Влияние западной культуры на российскую в условиях глобализации.
Глобализация -- процесс всемирной экономической, политической и культурной интеграции и унификации.
Проблема социокультурной совместимости России и Запада воспринимается нашими соотечественниками как значимая и актуальная. Причем взгляды респондентов на то, как отражается на российском обществе взаимодействие с Западом в тех или иных областях, пользу или вред оно приносит нашей стране, как правило, тесно связаны с их ценностными установками и политическими ориентациями, а их высказывания по этим вопросам обычно эмоционально окрашены.
Последнее десятилетие отмечено небывало интенсивным присутствием Запада в повседневной жизни рядового россиянина. Поэтому суждения граждан сегодня в гораздо большей мере основаны на их собственном опыте, нежели в начале 90-х годов.
Одной из наиболее отчетливо просматривающихся тенденций в отношении российских граждан к присутствию Запада в их повседневной жизни сейчас, безусловно, является рост "потребительского патриотизма" - по крайней мере, вербального. Многие выражают недовольство засильем "импорта" на российском рынке и в особенности - агрессивной рекламой этих товаров. Причем беспокоит их не только то, что такая ситуация пагубно сказывается на развитии отечественного производства; часто высказывается и мнение о том, что импортные товары в большинстве случаев значительно хуже российских, а значит, их присутствие (тем более - доминирование) на рынке наносит прямой вред потребителю. Чаще всего подобные высказывания относятся к положению дел на рынке продуктов питания:
Запад навязывает нам свои продукты питания, а это - одна химия
Проинтервьюированные эксперты, в целом несколько благосклоннее относятся к обилию импортных товаров на российском рынке. Некоторые из них вообще не видят тут какой бы то ни было проблемы и полагают, что соревнование с иностранными конкурентами идет отечественному производителю исключительно на пользу:
"Это огромный стимул для нашего развития... Конечно, много барахла всякого, но есть и хорошие вещи. Вот уже посмотреть и захотеть такое сделать - это развивает соревновательность. Я в высшей степени положительно к этому отношусь.
"Я нормально отношусь, потому что люди должны выбирать сами. У них должен быть всегда выбор. И, ради Бога, если это будет невыгодно, если это не будет продаваться, куда они денутся? Уйдут с рынка. Ведь постепенно наш рынок наполняется отечественными товарами... Это стимул для совершенствования своего продукта, для снижения его себестоимости, повышения конкурентоспособности и так далее. Другого пути на рынке нет" .
Подавляющее большинство экспертов, однако, отмечают и оборотную сторону: низкое качество многих импортных товаров и подавление отечественного производителя. Поэтому представители региональных элит почти единодушно высказываются за всемерное государственное покровительство российским производителям. Но никто из них не считает нужным довести дело до полного закрытия российского потребительского рынка. Даже самый, кажется, непримиримый противник экономической и культурной экспансии Запада, оценивающий ее в самых резких выражениях, всемерно обличающий западную "бездуховность" , полагающий, что "чужую идеологию "целенаправленно " навязывают" России и сочувственно цитирующий М.Ножкина ("Чужую жизнь нам одевают, как хомут"), соглашается:
"Мерседесы", например, сегодня покупают богатенькие - ну и пусть они покупают себе. Можно еще пошлину поднять, чтобы они еще дороже были... То же самое по товарам народного потребления: кто хочет итальянские башмаки носить за три тысячи - пусть носит, но рядом должны быть наши российские башмаки за 500, за 600 рублей, которые, значит, уже сегодня готовы производить"
Сегодня на подавляющем большинстве российских рынков мы видим одно лишь иностранное. Дед Мороз подменяется Санта-Клаусом, русский квас -- кока-колой, пирожки -- гамбургерами, простокваша -- йогуртом и так далее. С легкостью можно встретить маечку с крупными надписями SEX и LOVE на груди -- и это для девочек 7-10 лет! Зачем им это?!Даже на российские товары, которые с успехом производятся в РФ, производители помещают брэнды и лейблы (опять нерусские слова!), тяготеющие к зарубежным аналогиям.
Засилье зарубежной культуры заметно невооруженным глазом во всех сферах отечественной общественной жизни. На прилавках музыкальных магазинов вместо классики, в которой русскоязычные композиторы особенно сильны, огромное место занимают произведения зарубежной «попсы» или «металла», содержание которых не только малопонятно для русского слушателя, но часто и значительно хуже по качеству нормальных русских песен.
К сожалению, именно молодежь и дети, являясь основными потребителями популярной музыки, и к тому же обладая интеллектом, который более подвержен влияниям извне, навсегда впитывают иностранную музыкальную культуру, которая может быть не только хорошей, но и плохой.
Но, конечно, самое большое негативное влияние на российских детей оказывает такая массовая коммуникация, как телевидение. На миллионные аудитории выливаются потоки мультфильмов и передач, в которых буквально на каждом шагу -- насилие и деньги, идеи культа силы и богатства.
Язык -- основа любой культуры. И когда культура изменяет вектор своего естественного развития, именно с языка начинаются всевозможные метамарфозы. Наблюдая за русским языком последние 25 лет, можно заметить, как сильно он изменился. До конца восьмидесятых, XX столетия язык совершенствовался, благодаря научному подходу, благодаря науке вообще. Ведь новые слова и термины рождаются из открытий и изобретений. В качестве основы брались слова из мёртвых языков, таких, как например, латынь. Теперь же, насыщаясь импортными словами и выражениями живых языков, русский язык деградирует. Глобализация в известной мере воспроизводит во всемирном масштабе негативные стороны рыночного хозяйствования, которые в целом удалось обуздать странам Запада путем построения «социального государства». Ныне в мировой экономике господствуют финансово-олигархические силы, выносящие на глобальный уровень самые грубые формы индивидуального и группового эгоизма. Глобализация становится средством сосредоточения богатства и власти в руках отдельных людей и группировок. Приведем факты. Трое богатейших людей Земли имеют богатства, превышающие богатства 47 бедных стран мира, 475 богатейших лиц контролируют богатства, превышающие достояние половины всего человечества. Соотношение между богатой одной пятой частью мирового населения и одной пятой беднейшего населения Земли достигло 1:75
глобализация интеграция социокультурный совместимость
КАК ВЫ ПОЛАГАЕТЕ, ПОД ВЛИЯНИЕМ ЗАПАДНОЙ КУЛЬТУРЫ ЛЮДИ В РОССИИ СТАНОВЯТСЯ В ЦЕЛОМ ЛУЧШЕ, ХУЖЕ ИЛИ ИЗМЕНЕНИЯ, ПРОИСХОДЯЩИЕ С ЛЮДЬМИ, НЕ СВЯЗАНЫ С ВЛИЯНИЕМ ЗАПАДА?
ВОПРОС: ПОГОВОРИМ О ЗАПАДНОЙ КУЛЬТУРЕ, СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ - ОБ ИХ ВЛИЯНИИ НА РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО. КАК ВЫ ПОЛАГАЕТЕ, ВЛИЯНИЕ ЗАПАДНОЙ КУЛЬТУРЫ, СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ НА РОССИЮ В ЦЕЛОМ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ИЛИ ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ?
Что мы знаем о российской уличной моде? По сути, Россия легитимизировала стритвер и сделала его новой нормой повседневности для всех. Те, кто вырос на окраине Москвы, не раз видели парней в тренировочных штанах, которые занимаются вещами, даже отдаленно не напоминающими спортивные активности.
Разумеется, пресловутые треники и спортивные куртки были частью повседневного образа жителей окраин во всех уголках мира, но именно в России 90-х они стали символом новообретенной свободы и практически предметом культа. Костюмы adidas из Австрии были заграничной новинкой: в них ходили на прогулки, на работу и на вечеринки. Когда дефицитные времена прошли, российская мода обратилась к Западу, и постепенно увлечение «спортивками» и другими приметами стиля времен девальвации рубля прошло и сохранилось на окраинах - в руках, как бы мы сказали, люмпенизированных слоев общества.
Уличная мода в России (в общем-то, как и подиумная) имела под собой западную основу и обычно шла вкупе с молодежной субкультурной приставкой. MTV и американский хип-хоп ворвались в повседневную жизнь постсоветского подростка вместе с такими группами, как «Bad Balance», «Мальчишник» и ДеЦл, и молодежные предпочтения в одежде начали выстраиваться в соответствии с этим. Уже к концу нулевых расслабленный хип-хоп-стиль, скейтерская субкультура, кроссовки и athleisure как часть повседневного образа прижились и стали нормой. Но как таковых брендов уличной одежды с пометкой Made in Russia тогда не существовало (за исключением Gosha Rubchinskiy).
К концу нулевых хип-хоп-стиль, скейтерская субкультура, кроссовки и athleisure стали частью повседневного образа
Мода из панелек
Волна появления российского стритвера пришлась на последние шесть лет, то есть аккурат на период путинской стабильности. Либеральные СМИ обычно описывают этот феномен так: стабильность экономики за счет резервов, советские идеалы, но очищенные от революционных идей, державность и новая национальная идея, которая противопоставляет России Запад. Молодое поколение, рожденное в 90-х и выросшее в путинской России, как будто разделилось на два лагеря: симпатизирующие и вместе с родителями довольные сытостью и мирным временем, а с другой стороны - пессимистично рефлексирующие и оппозиционно настроенные.
