Сибирские труженики представляли собой во многом вооруженный народ, который активно противодействовал крепостническим замашкам приезжих и доморощенных администраторов и богатеев. Они стремились жить по принципу «вольный человек на вольной земле», право на которую обусловлено своим трудом.

Труженики боролись как умели и как могли. Наиболее распространенными формами социального протеста были самовольные переселения, бегство, подача жалоб, отказ от несения повинностей, открытое неповиновение властям, уход в раскол. Резкое недовольство местными властями нередко выливалось в вооруженные выступления. Крупных движений типа крестьянской войны под руководством С. Разина в Сибири не было. Трудовое население было разобщено на сословия с их мелкособственническими интересами. Да и жили многие сибиряки относительно лучше своих российских собратьев.

В Приенисейском крае с его многочисленным казачеством (каждый второй был из служилых) население довольно часто бралось за оружие. Самым длительным в истории Сибири вооруженным восстанием была гак называемая властями «красноярская шатость» 1695-1700 гг.

Казаки, поддержанные частью посадских и некоторыми ясачными, отказали от воеводства «лихоимцу» Алексею Банковскому и послали выборных в Москву просить хорошего воеводу. Но им назначили родного брата Алексея Мирона. Выражая общее мнение, казак Игнатий Ендауров сказал прибывшему Банковскому, который призывал не бунтовать по примеру Разина: «Степан де Тимофеевич пришел на князей и на бояр, и на таких же воров, каков и ты, Мирон».

В ходе движения красноярцы не приняли еще двух воевод. Воеводы долгие месяцы сидели в осаде. Одного из них, Семена Дурново, чуть не убили. Восставшие драли его «за волосы и под бока и по щекам били», затем посадили в наполненную до половины камнями крытую лодку и оттолкнули ее от берега. Красноярцы «пересылались» с другими острогами Сибири, где в те же годы также происходили восстания. Только при многоопытном, умном Мусине-Пушкине, фактически оправдавшем красноярцев, обвинив своих предшественников «во многих неправдах», восстание прекратилось.

Длительное время город и уезд был во власти восставших. Выбираемые на общих сходах доверенные «судейки» судили, собирали налоги, оброчный хлеб, ясак и таможенные пошлины, назначали приказчиков. Велось делопроизводство. В столицу отправлялись собранные казенные суммы и пушнина. Среди руководителей движения заметную роль играли дети боярские Еремеевы, атаманы Тюменцов и Михаил Злобин, пятидесятники Петр Муруев и Ларион Ростовцев, десятник Тимофей Потылицын. Из рядовых казаков выделялись Федор Чанчиков, Петр и Илья Суриковы (предки гениального нашего земляка художника Василия Ивановича Сурикова), Артемий Смольяншюв и Данила Старцев.

Это обычное для феодализма народное движение, как видим, не осмысливалось его участниками как борьба против всей феодальной системы эксплуатации и власти. Они выступали лишь против се крайностей и злоупотреблений на местах. Однако безмерный произвол и беззаконие были органичными признаками феодального управления. Вот почему при всей стихийности, слабой организованности и непоследовательности этим выступлениям были объективно присущи и антифеодальные черты. Вместе с другими формами классового протеста подобные восстания, а также отсутствие помещиков и другие причины заставили казну, еще не обладавшую в Сибири развитым аппаратом власти, пойти на более мягкие, чем в центре страны, формы феодальных отношении.

Усложнение социальной жизни и углубление классового антагонизма в XVIII веке определяли формы социального протеста горожан. Совместные выступления всех слоев населения против произвола местных властей, в том числе с оружием в руках, отходили в прошлое. Обычных в Сибири застрельщиков восстаний - казаков - стало явно меньше. Их, а также имущую верхушку податных и выборную администрацию все явственней, особенно со второй половины XVIII века, отгораживали от простых тружеников города и деревни мелкими сословными льготами.

Крупное совместное выступление сибиряков-красноярцев пришлось только на первую четверть XVIII века, когда вводимая подушная реформа серьезно изменила прежнюю сословную организацию, превратив в податных большинство казаков. Протест против тягот нового петровского порядка принял старую испытанную форму «отказа от воеводства». Недовольные взятками и произволом коменданта (как называли воевод в 1715-1727 годы) Д. В. Зубова, жители 2 марта 1718 года отказались повиноваться местной власти.

