Слайд 2
Шаламов, Солженицын, Синявский, Алешковский, Гинзбур, Домбровский, Владимов смотрели на происходящее глазами людей, лишенных свободы, выбора, познавших, как уничтожает человека само государство через репрессии, уничтожения, насилие.
Слайд 3
«Лагерная проза»
«Архипелаг ГУЛАГ» и «Колымские рассказы» писались не один год и являются своего рода энциклопедией лагерной жизни. Но все же в произведениях Солженицына и Шаламова лагерь различается, подразделяется по-разному, так как у каждого человека свои взгляды и своя философия на одни и те же вещи.
Слайд 4
«Колымские рассказы» Шаламова тесно связаны с отбыванием ссылки самого писателя на Колыме. Это доказывает и высокая степень детализированности. Автор уделяет внимание страшным подробностям, которые невозможно понять без душевной боли - холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников.
Слайд 5
В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» большая часть персонажей – подлинные, взятые из жизни герои, к примеру, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только главный герой рассказа Шухов содержит собирательный образ солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте сам автор, и заключенного Щ-262 Солженицына.
Слайд 6
Я был представителем тех людей, которые выступили против Сталина, – никто и никогда не считал, что Сталин и советская власть – одно и то же... Любить и ненавидеть я готов был всей своей юношеской еще душой. Со школьной я мечтал о самопожертвовании, уверен был, что душевных сил моих хватит на большие дела. Конечно, я был еще слепым щенком тогда. Но я не боялся жизни и смело вступил с ней в борьбу в той форме, в какой боролись с жизнью и за жизнь герои моих юношеских лет – все русские революционеры.
Слайд 7
«Мне было все равно – будут мне лгать или не будут, я был вне правды, вне лжи», - указывает Шаламов в рассказе «Сентенция».
Слайд 8
В лагерях действуют свои законы: «В лагерях вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать», «Кряхти да гнись. А упрешься – переломишься», «Кто кого сможет, тот того и гложет». Лагерь, по Солженицыну, огромное зло, насилие, но страдание и сострадание способствовало нравственному очищению.
Слайд 9
Шаламов, в отличие от Солженицына, подчеркивает разницу между тюрьмой и лагерем. Картина мира перевернута: человек мечтает из лагеря попасть не на свободу, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» идет уточнение: «Тюрьма – это свобода. Это единственное место, где люди не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхают душой».
Слайд 10
По Солженицыну, в лагерях остается жизнь. За пределами зоны полная преследований жизнь, которая уже «непонятна» Ивану Денисовичу. Осудив бесчеловечную систему, писатель создает подлинного народного героя, сумевшего пройти через все испытания и сохранить лучшие качества русского народа.
Слайд 11
По Шаламову, вся страна – это лагерь, где все живущие в нем обречены. Лагерь – это не изолированная часть мира. Это слепок того общества.
Слайд 12
«Лагерная» тема в ХХ веке
Пройдя через все страдания и боли, Солженицын и Шаламов оказались народными героями, которые смогли донести всю истинную картину общества того времени. И их объединяет наличие огромной души, способность творить и созерцать.
Слайд 13
Спор между Шаламовым и Солженицыным идет, во-первых, о том, кто и когда стал причиной того бедственного соблазна, который обрушил лавину бедствий на Россию – и не только на нее – и, во-вторых, о методах преодоления последствий этой лавины.
Шаламов, рассказывая о Колыме, писал реквием. “Архипелаг ГУЛАГ” создан Солженицыным как инструмент политической деятельности. Шаламов считал, что Солженицын “продал свою душу дьяволу”, используя лагерную тематику в целях политической борьбы, тогда как литература должна оставаться в пределах культуры: политика и культура – для Шаламова две вещи несовместные.
Посмотреть все слайды
«Лагерная» тема в произведениях А.Солженицына и В.Шаламова
Наш спор – не церковный о возрасте книг,
Наш спор – не духовный о пользе веры,
Наш спор – о свободе, о праве дышать,
О воле Господней вязать и решать.
В. Шаламов
«Лагерная» тема вновь резко поднимается в ХХ веке. Многие писатели, такие как Шаламов, Солженицын, Синявский, Алешковский, Гинзбур, Домбровский, Владимов свидетельствовали об ужасах лагерей, тюрем, изоляторов. Все они смотрели на происходящее глазами людей, лишенных свободы, выбора, познавших, как уничтожает человека само государство через репрессии, уничтожения, насилие. И только тот, кто прошел через все это, может до конца понять и оценить любое произведение о политическом терроре, концлагерях. Нам же книга приоткрывает лишь занавес, заглянуть за который, к счастью, не дано. Мы можем только сердцем почувствовать правду, как-то по-своему пережить ее.
Наиболее достоверно описывают лагерь Александр Солженицын в своих легендарных произведениях «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ» и Варлам Шаламов в «Колымских рассказах». «Архипелаг ГУЛАГ» и «Колымские рассказы» писались не один год и являются своего рода энциклопедией лагерной жизни.
В своих произведениях оба писателя при описании концлагерей и тюрем добиваются эффекта жизненной убедительности и психологической достоверности, текст наполнен приметами непридуманной реальности. В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» большая часть персонажей – подлинные, взятые из жизни герои, к примеру, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только главный герой рассказа Шухов содержит собирательный образ солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте сам автор, и заключенного Щ-262 Солженицына. «Колымские рассказы» Шаламова тесно связаны с отбыванием ссылки самого писателя на Колыме. Это доказывает и высокая степень детализированности. Автор уделяет внимание страшным подробностям, которые невозможно понять без душевной боли - холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников. В рассказе «Плотники» Шаламов указывает на глухо замкнутое пространство: «густой туман, что в двух шагах не видно было человека», «немногие направления»: больница, вахта, столовая, - которое и для Солженицына является символичным. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» узникам враждебны и опасны открытые участки зоны: каждый заключенный старается как можно быстрее перебежать участки между помещениями, что является полной противоположностью героям русской литературы, традиционно любящим ширь и даль. Описываемое пространство ограничено зоной, стройкой, бараком. Заключенные отгорожены даже от неба: сверху их беспрерывно слепят прожектора, нависая так низко, что будто лишают людей воздуха.
Но все же в произведениях Солженицына и Шаламова лагерь тоже различается, подразделяется по-разному, так как у каждого человека свои взгляды и своя философия на одни и те же вещи.
В лагере Шаламова герои уже перешли грань между жизнью и смертью. Люди вроде бы и проявляют какие-то признаки жизни, но они в сущности уже мертвецы, потому что лишены всяких нравственных принципов, памяти, воли. В этом замкнутом круге, навсегда остановившемся времени, где царят голод, холод, издевательства, человек утрачивает собственное прошлое, забывает имя жены, теряет связь с окружающими. Его душа уже не различает, где правда, где ложь. Исчезает даже всякая человеческая потребность в простом общении. «Мне бы все равно – будут мне лгать или не будут, я был вне правды, вне лжи», - указывает Шаламов в рассказе «Сентенция».
Отношения между людьми и смысл жизни ярко отражены в рассказе «Плотники». Задача строителей заключается в том, чтобы выжить «сегодня» в пятидесятиградусный мороз, а «дальше», чем на два дня, не имело смысла строить планы». Люди были равнодушны друг к другу. «Мороз» добрался до человеческой души, она промерзла, сжалась и, может быть, навсегда останется холодной.
В лагере Солженицына, напротив, сохраняются живые люди, как Иван Денисович, Тюрин, Клевшин, Бухенвальд, которые держат свое внутреннее достоинство и «себя не роняют», не унижаются из-за сигареты, из-за пайка и уж тем более не вылизывают тарелки, не доносят на товарищей ради улучшения собственной участи. В лагерях действуют свои законы: «В лагерях вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать», «Кряхти да гнись. А упрешься – переломишься», «Кто кого сможет, тот того и гложет». Лагерь, по Солженицыну, огромное зло, насилие, но страдание и сострадание способствовало нравственному очищению, а состояние несытости героев приобщает их к более высокому нравственному существованию. Иван Денисович доказывает, что душу нельзя взять в плен, нельзя лишить ее свободы. Формальное освобождение уже не сможет изменить внутренний мир героя, его систему ценностей.
Шаламов, в отличие от Солженицына, подчеркивает разницу между тюрьмой и лагерем. Картина мира перевернута: человек мечтает из лагеря попасть не на свободу, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» идет уточнение: «Тюрьма – это свобода. Это единственное место, где люди не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхают душой».
Творчество и философия двух действительно удивительных писателей приводят к разным выводам о жизни и смерти.
По Солженицыну, в лагерях остается жизнь: сам Шухов уже не представлял свое «существование» на свободе, да и Алешка-баптист рад остаться в лагере, так как там мысли человека приближаются к Богу. За пределами зоны полная преследований жизнь, которая уже «непонятна» Ивану Денисовичу. Осудив бесчеловечную систему, писатель создает подлинного народного героя, сумевшего пройти через все испытания и сохранить лучшие качества русского народа.
В рассказах Шаламова не просто колымские лагеря, отгороженные колючей проволокой, за пределами которых живут свободные люди, но и все, что находится вне зоны, тоже втянуто в бездну насилия, репрессий. Вся страна – это лагерь, где все живущие в нем обречены. Лагерь – это не изолированная часть мира. Это слепок того общества.