Тем не менее постсоветским миллениалам, которые не видели на посту президента никого, кроме Путина, хватает образования и кругозора, для того чтобы проанализировать ситуацию с критической точки зрения. Эта молодежь выходила на митинги в надежде на перемены и впоследствии разуверилась в их возможности после процесса над узниками 6 мая и очередными выборами с заранее известным результатом.
Отсутствие перспектив и стагнация привели к тому, что молодые люди и девушки сосредоточились на себе, на России их прошлого и стали ностальгировать. Многих это состояние вдохновило на создание аутентичного стритвера, который быстро стал невероятно популярным на Западе в силу своей диковатой экзотичности. Новые российские бренды не пытаются повторять одежду Supreme или Palace на свой манер, а, наоборот, делают упор на «русскость», педалируя тему постсоветских реалий и ностальгии.
Русская хтонь из тех самых панелек, о которых читает рэпер Хаски на фоне многоэтажек в Чертаново, стала лейтмотивом для коллекций таких брендов, как «Спутник 1985» . Марка привлекла к себе внимание принтами из 90-х - с Ельциным, Белым домом, глубоко политизированными группами «Гражданская оборона» и «Напрасная юность». Сейчас бренд занимается актуальным стритвером с принтами и надписями, такими как «Дети проходных дворов». Судя по тому, что вокруг «Спутника 1985» собрался свой фанклуб, эти вещи действительно находят отклик у аудитории 20-летних.
Новые российские бренды не пытаются повторять одежду Supreme или Palace на свой манер, а, наоборот, делают упор на «русскость»
Тема российской действительности прослеживается и у бренда «Волчок» , который вдохновляется андеграундом и несет этот посыл посредством принтов и слоганов. Основатель бренда Василий Волчок объясняет это тем, что «Волчок» - это скорее социальная платформа для молодых, нежели одежда:
«Мы пока не делаем суперсложные в плане дизайна вещи, акцент скорее на содержании - каждая коллекция несет какую-то идею, высказывание, поэтому мы делаем упор на атмосферные презентации и съемки. В последней коллекции, например, затронули тему объединения разных культур, какие-то вещи и принты вдохновлены sci-fi, что-то есть и от рейв-культуры. Эти темы, по сути, витали в воздухе, а мы их объединили в рамках одного концепта. Целенаправленно в политику мы не лезем, нам ближе искусство, культура. Просто иногда какие-то культурные явления ассоциируются с оппозицией. Например, рейв-культура, которую не воспринимает наше государство, очень близка бренду».«Спутник 1985» и «Волчок», первые и наиболее успешные, открыли дорогу другим молодым брендам с лаконичными русскими названиями «Пыль», «Подполье» , «Горе» - и все с теми же темами: потерянность молодого поколения, «трудный возраст», романтическая русская поэзия, которой научили в школе, попытка переосмыслить пейзаж за окном и переработать исторический опыт по-своему.
Свитшот как поле для дискуссий
Те, кто поддерживает путинскую стабильность, все чаще противопоставляют спокойствию перестроечные времена и далеко не стабильные 90-е. Для взрослого поколения это было дикое время, для их детей оно связано с детством, кинематографом Соловьева и возможностью свободы. Так, Оля Шаповалова, одна из основательниц феминистского бренда стритвера Narvskaya Dostava , говорит так: «Для одних путинское время - это период стабильности, но для нас это скорее стагнация и деградация. Наш бренд появился, когда мы осознали бесполезность маршей и митингов, где собираются лишь знакомые. Поэтому заявить о волнующих нас проблемах мы решили через одежду и масс-маркет. Российской уличной модой сейчас занимаются в основном ребята, рожденные еще в Советском Союзе, но их детство пришлось на разруху 90-х. Путинская стабильная бездуховность пришла как-то сама собой, но без какой-либо идеи. Именно поэтому связь с советской действительностью, перестроечное кино и новые художники, чьи идеи сейчас актуальны как никогда, вызвали у нашего поколения ностальгию и желание переработать данную тему».
Для одних путинское время - это период стабильности, но для нас это скорее стагнация и деградация
Искусство прошлого ради критики политической системы настоящего перерабатывает бренд T3CM - марка, которая примелькалась в интернет-пространстве бомберами, имитирующими полицейскую форму, только вместо нашивок «полиция» дизайнеры поместили на них слово «утопия». Одежда T3CM инспирирована творчеством словенской арт-группы NSK и советским фильмом «Тень», из которого взята ключевая фраза коллекции «Тень, знай свое место». «Это неочевидное сочетание дает мне необходимый набор образов, через которые я описываю свое впечатление от современной российской действительности. Фильм "Тень" 1971 года знают все в России. По крайней мере поколение 30-летних. В нем играют все известные российские актеры того времени, поэтому в качестве референса он обладает необходимым потенциалом. В этом нет рефлексии. Он мне нужен, чтобы создать собственную антиутопию, которая иллюстрировала бы мое восприятие современной российской реальности. В ней персонаж Тень (актер Олег Даль) - это тоталитарный образ всевидящего и всеконтролирующего правителя, который смотрит на каждого из телевизора с единственным каналом, транслирующим только этот образ. Зритель и шоу меняются ролями. Телевизор смотрит на зрителя и оценивает его. Это ощущение можно трактовать в оруэлловском ключе, а можно в контексте теории искусства, где картина смотрит на зрителя в той же степени, что и зритель на нее. Тоталитаризм во все времена был построен по одним и тем же визуальным клише. Параллели можно найти в образной эстетике СССР, Северной Кореи, Китайской Народной Республики, нацистской Германии, Кубы и т. д. География различная - клише одни и те же», - объясняет создатель бренда.
Бренд Crime x Punishment уже успел наделать много шума в интернете. В интервью Highsnobiety основатели марки рассказали, что отшили часть первой коллекции «Цел и Невредим» в российских тюрьмах не только из-за хайп-фактора (романтизация тюремного фольклора, татуировок
и т. д.), но и в силу желания помочь заключенным заработать (хотя, если верить письму Толоконниковой, едва ли это можно назвать зарплатой). Сейчас бренд разрабатывает новую коллекцию уже с прямыми отсылками к власти: «Само название "Преступление и Наказание" в контексте нашего времени уже несет определенный идеологический посыл, и трактовать его можно очень по-разному. Лично для меня это злая ирония по поводу абсурдности всего происходящего вокруг. Наш бренд появился как отражение того, что происходит вокруг. Мы сочетаем современную эстетику lo-fi, классическую русскую культуру и хаос, что царит вокруг и льется из медиапространства. Сова
с логотипа МВД, нашивки, обыгрывающие униформу русских силовых структур. В новой коллекции надписи выполнены шрифтом ФСБ, а в графике использованы глаза Путина. Все это неочевидно для невнимательного наблюдателя, да мы и не стремимся говорить об этом».
При чем здесь вообще мода
В эпоху стабильности появилось даже слишком много брендов уличной одежды, которые сосредоточены на одной и той же теме - противопоставлении себя системе, мейнстримовой моде и уходе в андеграунд. Это говорит о том, что у страны есть здоровый креативный потенциал, который пытается себя выразить в ограниченных производственных условиях, а не об избыточности уличной моды в России. Наша индустрия все еще ограничена в ресурсах: ткани стоят дорого, фабрик недостаточно, а сверху помогают редко да и не всем.
Даже по словам самих дизайнеров, самоцель российского стритвера - не создать вещь сложного дизайна, а скорее сделать что-то, что будет нести символическую ценность или некое высказывание, которое будет считываться сверстниками. Главное -обозначить послание, чтобы затронуть струны русской души, то, чем впервые привлек к себе внимание Гоша Рубчинский со своей первой коллекцией «Империя зла». Ведь именно поэтому его вещи пользуются популярностью на Западе, где российская эстетика - это нечто экзотическое, что несет в себе привкус тревоги и тоталитаризма. О тех же Crime x Punishment, Narvskaya Dostava и T3СM уже написали все - от Calvert Journal до Vogue.
И не стоит винить ни дизайнеров, ни молодежь в том, что они не хотят поступать в дизайнерские школы и делать красивую одежду или носить ее. Здесь все дело в духе времени, когда просто платье перестало отвечать запросам подростков, а политизированность одежды стала чем-то неизбежным.
Усложнение городской жизни, рост государственного аппарата, развитие международных связей предъявляли новые требования к образованию. Уровень грамотности в 17 веке значительно вырос и в различных слоях составил: среди помещиков 65 процентов, купечества-96, посадских людей – около 40, крестьян – 15, стрельцов, пушкарей, казаков – 1 процент. В городах уже довольно много людей стремились научить своих детей грамоте. Но стоило обучение недешево, поэтому учиться могли далеко не все желающие. Женщины, дети в богатых семьях оставались обычно неграмотными. Учителями были церковники или приказные (служившие в приказах). По-прежнему грамоте чаще всего обучали в семье. Одним из основных методов педагогики, как и в 15 веке, признавалось телесное наказание «розга», «сокрушение рёбер», «жезл». Весьма показательно сочинение по педагогике «Гражданство обычаев детских» - свод правил, определявший все стороны жизни детей: поведение в школе, за столом, им при встрече с людьми; одежду и даже выражение лица. Основными учебными пособиями оставались книги религиозного содержания, но вышло в свет и несколько светских изданий: буквари Бурцева, (1633), Полоцкого (1679) и Истомина (1694), которые по содержанию были шире своего названия, и включали статьи по вероучению и педагогике, словари и.т.п.; азбуковники – словари иностранных слов, знакомившие с философскими понятиями, содержавшие краткие сведения по отечественной истории, об античных философах и писателях, географические материалы. Это были справочники-пособия, обеспечивавшие уже в начальной школе знакомство с довольно широким кругом проблем
В Москве появились средние школы, в том числе частные, где изучались не только чтение, письмо, арифметика, но и иностранные языки, и некоторые другие предметы: 1621 год – всесословная лютеранская школа в Немецкой слободе, в ней обучались и русские мальчики; 1640 годы – частная школа боярина Ф. Ртищева для молодых дворян, где их учили греческому и латыни, риторике и философии; 1664 год – государственная школа для обучения подьячих Приказа тайных дел при Заиконоспасском монастыре; 1680 год – школа при Печатном дворе, основной дисциплиной в которой был греческий язык и др.