Выборные от казаков города и уезда, крестьян и ясачных неоднократно возили в Тобольск и Томск не раз обсужденное на тайных собраниях «мирское челобитье» о том, чтобы Зубову за «многие его обиды... судом и расправой их не ведать». На его место красноярцы просили вернуть прежнего коменданта И. Козлова. Руководителями выступления, кроме сибирских дворян Ильи и Ивана Нашивошниковых, были «старые бунтовщики», то есть участники «шатости» конца XVII в. - казаки Мартемьян Петлишный, Гаврило Птицын и Ерофей Ошаров. Прибывший 21 ноября для «розыску» енисейский воевода Беклемишев допросил 22 человека. Разбор новой красноярской шатости затянулся до 1722 года, причем Зубов был смещен.

В последующие десятилетия XVIII в. социальный протест тружеников выражался в более пассивных и скрытых формах. Как и в XVII веке, горожане недоплачивали налоги, утаивали от обложения часть своих доходов, срывали выполнение натуральных повинностей. Массовыми стали самовольные занятия хлебопашеством, переселения без выхода из посадской общины в деревни. Довольно часто использовались жалобы. Современники прозвали красноярцев «бунтовщиками» за то, что они часто бунтовали и жаловались на воевод.

В XIX веке социальные конфликты, как и прежде, развивались в двух направлениях. Все градское общество, включая купцов-богатеев, нередко противодействовало местной казенной администрации в лице губернаторов и чиновников, стараясь, например, уменьшить расходы на самоуправление, на различные городские нужды, получить новые или сохранить прежние городские земли, избежать новых расходов на городское хозяйство. Вместе с тем классовые позиции имущих верхов и низов «градского общества» были противоположными. Для городских тружеников эти формы противодействия верховному феодалу - казне - носили антагонистический, антифеодальный характер и были борьбой за право распоряжения своим натуральным и овеществленным трудом. Для богатых купцов и мещан оппозиция к действиям властей сводилась к увеличению получаемых ими доходов и расширению политических прав. Из этой противоположности интересов и целей трудовой и богатой частей горожан вытекало второе направление социального протеста. Оно проявлялось значительно ярче, чем в XVIII столетии, так как в результате усложнения социально-экономического развития и появления раннебуржуазных отношений в городе четче стали выделяться имущие и неимущие слои местного общества. В городских условиях этот классовый антагонизм выражался, прежде всего, при решении вопросов местного самоуправления, при раскладке между горожанами расходов по несению подводной, земской и постойной натуральных повинностей, выборе городского головы и гласных в городскую думу.

Огромное влияние на общественную жизнь в городе оказывала политическая ссылка. По воле царизма в Красноярске в XIX веке содержались на поселении многие революционеры. Среди них были деятели 14 декабря 1825 года, польские повстанцы 1830-1831 годов, М. В. Буташевич-Петрашевский. Особенно глубокий след в истории города того времени оставили декабристы.

Из отправленных на поселение в Сибирь в Красноярске жили Ф. П. Шаховский (1826-1827), Н. С. Бобрищев-Пушкин (1832-1840) и С. Г. Краснокутский (1831-1838). После Нерчинской каторги в городе на Енисее в разные годы оказались на поселении пятеро декабристов: П. С. Бобрищев-Пушкин (1833-1840), М. А. Фонвизин (1835-1838), М. Ф. Митьков (1836-1849), М. М. Спиридов (1839-1854, но с 1840 года он жил, не порывая связи с красноярской колонией декабристов, в селе Дрокино) и В. Л. Давыдов (1839-1855). В Красноярском гарнизоне служили разжалованные в солдаты декабристы Н. В. Пегин - участник восстания Черниговского полка (1826-1844) и М. И. Пущин (1826), брат видного декабриста И. И. Пущина, лицейского друга А. С. Пушкина. В. Л. Давыдов и М. Ф. Митьков умерли в Красноярске.

Декабристы, являясь передовыми высокообразованными людьми, своей деятельностью будоражили патриархальную жизнь тогдашнего города, побуждали всех честных людей задумываться над социальными вопросами, осуждать и даже выступать против наиболее вопиющих недостатков существующего порядка. Неустанно пропагандируя прогрессивные идеалы, декабристы многое сделали для формирования местной интеллигенции.