Пройдя через все страдания и боли, Солженицын и Шаламов оказались народными героями, которые смогли донести всю истинную картину общества того времени. И их объединяет наличие огромной души, способность творить и созерцать.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/
Похожие работы:
- Учебное пособие >>
Последователи Солженицына в разработке лагерной темы . Произведения А.И. Солженицына с лагерной тематикой в контексте отечественной «лагерной» литературы... «спор» Солженицына и В. Шаламова . 3. Художественное решение А.И. Солженицыным проблемы национального...
- Статья >>
... произведений автора. Материалы к темам . 1. Биографическая справка. Со стороны отца Солженицын ... по этому поводу с В. Шаламовым , Солженицын утверждал, что невозможно растлить... других областях жизнедеятельности человека. В лагерной системе, как в зеркале, ...
- Сочинение >>
... лагерной темы в русской литературе XX века Но получилось так, что его произведения ... однозначнее в описании ужасов ГУЛАГа, чем Солженицын В «Одном дне Ивана Денисовича» и... , колхозники, полководцы». По мнению Шаламова , в лагере существует давление, нравственное...
- Доклад >>
Из первооткрывателей лагерной темы . Уникальный голос Шаламова прозвучал как... еще несколько. Главные же произведения Шаламова - «Колымские рассказы» - распространялись... Солженицына ) избегает прямых политических обобщений и инвектив. Но каждый его рассказ тем ...
- Сочинение >>
Лет. Шаламову дали двадцать. Кроме Шаламова , пожалуй только Солженицын пытался возвести... описательность становится пороком, зачеркивающим произведение . Описание внешности человека... . Далее следуют размышления о лагерной теме , где мимоходом проводится оценка...
-
?
Лагерная тема в творчестве А.И. Солженицына.
1. Лагерная тема в русской литературе 19 века.
Рядом аналитиков отмечалось, что «Зона» Довлатова принадлежит к уже традиционной для русской литературы лагерной теме, восходящей к 17 веку, к протопопу Аввакуму, продолженной в 19 веке Достоевским («Записки из мертвого дома») и уже в 20 веке получившей наиболее широкое распространение. В числе первых здесь упоминаются, конечно же, имена В. Шаламова и А. Солженицына. Образ Ивана Денисовича, как и сама повесть Солженицына, стоит в ряду таких явлений русской литературы, как «Кавказский пленник» А.С.Пушкина, «Записки из мертвого дома» и «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевского, «Война и мир» (Пьер Безухое во французском плену) и «Воскресение» Л.Н.Толстого. Это произведение стало своего рода прелюдией для книги «Архипелаг ГУЛАГ». После выхода в свет «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицын получил от читателей огромное количество писем, из которых позже составил антологию «Читают «Ивана Денисовича».
Традиция русской «каторжной» (или лагерной) прозы характеризуется выдающимися именами - Достоевского, Солженицына, Шаламова. В их бессмертных произведениях каторга, лагерь неизменно изображается с позиции жертвы.
«Лагерная» тема вновь резко поднимается в ХХ веке. Многие писатели, такие как Шаламов, Солженицын, Синявский, Алешковский, Гинзбург, Домбровский, Владимов свидетельствовали об ужасах лагерей, тюрем, изоляторов. Все они смотрели на происходящее глазами людей, лишенных свободы, выбора, познавших, как уничтожает человека само государство через репрессии, уничтожения, насилие. И только тот, кто прошел через все это, может до конца понять и оценить любое произведение о политическом терроре, концлагерях.
Наиболее достоверно описывают лагерь Александр Солженицын в своих легендарных произведениях «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ» и Варлам Шаламов в «Колымских рассказах». «Архипелаг ГУЛАГ» и «Колымские рассказы» писались не один год и являются своего рода энциклопедией лагерной жизни.
В своих произведениях оба писателя при описании концлагерей и тюрем добиваются эффекта жизненной убедительности и психологической достоверности, текст наполнен приметами непридуманной реальности. В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» большая часть персонажей – подлинные, взятые из жизни герои, к примеру, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только главный герой рассказа Шухов содержит собирательный образ солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте сам автор, и заключенного Щ-262 Солженицына. «Колымские рассказы» Шаламова тесно связаны с отбыванием ссылки самого писателя на Колыме. Это доказывает и высокая степень детализированности. Автор уделяет внимание страшным подробностям, которые невозможно понять без душевной боли - холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников.
В лагере Шаламова герои уже перешли грань между жизнью и смертью. Люди вроде бы и проявляют какие-то признаки жизни, но они в сущности уже мертвецы, потому что лишены всяких нравственных принципов, памяти, воли. В лагере Солженицына, напротив, сохраняются живые люди, как Иван Денисович, Тюрин, Клевшин, Бухенвальд, которые держат свое внутреннее достоинство и «себя не роняют.2. «Один день Ивана Денисовича». Традиции и новаторство в изображении лагерной жизни.
а) История создания и публикация рассказа.
«Один день Ивана Денисовича» - первое опубликованное произведение Александра Солженицына, принёсшее ему мировую известность. Рассказывается об одном дне из жизни заключённого, русского крестьянина и солдата, Ивана Денисовича Шухова, в январе 1951 года.
Рассказ был задуман в лагере в Экибастузе, северный Казахстан, зимой 1950-1951 годов, написан в 1959 году (начат 18 мая, закончен 30 июня) в Рязани, где в июне 1957 года Александр Исаевич окончательно поселился по возвращении из вечной ссылки. Работа заняла меньше полутора месяцев.
«Я в 50-м году, в какой-то долгий лагерный зимний день таскал носилки с напарником и подумал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути, достаточно описать один всего день в подробностях, в мельчайших подробностях, притом день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь. И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а - рядовой, вот тот самый день, из которого складываются годы. Задумал я так, и этот замысел остался у меня в уме, девять лет я к нему не прикасался и только в 1959, через девять лет, сел и написал. … Писал я его недолго совсем, всего дней сорок, меньше полутора месяцев. Это всегда получается так, если пишешь из густой жизни, быт которой ты чрезмерно знаешь, и не то что не надо там догадываться до чего-то, что-то пытаться понять, а только отбиваешься от лишнего материала, только-только чтобы лишнее не лезло, а вот вместить самое необходимое».(Солженицын)
В 1961 году создан «облегчённый» вариант, без некоторых наиболее резких суждений о режиме.
После речи Хрущёва на XXII съезде КПСС машинописный экземпляр рассказа 10 ноября 1961 года был передан Солженицыным через Раису Орлову, жену друга по камере на «шарашке» Льва Копелева,- в отдел прозы редакции журнала «Новый мир», Анне Самойловне Берзер. На рукописи автор указан не был, по предложению Копелева Берзер вписала на обложку - «А. Рязанский» (по месту жительства автора).
8 декабря Берзер предложила ознакомиться с рукописью появившемуся после месячного отсутствия главному редактору «Нового мира» Александру Твардовскому: «Лагерь глазами мужика, очень народная вещь».
В ночь с 8 на 9 декабря Твардовский читал и перечитывал рассказ. 12 декабря в рабочей тетради он записал: «…Сильнейшее впечатление последних дней - рукопись А. Рязанского (Солженицына)…»
9 декабря Копелев сообщил телеграммой Солженицыну: «Александр Трифонович восхищён статьёй».11 декабря Твардовский телеграммой попросил Солженицына срочно приехать в редакцию «Нового мира».12 декабря Солженицын приехал в Москву, встретился с Твардовским, Берзер, Кондратовичем, Заксом, Дементьевым в редакции «Нового мира» (на встрече присутствовал и Копелев). Рассказ, который изначально назывался «Щ-854. Один день одного зэка», было предложено назвать повестью под названием «Один день Ивана Денисовича». Между редакцией и автором был заключён договор.
Члены редакционной коллегии «Нового мира», в частности, Дементьев, а также высокопоставленные деятели КПСС, которым текст был также представлен для ознакомления (заведующий сектором художественной литературы Отдела культуры ЦК КПСС Черноуцан), высказали автору произведения ряд замечаний и претензий. В основном они были продиктованы не эстетическими, а политическими соображениями. Предлагались и поправки непосредственно к тексту.
12 октября 1962 года под давлением Хрущёва Президиум ЦК КПСС принял решение о публикации рассказа, а 20 октября Хрущёв объявил Твардовскому об этом решении Президиума. В период с 1 по 6 ноября появилась первая журнальная корректура рассказа. 18 ноября 1962 года тираж журнала «Новый мир» № 11 с «Одним днём» был отпечатан и стал распространяться по стране. Вечером 19 ноября около 2000 экземпляров журнала были завезены в Кремль для участников очередного пленума ЦК КПСС. Первоначально тираж журнала составлял 96 900 экземпляров, но по разрешению ЦК КПСС было отпечатано ещё 25 000. Весть об этой публикации облетает весь мир. Солженицын сразу становится знаменитостью30 декабря 1962 года Солженицын был принят в члены Союза писателей СССР.б) Образ главного героя, причины его нравственной стойкости.