В 1687 году патриархом Макарием в Донском монастыре Москвы было открыто первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия для свободных людей «всякого чина, сана и возраста» для подготовки высшего духовенства и чиновников государственной службы. Первыми учителями академии стали братья Лихуды – греки, окончившие Падуанский университет в Италии. Братья Лихуды – Иоаникий и Софроний прочли в академии первые курсы «естественной философии» и логике в духе аристотелизма. Состав учеников был неоднородным, здесь учились представители разных сословий (от сыновей конюха и кабального человека до родственников патриарха и князей древнейших российских родов) и национальностей (русские, украинцы, белорусы, крещеные татары, молдаване, грузины, греки). В академии изучали древние языки (греческий и латинский), богословие, арифметику, геометрию, астрономию, грамматику, и другие предметы. Академия сыграла большую роль в развитии и просвещении в конце 17 и первой половине 18 веке. Из неё в царствование Петра 1 вышел математик Магницкий, позже Ломоносов. В последствии академия была перенесена в Святотроицкую Сергиеву лавру.
Одним из выдающихся деятелей той эпохи был патриарх Никон – человек умный, образованный, энергичный избирается Московским патриархом в 1652 году. Он горячо взялся за дело исправления ошибок в церковных книгах и обычаях. Для этой работы он выписал учёных монахов из Греции и из Киевской академии. Когда книги были исправлены, патриарх Никон велел разослать новые книги по всем церквям, а старые отобрать и сжечь. Народ взволновался, потому что люди верили, что спасать душу можно только по старым книгам, по которым молились их отцы и деды. Больше всего волновал народ приказ креститься не двумя пальцами, к чему все привыкли, а тремя, как в греческой церкви, где сохранился древний более правильный обычай.
Спор об исправлении книг и церковнообрядовых реформах, проведённых по приказу патриарха, продолжался очень долго. Сама эта реформа и силовые методы её проведения привели к расколу. Раскол – сложное социально-религиозное явление, связанное с глубокими изменениями народного сознания. Под знаком борьбы за старую веру собирались все, кто был недоволен изменениями условий жизни: плебейская часть духовенства, протестовавшая против роста феодального гнёта со стороны церковной верхушки, и часть церковных иерархов, выступивших против централизаторских изменений Никона; представители боярской аристократии, недовольные усилением самодержавия (князья Хованские, сёстры Соковнины – боярыня Морозова и княжна Урусова, и другие); стрельцы, стесняемые на второй план военными формированиями регулярного типа; купцы, напуганные ростом конкуренции. За старую веру стояли и члены царской семьи. Во главе несогласных стал священник-протопоп Аввакум, тоже человек властный и горячий. В защиту старой веры стал и знаменитый Соловецкий монастырь, и только после семилетней осады (1668-1676) монастырь был взят Московским войском. Староверов по приказу патриарха, преследовали, сажали в тюрьмы, наказывали. Что же касается крестьянства, то оно в массе своей, ухудшений своего положения связывало с отступлением от «древнего благочестия». Так что движение староверов было довольно массовым. Предводители старообрядчества протопоп Аввакум и его единомышленники были сосланы в Пустоозёрск (низовье Печоры) и провели 14 лет в земляной тюрьме, после чего были сожжены заживо. С тех пор старообрядцы часто подвергали себя «огненному крещению» - самосожжению в ответ на приход в мир «Никона – антихриста».
Идеология раскола включала сложный спектр идей и требований, от проповеди национальной замкнутости и враждебного отношения к светскому знанию, до отрицания крепостного строя с присущим ему закабалением личности и посягательством государства на духовный мир человека и борьбу за демократизацию церкви.
Раскол стал одной из форм социально протеста народных масс связывавших ухудшение своего положения с реформой церкви. Тысячи крестьян и жителей посада, увлечённые страстными проповедями расколоучителей бежали на Поморский север, в Заволжье, на Урал, в Сибирь, где основывали старообрядческие поселения. Некоторые из них существуют и по сей день.
Необходимость пересмотра всех церковных обрядов и приведение их в соответствие с греческой богослужебной практикой вызывались, прежде всего, стремлением упорядочить обрядовую практику русской церкви в условиях роста религиозного вольномыслия и падения авторитета духовенства. Сближение с греческой церковью должно было поднять престиж Российского государства на православном Востоке, разночтения в русских и греческих церковных книгах приводил порой к настоящим скандалам. Однако было бы неверно полагать, что конфликт возник из-за вопросов обрядовости – единогласия или многогласия, двуперстия или трёхперстия и пр.
За явлением церковного раскола скрывается глубокий историко-культурный смысл. Раскольники переживали закат Древней Руси как национальную и личную катастрофу, не понимали чем плох освящённый временем старинный уклад, какая надобность в коренной ломке жизни огромной страны, с честью вышедшей из испытаний смуты, и крепнувшей год от года. За полемикой, ограниченной узкими рамками, обозначились очертания главного спора тогдашней эпохи – спора об исторической правоте. Одна сторона настаивала на ничтожестве, другая – на величии, на «правде» старины.
Раскол был большой трагедией народа. Он внушал настроение ожидания антихриста. Люди бежали в леса, горы и пустыни, в лесах образовывались раскольничьи скиты. В то же время трагедия повлекла за собой необычайный подъём, твёрдость, жертвенность, готовность претерпеть всё за веру и убеждения.
В многочисленной литературе раскольников оценивают как реакционеров, консерваторов, фанатиков. Такая однозначность вряд ли верна. Например, по некоторым аспектам протопоп Аввакум оказался большим новатором, чем его противники. Это касается прежде всего, теории и практики литературного языка. Следует задуматься и над иной оценкой, появившейся в одной из последних работ, хотя и не следует идеализировать раскол: вероятно не всё так просто и с отношением старообрядцев ко всему новому, нерелигиозному. Спору нет, для аввакумовцев статуса истинности обладала только «древлее», исконно национальное, своеземное… И всё же сам по себе такой подход к традиции, к прошлому, ещё не даёт оснований рассуждать о косности и невежестве старообрядцев. Напортив, нам представляется что в обстановке крутой ломки сложившихся социальных норм и духовно-идеологических устоев, которой отмечен весь 17 век, именно старообрядчество, несмотря на свою эсхатологическую сущность, даже фанатизм и житейскую отрешенность, сохранило преемственность в развитии национально самосознания и культуры. В этом проявилось бесспорное позитивное начало движения раскола.
Со временем старовер выделился в особый тип русского человека, с культом труда, который иногда сравнивают с протестантской трудовой этикой на Западе. И среди русских промышленников оказалась весьма высокой доля староверов. В своей общественной жизни раскольники взяли за основу институт земства с его практикой советов, сходов, выборного самоуправления, сохраняя таким образом демократические традиции народа.
Уже в первой половине 17 века в России зарождается мануфактурное предпринимательство. В старинном районе мелкой металлургии возникает несколько тульско-каширских металлургических железоделательных заводов, основанных русскими купцами и предприимчивыми боярами, и простыми людьми, например предпринимательская деятельность тульского кузнеца Никиты Антуфьева-Демидова привела его в начале 18 века в число крупнейших деловых людей страны. Иностранцы отмечали своеобразие торговли в Московском государстве, в том отношении, что велась она в рядах, в каждом товарами определённого рода. Такой порядок ими одобрялся, поскольку покупатель «из множества однородных вещей, вместе расположенных, может весьма легко выбрать самую лучшую». По описи 1695 года, в Китай-городе существовало 72 ряда, в том числе только рядов торговавших материями, было до 20. Имелись ряды: кулачный, рукавичный, чулочный, башмачный, ушной, иконный и.т.п. Многие торговцы пытались выставлять товары на более удобном для себя месте, например у ворот собственного дома, однако правительство, прежде всего в фискальных целях, вело упорную борьбу с такой торговлей вне рядов. Запрещался также трудноконтролируемый разносный торг: «по рядам с белой рыбицей не ходить» с «сельдями не ходить», со «сдобными калачами не ходить». В 1681 году, в царствование Фёдора Алексеевича, вновь было указано: «чтобы всяких чинов люди не в указанных местах не торговали, и от того его великого государя казне напрасной потери и недоборов не было». На практике эти запреты обычно не соблюдались: на протяжении всего 17 века торговля вне рядов продолжала развиваться. По свидетельству иностранца, посетившего Россию в конце царствования Алексея Михайловича, в Москве было «больше торговых лавок, чем в Амстердаме или в ином целом княжестве».