Под влиянием лучших представителей первого этапа освободительного движения, а также ссыльных поляков и петрашевцев, обычные у сибиряков жалость и сочувствие к ссыльным «страдальцам» стали перерастать в формы социального протеста. Известно, что зачисленные в красноярский гарнизон польские повстанцы, поднявшиеся на борьбу за независимость своей родины, в 1831-1832 годах привлекли до полубатальона местных солдат к подготовке вооруженного восстания, которое приурочили к прибытию в Красноярск весной 1834 года декабриста А. И. Якубовича. С помощью прогрессивно настроенных лиц из красноярского общества (И. Г. Родюкова, В. А. Попова и Е. В. Босгрем, Н. А. и Ш. Э. Лопатиных, Н. К. и О. В. Сидоровых, Н. В. и Е. В. Латкиных, А. М. Кабакова, П. И. Кузнецова и других) М. В. Буташевич-Петрашевский смог прожить в губернском Красноярске более трех лет.

«Русский человек все, что мог, сделал в Сибири с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности», - писал историк Сибири и общественный деятель Н.М. Ядринцев.

На протяжении XVII века в истории России происходили большие перемены. Они касались всех сторон её жизни. Территория Российского государства расширилась. Кроме Сибири в состав России вошли Левобережная Украина с Киевом и область Запорожья. Пределы России подошли к Тихому океану на востоке, к Северному Кавказу и Казахстану на юге.

Страна была феодальной, господствовала феодальная собственность на землю, оформлялась общегосударственная система крепостного права. Увеличение товарного производства привело к резкому росту городов. В последней четверти XVII в. отчетливо проявляются тенденции оформления абсолютизма. С уходом с политической сцены бывшего «царя» Сибирского ханства Московское правительство, в соответствии с тогдашними политическими воззрениями, считает себя теперь полным наследником Сибирского ханства. Отныне освоение Сибири становится делом исключительно внутренней политики Русского государства, делом русского народа.

В связи с вышеизложенным выбор темы работы «Социальные конфликты в Сибири в XVII веке» является актуальным и обоснованным.

Цель и задачи работы рассмотреть особенности социальных конфликтов в Сибири в XVII веке.

Объектом исследования является Сибирь в XVII веке.

Предметом – социальные конфликты.

Работа состоит из введения, четырех пунктов, заключения и списка литературы.

В качестве источников использовались учебники и статьи следующих авторов: Алексеева А.А., Миненко Н.А., Покровского Н.Н., Прошанова С.Л. и других, а также электронные ресурсы.

1 Определение социального конфликта, его сущности и специфики

Вопрос о существовавших в России XVI - XVII вв. социальных конфликтах, конфликтогенности сложившихся в тот период русской истории ситуаций, вполне естественным будет начать с определения социального конфликта, его сущности и специфики.

Будучи предметом изучения ряда наук, социальные конфликты в большинстве работ как правило наделяется таким существенным признаком как противоборство, столкновение участников конфликта, преследующих противоположные цели, которые могут быть достигнуты только в противодействии, борьбе за счет ущемления интересов другой стороны.

Сущность социального конфликта заключается не столько в возникновении противоречия, столкновении интересов, сколько в противодействии субъектов социального взаимодействия и в способе разрешения создавшегося противоречия.

Источником такого противоборства выступают социальные противоречия, обострившиеся до высшей стадии, когда исчерпаны другие способы их снятия или устранения. В качестве противоречий выступают, как правило, социальные интересы, отражающие различные ценностные ориентации и нормы социальных субъектов - конфликт в данном случае выступает средством, способом разрешения социальных противоречий в социальном взаимодействии субъектов.

Разновидности таковых с различных сферах общественной жизни - политике, экономике, праве, военной сфере и т.п. позволяет заключить, что все виды конфликтов обладают всеми свойствами, общими для социальных конфликтов и наряду с этим содержат некоторые специфические, отличающие их от других конфликтов свойства.

Следовательно, социальный конфликт выступает наиболее острым социальным процессом и способом разрешения значимых противоречий, возникающих в процессе социального взаимодействия различных социальных субъектов (личностей, групп, классов, этносов, наций, народов, государств и т.д.). Социальный конфликт заключается в противодействии субъектов друг другу и, как правило, сопровождается негативными эмоциями и чувствами, направленными на противостоящую сторону.