Повесть «Один день Ивана Денисовича» написана в 1959 году. Первоначально повесть должна была называться «Щ-854 (Один день одного зэка)». Впервые напечатана она была в тысяча девятьсот втором в журнале А. Твардовского «Новый мир» и сразу же вызвала вокруг себя острую полемику со стороны писателей со сходной лагерной судьбой.
В «Одном дне Ивана Денисовича» показаны заключённые одного из многочисленных лагерей.
Солженицын, не ища потрясающего сюжета, рассказывает о лагере, как о чём-то давно и прочно существующем, совсем не чрезвычайном, имеющем свой регламент, будничный свод правил выживания, свой фольклор, свою языковую особенность, свою устоявшуюся дисциплину: «В пять часов утра, как всегда, пробило подъём – молотком об рельс у штабного барака»; «в лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто и к куму ходит стучать»; «если каждый из бригады хоть по чутку палочек принесёт, в бараке теплей будет»; «Денисыч! Там.… Десять суток дай! Это, значит, ножичек дай им складной, маленький».
Машина лагеря заведена, работает в заданном режиме, к секретам её функционирования привыкли все: и лагерные работники, и пристроившиеся «потеплее» ловкачи, и подлецы, и сама охрана. Выжить здесь – значит «забыть» о том, что сам лагерь – это катастрофа, это провал.
В повести Солженицын исследует проблему человек и государство, художественными средствами раскрывает пагубное влияние тоталитарного режима на человека. И что самое важное, чётко выделенное Солженицыным, что репрессии обрушились в нашей стране не только на руководящий состав и интеллигенцию. Пострадал весь народ, а рядовые труженики – больше других. Это видно уже на примере взаимоотношений героя повести – Шухова с Цезарем Марковичем, исповеди бригадира Гюрина.
Не случайно и композиционное построение повести. Солженицын рассказывает только об одном дне из лагерной жизни Шухова: от подъёма до отбоя. В небольшой повести собраны воедино и глубокие, яркие, неповторимые характеры, и страшная правда о трагедии двадцатого века, и вера в лучшую жизнь и, созидание.
Пешкой во всей этой «игре» становится бывший колхозник и фронтовик Шухов, в котором мы узнаём самого автора. Уже первые мгновения жизни Ивана Денисовича на лазах, а вернее в сознании читателя-соучастника говорят об умной независимости героя, умном покорстве судьбе и о непрерывном созидании особого пространства.
«Раствор! Шлакоблок! Раствор! Шлакоблок!… Шухов, хоть там его сейчас конвой псами травили, отбежал по площадке назад, глянул. Ничего.… Эх, глаз-ватерпас! Ровно! Ещё ручка не старится»; «… и бригадир велел – раствору не жалеть, … но так устроен Шухов по-дурацкому, и никак его отучить не могут: всякую вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не гинули», поэтому и кладет раствор тонко. «Заранее глазом мерит Шухов, какой ему кирпич на стык. … Сейчас, как все за быстротой погнались, Шухов уж не гонит, а стену доглядывает». Особенно привлекают читателя его движения в процессе труда. «Шухов и другие каменщики перестали чувствовать мороз. От быстрой работы прошёл по ним сперва первый жарок, … но они ни на миг не останавливались и гнали кладку дальше и дальше», «кто работу крепко тянет, тот над соседями тоже вроде бригадира становится. Шухову надо не отстать от той пары, он сейчас и брата родного по трапу с носилками загонял бы». «Молоток у Шухова забрали, шнур отвязали», все убежали в обогревалку, а Шухов всё работу не может закончит, не привык на середине дела бросать. «Смеётся бригадир:
-Ну как тебя на свободу отпускать? Без тебя ж тюрьма плакать будет!
Смеётся и Шухов». Да, он не умеет останавливаться, не доведя до конца начатого дела.
Солженицын вместе с Шуховым ищет смысл жизни, смысл настоящего человеческого счастья. Главное для героя не потерять человеческое достоинство, найти своё счастье в умении преодолевать трудности в борьбе за жизнь и в лагерных условиях стремится сохранить своё лицо.
В этом и состоит суть авторской позиции. Это видно из описания хода работы в машинном зале ТЭЦ. Несмотря на болезнь, мороз, плохую одежду, голод, он работает так, как привык трудиться всегда: честно, аккуратно, бережливо относиться к строительному материалу, заражая своим задором, сноровкой напарников. Особенно это проявляется во время кладки шлакоблоков на втором этаже стены.
Суть его отношений с однобригадниками определяет сострадание: сочувствие Алёшке-баптисту, «придурку» Цезарю, эстонцам, лишённым своей родины. В лагере у Шухова нет времени для праздных воспоминаний. Его взгляд устремлён в будущее. Шухов живёт надеждой вернуться в деревню. Руки его, грубевшие на общих работах, соскучились по свободному труду, по дедовским промыслам. Но в то же время Шухов понимает, что безжалостная тоталитарная система вряд ли отпустит его на волю и оставит в покое, но он всё-таки надеется. Герой постепенно поднимается с земли, вырастает нравственно, непрерывно создавая свой невидимый всем праведнический строй души. И вместе с героем преображается вся сто четвёртая бригада, сцена кладки является прямым подтверждением этому.
Главной особенностью повести и новизной её повествования стал своеобразный язык. Он вобрал в себя несколько речевых пластов: от чёрно-блатной лексики («опер», «качать права», «шмон») до просторечных словоупотреблений «загнуть», «матернуть», «вкалывать» и изречений из словаря В. Даля («ежедён», «поменело», «закалелый»), которые не знала русская проза шестидесятых годов. Повесть Солженицына и в языковом плане, прежде всего в плане возрождения сказа, отказа от всякого рода казённых «речезаменителей», предваряла будущие успехи «деревенской» прозы.
Искусство автора проявилось, прежде всего, в создании характера героя Шухова и одного дня, проведённого им в лагере, Солженицын помогает нам понять силу и мужество не сломленного духом русского человека, его натуру, умение выстоять в тяжёлых условиях и «не озвереть».
Ярко описав жизнь этого человека, автор показал нам великую христианскую правду, рассказал о неисчерпаемых духовных ценностях, таящихся в народе (душевность, простота, мудрость, жизнестойкость, трудолюбие).
Иван Денисович - герой повести-рассказа А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (1959-1962). Образ Ивана Денисовича как бы сложен автором из двух реальных людей. Один из них - Иван Шухов, уже немолодой боец артиллерийской батареи, которой в войну командовал Солженицын. Другой - сам Солженицын, отбывавший срок по пресловутой 58-й статье в 1950-1952 гг. в лагере в Экибастузе и тоже работавший там каменщиком. В 1959 г. Солженицын начал писать повесть «Щ-854» (лагерный номер зека Шухова). Затем повесть получила название «Один день одного зека». В редакции журнала «Новый мир», в котором впервые была напечатана эта повесть (№ 11, 1962), по предложению А.Т.Твардовсюго ей дали название «Один день Ивана Денисовича».
Иван Денисович Шухов - герой из народа, из крестьян, судьбу которого ломает беспощадная государственная система. Попав в адскую машину лагеря, перемалывающую, уничтожающую физически и духовно, Шухов пытается выжить, но при этом остаться человеком. Поэтому в хаотической круговерти лагерного небытия он ставит самому себе предел, ниже которого не должен опускаться (не есть в шапке, не есть рыбьи глаза, плавающие в баланде), - иначе гибель, сначала духовная, а потом и физическая. В лагере, в этом царстве беспрерывной лжи и обмана, гибнут именно те, кто предает себя (лижет миски), предает свое тело (околачивается в лазарете), предает своих (стукач), - ложь и предательство губят в первую очередь именно тех, кто им подчиняется.
Особые споры вызвал эпизод «ударного труда» - когда герой и вся его бригада вдруг, словно забыв, что они рабы, с каким-то радостным энтузиазмом берутся за укладку стены. В этом труде ради труда, творчестве ради творчества Иван Денисович строит уже не пресловутую ТЭЦ, он строит себя, вспоминает себя свободного - он возвышается над лагерным рабским небытием, испытывает катарсис, очищение, он даже физически перебарывает свою болезнь. Сразу после выхода «Одного дня» в Солженицыне многие увидели нового Льва Толстого, Иван Денисович - Платона Каратаева, хотя он и «не округл, не смирен, не спокоен, не растворяется в коллективном сознании» (А.Архангельский).
В определенной степени Солженицын противопоставляет своего Ивана Денисовича «советской интеллигенции», «образованщине», «платящей подать в поддержку обязательной идеологической лжи». В определенной степени Солженицын противопоставляет своего Ивана Денисовича «советской интеллигенции», «образованщине», «платящей подать в поддержку обязательной идеологической лжи».
Еще одна особенность образа Ивана Денисовича в том, что он не отвечает на вопросы, а скорее задает их. В этом смысле значителен спор Ивана Денисовича с Алешкой-баптистом об отсидке как страдании во имя Христа. (Этот спор напрямую соотносится со спорами Алеши и Ивана Карамазовых - даже имена героев те же.)Иван Денисович не согласен с таким подходом, но примиряет их «печенье», которое Иван Денисович отдает Алешке. Простая человечность поступка заслоняет и исступленно-экзальтированную «жертвенность» Алешки, и упреки Богу «за отсидку» Ивана Денисовича.в) Роль второстепенных персонажей.
