагу и выдержку.
Каждый человек должен спросить себя: "Что я делаю сегодня в защиту мира?" - несутся в зал слова Алексея Маресьева. - Нет сейчас более почетной, более благородной, более высокой цели, чем борьба за мир. Это обязанность каждого человека...
Я слушаю его и спрашиваю себя: что же я могу сделать сегодня для дела мира? И отвечаю себе: да, я тоже могу вложить свою долю в это великое дело. Я расскажу о своих детях. О детях, которые родились и росли для счастья, для радости, для мирного труда - и погибли в борьбе с фашизмом, защищая труд и счастье, свободу и независимость своего народа. Да, я расскажу о них...
ОСИНОВЫЕ ГАИ
На севере Тамбовской области есть село Осиновые Гаи. "Осиновый гай" значит "осиновый лес". Старики рассказывали, что когда-то здесь и вправду росли дремучие леса. Но в пору моего детства лесов уже не было и в помине.
Кругом далеко-далеко расстилались поля, засеянные рожью, овсом, просом. А у самого села земля была изрезана оврагами; с каждым годом их становилось все больше, и казалось - крайние избы вот-вот сползут на дно по крутому, неровному откосу. В детстве я побаивалась зимними вечерами выходить из дому: все холодно, неподвижно, всюду снег, снег без конца и края, и далекий волчий вой - то ли он слышится на самом деле, то ли мерещится настороженному детскому слуху...
Зато весной как преображалось все вокруг! Зацветали луга, земля покрывалась нежной, словно светящейся зеленью, и всюду алыми, голубыми, золотыми огоньками вспыхивали полевые цветы, и можно было целыми охапками приносить домой ромашки, колокольчики, васильки.
Село наше было большое - около пяти тысяч жителей. Почти из каждого двора кто-нибудь уходил на заработки в Тамбов, Пензу, а то и в Москву клочок земли не мог прокормить бедняцкую крестьянскую семью.
Я росла в большой и дружной семье. Мой отец, Тимофей Семенович Чуриков, был волостной писарь, человек без образования, но грамотный и даже начитанный. Он любил книгу и в спорах всегда ссылался на прочитанное.
А вот, помнится, - говорил он собеседнику, - пришлось мне прочитать одну книгу, так там насчет небесных светил объяснено совсем по-другому, чем вы рассуждаете...
Три зимы я ходила в земскую школу, а осенью 1910 года отец отвез меня в город Кирсанов, в женскую гимназию. Более сорока лет прошло с тех пор, но я помню все до мелочей, словно это было вчера.
Меня поразило двухэтажное здание гимназии - у нас в Осиновых Гаях не было таких больших домов. Крепко держась за руку отца, я вошла в вестибюль и остановилась в смущении. Все было неожиданно и незнакомо: просторный вход, каменный пол, широкая лестница с решетчатыми перилами. Здесь уже собрались девочки со своими родителями. Они-то и смутили меня больше всего, больше даже, чем непривычная, показавшаяся мне роскошной обстановка. Кирсанов был уездным купеческим городом, и среди этих девочек, пришедших, как и я, держать экзамены, мало было крестьянских детей. Мне запомнилась одна, по виду настоящая купеческая дочка - пухлая, розовая, с ярко-голубой лентой в косе. Она презрительно оглядела меня, поджала губы и отвернулась. Я прижалась к отцу, а он погладил меня по голове, словно говоря: "Не робей, дочка, все будет хорошо".
Потом мы поднялись по лестнице, и нас стали одну за другой вызывать в большую комнату, где за столом сидели три экзаменатора. Помню, что я ответила на все вопросы, а под конец, забыв все свои страхи, громко прочла:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу...
Внизу меня ждал отец. Я выбежала к нему, не помня себя от радости. Он сразу поднялся, пошел мне навстречу, и лицо у него было такое счастливое...
Так начались мои гимназические годы. Я сохранила о них теплое благодарное воспоминание. Математику у нас ярко, интересно преподавал Аркадий Анисимович Белоусов, русский язык и литературу - его жена, Елизавета Афанасьевна.