Не все противоречия интересов приводят к социальным конфликтам, но чтобы конфликт стал неизбежным - противоречия должны приобрести антагонистический характер.

Социальный конфликт выступает своеобразным социальным механизмом, способствующим развитию социальной общности, движению вперед, решению и снятию накопившихся проблем социальной стагнации и противоречий социального прогресса. В конечном счете, социальный конфликт ведет к установлению и достижению (временному) согласия и социального порядка.

Вопрос о социальных конфликтах в России необходимо начать с определения условий их возникновения, т.е. необходимо сформировать образ России того времени. Характеризуя его можно говорить о складывании единого русского государства. В него вошли земли Великого Владимирского княжения, Новгорода, Пскова, Рязани и Смоленска. Политически можно говорить о существовании деспотии. "Деспотия", чей корень есть греческое despotes, имеет более ли менее ту же этимологию, что и patrimonial, Р.Пайпс, характеризуя ее говорит об отклонении от истинно монархической власти, (которая, читается, уважает право собственности своих подданных) или ее извращение., называя его вотчинным режимом, самостоятельная форма правления. Вотчинный строй, так он это называет .

«Здесь конфликтов между суверенитетом и собственностью нет и быть не может, ибо, как и в случае первобытной семьи, в которой главенствует pater familias, они есть одно и то же. Деспот ущемляет право собственности своих подданных; вотчинный правитель просто-напросто вообще не признает за ними этого права».

Власть русского царя ничем не ограничена, по мнению иностранцев, в полноте ее никто их европейских монархов не мог сравниться с московским государем. Далее он пишет «при вотчинном строе не может быть четкого разграничения между государством и обществом, постольку, поскольку такое разграничение предполагает наличие не только у суверена, но и у других лиц права осуществлять контроль над вещами и (там, где существует рабовладение) над людьми. В вотчинном государстве нет ни официальных ограничений политической власти, ни законоправия, ни личных свобод». Тем не менее Пайпсу очевиден достаточно печальный факт «в нем может иметься высокоэффективная политическая, хозяйственная и военная организация, происходящая из того, что всеми людскими и материальными ресурсами страны распоряжается один и тот же человек или люди - король или бюрократы.

Внук Ивана III, Иван IV (Грозный) принял новый титул "Царь и Великий Князь Всея Руси". Первый период правлении Ивана IV был одной из светлых страниц русской истории. В то время молодой царь был под влиянием культурных и гуманных сотрудников. С их помощью был проведен ряд реформ: местное самоуправление, участие представителей населения в суде и т.д.

Закончив проведение реформ, Иван IV завоевывает Казанское и Астраханское татарские ханства - остатки Золотой Орды на Волге. Он также успешно начинает борьбу с западными соседями за выход к Балтийскому морю.

Последние 20 лет жизни Ивана Грозного, в отличие от первого периода, были мрачными в русской истории. Резкая перемена к худшему в его характере граничила с душевной болезнью. Он стал подозревать в измене всех бояр. Своих ближайших сотрудников он отправил в ссылку. Некоторые, спасаясь от него, бежали за границу.

Для борьбы с противниками нового жестокого режима Иван Грозный создает военно-полицейский аппарат - Опричнину. Целые области передаются им в управление опричнины. Злоупотребления и произвол опричников, казни невиновных вызывают общее недовольство в стране. В это же время война с западными соседями приняла неудачный оборот.

В конце правления Ивана Грозного произошло замечательное событие: богатые уральские промышленники Строгановы организовали поход против остатков Орды за Уральским хребтом. Отряд казаков во главе с атаманом Ермаком разбил войска татарского хана и захватил его столицу. Таким образом, был открыт путь дальнейшего освоения русскими Сибири.

После Ивана Грозного царем был его сын Федор, слабый и неспособный к правлению человек. Фактически правил за него умный и способный боярин Борис Годунов, на сестре которого был женат царь Федор.

Со смертью бездетного Федора прекратилась династия Рюрика, и царем был избран Борис Годунов. Первые годы его правления были удачными, но в 1600 г. наступили трудности: интриги бояр, не желавших признавать его царем, неурожайные годы, вызвавшие голод, и крестьянские восстания.

Симптомами тех социальных конфликтов стали проявление недовольства в форме выступлений, массовых движений; возникновение социальной напряженности, социального беспокойства; поляризация и мобилизация противодействующих сил и организаций; готовность действовать определенным (чаще всего радикальным) образом.