Способность замечать страдания отбывающих срок рядом с тобой роднит заключенных, превращает в своеобразную семью. Неразрывная круговая порука связывает их. Предательство одного может стоить жизни многим.
Возникает парадоксальная ситуация. Лишенные свободы, загнанные за колючую проволоку, пересчитываемые подобно стаду овец заключенные образуют государство в государстве. Их мир имеет свои неколебимые законы. Они суровы, но справедливы. «Человек за решеткой» не одинок. Честность и мужество всегда вознаграждаются. Угощает назначенного в карцер Буйновского «посылочник» Цезарь, кладут за себя и неопытного Сеньку Шухов и Кильгас, грудью встает на защиту бригадира Павло. Да, несомненно, заключенные смогли сохранить человеческие законы существования. Их отношения, бесспорно, лишены сантиментов. Они честны и по-своему гуманны.
Их честному сообществу противостоит бездушный мир лагерного начальства. Оно обеспечило себе безбедное существование, обратив узников в своих личных рабов. Надзиратели с презрением относятся к ним, пребывая в полной уверенности, что сами живут по-человечески. Но именно этот мир имеет звериное обличие. Таков надзиратель Волковскиий, способный забить плеткой человека за малейшую провинность. Таковы конвоиры, готовые расстрелять опоздавшего на перекличку «шпиона" - молдаванина, который заснул от усталости на рабочем месте. Таков отъевшийся повар и его приспешники, костылем отгоняющие заключенных от столовой. Именно они, палачи, нарушили человеческие законы и тем самым исключили себя из человеческого общества.
Уважения заслуживает и бывший капитан второго ранга Буйновский, который "на лагерную работу как на морскую службу смотрит: сказано делать - значит делай". Он не старается увильнуть от общих работ, привык все делать на совесть, а не для показухи. Шухов говорит, что "осунулся крепко за последний месяц, а упряжку тянет". Буйновский не может смириться с произволом караула, поэтому заводит спор с Волковским о статье уголовного кодекса, за что и получил десять суток карцера.. Симпатичен бригадир Тюрин, попавший в лагерь только лишь потому, что его отец был кулак. Для бригады он как отец родной, всегда старается отстоять интересы бригады: получить больше хлеба, выгодную работу. Утром Тюрин дает кому надо чтобы его людей не выгнали на строительство Соцгородка. Слова Ивана Денисовича о том, что "хороший бригадир вторую жизнь даст" полностью подходят для характеристики Тюрина как бригадира. Эти люди, несмотря на все, выживают за счет своего труда. Они бы никогда не смогли избрать для себя путь выживания Фетюкова или Пантелеева. Жалость вызывает Алешка-баптист. Он очень добрый, но очень слабодушный - "им не командует только тот, кто не хочет". Заключение для него - это воля Бога, в своем заключении видит только хорошее, он сам говорит, что "здесь есть время о душе подумать". Но Алешка не может приспособиться у лагерным условиям и, по мнению Ивана Денисовича, долго здесь не протянет. Хваткой, которой не хватает Алешке-баптисту, обладает Гопчик, шестнадцатилетний паренек, хитрый и не упускающий возможности урвать кусок. Он был осужден за то, что носит молоко в лес бендеровцам. В лагере ему прочат большое будущее: "Из Гопчика правильный будет лагерник … меньше как хлеборезом ему судьбы не прочат ".
На особом положении находится в лагере Цезарь Маркович, бывший режиссер, который не успел снять своей первой картины когда попал в лагерь. Он получает с воли посылки, поэтому может себе позволить многое из того, что не могут остальные заключенные: носит новую шапку и другие запрещенные вещи, работает в конторе, избегает общих работ. Хоть Цезарь находится уже довольно долго в этом лагере, его душа все еще в Москве: обсуждает с другими москвичами премьеры в театрах, культурные новости столицы. Он сторонится остальных заключенных, придерживается только Буйновского, вспоминая о существовании других только тогда, когда он нуждается в их помощи. Во многом благодаря своей отрешенности от реального мира, на мой взгляд, и посылкам с воли ему удается выживать в этих условиях. Лично у меня этот человек не вызывает никаких чувств. Он обладает деловой хваткой, знает, кому и сколько надо дать.г) Хронотоп произведения.
Один день лагерной жизни Шухова и неповторимо своеобразен, так как это не условный, не «сборный», не абстрактный день, а вполне определённый, имеющий точные временные координаты, наполненный в том числе и неординарными событиями, и, во-вторых, в высшей степени типичен, ибо состоит из множества эпизодов, деталей, которые характерны для любого из дней лагерного срока Ивана Денисовича: «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три».
Почему один единственный день заключённого оказывается настолько содержательно ёмким? Во-первых, уже в силу внелитературных причин: этому способствует сама природа дня - наиболее универсальной единицы времени. Во-вторых, таков и был изначально замысел А. Солженицына: представить изображённый в рассказе день заключённого квинтэссенцией всего его лагерного опыта, моделью лагерного быта и бытия в целом, средоточием всей эпохи ГУЛАГа. Вспоминая о том, как возник замысел произведения, писатель говорил: «был такой лагерный день, тяжёлая работа, я таскал носилки с напарником, и подумал, как нужно бы описать весь лагерный мир - одним днём»; «достаточно описать один всего день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь».
Так что заблуждается тот, кто считает рассказ А. Солженицына произведением исключительно на «лагерную» тему. Художественно воссозданный в произведении день заключённого разрастается до символа целой эпохи. Автор «Ивана Денисовича», наверное, согласился бы с мнением И. Солоневича - писателя «второй волны» русской эмиграции, - высказанным в книге «Россия в концлагере» (1935): «Ничем существенным лагерь от «воли» не отличается. В лагере если и хуже, чем на воле, то очень уж не на много - конечно, для основных масс лагерников, рабочих и крестьян. Всё, что происходит в лагере, происходит и на воле. И наоборот. Но только в лагере всё это нагляднее, проще, чётче. В лагере основы советской власти представлены с чёткостью алгебраической формулы». Иначе говоря, изображённый в рассказе Солженицына лагерь является уменьшенной копией советского общества, копией, сохраняющей все важнейшие черты и свойства оригинала.
Одним из таких свойств является то, что время природное и время внутрилагерное (и шире - государственное) не синхронизируются, движутся с разной скоростью: дни следуют «своим чередом», а лагерный срок (то есть временной отрезок, определяемый репрессивной властью) почти не движется: «А конца срока в этом лагере ни у кого ещё не было»; «дни в лагере катятся - не оглянешься. А срок сам - ничуть не идёт, не убавляется его вовсе». Не синхронизируются в художественном мире рассказа также время заключённых и время лагерного начальства, то есть время народа и время тех, кто олицетворяет власть: «заключённым часов не положено, время за них знает начальство»; «Никто из зэков никогда в глаза часов не видит, да и к чему они, часы? Зэку только надо знать - скоро ли подъём? до развода сколько? до обеда? до отбоя?».
И спроектирован лагерь таким образом, чтобы выбраться из него было практически невозможно: «всякие ворота всегда внутрь зоны открываются, чтоб, если зэки и толпой изнутри на них напёрли, не могли бы высадить». Те, кто превратили Россию в «архипелаг ГУЛАГ», заинтересованы, чтобы в этом мире ничего не менялось, чтобы время либо вовсе остановилось, либо, по крайней мере, управлялось их волей. Но даже им, казалось бы всевластным и всемогущим, не под силу совладать с вечным движением жизни. Интересен в этом смысле эпизод, в котором Шухов и Буйновский спорят о том, когда солнце находится в зените.
Перцептуальное время героев «Одного дня Ивана Денисовича» по-разному соотнесено со временем историческим - временем тотального государственного насилия. Физически находясь в одном пространственно-временном измерении, они ощущают себя чуть ли не в разных мирах: кругозор Фетюкова ограничен колючей проволокой, а центром мироздания для героя становится лагерная помойка - средоточие главных его жизненных устремлений; бывший кинорежиссёр Цезарь Маркович, избежавший общих работ и регулярно получающий с воли продуктовые посылки, имеет возможность мыслями жить в мире кинообразов, в воссоздаваемой его памятью и воображением художественной реальности фильмов Эйзенштейна. Перцептуальное пространство Ивана Денисовича тоже неизмеримо шире ограждённой колючей проволокой территории. Этот герой соотносит себя не только с реалиями лагерной жизни, не только со своим деревенским и военным прошлым, но и с солнцем, луной, небом, степным простором - то есть с явлениями природного мира, которые несут в себе идею беспредельности мироздания, идею вечности.
Создаваемое А. Солженицыным художественное пространство чаще всего называют «герметичным», «замкнутым», «сжатым», «уплотнённым», «локализованным». Такие оценки встречаются практически в каждой работе, посвящённой «Одному дню Ивана Денисовича». В качестве примера можно процитировать одну из последних по времени статей о произведении Солженицына: «Образ лагеря, самой реальностью заданный как воплощение максимальной пространственной замкнутости и отгороженности от большого мира, осуществляется в рассказе в такой же замкнутой временной структуре одного дня».