Стремление к самобытности и довольство косностью развивалось на Руси как-то параллельно с некоторым стремлением подражания чужому. Влияние западноевропейской образованности возникло на Руси из практических потребностей страны, которых не могли удовлетворить своими средствами. Нужда заставляла правительство звать иноземцев. Но, призывая их и даже лаская, правительство в то же время ревниво оберегало от них чистоту национальных верований и жизни. Однако знакомство с иностранцами всё же было источником «новшеств». Превосходство их культуры неотразимо влияло на наших предков, и образовательное движение проявилось на Руси ещё в 16 веке. Сам Грозный не мог не чувствовать нужды в образовании; за образование крепко стоит и политический его противник, князь Курбский. Борис Годунов представляется нам уже прямым другом европейской культуры. В 17 веке в Москве появилось и осело очень много военных, торговых и промышленных иностранцев, пользовавшихся большими торговыми привилегиями, и громадным экономическим влиянием в стране. С ними москвичи ближе познакомились и иностранное влияние, таким образом, усилилось. Никогда прежде московские люди не сближались так с западными европейцами, не перенимали у них так часто различных мелочей быта, не переводили столько иностранных книг, как в 17 веке. Общеизвестные факты того времени ясно говорят нам не только о практической помощи со стороны иноземцев московскому правительству, но и об умственном культурном влиянии западного люда, осевшего в Москве, на московскую среду. Это влияние, уже заметное при царе Алексее, в середине 17 века, конечно, образовалось исподволь, не сразу, и существовало ранее царя Алексея, при его отце. Типичным носителем чуждых влияний в их раннюю пору, был князь Иван Андреевич Хворостин (умер в 1625 году) – «еретик» подпавший влиянию сначала католичества, потом какой-то крайней секты, а затем раскаявшийся и даже постригшийся в монахи. Но это была первая ласточка культурной весны. Москва не только присматривалась к обычаям западноевропейской жизни, но в 17 веке начала интересоваться и западной литературой. Впрочем, с точки зрения практических нужд. В Посольском приказе, самом образованном учреждении того времени, переводили вместе с политическими известиями из западных газет для государя и целые книги, по большей части руководства прикладных знаний. Любовь к чтению, несомненно, росла в русском обществе в 17 веке – об этом говорит нам обилие дошедших до нас от того времени, рукописных книг, содержащих в себе как произведения московской письменности духовного и мирского характера, так и переводные произведения. Отмечая подобные факты, исследователь готов думать, что культурный перелом начала 18 века и культурной своей стороной далеко не был совсем неожиданной новинкой для наших предков.
Среди новых жанров, выражавших рост самосознания, особое место занимает драматургия. Первые театральные представления состоялись в 1672 году в придворном театре царя Алексея Михайловича, где ставились пьесы на античные и библейские сюжеты. Основоположником русской драматургии явился С. Полоцкий, пьесы которого (комедия «Притча о блудном сыне» и трагедия «О Навуходоносоре – царе») поднимали серьёзные нравственные, политические и философские проблемы.
Царю понравились театральные представления. В дощатом театре представляли перед царём балеты и драмы, сюжеты которых были заимствованы из Библии. Эти библейские драмы были приправлены грубыми шутками; так, в «Олоферне» служанка, увидев отрубленную Юдифью голову ассирийского воеводы, говорит: «бедняжка, проснувшись, очень удивится, что у него унесли голову». Это была по существу, первая театральная школа в России.
В 1673 году в постановке Н. Лима был впервые представлен «Балет об Орфее Эвридике» при дворе Алексея Михайловича, положивший начало периодическим показам спектаклей в России, возникновение русского балетного театра.
А по городам и сёлам ходили бродячие артисты – скоморохи, гусляры – песенники, поводыри с медведями. Большой популярностью пользовались кукольные представления с участием Петрушки.
Заметно изменился облик Кремля в 17 веке. Архитектура этого времени отличалась от архитектуры прежних столетий. На смену монументальной и лаконичной манере русских зодчих 15-16 веков пришел декоративный и живописный стиль 17 века. Формы зданий усложнялись, их стены покрывали многоцветным орнаментом, белокаменная резьба, кирпичное узорочье, и изразцы. Не только дворцы и богатые дома, но и церкви часто напоминали сказочные терема. Во многом новая архитектура отражала народное представление об идеальной, райской красоте, гармонии мира. Однако старое и новое зодчество были неразрывно связаны между собой, потому постройки 17 века и предыдущих столетий отлично уживались друг с другом.
Во время интервенции в начале 17 века, Кремль сильно страдал, После освобождения Москвы от польских захватчиков в 1612 году, приступили к его восстановлению. В 1625 году над Фроловской стрельницей – главным въездом в Кремль – поднялся многоярусный верх с высоким каменным шатром, покрытым черепицей. Башня приобрела очень нарядный вид. Её нижний четверик завершал пояс из арок с белокаменным узором. В арках разместили белокаменные статуи (болваны), а над аркатурным поясом – башенки, пирамидки, изваяния диковинных животных. По углам четверика сияли на солнце золоченые флюгера белокаменных пирамидок. На нижнем четверике – стоял другой, двухъярусный, но меньших размеров. На нём находились часы – куранты. Второй четверик переходил в восьмерик, который завершался каменной беседкой с килевидными арками. В беседке расположили колокола курантов. В архитектуре нового завершения Фроловской башни сочетались черты западноевропейской готики и русского узорочья. Авторами проекта шатра были русские зодчие Бажен Огурцов и английский часовых дел мастер Христофор Головей. Вместе с построенным на Красной площади Казанским собором , Фроловская башня стала памятником возрождения России после страшных лет смуты. В 1658 году, по указу царя Алексея Михайловича, Фроловскую башню переименовали в Спасскую – над её воротами со стороны Красной площади был написан образ Спаса . Новые завершения получили и другие кремлёвские башни. Многоярусные шатры с площадками для дозорных, черепичная кровля, золочёные флюгера над ними, изменили внешний облик Московской крепости. В 30 годы 17 столетия Бажен Огурцов, Антип Константинов, Трифил Шарутин и Ларион Ушаков пристроили к царскому дворцу «зело причудные палаты», названные Теремным дворцом, - подлинный шедевр русской архитектуры 17 века. Основанием для дворца послужили более ранние постройки. Отступив от их края так, чтоб получилась широкая обходная терраса (гульбище), зодчие возвели первые два этажа, а над ними, отступив ещё, построили третий этаж – Верхний теремок, высокую крышу которого со временем вызолотили. Вместе с главами соборов она ослепительно сверкала на солнце. Дворец, таким образом, приобрёл ступенчатый, ярусный силуэт, характерный для архитектуры того времени. В покои дворца вела широкая лестница, с изумительной по тонкости и изяществу работы, Золотой решёткой. В первом этаже дворца располагались служебные помещения и царская «мыленка». Во втором жил царь. В третьем, Теремке, находился большой зал для игры царских детей; в нём же иногда собиралась и Боярская дума. Внутренние помещения дворца были перекрыты сводами и богато убраны. Его стены украшали резные наличники и порталы, пояса орнамента, многоцветные изразцы. Ещё более нарядный вид дворцу придавали окружавшие его лестницы и крыльца. К дворцу примыкала группа домовых церквей, увенчанных сияющим строем золочёных глав. Весь вид дворца создавал атмосферу праздника. Живописной манере каменного узорочья в 17 веке отвечало и другое кремлёвское здание – Потешный дворец , который был построен как жилые палаты И.Д. Милославского. При царе Алексее Михайловиче дворец перестроили и с 1672 года в нём устраивали театральные представления и другие придворные увеселения – «потехи», за что он и получил название – «Потешный». Более сдержанный вид имела длинная, состоящая из ряда палат с высокими лестницами, здание Приказов – правительственных учреждений на Ивановской площади. Тогда же появилось новое здание на и на Соборной площади. По заказу патриарха Никона за Успенским собором были построены новые Патриаршьи палаты с пятиглавым собором Двенадцати апостолов . Облик собора тяготел к архитектуре 16 века. В этом сказался вкус заказчика: патриарх Никон не благоволил ко многим архитектурным нововведениям.
К концу 17 века в Московском кремле существовали уже сотни построек. Соборы и небольшие церкви, дворцы и палаты, монастыри и частные дома, образовали десятки площадей, улиц, переулков и тупиков. Славился Кремль и своими садами. В садах висели клетки, в которых расхаживали и пели диковинные птицы. Замечательный русский историк Н.В. Карамзин назвал Московский Кремль «местом великих исторических воспоминаний». Действительно, вступая под своды древних соборов Кремля, любуясь великолепием его архитектуры, прогуливаясь по Ивановской площади, нельзя не почувствовать живого прикосновения старины, и не дать волю фантазии. «Нет, - восклицал М.Ю.Лермонтов, - не Кремля, ни его зубчатых стен, ни его тёмных переходов, не пышных дворцов его описать невозможно: надо видеть… надо чувствовать всё что они говорят сердцу и воображению!...
Подъем гражданской архитектуры, ярко проявившийся в конце 15 начале 16 веков при строительстве Кремлёвского дворца, имело достойное продолжение в 17 столетии. В невиданных прежде масштабах возводились дворцы, административные сооружения, жилые дома, гостиные дворы. В их архитектурном облике сказывалось не только желание зодчих следовать лучшим традициям прошлого, но и стремление создать совершенно новые типы построек, выработать новый стиль.