Социальное недовольство этих групп были обусловлено рядом обстоятельства, не выяснив которые невозможно понять содержание и характер начинающегося конфликта, тем более определить его интенсивность и последствия.

Как правило, осознание ущемленности собственных интересов и выбор способа противодействия "сопернику" осуществляются внутри общества не всей социальной группой непосредственно, а постоянно (профессионально) выражающими ее интересы институтами (политическими лидерами). Таковыми в тот период стали Дмитрий Отрепьев, известный как Лжедмитрий первый, Борис Годунов, ряд царедворцев и др.

Любой социальный конфликт, так или иначе, влияет на многие общественные процессы, и на массовое сознание особенно. Он не оставляет равнодушными даже пассивных наблюдателей, ибо воспринимается чаще всего если не как угроза, то во всяком случае как предупреждение, как сигнал возможной опасности. Социальный конфликт вызывает сочувствие одних и порицание других даже тогда, когда не задевает непосредственно интересы не втянутых в него групп. В обществе, где конфликты не скрываются, не затушевываются, они воспринимаются как нечто вполне естественное (если, конечно, конфликт не угрожает существованию самой системы, не подрывает ее основ).

Введение

Цель и задачи работы рассмотреть особенности социальных конфликтов в Сибири в XVII веке.

Объектом исследования является Сибирь в XVII веке.

Предметом – социальные конфликты.

Работа состоит из введения, четырех пунктов, заключения и списка литературы.

1 Определение социального конфликта, его сущности и специфики

Но даже и в этом случае факт конфликта выступает как своеобразное свидетельство социального неблагополучия в тех или иных масштабах, на том или ином уровне общественной организации. Стало быть, он выступает и как определенный стимул для внесения изменений в осуществляемую политику, законодательство, управленческие решения и т. д.

Возникающие конфликты могут свидетельствовать не только об объективных трудностях и нерешенных проблемах, о тех или иных социальных аномалиях, но и о субъективных реакциях на происходящее. Последнее не менее важно. Американские исследователи Роджер Фишер и Уильямс Юри отмечали в этой связи: В конечном счете, однако, причиной конфликта является не объективная реальность, а происходящее в головах людей.

Социально-психологическая составляющая конфликта может действительно иметь самодовлеющее значение. Неадекватное отражение массовым сознанием происходящих в обществе перемен (например, смена правителя), реакция на те или иные политические решения или спорные вопросы (например, коме передать властвующие полномочия при смене монарха) способны сами по себе вызвать конфликтную ситуацию и даже масштабный конфликт между активными группами населения и властью. В данном случае конфликт будет выступать как своего рода предупреждение, требование, призыв внести изменения в предполагаемые действия, не допустить осуществления тех из них, которые противоречат общенациональным интересам. Конфликт сам по себе еще не выражает в полном объеме причины, его детерминировавшие, и социальные источники, его питающие и поддерживающие. Конфликт лишь побуждает к этому. Однако в ходе конфликта более ясно выражаются интересы и ценностные ориентации его участников, что само по себе чрезвычайно важно для выяснения всех причин и обстоятельств, породивших конфликт. Социальный конфликт, имеющий значительные масштабы, оказывает поляризующее воздействие на общество (социальные слои и группы), как бы разделяя его на тех, кто участвует в конфликте, сочувствует ему, порицает его. На тех, кто участвует и сочувствует конфликту, последний оказывает консолидирующее воздействие, сплачивает и объединяет их. Происходит более глубокое уяснение целей, во имя которых разворачивается противоборство, "рекрутируются" новые участники и сторонники. В той мере, в какой конфликт несет в себе конструктивное или деструктивное начало, способствует разрешению противоречий, он может рассматриваться как прогрессивный или регрессивный. Конфликт, даже оказывающий позитивное воздействие, ставит вопрос о цене осуществляемых под его воздействием изменений. Какие бы цели ни провозглашались и как бы важны они ни были, но для их осуществления приносятся в жертву человеческие жизни, возникает вопрос о нравственности такого конфликта, о его действительной прогрессивности .