Концепция пространственно-временного «герметизма» не учитывает и то обстоятельство, что многие малые, частные, казалось бы замкнутые явления лагерной жизни соотнесены с историческим и метаисторическим временем, с «большим» пространством России и пространством всего мира в целом. У Солженицына стереоскопическое, художественное видение, поэтому создаваемое в его произведениях авторское концептуальное пространство оказывается не плоскостным (тем более горизонтально ограниченным), а объёмным. Уже в «Одном дне Ивана Денисовича» чётко обозначилось тяготение этого художника к созданию даже в границах произведений малой формы, даже в жёстко ограниченном жанровыми рамками хронотопе структурно исчерпывающей и концептуально целостной художественной модели всего мироздания.
Событийный хронотоп «Ивана Денисовича» постоянно соотносится с реальностью. В произведении немало упоминаний о событиях и явлениях, находящихся за пределами воссоздаваемого в рассказе сюжета: о «батьке усатом» и Верховном Совете, о коллективизации и жизни послевоенной колхозной деревни, о Беломорканале и Бухенвальде, о театральной жизни столицы и кинофильмах Эйзенштейна, о событиях международной жизни: «<…> про войну в Корее спорят: оттого де, что китайцы вступились, так будет мировая война или нет» и о прошедшей войне; о курьёзном случае из истории союзнических отношений: «Это перед ялтинским совещанием, в Севастополе. Город - абсолютно голодный, а надо вести американского адмирала показывать. И вот сделали специально магазин, полный продуктов <…>» и т. д.
В рассказе Солженицына такую точку зрения (практически один к одному!) высказывает баптист Алёша, обращаясь к Шухову: «Что тебе воля? На воле твоя последняя вера терниями заглохнет! Ты радуйся, что ты в тюрьме! Здесь тебе есть время о душе подумать!». Иван Денисович, который и сам иногда «не знал, хотел он воли или нет», тоже заботится о сохранении собственной души, но понимает это и формулирует по-своему: «он не был шакал даже после восьми лет общих работ - и чем дальше, тем крепче утверждался». В отличие от набожного Алёшки, который живёт чуть ли не одним «святым духом», полуязычник-полухристианин Шухов выстраивает свою жизнь по двум равноценным для него осям: ««горизонтальной» - бытовой, житейской, физической - и «вертикальной» - бытийственной, внутренней, метафизической». Таким образом, линия сближения этих персонажей имеет вертикальную направленность. Идея же вертикали «связана с движением вверх, которое, по аналогии с пространственным символизмом и моральными понятиями, символически соответствует тенденции к одухотворению». В этой связи представляется неслучайным, что именно Алёшка и Иван Денисович занимают верхние места на вагонке, а Цезарь и Буйновский - нижние: двум последним персонажам ещё только предстоит найти путь, ведущий к духовному восхождению. Основные этапы восхождения человека, оказавшегося в жерновах ГУЛАГа, писатель, основываясь в том числе и на собственном лагерном опыте, чётко обозначил в интервью журналу «Ле Пуэн»: борьба за выживание, постижение смысла жизни, обретение Бога.
Таким образом, замкнутые рамки изображённого в «Одном дне Ивана Денисовича» лагеря определяют движение хронотопа рассказа прежде всего не по горизонтальному, а по вертикальному вектору - то есть не за счёт расширения пространственного поля произведения, а за счёт развёртывания духовно-нравственного содержания.3. Солженицын о значении тюрьмы и лагеря в своей жизни. Солженицын и Шаламов.
«Я знаю точно, что Пастернак был жертвой холодной войны, Вы – ее орудием» (В. Шаламов
Из неотправленного письма А.Солженицыну).
Кроме категорий политической социологии здесь могут оказаться весьма полезными и некоторые категории культурологии, психологии и этики, поскольку деятельность Солженицына представляет собой не только политический, но и культурно-психологический и этический феномен. В связи с этим следует подробнее остановиться на самом явлении двойной игры с властью и со всеми его окружавшими (включая А.Твардовского и В.Шаламова), достаточно редком среди деятелей литературы советского периода, а в воплощении Солженицына – вовсе уникальном. (Имеется в виду не художественная игра средствами искусства, которая занимает у Солженицына относительно скромное место, а его поведенческая игра).
Хотя сам Солженицын в своих книгах отмежевывался от блатного мира и его «романтики» (например, в главе «Социально-близкие» «Архипелага ГУЛАГ», где он повторяет и отчасти утрирует основные положения «Очерков преступного мира» Шаламова), тем не менее, нельзя не заметить и определенной авторской симпатии к этой среде, с которой он имел возможность общаться. Особенно это ощутимо в главе «Зэки как нация» из «Архипелага», где писатель, уже без малейшей тени осуждения, повествует о том же блатном «народе» и его шкале ценностей («жизненном напоре», «изворотливости», «гибкости поведения», «скрытности», «большой энергичности речи зэков», выражая при этом странную – даже при «юмористическом», как он признается, характере этой главы - радость по поводу того, что слова из блатного жаргона входят в повседневную жизнь молодежи, студентов, и «в будущем… может быть, даже составят его (русского языка) украшение».http://shalamov.ru/ research/102/ - n13
«Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если б меня не посадили».http://shalamov.ru/ research/102/ - n19
То есть, тюрьма, а затем лагерь, стали местом, где начал определяться перелом мировоззрения Солженицына, прежде бывшего горячим сторонником идей Октябрьской революции и стоявшего на распространенной точке зрения о извращении этих идей Сталиным (за что, собственно, он и был арестован), и обретение им новой истины, заключавшейся в том, что сама Октябрьская революция была огромной исторической ошибкой - «как и все революции истории», поскольку «они уничтожают только современных им носителей зла (а не разбирая впопыхах - и носителей добра), - само же зло, еще увеличенным, берут с собой в наследство».http://shalamov. ru/research/102/ - n20
Необходимо заметить, что публицистическая установка явственно ощутима в самом первоначальном названии повести («Щ-854» - обезличенный номер заключенного, что вызывает в памяти очерк Г. Успенского «Четверть лошади» и иные подобные вещи), и, очевидно, что А.Твардовский, лично редактировавший повесть, отклонив это название и предложив ставшее классическим «Один день Ивана Денисовича», продемонстрировал здесь заботу не столько о «проходимости» вещи, сколько о ее художественности. В целом, нельзя не отдать должное редакторскому мастерству Твардовского, который приложил все силы к тому, чтобы повесть в итоге стала «отшлифованной» до такой степени, что все читатели (и доныне) признают ее крупнейшим художественным достижением Солженицына.
Вполне естественно, что Шаламов, также предпочитавший в отношениях с властью известную закрытость, поначалу, не подозревая о столь сложных «играх» Солженицына, воспринимал его творчество и его устремления как родственные себе, направленные прежде всего на то, чтобы советское общество никогда не забыло трагических страниц своей истории. Характерно его первое, в основном, комплиментарное письмо, направленное Солженицыну сразу по прочтении «Ивана Денисовича»: «Повесть - как стихи - в ней все совершенно, все целесообразно», «очень умна, очень талантлива», «все достоверно». Но с другой стороны, Шаламов в этом же письме высказывал краткие, но очень резкие, можно сказать - убийственные замечания, ставящие под сомнение ни больше ни меньше, как правдивость повести:
«Около санчасти ходит кот - невероятно для настоящего лагеря - кота давно бы съели»; «Блатарей в вашем лагере нет!... Не таскают к следователю. Не бьют. Хлеб оставляют в матрасе… Ложками едят! Где этот чудный лагерь? Хоть бы с годок там посидеть в свое время».
По этим отзывам Солженицын мог осознать гораз
и т.д.................Наш спор – не церковный о возрасте книг,
Наш спор – не духовный о пользе веры,
Наш спор – о свободе, о праве дышать,
О воле Господней вязать и решать.
В. Шаламов
«Лагерная» тема вновь резко поднимается в ХХ веке. Многие писатели, такие как Шаламов, Солженицын, Синявский, Алешковский, Гинзбур, Домбровский, Владимов свидетельствовали об ужасах лагерей, тюрем, изоляторов. Все они смотрели на происходящее глазами людей, лишенных свободы, выбора, познавших, как уничтожает человека само государство через репрессии, уничтожения, насилие. И только тот, кто прошел через все это, может до конца понять и оценить любое произведение о политическом терроре, концлагерях. Нам же книга приоткрывает лишь занавес, заглянуть за который, к счастью, не дано. Мы можем только сердцем почувствовать правду, как-то по-своему пережить ее.
Наиболее достоверно описывают лагерь Александр Солженицын в своих легендарных произведениях «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ» и Варлам Шаламов в «Колымских рассказах». «Архипелаг ГУЛАГ» и «Колымские рассказы» писались не один год и являются своего рода энциклопедией лагерной жизни.