В класс она всегда входила улыбаясь, и устоять перед улыбкой ее мы не могли - такая она была живая, молодая и приветливая. Елизавета Афанасьевна садилась за свой стол и, задумчиво глядя на нас, без всякого вступления начинала:
Роняет лес багряный свой убор...
Мы могли слушать ее без конца. Она хорошо рассказывала, увлекаясь и радуясь красоте того, о чем говорила.
Слушая Елизавету Афанасьевну, я поняла: учительский труд - большое искусство. Чтобы стать хорошим, настоящим учителем, надо иметь живую душу, ясный ум и, конечно, надо очень любить детей. Елизавета Афанасьевна любила нас. Она никогда не говорила об этом, но мы это знали без всяких слов - по тому, как она смотрела на нас, как иной раз сдержанно и ласково клала руку на плечо, как огорчалась, если кого-нибудь из нас постигала неудача. И нам все нравилось в ней: ее молодость, красивое вдумчивое лицо, ясный, добрый характер и любовь к своему труду. Много позже, уже став взрослой и воспитывая своих детей, я не раз вспоминала любимую учительницу и старалась представить себе, что сказала бы она мне, что посоветовала бы в трудную минуту.
Это рассказ о подвиге простой московской школьницы, рассказ о Зое Космодемьянской. О мужестве и героизме обычной советской девочки в изложении известного писателя Сергея Алексеева. Зоя. Автор: Сергей Алексеев Сизой лентой на запад бежит шоссе. Мчат по шоссе машины. 85-й километр от Москвы. Присмотрись налево. Мраморный пьедестал. На пьедестале застыла девушка. Связаны руки. Гордый, открытый взгляд. Это памятник Зое. Зое Космодемьянской. Зоя училась в московской школе. Когда враг стал подходить к Москве, она вступила в партизанский отряд. Девушка перешла линию фронта и присоединилась к народным мстителям. Многие жители Подмосковья против фашистов тогда поднялись. Полюбили в отряде Зою. Отважно переносила она все тяготы и невзгоды опасной жизни. «Партизанка Таня» - так называли в отряде Зою. В селе Петрищево остановился большой фашистский отряд. Ночью Зоя проникла в Петрищево, перерезала телефонные провода и подожгла дома, в которых остановились гитлеровцы. Через два дня Зоя снова пришла в Петрищево. Но враги схватили юную партизанку. Допрашивал Зою сам командир дивизии подполковник Рюдерер: - Кто вы? - Не скажу. - Это вы подожгли дома? - Да, я. - Ваши цели? - Уничтожить вас. Зою начали избивать. Требовали, чтобы она выдала своих товарищей, сказала, откуда пришла, кто послал её на задание. «Нет», «Не знаю», «Не скажу», «Нет», - отвечала Зоя. И снова пошли побои. Ночью Зою подвергли новым мучениям. Почти раздетую, в одном нижнем белье, её несколько раз выгоняли на улицу и заставляли босую ходить по снегу. И снова: - Скажите, кто вы? Кто вас послал? Откуда пришли? Зоя не отвечала. Утром Зою повели на казнь. Устроили её в центре деревни на деревенской площади. К месту казни согнали жителей. Девушку повели к виселице. Поставили на ящик. Набросили петлю на шею. Последняя минута, последний миг молодой жизни. Как использовать этот миг? Как остаться бойцом до конца? Вот комендант приготовился дать команду. Вот занёс руку, но остановился. Кто-то из фашистов в это время припал к фотоаппарату. Комендант приосанился - нужно получиться достойным на снимке. И в это время... - Товарищи! Не бойтесь, - прозвучал голос Зои. - Будьте смелее, боритесь, бейте фашистов, жгите, травите! Стоявший рядом фашист подбежал к Зое, хотел ударить, но девушка оттолкнула его ногой. - Мне не страшно умирать, товарищи, - говорила Зоя. - Это счастье - умереть за свой народ. - И, чуть повернувшись, прокричала своим мучителям: - Нас двести миллионов. Всех не перевешаете. Всё равно победа будет за нами! Комендант дёрнулся. Подал рукой команду... Минское шоссе. 85-й километр от Москвы. Памятник героине. Люди, пришедшие поклониться Зое. Синее небо. Простор. Цветы... Смотреть фильм "Зоя".