2 Заселение Сибири, как форма социального протеста

Как известно, заселение Сибири русскими проходило в два этапа. При этом именно вторая волна колонизации Сибири - земледельческая – оказала решающее воздействие на формирование сибирского крестьянства. Кроме того, следует учитывать и нараставшую с начала XVIII в. внутрисибирской миграции, когда переселенцы первой – торгово-промысловой – волны покидали оскудевшую к тому времени на пушные богатства тайгу, и поселялись в пригодных для земледелия районах Сибири.

Старинные связи Поморских уездов с Зауральем, проистекающие еще из промыслового предпринимательства первых русских землепроходцев в Сибири, продолжают влиять на процесс заселения Сибири и в XVII-XVIII веках.

Веками бытовавший взгляд поморских крестьян на землю как на собственность, «вотчину», при попытках правительства в XVII в. ограничить их право распоряжения своими вотчинными землями порождал упорное сопротивление.

Следует отметить, что активность русского переселенческого движения в Сибирь напрямую зависела от внутриполитической ситуации.

Большую часть переселенцев в Сибирь на протяжении XVII-XVIII веков составляли северорусские черносошные крестьяне, искавшие в переселении освобождения от тяжелого феодального гнета. С 1660-х годов именно в Поморье произошло резкое усиление прямых налогов, в частности, удвоение так называемых стрелецких денег.

В XVII-XVIII вв. стремление крестьян сохранить (или вернуть) черносошное состояние проявлялось в многочисленных актах неповиновения светским и духовным (монастырским) властям, порождало многочисленные челобитные к власти верховной с прошениями вернуть их в «черные сохи».

Челобитные поморских крестьян были насыщены многочисленными аргументированными ссылками на соответствующие поземельные документы, обращениями к прецедентам прежних разбирательств. Несомненно, эта активная деятельность по отстаиванию собственных прав развивала правосознание и правотворчество поморского крестьянства, способствовало формированию так называемого свободного «поморского» духа, который наложил значительный отпечаток на формирование мировоззрения сибирского крестьянства.

Борясь за свой черносошный статус северный крестьянин отстаивал и требования возвращения захваченных феодалами земель в черные земли. Как указывают исследователи, нигде в России крестьяне не добились большего успеха, чем в Поморье, где крестьянам удалось отстоять не только границы своих земель, но и свой незакрепощенный статус. Черносошный крестьянин был гражданином государства, в пользу которого платил налоги и нес повинности, то есть крепостные отношения, основой которых было право собственности крепостника на личность крестьянина, к статусу черносошного крестьянина не могли иметь прямого отношения.

С ростом феодального гнета, отстаивая собственную личностную свободу, крестьяне были все же вынуждены покидать свои вотчины.

Несмотря на имевшие место колебания и попытки воспрепятствовать стихийному переселенческому потоку из Поморья в Сибирь, правительство в итоге убедилось в собственной неспособности преодолеть крестьянское сопротивление. Интересно отметить, что тем самым правительство отнюдь не пренебрегло закрепостительными установлениями Соборного уложения 1649 года. По закону, сыску и возвращению подлежали только те черносошные крестьяне, которые бежали во владения вотчинников и помещиков. В условиях Сибири это требование становилось бессмысленным.

А.А. Преображенский, приведя множество данных из исследованных им документов (отпускных писем, проезжих или подорожных памятей), пришел к выводу, что кроме нелегальных, существовала и значительная по численности группа крестьян, легально отпущенных «мирскими» властями .

Одной из основных причин ухода черносошных крестьян из Поморья в Сибирь, независимо от того, был он легальным или нет, А.А. Преображенский называет помимо прочих и высокую степень социального расслоения поморской деревни, сложившуюся на протяжении XVII в. По его мнению, в результате этого процесса «мирские» власти не препятствовали выходу разорившихся крестьян из общины, справедливо находя в этом выгоду и облегчение для всех остальных ее членов.

Поморские уезды, в силу почти полного отсутствия в них вотчинного (кроме церковного и дворцового) землевладения, развивались в экономическом отношении быстрее сопредельных территорий.

В любом случае, поморские крестьяне, составляя абсолютное большинство среди переселенцев, принесли в Сибирь обширный комплекс представлений о государственном и общественном устройстве, сложившийся в течение многих десятилетий на основе осознанной крестьянской борьбы за собственные права.

Во многом на процесс формирования сибирского крестьянства повлиял и приток беглых из других регионов страны. При этом центральная администрация практически не прилагали усилий по содействию в их возвращению к владельцам, предлагая самим владельцам организовывать сыск своих крестьян на бескрайних сибирских территориях.