В своих произведениях оба писателя при описании концлагерей и тюрем добиваются эффекта жизненной убедительности и психологической достоверности, текст наполнен приметами непридуманной реальности. В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» большая часть персонажей – подлинные, взятые из жизни герои, к примеру, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только главный герой рассказа Шухов содержит собирательный образ солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте сам автор, и заключенного Щ-262 Солженицына. «Колымские рассказы» Шаламова тесно связаны с отбыванием ссылки самого писателя на Колыме. Это доказывает и высокая степень детализированности. Автор уделяет внимание страшным подробностям, которые невозможно понять без душевной боли - холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников. В рассказе «Плотники» Шаламов указывает на глухо замкнутое пространство: «густой туман, что в двух шагах не видно было человека», «немногие направления»: больница, вахта, столовая, - которое и для Солженицына является символичным. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» узникам враждебны и опасны открытые участки зоны: каждый заключенный старается как можно быстрее перебежать участки между помещениями, что является полной противоположностью героям русской литературы, традиционно любящим ширь и даль. Описываемое пространство ограничено зоной, стройкой, бараком. Заключенные отгорожены даже от неба: сверху их беспрерывно слепят прожектора, нависая так низко, что будто лишают людей воздуха.
Но все же в произведениях Солженицына и Шаламова лагерь тоже различается, подразделяется по-разному, так как у каждого человека свои взгляды и своя философия на одни и те же вещи.
В лагере Шаламова герои уже перешли грань между жизнью и смертью. Люди вроде бы и проявляют какие-то признаки жизни, но они в сущности уже мертвецы, потому что лишены всяких нравственных принципов, памяти, воли. В этом замкнутом круге, навсегда остановившемся времени, где царят голод, холод, издевательства, человек утрачивает собственное прошлое, забывает имя жены, теряет связь с окружающими. Его душа уже не различает, где правда, где ложь. Исчезает даже всякая человеческая потребность в простом общении. «Мне бы все равно – будут мне лгать или не будут, я был вне правды, вне лжи», - указывает Шаламов в рассказе «Сентенция».
Отношения между людьми и смысл жизни ярко отражены в рассказе «Плотники». Задача строителей заключается в том, чтобы выжить «сегодня» в пятидесятиградусный мороз, а «дальше», чем на два дня, не имело смысла строить планы». Люди были равнодушны друг к другу. «Мороз» добрался до человеческой души, она промерзла, сжалась и, может быть, навсегда останется холодной.
В лагере Солженицына, напротив, сохраняются живые люди, как Иван Денисович, Тюрин, Клевшин, Бухенвальд, которые держат свое внутреннее достоинство и «себя не роняют», не унижаются из-за сигареты, из-за пайка и уж тем более не вылизывают тарелки, не доносят на товарищей ради улучшения собственной участи. В лагерях действуют свои законы: «В лагерях вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать», «Кряхти да гнись. А упрешься – переломишься», «Кто кого сможет, тот того и гложет». Лагерь, по Солженицыну, огромное зло, насилие, но страдание и сострадание способствовало нравственному очищению, а состояние несытости героев приобщает их к более высокому нравственному существованию. Иван Денисович доказывает, что душу нельзя взять в плен, нельзя лишить ее свободы. Формальное освобождение уже не сможет изменить внутренний мир героя, его систему ценностей.
Шаламов, в отличие от Солженицына, подчеркивает разницу между тюрьмой и лагерем. Картина мира перевернута: человек мечтает из лагеря попасть не на свободу, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» идет уточнение: «Тюрьма – это свобода. Это единственное место, где люди не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхают душой».
Творчество и философия двух действительно удивительных писателей приводят к разным выводам о жизни и смерти.
По Солженицыну, в лагерях остается жизнь: сам Шухов уже не представлял свое «существование» на свободе, да и Алешка-баптист рад остаться в лагере, так как там мысли человека приближаются к Богу. За пределами зоны полная преследований жизнь, которая уже «непонятна» Ивану Денисовичу. Осудив бесчеловечную систему, писатель создает подлинного народного героя, сумевшего пройти через все испытания и сохранить лучшие качества русского народа.
В рассказах Шаламова не просто колымские лагеря, отгороженные колючей проволокой, за пределами которых живут свободные люди, но и все, что находится вне зоны, тоже втянуто в бездну насилия, репрессий. Вся страна – это лагерь, где все живущие в нем обречены. Лагерь – это не изолированная часть мира. Это слепок того общества.
Пройдя через все страдания и боли, Солженицын и Шаламов оказались народными героями, которые смогли донести всю истинную картину общества того времени. И их объединяет наличие огромной души, способность творить и созерцать.
С именами этих 2х писателей связано появление в РЛ лагерной темы . В Ноябре 1962 года Шаламов написал письмо Солж-у, в котором высоко оценил рассказ «Один день Ивана Денисовича». Шаламов свой личный лагерный опыт отразил в цикле рассказов «Калымские рассказы». Однако, его произведение не были допущены к печати, по цензурным сообр-ям. Шаламов натуралистично изображал лагерный быт, заостряя вним-е на тех сторонах, которые обходил Солж-н. «Колымские рассказы» показывали чел-ка в исключит-х обстоят-ах, которые обнажали безграничность его отрицательной сущности. Через некоторое время Шаламов осознал разность в подходах в изображении лагерной жизни своего и солженицынского .
1. Отношение к лагерному опыту. Солженицын и Шаламов стоят на диаметрально противоположных позициях. В романе «В круге первом» Солженицын объясняет благотворность тюрьмы, научившейся претворять зло через страдания в добро. Именно тюрьма, считает Солженицын, избавляет сознание от сказок и мифов. Шаламов же полагал, что лагерный опыт превращает человека в животное, в забитое и презренное существо. Смысл лагеря в том и состоит, что он цинично меняет все социальные и моральные знаки на обратные. Другого смысла в лагере для политических нет.
2. Герои лагерной прозы. В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» описываются сутки из жизни заключенного Щ-854, Ивана Денисовича Шухова, крестьянина-колхозника, представителя трудового народа. Солженицын показывает, как его герой сохраняет свое достоинство, как он умеет в адских условиях остаться человеком и сохраняет духовные ценности. У героя есть понятие о гордости и чести и поэтому он не «скатится» до уровня Фетюкова. Для него характерна высокая степень приспособляемости, но она не имеет ничего общего с униженностью и потерей человеческого достоинства. Герой не «стучит», никого не предает, и потому совесть его чиста.
Герои «Колымских рассказов» Шаламова – совершенно обычные люди, которые утратили в лагере свое прошлое и, по сути, мертвецы, потому что лишены всяких нравственных принципов, памяти и воли. Герой Шаламова теряет все, что связывает его с нормальной человеческой средой обитания. И потому у этого писателя появляются понятия «первая жизнь», до лагеря и «вторая жизнь», в лагере. Для человека в лагере, по Шаламову, утрачивается всякая временная перспектива, поскольку он уже не принадлежит своей эпохе. Этот писатель вводит в свои рассказы отдельную касту обитателей лагеря – «блатарей». Шаламов писал: «Именно блатной мир, его правила вносят растление в души всех людей лагеря – и заключенных, и начальников, и зрителей». («Зрители» - врачи, бухгалтеры и т.д.). Для Шаламова главная характеристика лагеря – растление. Расчеловечивание начинается с физических мук. Заключенных автор иронично называет «выпускниками ГУЛАГа»: 1) приучен ненавидеть труд; 2) обучен лести, лганию, мелким и большим подлостям, стал эгоистом; 3) обозлен на всех и вся; 4) винит весь мир, оплакивая свою судьбу; 5) через чур ценит свои страдания, забывая, что свое горе есть у каждого; 6) приучен ненавидеть людей; 7) трус и побоится повторения своей судьбы, боится доносов, боится соседей, боится всего того, чего человек боятся не должен; 8) морально раздавлен, но не замечает, насколько зыбкой стала его нравственность; 9) знает, что от подлости не умирают. Грозная поговорка «Умри ты сегодня, а я – завтра» стала законом его существования.
3. Отношение героев к труду. В «ОДИД» главный герой именно в работе находит смысл существования: она становится спасением от растления личности. Во время работы на стройке Шухов становится свободным в своем ощущении.
Для Шаламова же лагерь был местом, где учили ненавидеть физический труд.
Вывод: В лагерной прозе Солженицына и Шаламова представлено два пути литературного процесса. Известно, что РЛ была не только худ выражением жизни, но и часта брала на себя осмысление социально-исторических процессов, т.е. выполняла функции философии, социологии и учительства. Солженицын вернул литературе право на учительство, и в этом его сходство с Львом Толстым. Солженицыну важно не только описать лагерную жизнь, но и дать возможность читателю осознать истинную реальность. Шаламов же отказался от учительства и поставил перед собой чисто литературную задачу создания новой прозы, основанной на документальном свидетельстве.