Эволюционные процессы, происходившие в государственном строе России в 17 веке, ломка традиционного мировоззрения, заметно выросший интерес к окружающему миру, тяга к «внешней премудрости» отразились на общем характере русской культуры. Способствовали изменениям и необычайно расширившиеся связи страны с Западной Европой, а также с украинскими и белорусскими землями (особенно после воссоединения с Россией левобережной Украины и части Белоруссии в середине столетия) «родовой признак» культура и искусство этой эпохи – «обмирщения», освобождения от канонов. Расширение тематики изображений, увеличение удельного веса светских, исторических сюжетов, использование в качестве «образцов» западноевропейских гравюр, позволяли художникам творить с меньшей оглядкой на традиции, искать новые пути в искусстве. Однако нельзя забывать и того, что золотой век древнерусской живописи остался далеко позади. Подняться вновь на вершину в рамках старой системы было уже невозможно. Иконописцы оказались на перепутье. Начало 17 века ознаменовалось господством двух художественных направлений, унаследованных от предыдущей эпохи. Одно из них получило название «Годуновской» школы, поскольку большинство известных произведений этого направления было выполнено по заказу царя Бориса Годунова и его родственников. «Годуновский» стиль в целом отличает тяготение к повествовательности, перегруженность композиции деталями, телесность и материальность форм, увлечение архитектурными формами. В то же время ему присуща определённая ориентация на традиции великого прошлого, на образы далёкого Рублёвского-Дионисиевского времени. Цветовая палитра произведений сдержанная. В построении формы большая роль отводилась рисунку.
Другое направление принято называть «Строгановской» школой. Большинство икон этого стиля связанны с заказами именитого купеческого рода, Строгановых. Строгановская школа – это искусство иконной миниатюры. Не случайно её характерные черты ярче всего проявились в произведениях небольших размеров. В Строгановских иконах с неслыханной для того времени дерзостью заявляет о себе эстетическое начало, как бы заслонившее культовое назначение образа. Неглубокое внутреннее содержание, той или иной композиции и небогатство духовного мира персонажей волновали художников, а красота формы, в которой можно было всё это запечатлеть. Тщательное, мелкое письмо, мастерство отделки деталей и изощрённый рисунок, виртуозная каллиграфия линий, богатство и изысканность орнаментации, многоцветный колорит, важнейшей составной частью которого стали золото и серебро, - вот составные части языка мастеров Строгановской школы.
Одним из наиболее знаменитых художников-строгановцев был Прокопий Чирин. К числу его ранних работ относится икона «Никита-воин» (1593 год). Образ Никиты, ещё сохраняющий отголоски лирических интонаций 15 века, уже лишен внутренней значительности. Поза война изысканно манерна. Тонкие ноги в золотых сапожках сдвинуты и чуть согнуты в коленях, отчего фигура едва удерживает равновесие. Голова и руки с «истончёнными» перстами кажутся слишком маленькими по сравнению с массивным торсом. Это не воин-защитник, а скорее светский щёголь, и меч в его руках – лишь атрибут праздничного наряда.
Элементы своеобразного реализма, наблюдавшиеся в живописи Строгановской школы, получили развитие в творчестве лучших мастеров второй половины 17 века – царских иконописцев и живописцев Оружейной палаты. Их признанным главой был Симон Ушаков - человек разносторонних талантов, теоретик и практик живописи, графики, прикладного искусства. В 1667 году в трактате «слово к люботщателям иконного писания» Ушаков изложил такие взгляды на задачи живописи, которые по существу вели к разрыву с иконописной традицией. Характерным примером практического претворения в иконописи эстетических материалов Ушакова является его «Троица» (1671). Композиция этой иконы воспроизводит прославленный рублёвский «образец» с его плавными круговыми ритмами, с ориентацией на плоскость, несмотря на отчётливую пространственность. Но Ушаков, сам того не желая, эту плоскость разрушил. Глубина перспективы стала слишком ощутима, в фигурах резко выявлена объёмность и телесность. При тщательности и чистоте письма, при подчёркнутой нарядности и реализме деталей всё это вызывает ощущение академической холодности, омертвелости изображения. Попытка написать как в жизни, обернулась безжизненностью.
Наибольшей цельностью отмечены те произведения Ушакова, в которых главная роль отведена человеческому лицу. Именно здесь художник смог с достаточной полнотой выразить своё понимание назначения искусства. Не случайно, видимо, Ушаков так любил изображать Нерукотворно Спаса. Крупный масштаб лика Христа позволял мастеру продемонстрировать, насколько великолепно он владел техникой светотеневой моделировки, прекрасно знал анатомию, умел максимально близко к натуре передать шелковистость волос и бороды, матовость кожи, выражение глаз. Однако художник, конечно, заблуждался, полагая, что сумел органически связать элементы реалистической трактовки формы со старинными заветами иконописи.
17 столетие завершает более чем семивековую историю древнерусского искусства. С этого времени древнерусская иконопись прекратила существование как господствующая художественная система. Древнерусская иконопись – живое, бесценное наследие, дарящее художникам постоянный импульс для творческого поиска. Она открывала и открывает пути современному искусству, в котором предстоит воплотиться многому из того, что было заложено в духовных и художественных исканиях русских иконописцев
В русской эстетике 17 века происходит крутой перелом. Новая эстетика разрушает установившиеся в живописи традиции во имя правды. Рассказы священного писания использовались художниками для создания простых бытовых картин. В Ярославской церкви Ильи-пророка на стене изображена сцена жатвы. Художники изобразили не библейскую легенду, а картину привычной работы крестьянина. Церковники боролись против обмирщения живописи. Среди живописцев, выполнявших заказы царя и патриарха, уже ясно определилась стремление вырваться из-под сковывающих правил церковного иконописания. С чем и связано появление первых на Руси парсун . Русские живописцы приглашались в Молдавию и Грузию, а в Греции работали украинские и белорусские мастера. Портретная живопись этого времени была первым светским жанром. В 17 веке в портрете стараются запечатлеть свой образ все именитые люди страны. Царские иконописцы Симон Ушаков, Фёдор Юрьев, Иван Максимов писали портреты князя Б.И. Репнина, стольника Г.П. Годунова, Л.К. Нарышкина и многих других. Парсуны, как чисто светский жанр, зародился ещё на рубеже 16-17 веков, дальнейшее развитие получил во второй половине 17 века , лучшие парсуны написаны в конце века (портрет стольника В.Ф. Людкина, дяди и матери Петра I – Л.К. и Н.К. Нарышкиных). В них уже наметились черты русского портрета грядущего столетия – внимание к внутреннему миру портретируемого, о этизации образа, тонкий колорит. Всего за несколько десятилетий новый жанр прошел громадный путь – от полуиконописных парсун до вполне реалистических изображений.
Фреска в 17 веке, переживавшая последний взлет, лишь условно может быть отнесена к монументальной живописи. В ней почти отсутствует соотнесение живописных поверхностей с архитектурными, изображения измельчены, пронизаны затейливым орнаментом, житийные композиции приобрели характер жанровых картин, изобилующих фольклорными элементами (работы Г. Никитина и С. Савина с артелью, работы Д. Плеханова с артелью).
Реалистические стремления в искусстве порождали становление нового мировоззрения, но не привели пока к созданию единого творческого метода. Яркое и противоречивое русское искусство 17 века – крупное художественное явление, завершившее восьмивековую историю средневекового искусства, и подошедшая вплотную к эстетике нового времени.
Рассвет русской общественной мысли в первой четверти 17 века связан с появлением ряда повествований, духовных и светских авторов, о событиях смутного времени. Наиболее известные произведения: «Сказание» Авраамия Полицина, «Временники» дьяка Ивана Тимофеева, «Словеса» князя Ивана Хворостнина, «Повесть» князя Ивана Каптярева-Ростовского. Официальные версии событий смуты содержатся в «Новом летописце» 1630 год, написанном по заказу патриарха Филарета, Основная цель этого произведения – укрепление положения новой династии Романовых. Обличительное направление представляет «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Его автор, вдохновитель движения старообрядцев проповедует идеи древнего благочестия.
В 17 веке светская литература стала заметным явлением русской культуры. Произошла её значительная жанровая дифференциация. Трансформация житийного жанра завершилась возникновением повести – жития . Лучшие произведения этого жанра отличались бытовым реализмом: «Повесть об Улиании Осорьиной, дружины Осорьина», и другие. Рост грамотности вовлёк в круг читателей провинциальных дворян, служилых и посадских людей, предъявлявших новые требования к литературе. Ответом на эти потребности было появление бытовой повести, которая, в занимательной форме, обращаясь к обыденной жизни, делала попытку проникнуть в психологию героев, отойти от средневекового шаблона, делившего персонажей на идеальных героев и абсолютных злодеев. Основная тематика таких произведений – столкновение молодого и старшего поколений, вопрос нравственности, человек с его личными переживаниями (повесть «О горе и злосчастье» середина 17 века; «повесть о Савве Грудцыне», 60 годы 17 века; «повесть о Фроле Скобееве» 1680 год). Герои этих повестей, купцы и небогатые дворяне-авантюристы, отвергали патриархальные устои и нравственные нормы прошлого. Новые идеалы выражались пока неопределённо. В этот период возникает литература посада, а также демократическая сатира, которая осмеивает государственные и церковные институты, пародирует судопроизводство, церковную службу, священной писание, канцелярскую волокиту. В сатирической повести «о Ерше Ершовиче» высмеивались Осётр – «большой боярин и воевода», дворянин Лещ, и богач Сом. Среди посадских людей было уже немало книголюбов, которые переписывали для себя полюбившиеся им сочинения. Получались целые рукописные книги, которые проникали в крестьянскую среду. Литература 17 века медленно освобождалась от средневековых традиций. Религиозное мировоззрение было потеснено более реалистическим видением действительности, провиденциализм – поиском закономерностей мирного развития. Становление сатирико-бытовых и автобиографических жанров положило начало собственно художественной литературе. Появились новые области литературы – стихосложение и драматургия.