Так, например, когда в 1699 г. правительство Петра I пожаловало Г.Д. Строганову новые владения в Соликамском уезде, местное население отнеслось к переходу в крепостное состояние резко отрицательно. В начале 1700 г. с Урала в Сибирь двинулись «семей з двести и болши ис пермских чюсовских ево вотчин, отбиваясь от людей ево боем и стреляя из ружья и из луков в те ж сибирские городы по подговору прежних беглых ево крестьян»

Деятельность по сыску встречала не только активное сопротивление со стороны самих беглых, но и определенное противодействие со стороны сибирской администрации, заинтересованной в притоке населения. И если ценой больших усилий и значительных финансовых затрат Строганову все же удалось «сыскать» значительную часть ушедших от него в Сибирь крестьян (на что, кстати, было потрачено не одно десятилетие), то сыски черносошных крестьян были заведомо безрезультатными и велись в гораздо меньшем масштабе, превращаясь в мероприятия по учету пришлого населения.

Формирование в Сибири крестьянства завершается к началу XVIII столетия и ведущая роль в этом процессе, в итоге, принадлежала именно государственным крестьянам, непосредственным эксплуататором которых являлось феодальное государство.

Специфическую категорию феодально-зависимого населения составили приписные крестьяне уральских, нерчинских и алтайских заводов. По характеру основной феодальной повинности (заводская «барщина»), приписная деревня напоминала крепостную. Однако приписной крестьянин, в отличие от помещичьего, признавался субъектом гражданского и публичного права. Верховная власть рассматривала приписное крестьянство как особую категорию в составе государственного крестьянства.

Отсутствие в Сибири сколько-нибудь развитого помещичьего землевладения, отдаленность ее от центра страны, огромные пространства, обусловили как особую специфику сознания местного крестьянства, так и характер взаимоотношения крестьянской общины с органами власти. Правительство и сибирская администрация были не в состоянии держать деятельность общины под постоянным контролем, что было возможно в густозаселенном центре России.

К концу XVIII века сибирское крестьянство было представлено тремя группами. Группа «государевых» - пашенных и оброчных - крестьян (96% от общего числа), группа монастырских крестьян (3,5%) и лично зависимые (абсолютное меньшинство – 0,5%).

Общеизвестно, что в Сибири так и не возникло помещичьего хозяйства, не появились четко оформленные слои поместных и крепостных крестьян. Тем не менее, и это легко проследить в лозунгах антифеодального движения, антикрепостнические настроения были сибирскому крестьянству весьма близки, и активно поддерживались. В то же время на всю Сибирь к концу XVIII приходилось лишь несколько десятков незначительных по своей величине поместий, а число крепостных крестьян было мизерным.

В XVIII – начале XIX вв. на Востоке страны вольноколонизационный поток шел по прежнему из Поморья.

Таким образом, в Сибири сформировалось крестьянство, феодально зависимое от государства, а не от частных владельцев. Исследователи отмечают, что типологически сибирское крестьянство находится ближе к государственному (черносошному) крестьянству Европейского Севера России, что в силу описанных особенностей его формирования и неудивительно. Как и черносошные крестьяне Поморья, они реально пользуются значительными владельческими правами на свои земли, степень их личной зависимости гораздо слабее, чем в помещичьей деревне. Отмечается и значительная близость материальной и духовной культуры крестьян по обе стороны Уральского хребта. Общерусские социально-утопические легенды имеют широкое хождение в Сибири, а поиски русскими сказочного Беловодья связаны с реальной историей алтайских крестьян.

В то же время, XVIII век ознаменовался окончательным формированием региональных черт народной культуры, которые определили в дальнейшем этнографический и культурный облик сибирской деревни.

Тем не менее, несмотря на некоторые имевшиеся особенности развития, характер существования, бытовой уклад и социально-политические представления крестьянского населения Сибири в основном не отличались от общероссийских. Объясняется это тем, что они были привнесены на сибирскую территорию русскими же земледельцами, а не формировались на рассматриваемых территориях на протяжении многих столетий, как это было в центральной части страны.