5) Изображение русского национального характера в рассказах «Один день Ивана Денисовича» и « Матренин двор». Существование национального мира, по мнению Солженицына, невозможно без "праведника" - человека, обладающего лучшими чертами народного характера. Отсутствие такого человека непременно влечет за собой разрушение вековой культуры русской деревни и духовную гибель нации. Повесть “Один день Ивана Денисовича” - повесть о сопротивлении человеческого духа насилию. Герою дано имя, ставшее олицетворением понятия «русский» - Иван. В сочетании с отчеством имя звучит по-крестьянски уважительно, солидно. В образе Шухова автор подчеркн. корневое крестьянское начало. Героя отлич-ет смекалка, умение выживать в дюбых усл-ях. В хар-ре Ш. нет активной, волевой составляющей. «Кряхти, да гнись, а упрешься – переломишься». В нем есть достоинство, уважение к хлебу, уважительное отношение к вере. Эти кач-ва выз-ют уважение окруж-щих к нему. Это внутренняя сущность русского крестьянина - человека глубинной народной породы. Иван Денисович стремится к выживанию духовному через все лишения лагеря. Шухов не один: с ним в этой борьбе побеждают кавторанг, каторжанин Х-123, Алешка-баптист, Сенька Клевшин, бригадир Тюрин. Они не из тех, кто “подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать”. Лагерь угнетает, но в Шухове, не смотря ни на что, сохраняется народный дух трудолюбия. Показательна в этом смысле сцена трудового энтузиазма заключенных в эпизоде кладки стены. Трудовой порыв зэков – момент истины, когда сквозь трагические обст-ва прорывается генетически заложенное в ч-ке уважение к хорошо сделанной работе и умение трудиться радостно. Дух-ное спасение – труд. Критика давала такие определения хар-ру Шухова – «национальный», «патриархальный». Есть у Ивана Денисовича еще одна характерная национальная черта – запасливость и бережливость. Найдя кусок ножовки, он прячет его, надеясь сделать себе нож. Лагерь показывает нам расточительство народных сил. Все заключенные вырваны из самой глубины русской народной жизни. Абсурдному духу лагеря может противостоять только здоровый народный инстинкт самосохранения, врожденная нравственность. Старик Ю-81, Х-123 и Цезарь стоят особняком в системе образов. О Ю-81 говорится, что он «по лагерям и тюрьмам сидит несчетно», но, тем не менее «из всех пригорбленных лагерных спин его спина отмечена была прямизною». Х-123, «двадцатилетник», тот,что спорит с Цезарем, отвергая фильм Эйзенштейна «Иван Грозный» говорит, что «гнуснейшая политич-я идея – оправдание единоличной тирании». Шухов чувствует, что они не как все. Их терпение – не притерпелость. Убиваемые ГУЛАГом, они все равно держат себя над ним, ибо не покорились его гнету, не приняли его законов. «Матренин двор». Матрена Васильевна - тот самый праведник, который является воплощением духовного начала в национальном характере. Она олицетворяет лучшие качества русского народа, то, на чем держится патриархальный уклад деревни. Все, что существовало в доме Матрены (коза, колченогая кошка, фикусы, тараканы), было частью ее небольшой семьи. Уважительное отношение героини ко всему живому происходит от восприятия человека частью природы, частью огромного мира, что тоже характерно для русского национального характера. Матрёна у Солженицына - воплощение идеала русской крестьянки. Её облик подобен иконе, жизнь - житию святой. Она - праведница. Но односельчане не ведают о её утаённой святости, считают ее неумной, хотя именно она хранит высшие черты русской духовности. Матрена прожила для других (колхоз, деревенские бабы, Фаддей). Однако ни бескорыстие, ни доброта, ни трудолюбие, ни терпение Матрены не находят отклика в душах людей. Сформировавшиеся под влиянием социально-исторических катаклизмов бесчеловечные законы современной цивилизации, разрушив нравственные устои патриархального общества, создали новое, искаженное понятие о морали, в котором нет места ни душевной щедрости, ни сопереживанию, ни элементарному сочувствию.
В самые тяжелые минуты своей жизни она обращается к Господу. Трагедия Матрены в том, что в ее характере полностью отсутствовало практическое восприятие мира (за всю жизнь она так и не смогла обзавестись хозяйством, а когда-то добротно построенный дом обветшал и постарел). Эта грань русского народного характера, необходимая для существования нации, воплотилась в образе Фаддея. Его практичность под влиянием различных социально-исторических обстоятельств (война, революция, коллективизация) трансформируется в абсолютный прагматизм, гибельный как для самого человека, так и для окружающих его людей. Желание Фаддея завладеть домом перечеркивает последние остатки нравственности в его душе. Растаскивая дом Матрены на бревна, герой не задумывается о том, что лишает ее крова. В результате это является причиной гибели героини. Смыслом жизни героя становится гиперболизированная жажда наживы, обогащения, ведущая к полной моральной деградации героя. Фаддей даже на похоронах Матрены "только ненадолго приходил постоять у гробов", потому что был озабочен спасением "горницы от огня и от козней Матрениных сестер". Но самым страшным является то, что Фаддей "был в деревне такой не один". Односельчане Матрены, озабоченные мелкими бытовыми проблемами, не смогли увидеть за внешней неказистостью духовную красоту героини. Умерла Матрена, и уже ее дом и имущество растаскивают чужие люди, не понимая, что вместе с уходом Матрены из жизни уходит что-то более важное, не поддающееся дележу и примитивной житейской оценке.
Исчезновение русского народного характера как основы патриархального типа цивилизации, по мнению автора, ведет к разрушению деревенской культуры, без которой "не стоит село" и невозможно существование людей как нации, как духовного единства. (Отсылка к первоначальному названию «Не стоит село без праведника».
6)Лагерная тема в рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» описываются сутки из жизни заключенного Щ-854, Ивана Денисовича Шухова, крестьянина-колхозника, представителя трудового народа. Для него характерна высокая степень приспособляемости, но она не имеет ничего общего с униженностью и потерей человеческого достоинства. Герой не «стучит», никого не предает, и потому совесть его чиста. Солженицын вернул литературе право на учительство, и в этом его сходство с Львом Толстым. Солженицыну важно не только описать лагерную жизнь, но и дать возможность читателю осознать истинную реальность. Уже с первых двух фраз мы окунаемся в тяжелую жизнь заключенных: день лагерников начинается в пять часов утра, спят они в ледяном помещении. И сразу же мы узнаем о волчьих законах, которые позволяют выжить в этих нечеловеческих условиях, законах унизительных: «богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку», «пробежать по каптеркам, где кому надо услужить, подмести или поднести что-нибудь». Кормят заключенных плохо, только чтобы не умерли с голоду. Прием пищи для лагерников – процесс очень важный. Тут хоть «крыша гори – спешить не надо». Потрясает до глубины души сцена, когда Шухов ест свою жалкую порцию хлеба, смакуя ее. Жизнь лагеря, воссозданная Солженицыным в этом рассказе, организована таким образом, чтобы подавить человеческую индивидуальность. Неслучайно первоначальное авторское название произведения – «Щ-854» - отсылало читателя к роману Е.И Замятина «Мы», где граждане единого тоталитарного государства не имели имен, а обозначались обезличивающими их номерами. Но лагерники, несмотря на все усилия начальников, остаются людьми. Они не только не превращаются в послушные «винтики» жестокого государственного аппарата, но даже оказываются способными на скрытые формы сопротивления. Вспомним, как Иван Денисович выливает зимой на дорожку, по которой ходит начальство, воду или таинственные убийства предателей – «стукачей». Сам герой рассказа, Иван Денисович, живя в страшных лагерных условиях, не озлобился, не ожесточился душой. Но лагерная жизнь все-таки накладывает свой ужасный отпечаток. Людей доводят здесь до такого состояния, что все их интересы сводятся к минимуму: к мыслям о том, как бы более или менее сытно поесть. Вот и бежит несчастный Шухов в посылочную, дабы занять место для богатого Цезаря. А вдруг и ему, Шухову, что-нибудь перепадет! Шухов чувствует себя счастливым, по-настоящему счастливым человеком, когда ему достается лишняя порция овсянки. Поняв, что сейчас ему предложат вторую порцию, он спешит съесть свою кашу. Иван Денисович Шухов был осужден на десять лет по сфабрикованному делу: его обвинили в том, что он вернулся из плена с секретным немецким заданием, а каким именно - придумать так и не смогли. По сути, Шухов разделил судьбу миллионов других людей, воевавших за Родину, и по окончании войны из пленников немецких лагерей перекочевавших в разряд «врагов народа». Личные человеческие качества Шухова вызывают уважение: несмотря на все условия, он сумел сохранить в своей душе доброту, не обозлился, не потерял человечности. Другой тип людей - «шакалов», как Фетюков, бывшего высокого начальника привыкшего командовать, который не брезгует даже доставать окурки из плевательницы, вылизывает тарелки, смотрит человеку в рот в ожидании того, что ему что-нибудь оставят. В лагере ненавидят таких людей. Заслуживает уважения и бывший капитан второго ранга Буйновский, который привык все делать на совесть, не старается увильнуть от общих работ, «на лагерную работу как на морскую службу смотрит: сказано делать - значит делай». Вызывает симпатию и бригадир Тюрин, попавший в лагерь только лишь потому, что его отец был кулак. Он всегда старается отстоять интересы бригады: получить больше хлеба, выгодную работу. Алешка-баптист вызывает жалость. Этот человек очень добрый, но слабодушный, поэтому «им не командует только тот, кто не хочет».Алешка не может приспособиться к лагерным условиям, и Иван Денисович считает, долго он здесь не протянет. На особом положении находится в лагере Цезарь Маркович, бывший режиссер. Он получает с воли посылки, может себе позволить многое из того, что не могут остальные заключенные: носит новую шапку и другие запрещенные вещи. Бывший режиссер работает в конторе, избегает общих работ. Он сторонится остальных заключенных, общается только с Буйновским. Цезарь Маркович обладает деловой хваткой, знает, кому и сколько надо дать. Рассказ Солженицына написан языком простого лагерного заключенного, именно поэтому используется очень много жаргонных, «блатных» слов и выражений. «Шмон», «стучать куму», «шестерка» и т.д. - привычная лексика в лагере. С помощью употр-я подобных слов достигается достоверность передачи общей атмосферы лагеря и происходящего. Старик Ю-81, Х-123 и Цезарь стоят особняком в системе образов. О Ю-81 говорится, что он «по лагерям и тюрьмам сидит несчетно», но, тем не менее «из всех пригорбленных лагерных спин его спина отмечена была прямизною». Х-123, «двадцатилетник», тот,что спорит с Цезарем, отвергая фильм Эйзенштейна «Иван Грозный» говорит, что «гнуснейшая политич-я идея – оправдание единоличной тирании». Шухов чувствует, что они не как все. Их терпение – не притерпелость. Убиваемые ГУЛАГом, они все равно держат себя над ним, ибо не покорились его гнету, не приняли его законов.