Долгое время в Московском государстве устроено было всё так, что преимущественно богатела царская казна, да те, кто так или иначе служил казне и пользовался ей; и не удивительно, что иноземцы удивлялись изобилию царских сокровищ и в то же время замечали крайнюю нищету народа. Тогдашняя столица своим наружным видом соответствовала такому порядку вещей. Иноземца, въезжавшего в неё поражала противоположность, с одной стороны, позолоченных верхов Кремлёвских церквей и царских вышек, а с другой – куча курных изб, посадских людишек, и жалкий, грязный вид их хозяев. Русский человек того времени, если имел достаток, то старался казаться беднее чем был, боялся пускать свои денежки в оборот, чтобы, разбогатевши, не сделаться предметом доносов и не подвергнуться царской опале, за которой следовало отобрание всего его состояния «на государя» не считая его семьи; поэтому он прятал деньги где-нибудь в монастыре или закапывал в землю «про чёрный день», держал под замком в сундуках вышитые золотом дедовские кафтаны, собольи шубы, серебряные чарки, а сам ходил в грязном потёртом овчинном тулупе, или однорядке из грубого сукна и ел из деревянной посуды. Неуверенность в безопасности, постоянная боязнь тайных врагов, страх грозы, каждую минуту готовую ударить на него сверху, подавляли в нём стремление к улучшению своей жизни, к изящной обстановке, к правильному труду, к умственной работе. Русский человек жил как попало, приобретал средства к жизни как попало; подвергаясь всегда опасности быть ограбленным, обманутым, предательски погубленным, он и сам не затруднялся предупреждать то, что с ним могло быть, он так же обманывал, грабил, где мог, поживлялся за счёт ближнего, ради средств к своему, всегда непрочному, существованию. От этого русский человек отличался в домашней жизни неопрятностью, в труде – ленью, в сношениях с людьми – лживостью, коварством и бессердечностью.
Нация есть, как известно, историческая общность людей, складывающаяся на основе общности языка, территорий, экономической жизни, культуры и некоторых особенностей психического склада. Нация обладает самосознанием. Это означает, что в своём отношении к миру, в своём языке нация имеет специальные способы, при помощи которых она осознаёт и изображает себя, свою память, свою деятельность. Всё это реализуется в культуре. Национальная культура формируется одновременно с процессом становления национального самосознания. Он придаёт культуре отчётливо выраженный национальный характер. Духовная сила нации, национальное достоинство, вообще идейно-творческий потенциал народа, главным образом, зависит от того, насколько сохранены, глубоко осознанны и прочувствованны все духовные завоевания прошлых веков, взятые в их вершинах и глубинах.
Именно в 17 веке ярко выражено происходит социальное расслоение потребления культуры. В то время как крестьянское население по-прежнему хранило традиционную культуру, высшее сословие ориентировалось на Запад, перенимало обычаи, подражало модам европейской знати. Непривилегированная часть жителей крупных городов всё явственнее стала ощущать необходимость создания своего искусства - так начал формироваться городской фольклор. В.О. Ключевский по этому поводу отмечал, что ещё с середины 17 века на русское общество начала «действовать иноземная культура, богатая опытом и знанием», причём это западное влияние неравномерно проникало в разные слои населения, коснувшись, прежде всего, его верхних кругов.
1. «Чтения и рассказы по истории России» С.М. Соловьёв «Правда» 1989.
2. «Полный курс лекций по русской истории» С.Ф. Платонов Спб., 1992.
Конец 17 века
Тяга к наукам -
1626-1686 год
Портретное изображение людей, от слова «персона»
Портреты царей Александра Михайловича и Федора Алексеевича, юного царевича Петра (ГИИ)
Биографические повести
Ко дню рождения Сергея Дягилева
Сегодня исполняется 145 лет со дня рождения Сергея Дягилева, с именем которого связан последний предреволюционный взлет русского искусства и русской моды. Дело было ровно столетие назад, когда бывший издатель журнала «Мир искусства» в канун революционных событий 1905 года основал театральную компанию «Русские сезоны». Целых 20 лет — с 1908 по 1929 год — она гремела на всю Европу. Будучи талантливым организатором, или, говоря современным языком, продюсером, Дягилев обладал редким чутьем на таланты и объединил в своей театральной компании такие имена, как Михаил Фокин, Вацлав Нижинский, Тамара Карсавина, Ида Рубинштейн, Анна Павлова, Игорь Стравинский, Леон Бакст, Александр Бенуа, Николай Рерих… — это тот случай, когда легендарные величины просто не поддаются исчислению. Даже Коко Шанель мечтала стать частью этого дягилевского круга.
«Русские сезоны» стали для парижан эстетической революцией. Их поразил не только революционно новый подход к хореографии с феноменальной природной энергетикой: избалованную парижскую аудиторию покорила и пышная восточная декоративность спектаклей. Все работавшие с Дягилевым художники в одночасье стали звездами вместе с великими танцовщиками. Парижские театры не сотрудничали с выдающимися художниками, а у Дягилева художник вышел на авансцену и стал диктовать эстетику не только сценической картинки, но и современного образа жизни. Он способствовал изменению реальной жизни женщины, освободил ее тело от корсета и предоставил ей большую подвижность. Фотограф Сесил Битон даже писал, что «после спектаклей на следующее утро каждый обнаружил себя в городе, утопающем в роскоши Востока, в струящихся и ярких нарядах, которые отражали новую и быструю поступь современной жизни».
Леон Бакст. Эскиз костюма к балету «Дафнис и Хлоя», 1912 год
«Русские балеты» сыграли значительную роль в популяризации русской культуры в Европе и способствовали установлению моды на все русское. Супруга короля Великобритании Георга VI выходила замуж в платье по мотивам русских фольклорных традиций. Поль Пуаре, хоть и открещивался в мемуарах от влияния Бакста, но ориентальный эротизм с блестящими шароварами, обнаженными телами, тюрбанами и взрывами яркого цвета, забрал со сцены Дягилева. Через год после «Шехеразады», в июне 1911 года, Пуаре даже устроил в своем парижском особняке бал-маскарад под названием «Тысяча и две ночи», где все, вплоть до одежды слуг, фонтанов и фейерверков, было стилизовано под знойный Восток. Уже через два месяца он пригласил гостей на показ, где продемонстрировал гаремные шальвары и тюрбаны, которые тут же вошли в гардероб парижанок. В 1913 году на премьере дягилевской «Весны священной» все дамы в зале Театра Елисейских Полей качали перьями на тюрбанах, а Хелена Рубинштейн даже призналась, что после посещения одного из балетов Дягилева, едва вернувшись домой, сменила все убранство дома на яркие восточные драпировки.
Как Дягилев нашел ключ к сердцу Европы? Тут все просто и гениально. Европейцы всегда восхищались Востоком — так они называли весь остальной мир. В Европе конца XIX века интерес к экзотическому Востоку разгорелся с новой силой. Но, как писал рецензент французской газеты Le Figaro, «…любовь к восточному искусству была завезена в Париж из России через балет, музыку и декорации…». На сцене были русские, но в их исполнении звучали азиатские напевы, а перед зрителями высились пирамиды египетских фараонов и гаремы персидских султанов. Произошло соединение Запада и Востока.
Слева: балет «"Шехеразада», 1912 год; справа: Вацлав Нижинский в балете «Голубой (Синий) бог» Р. Ана, 1912 год
Бакст Л. С. Эскиз костюмов к мистерии Габриеле д-Аннунцио «Мученичество святого Себастьяна» 1911 год
Что же так тронуло зрителей? Большинство европейцев и тогда, как, впрочем, и сейчас, считали Россию частью Востока. На контрасте же с Востоком Россия, безоговорочно, западная страна. Сама же Россия на протяжении всей своей истории решает фундаментальный вопрос: Запад мы или Восток. Тут — самое главное. Сюжеты большинства постановок «Русских балетов» разворачивались в землях, которые являлись местом столкновения русских с Востоком: в Персии, на Кавказе, в Центральной Азии и в Турции. Эти цивилизации оказали самое глубокое влияние на развитие той культуры, в которой русские находили свою самобытность. Более того, пока Бакст придумывал костюмы к «Шехеразаде», русские войска участвовали в кровавой контрреволюции в Персии. Так что балеты Дягилева стали вполне себе воплощением русской мечты быть азиатской колониальной империей наравне с Великобританией и Францией. Подобно тому, как британцы и французы отыскивали экзотику в африканской и азиатской культурах, русские присваивали себе чужие культуры, создавая собственную их интерпретацию, и экспортировали свои колониальные фантазии в Европу, где находили благодарную аудиторию, которой это было близко и понятно.
Роль моды в обществе потребления.