7)Публицистические произведения Солженицына «Нобелевские дни», «Бодался теленок с дубом» и др. Солженицын сказал, что он публицист поневоле: «Я ею (публицистикой) занимаюсь поневоле. Если бы я имел возможность обращаться к соотечественникам по радио - я бы читал свои книги, ибо в моей публицистике и в моих интервью я не могу выразить и одной сотой части того, что есть в моих книгах». Два тома публицистики - в известном собрании сочинений парижского издательства Н.А. Струве - разделены на основе хронологии на две части: «В Советском Союзе» (1969-1974 гг.) и «На Западе» (1974-1980 гг.). Это очень многомерное осмысление изменчивого мира, целая серия позиций, даже портретов писателя в разгар холодной войны. Публицистика эта вызвала множество агрессивных нападок, иронии в его адрес, то и дело «захлёстывающих» и прозу. Солженицын стремится осмыслить «категории национальной жизни».Об этом такие статьи, как «На возврате дыхания и сознания» (1973 г.), «Раскаяние и самоограничение» (1973 г.), «Образованщина» (1974 г.), «Жить не по лжи» (1974 г.), «Наши плюралисты» (1982 г.) и т.д. В статье «Раскаяние и самоограничение» (1973 г.)он ставит вопрос: возможно ли говорить о раскаянии наций, можно ли это чувство отдельного человека перенести на нацию? Возможно ли говорить о грехе, который совершила целая нация? Конечно, никогда не бывает, чтобы все члены данной нации совершили какое-то преступление, или проступок, или грех. А с другой стороны, в каком-то смысле, в памяти истории, в человеческой памяти и в национальной памяти, именно так запечатлевается. А.И. Солженицын говорил (думал), что в памяти бывших колониальных народов осталось общее впечатление, что их бывшие колонизаторы виновны перед ними - целиком, как нации, хотя не каждый был колонизатором. Можно было наблюдать в одной из частей Германии волну раскаяния за события Второй мировой войны. Он так же рассматривает в статье историю русского раскаяния. Направление сборника в том, что, говоря о грехах, о преступлениях, люди никогда не должны отделять сами себя от этого. Они должны в первую очередь искать свою вину, свою долю участия в этом. И он ставит вопрос: как понять - революция была следствием нравственной порчи народа, или наоборот: нравственная порча народа - следствие революции? В чём была роль русских в 1917 году: в том ли, что они принесли миру коммунизм, первые приняли его на свои плечи? Недостаток Демократического движения в Советском Союзе был как раз, в том, что это движение разоблачило пороки социального строя, но не раскаивалось в грехах собственных и интеллигенции вообще. Но кто же держал этот режим - разве только танки и армия, а разве не советская интеллигенция? Больше-то всего и держала его советская интеллигенция. А.И. Солженицын призывает всех - если ошибиться в раскаянии, то лучше признать за собой вину. Он считает, что все межнациональные проблемы мира не могут быть разрешены чисто политически; решать их надо начинать с нравственности, а нравственность в отношениях между нациями - это раскаяние и признание своей вины. «Жить не по лжи» - публ-ское эссе, обращённое к советской интеллигенции. Было написано 12 февраля 1974 года как ответ на организованную властями кампанию травли, которой была встречена публикация книги Архипелаг ГУЛаг. 18 февраля 1974 года эссе было опубликовано в газете Daily Express (Лондон), а в СССР распространялось через самиздат. Солженицын в данной работе говорил о том, что мы слишком трусливы, чтобы выйти на улицы и бастовать по примеру Запада. Что нам чужда мысль о том, что «станки будут пустовать». Что мы попросту боимся «оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской прописки». Солженицын предлагал наиболее доступный, по его мнению, способ борьбы с режимом: «Самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё покрыла, всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!». Проблемы: 1) трусости перед властью; 2) псевдо свобода слова; 3) навязывание идеологии. В этом эссе он призывал каждого поступать так, чтобы из-под его пера не вышло ни единой фразы, «искривляющей правду», не высказывать подобной фразы ни устно, ни письменно, не цитировать ни единой мысли, которую он искренне не разделяет, не участвовать в политических акциях, которые не отвечают его желанию, не голосовать за тех, кто не достоин быть избранным. «Бодался телёнок с дубом (Очерки литературной жизни)» - автобиографическое произведение Александра Солженицына. В очерках описываются события с середины 1950-х по 1974 год включительно (высылка автора из СССР и начало жизни за границей). Значительную часть очерков занимает описание литературных встреч и событий, связанных с журналом «Новый мир» (в частности, подробно описана история публикации рассказа «Один день Ивана Денисовича») и его главным редактором А.Т. Твардовским. Смысл названия. Это первая половина русской пословицы "Бодался теленок с дубом, да рога запропастил". Солженицын отдает себя под защиту народной мудрости, но лукаво недоговаривает, оставляя "мораль" невысказанной. На самом деле, бодаясь с дубом, маленький теленок скорее отращивает рога.Эта книга, как и все солженицынское творчество, стоит под знаком русской пословицы и народного лукавства или народной же оглядчивости.
8) Проблема праведничества в рассказе Солженицына «Матренин двор». Авторское название - «Не стоит село без праведника», было изменено по требованию редакции во избежание цензурных препятствий. Рассказ основан на подлинных событиях. Героиню рассказа в реальности звали Матрёной Васильевной Захаровой (1896-1957). События происходили в деревнеМильцево (в рассказе Тальново). Род л-ры: эпический. Жанр: рассказ. Особенности жанра: деревенская проза, бы-тоописательный, нравственно-психологический, социально-политический, автобиогра-фический рассказ. Основная тема: тема праведничества русского человека. центре расскза - вечное противостояние добра и зла, проблема совести и русского национального характера. Писатель не дает подробного, конкретного портретного описания героини. Подчеркивается лишь одна портретная деталь – «лучезарная», «добрая», «изви-няющаяся» улыбка Матрены. Автор с симпатией относится к Матрене. Живет Матрена в темноватой избе с большой русской печью. Это как бы продолжение ее самой, частичка ее жизни. Матренин двор (колченогая кошка, фикусы, тараканы под обоями) – некий остров посреди океана лжи, который хранит сокровища народного духа. Автор пишет: «у нее было верное средство вернуть себе доброе расположение духа – работа». За четверть века в колхозе наломала спину себе она изрядно: копала, сажала, таскала огромные мешки и бревна. И все это – «не за деньги, за палочки трудодней в замусоленной книжке учетчика». Тем не менее, пенсии ей не полагалось, потому что работала не на заводе – в колхозе. И на старости лет Матрена не знала отдыха: то хваталась за лопату, то уходила с мешками на болото накосить травы для своей грязно-белой козы, то отправлялась с другими бабами воровать тайком от колхоза торф для зимней растопки. Зла на колхоз Матрена не держала. Более того – по первому же указу шла помогать колхозу. любой дальней родственнице или соседке не отказывала в помощи. Сестры, золовка, приемная дочь Кира, единственная в деревне подруга, Фаддей – вот те, кто был наиболее близок Матрене. Родные почти не появлялись в ее доме, опасаясь, по-видимому, что Матрена будет просить у них помощи. Все хором осуждали Матрену. Что смешная она и глупая, на других бесплатно работающая. Нещадно пользовались все окружающие Матрениной добротой, простодушием и бескорыстием. Неуютно и холодно Матрене в родном государстве. Она одинока внутри большого общества и, что самое страшное, – внутри малого – своей деревни, родных, друзей. Значит, неладно то общество, система которого подавляет лучших. Вот об этом – о ложных нравственных основаниях общества – бьет тревогу автор рассказа. Трактовка понятия праведности неотделима от православного мировосприятия автора. О погибшей на переезде, помогая другим, изуродованной до неузнаваемости Матрене соседка говорит, перекрестившись: «Ручку –то правую оставил ей Господь. Там будет Богу молиться…»Бытовая деталь имеет здесь религиозно-символическое толкование. Рассказ завершает народная мудрость, которая становится основой для оценки героини: «…она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село».С.в рассказе поднял тему умирающей страны, потому что люди рубят сук на котором сидят: изводят праведников, живут не по божьему закону, а по закону корысти. Но если мы живем в своей стране и знаем, что на праведниках земля держится, то жизнь Матрены дает всем урок.