Человек всегда ищет свою принадлежность, пускается в поиски идентификации себя с какой-то социальной группой, референтной для него. Привычка, следование образцу и подражание - основа самоопределения, которая обеспечивает ритуальность культуры и механизмы ее развития и воспроизводства . Мода способствует сохранению культурной традиции, символизирует социальный статус, направляет поведение и устанавливает границы дозволенного и желаемого, выступает средством достижения общественного признания. А.В. Конева отмечает сверхиндивидуальную сущность моды: по нашему мнению, эту сверхиндивидуальность можно поставить в один ряд с политикой (особенно авторитарной), рекламой и т.д. - со всем, что благодаря своей возвышенности над индивидуальностью человека лишает последнего свободы выбора, волепроявления и других субъектных качеств.
Х. Ортега-и-Гассет пишет о том, что модное искусство недолговечно, так как живет за счет эфемерного зрителя, а классическое искусство со зрителем не считается, что является причиной трудности его понимания . Указание философа на недолговечность модного искусства говорит о постоянной переменчивости последнего, а значит, и самой моды. Но эта переменчивость не выходит за пределы китча и не пытается войти в сферу более высоких уровней культуры, - в таком случае массам станет трудно осмыслить новую тенденцию, и тогда она не станет модной.
Недолговечность как основное качество лежит в основе моды в обществе потребления, то есть, это непосредственное требование к вещам. Серийные вещи намеренно обрекаются создателями на непрочность; они не должны быть редкими, но должны быть краткосрочными, бренными, низкокачественными. Само производство поддерживает смертность одних вещей для того, чтобы на смену им пришла жизнь других, в своей совокупности образующих новый модный писк, и так происходит циклически. Поэтому нельзя сказать, что производство стремится к смертности вещей в целом; оно устанавливает цикл смерти-возрождения, ускоренного обновления вещей, благодаря которому создается мода и утверждается ее подвижность, но и благодаря подвижности моды создается этот циклический кругооборот . Такой цикл не следует пути наделения вещи прямой функциональностью (прямая функциональность растворяется во мраке низкого качества), но гонится за функциональностью символической, которой как раз и соответствует мода. Вообще, прямая функциональность, связанное с ним высокое качество вещи и, соответственно, долгое ее использование, полностью противоречит дискурсу моды и потребкульта, а потому для этого дискурса приемлема только символическая функциональность. Происходит компенсация качества количеством и символической полезностью. Сейчас остается только ностальгировать по качеству джинсов, выпускаемых пятнадцать-двадцать лет назад, на смену которым пришла одежда «на один-два сезона». На основе этой практически общей тенденции ускорения времени службы (выгодной для производителей) вполне своевременно и притягательно выглядят рекламные слоганы типа: « Indesit - прослужит долго» (что выгодно для потребителей, преимущественно тех, кто не гонится за изменчивостью моды).
Мода - «обычно непродолжительное господство определенного типа стандартизированного массового поведения, в основе которого лежит относительно быстрое и масштабное изменение внешнего (прежде всего, предметного) окружения людей … внешнее оформление внутреннего содержания общественной жизни, выражая уровень и особенности массового вкуса данного общества в данное время» . Ей свойственны: релятивизм (быстрая смена форм), цикличность (периодическая обращенность к традициям прошлого), иррациональность (ее «эмоциональная» обращенность не всегда сообразуется с логикой или здравым смыслом), универсальность (мода обращена ко всем сразу и к каждому отдельно). Мода формирует вкусы, внедряет определенные ценности и образцы поведения и управляет ими. Мода ориентирована на высокую рейтинговость, а всякие «горячие десятки» и другие топ-листы являются формами организации моды. Как бы просто информируя о самых рейтинговых компаниях и товарах, они их рекламируют,придают значимость всему, что внесено в список, но содержание списка постоянно меняется. Миропорядок выстраивается из 10 лучших исполнителей, 10 ведущих событий, 10 самых успешных компаний, 10 наиболее дорогих брендов. Культура потребления же формирует потребность искреннее интересоваться рейтингом поп-звезд в «горячей десятке». Мода - одно из средств социализации. Но можно ли эту социализацию назвать именно таковой? Скорее, здесь более уместным будет термин «нормализация» или более грубое, но весьма справедливое в этом контексте слово «массификация».
Мода обращается к широкому кругу, она апеллирует к низменным и примитивным вкусам, удовлетворяет низшие потребности. Мода - это некая стандартизация духовности, а духовность не терпит стандартизированности … в таком случае она просто перестает быть собой. Мода уничтожает человеческую уникальность, индивидуальность вкуса, она говорит «посмотри на меня и на всех нас и уважай и люби то, что мы все любим». Мода антонимична индивидуальному стилю. Под флагом индивидуализации и некоей элитаризации она осуществляет стандартизацию формированием всеобщности образа жизни. А стиль, в свою очередь, подчеркивает человеческую уникальность, уникальность его вкусов и отношений, его субъектную позицию.
Мода находится вне стиля. Они просто несовместимы и взаимоисключаемы. Мода требует конформности, а неиндивидуальности, она стремится к массовости, а не уникальности. «Если сегодня все слушают Руки Вверх, то и я буду их слушать - и неважно, нравятся они мне или нет». А если завтра все забудут эту бездарную группу, но станут превозносить новых (только что появившихся) аналогичных деятелей, первые потеряют свою ценность в глазах «модной» толпы? Несмотря на такую абсурдность, это действительно так. Получается, у потребителя моды нет четкой и устойчивой системы отношений к тому, что потреблять.
Хотя в случае с попсой мы не можем однозначно утверждать, что она становится популярной благодаря только конформизации. Как музыкальное явление попса действительно нравится людям. Достаточно простой (и даже примитивный) мотив, насыщенный повседневными переживаниями текст (любовные муки или, наоборот, выражение восторга от любовных отношений) - все это ценности, разделяемые широкими массами. Чтобы понять и переварить содержание попсы - как музыкальное, так и текстовое - не требуется утонченность вкуса и интеллектуальное напряжение. Скорее наоборот, массы пытаются избегать этого напряжения, вследствие чего тяготеют именно к тем видам искусства - музыкального, кинематографического, литературного и т.д. - содержание которого настолько прозрачно, что легко и просто усваивается, без дополнительных психических усилий.
Мода заставляет людей постоянно постоянно следовать за собой, за меняющимися модными трендами, и формирует стремление соответствовать им. Единственная четкость и устойчивость, которую он проявляет - это конформное следование за массовыми трендами.Индивидуальность и субъектность не учитываются, ибо они выступают врагами конформизма, который старается взрастить мода. А если нет этих необходимых для зрелой личности образований, здоровая личность тоже отсутствует.
Объекты потребления выступают показателем статусности и ценности человека в глазах других людей. Соответственно, чтобы заслужить уважение со стороны прослойки, представляемой потребителем как элитарная, нужно потреблять те же самые товары, что и она: аналогично одеваться, смотреть аналогичные фильмы, слушать аналогичную музыку, аналогично мыслить. Именно мода и реклама указывают на те предметы, какие стоит потреблять.
Если человек стремится получить призвание и уважение, он стремится уподобиться референтной группе. С таким же успехом он перестает обращать внимание на то, что ее вкус может ему и не нравиться, не удовлетворять эстетическую потребность, но удовлетворять потребности другого уровня. Ему могут не нравиться «элитарные» предпочтения - фильмы, музыка - но ради получения всеобщего признания он будет насильно приобщать себя к данной культуре. Он следует за вкусами, считаемыми им элитарными, которые из-за своей притягательной мощи приобщают к себе широкие массы и становятся массовыми. Они элитарны по материальной недоступности каждому, но массовы по желанию многих быть к ним приобщенным . Если ранее мода культивировала вполне сознательную ориентацию на большинство, свойственная потребительскому обществу мода сознательно ориентирует на меньшинство, на избранных, но глубинной основой остается теперь уже бессознательная ориентация на всеобщность.
На упадок культуры в наибольшей степени влияет «мнение », выступающее с позиции сверху. Его воздействие ведет к смерти духовности у реципиента, а вместе с ней и творческих интенций, превращая его в безвольного конформиста.Конформизм - путь следования за модой, антоним свободы, стиля и вкуса. Человек, следующий за веяниями моды, не имеет свободы выбора: выбирает не он, а время, для которого характерна определенная «модная» тенденция. Массовый потребитель - это пассивный материал, которому внушается необходимость быть инаковой, свободной и оригинальной личностью, но который в реальности подвергается процедуре стандартизации и унификации. «Модный» человек в попытке достижения элитарности составляет массу с ее низменными потребностями и отсутствием вкуса.Сейчас стоит говорить о том, что феномен моды проявляется не в контексте этнической самоидентификации а в контексте «элитарной гламурной референтности. В социальном пространстве человек может заменить свое подлинное лицо маской, которая связывается им с истинным существованием.
Феномен моды имеет широкое распространение именно в обществе потребления. Модная потребительская культура - это бесконечная цепь товаров и услуг, постоянно предлагаемых массе. В этом и заключается изменчивость моды; чтобы обеспечить ее постоянный коммерческий успех, требуется периодически (с каждым годом, например) изменять характер «наиболее продаваемых» вещей. Но эти изменения не должны быть кардинальными, чтобы не выходить за рамки «вкусов» большинства, не совершать резкие «переломы» и «революции». Когда проиходит унификация вкуса, следует говорить о безвкусии. А если эта унификация заграгивает большую массу людей, следует говорить о масштбной безвкусице. Конечно, для осуществления предлагаемых модных проектов себя необходимы немалые денежные средства, и далеко не каждый готов тратить огромные суммы на приобщение к моде.Но те, кто не позволяет себе этого в силу финансовой нехватки, необязательно вырываются из лона потребительства и модного безвкусия. Даже если человек не в состоянии позволить себе стать «продвинутым и модным», но хочет этого, он, естественно, все равно остается внутри модных тенденций. Так что расхождение в поведении многих людей объясняется не различиями вкусов, а различиями доходов.
Мода с ее стандартами - технология упрощения и вульгаризации восприятия реальности, а также создания новой реальности. Мода - индустрия производства образов, навязываемых человеку в пространстве потребительской культуры в виде некоей референтности. Однако человек с четкой внутренней позицией, со сформированной системой ценностей и вкусов, не следует за модой; он находится над ней, по ту сторону.
Мысль о том, что мода насаждается целенаправленно, не всегдо стоит воспринимать буквально. Нельзя сказать, что всегда и везде производители моды выступают именно ее производителями. Тенденции, которые в потенциальном смысле способны стать модными, во многих случаях возникают на улице, в лоне субкультур. А уже потом - после того как активные трендхантеры (охотники за трендами) замечают эти тенденции, они начинают прогнозировать, стоит ли подхватывать и раскручивать ту или иную тенденцию. И если прогноз представляется положительным, замеченное явление выводят целенаправленно на уровень популярности.
В обществе потребления огромное значение придается сексуальности, а потому тело человека должно напоминать никогда не стареющую куклу Барби. Жизненный опыт в виде морщин и складок тщательно скрывается, оставляя место девственной, доопытной чистоте.«Ведь если признать, что любая врожденная линия или метка на коже является отпечатком судьбы, а рубец или шрам - знаком переживаний, т. е. выживаний в борьбе с чем-то внешним, то идеалом современного тела представляется тело априорное, доопытное, не несущее на своей поверхности никакой запечатленной информации. Гладкость тела есть также знак избыточной жизни, растягивающей кожу изнутри - это эротическая гладкость, намекающая на потенциальную возможность производства новой жизни. Таким образом, благодаря гладкости тело «homo consumensа» наделяется двумя качествами: беспамятством (отсутствием опыта) и избытком жизни. Можно сказать, что независимо от пола и возраста данное тело есть тело половозрелого ребенка, застывшее в переходном возрасте. Сказать точнее, наделенное безупречной гладкостью, тело перестает быть переходом, перестает развиваться и как бы застывает в вечном очаровании собственным совершенством» . Все та же статика. Телесная сексуальность формируется в процессе потребления специальных средств, не избавляющих от старости, не омоложающих, а создающих видимость омоложения. Косметические, гигиенические и даже медицинские процедуры призваны скрыть следы телесного опыта и вернуть не само тело, а его видимую оболочку в архаичное состояние. Эту практику можно назвать проектированием, инжинерингом себя, представленного перед другими, а точнее, оболочки себя. Божественно совершенное тело, своим совершенством подчеркивающее статусность и престижность, есть гарант . Действительно ведь, «встречают по одежке»… Природное тело становится своего рода атавизмом, которое нельзя демонстрировать публично, а спроектированное тело, наоборот, представляется в виде фетиша.
Государственно санкционированный конформизм сейчас проявляется не так сильно, как в тоталитарных обществах, но на его смену пришел, атомизированный, точечный конформизм, который стал проявлять себя не в идентификации человека с гегемоном (советским народом), а с каким-то сравнительно небольшим сообществом. И феномен моды, которая была попросту ненужной в обществе господствующего гиперконформизма, заменяет собой прошлые конформные тенденции; можно сказать, что мода сама по себе являтся гегемоном. Хоть исчезла общесоциальная идентификация, появилось множество групповых идентификаций. А распространенные тенденции по ухаживанию за своим телом и лицом (средства против морщин, пластическая хирургия и т.д.) выраженные в «культе молодости», - суть проявления не только страха старения как такового и смерти, но и следования за модой. Этот культ пользуется успехом не потому, что в обществе на смену конформизма пришла личностная самоценность (этого не произошло), а скорее потому, что архетип молодости стал модным трендом, демонстрирующим престиж. Достаточно вспомнить куклу Барби и ее Кена, которые всегда до идеальности молодые. Достаточно посмотреть рекламные ролики, в которых фигурирует молодость.
Р. Барт говорит о том, что мода как гомеостатическая система не передает какое-то объективное означаемое. Она вырабатывает значение, но это значение «никакое», симулякризованное; здесь главное - наличие процесса значения, а не конкретного означаемого. «В моде нет ничего кроме того, что о ней говорится» . По Барту, мода не приемлет содержания, но приемлет формы; собственно, это круговорот форм (годовой, вековой и т.д.). А круговорот, замкнутость не ведет ни к чему, кроме замыканию на самом себе. Что же касается форм и содержания, то бартовский формализм моды более чем оправдан: зачем «модному» человеку нужно содержание, если есть форма, если есть красивая обложка, манящая своей красочностью, внутри которой нет содержания? А оно и не нужно человеку, гонящемуся за модой - ну и пусть бессодержательно, зато красиво. По существу, бессодержательность моды не несет в себе никакой информации, никакого сообщения. Единственное, что оно может означать - это безвкусие.«Модная» масса не видит означаемого у того вихревого круговорота, которому она сама отдалась. Но этого следовало ожидать: как можно заметить означаемое, если не питать никакого интереса к содержанию? Как можно копнуть к чуть более глубокому уровню осмысленности и понимания, если познавательность не является ценностью? Мода, можно сказать, это также проявление антикогниции. Видимо, именно демонстрация бессодержательности культовых предметов потребления выступало целью Э. Уорхола, который изображал в виде различных коллажей эти самые востребованные предметы (доллар, бигмак, бутылка кока-колы и т.д.).«Ничто всегда модно, - писал художник. - Всегда стильно. Ничто - совершенно. Ничто - противоположность пустоты».
По Ницше, мода является отрицанием национальной, сословной и индивидуальной исключительности . Современные тенденции моды, рекламы и потребительства в целом начались с перестройкой и продолжают оставаться ориентированными на западные образцы. Так, русский национальный костюм исчез в небытие, зато открылись модные бутики, торгующие одеждой, спроектированной в соответствии с западными стандартами, а по телевидению транслируют многочисленные передачи, посвященные новым пискам моды из Италии. Их одежда сместила «русский стиль» своей диковинностью, эпатажностью, причудливостью комбинаций и символизмом западного образа жизни, который до сих пор представляется привлекательным и формирует желание у россиян идентифицировать себя с ним.
Хоть в России реклама продвигает в основном зарубежные товары, потребители эти товары часто воспринимают за свои. Само же лоббирование иностранных товаров (при условии наличия в России качественных аналогов им) оказывает негативное влияние как с экономической, так и с культурной стороны. С позиции экономики страна теряет рынки и уступает их инонациональным компаниям или транснациональным корпорациям. С позиций культуры «фактором внешней и внутренней культурной динамики российского общества становится инокультурный габитус, т.к. покупая какой-то модный продукт, человек получает «в довесок» соответствующий этому продукту образ мышления и стиль жизни» . «Образ мышления» стоит понимать как культурно-географически (принадлежащий какой-то стране), так и собственно культурно, неотносимо к некоей географической общности, а относимо к тому или иному культурному или субкультурному веянию. У культур есть своя география, которая отлична от межстрановых границ. Подражая одежде, питанию и прочему, мы как бы постигаем смысловые структуры чужого стиля жизни. Здесь наблюдается сближение культур, познание «другого», который перестает быть «другим», отчасти культурное обогащение, необходимое в эпоху глобализации и характерное для этой эпохи. Но зачастую это постижение происходит за счет отвращения от собственной культуры. Многочисленные заимствования из чужой культуры приводят к серьезным изменениям жизни человека в своей культуре и ее восприятия, к утрате различия между домашним и чуждым пространством, к утверждению одновременно ощущения бездомности и космополитизма, номадичности вместо оседлости, наконец, к потере национальной идентичности. Дискурсу рекламы необходима центрация на лоббировании национальных товаров и соответственно, вымещение рекламы иностранных товаров с отечественного рынка. Вследствие этого бы возросли объемы реализации отечественного продукта внутри страны, укрепились позиции и активность отечественных производителей, развивались производственные технологии,денежные средства покупателей оставались бы в стране и работали на ее экономику. Таким образом, был бы достигнут экономический рост.Более того,пусть в минимальной степени формировалось бы чувство патриотизма у реципиентов из-за усиления их интереса к отечественной продукции и стимуляции национально-ориентированного покупательского поведения с одновременным исключением из медиа-дискурса рекламы иностранных товаров. Такой шаг стал бы минимальным, но очень позитивным элементом возможной стратегии умаления потребительского влияния рекламы путем придания ей более нравственной и правдивой основы и перевода ее из всего захваченного ею антропного бытия в специальные «места для рекламы».
Культурно-цивилизационный обмен необходим, тем более в условиях глобализации взаимопроникновение культур становится неизбежным, отходит назад жесткая идентификация с определенными культурными стандартами, и часто возникает состояние (бывает, весьма оправданное) неудовлетворенности какими-либо элементами своей культуры; музыка, кино, живопись и т.д. Только тотальное приобщение к иной культуре усиливает состояние неудовлетворенности своей, которое становится уже неоправданным, и национальная культура утрачивает доминирующую и интегрирующую роль. Обмен должен происходить именно как обмен, то есть на уровне компромисса или сотрудничества, а не на уровне односторонних уступок, приспособления или подавления, когда один субъект обмена распространяет себя за счет другого - подавленного им - субъекта.