Общерусские закономерности развития крестьянского сознания были характерны и для Сибири, при этом их действие усиливалось не только постоянным переносом соответствующих идей, сюжетов за Урал как в ходе крестьянской колонизации, но и благодаря ссылке, так как в Сибирь ссылали и самозванцев с их сторонниками, и активных распространителей различных слухов и легенд о монархах.

В общей массе ссыльных, впрочем, преобладали крестьяне, пострадавшие за свои антифеодальные настроения, из Центральной части России. В XVIII веке большую часть ссыльных составляли помещичьи крестьяне. Только с 1760 по 1780 гг. в Сибири (без Иркутской губернии) было помещено до 40 тыс. душ м. и ж. пола.

Исследователи отмечают, что процесс вольнонародной колонизации, являвшийся отражением антифеодальной борьбы масс, проходил в неразрывной связи лозунгов социального и религиозного протеста, создавая единую оппозицию церкви и бюрократии.

Практика абсолютистского государства по использованию результатов народной колонизации, которая осуществлялась под демагогическими лозунгами, обещавшими излияние «монарших милостей», способствовала закреплению в крестьянском сознании социально-политических иллюзий.

3 Городские восстания

Очень часто встречается ошибка, заключающаяся в том, что авторы, говоря о Сибири, все время подменяют ее Россией. Так, утверждают (по всей видимости, исходя из текста песни о несчастном путешественнике через Байкал на омулевой бочке), что «угрюмый образ Сибири-каторги в конечном счете заслонил в общественном сознании все остальное». Но это в русском общественном сознании, в сознании каторжан и мигрантов. Особенно «несчастны» такие песни были у белорусских крестьян-переселенцев. Но ни в одной дошедшей до нас казачьей песне, ни в одной сказке или песне местных старожилов уныния и «несчастья» нет и в помине. Возьмите знаменитый цикл об Албазинском «сидении»: размах, удаль, порой жестокость, смерть, но горечи нет! Это как в песне о Стеньке Разине, который бросает княжну за борт - никто же не плачет по княжне! Сибирский мужик слишком прагматичен, чтобы горевать о какой-то свободе и воле, его интересуют сугубо конкретные дела. Интересный случай в этом отношении произошел в деревнях Тобольского наместничества в 1786 г., где объявился некий Петр Пургин, который выдавал себя за Петра III. Но обещал он крестьянам не землю и волю, как Емельян Пугачев, а «што не будет государственных податей на девять лет и тем более смущал простых людей».

Русский человек и абориген уже довольно долго знали друг друга, прежде чем в Сибири были построены первые «государевы» города. Первые контакты русских и коренных жителей Западного Зауралья, и даже района Мангазеи, относятся еще к XI веку. После присоединения к Московскому государству Великого Новгорода и «Великой Перми», после большого похода московской рати в 1499-1500 гг. великие князья уже официально включили в свой титуляр название царей Югорских, Кондинских, Обдорских. С этого времени народы края официально уже считались данниками и вассалами Москвы и даже не систематично платили реальную дань.

Некоторые авторы, рассуждающие об общем в ментальности колонистов на новых землях, считают, что «в порубежье не боялись подняться за свободу с оружием в руках». И далее приводят в доказательство слова замечательного историка и публициста Н. Я. Эйдельмана (которые, правда, до него говорил А. И. Герцен) о том, что «главные народные войны зажигаются не в самых задавленных, угнетенных краях», а «в зонах относительно свободных, и уже потом с казачьих мест переносятся в мужицкие, закрепощенные губернии».

Но это утверждение Н. Я. Эйдельмана не подходит к Сибири. Весь парадокс российской истории заключается в том, что в XVII-XVIII вв., когда Сибирь была относительно свободна от Москвы, в ней ни разу «не зажигалась» эта «главная народная война»; более того, ни Разин, ни Пугачев не нашли здесь многочисленных и активных сторонников.

В Сибири все было проще и сложнее одновременно. Не проходило и года, чтобы не пылали русские деревни и остроги, ежегодные ясачные сборы служилых людей нередко превращались в вооруженные столкновения, а основание русских городов выглядело как военная экспедиция в чужую страну. Тем не менее официально у нас не было никаких войн с тогдашними феодальными правителями и аборигенными князьками Сибири. Несмотря на то, что степень ожесточения доходила до предела с обеих сторон. Можно вспомнить, что, когда А. Воейков окончательно разгромил Кучума в 1598 г., он приказал казнить захваченных пленных, которые уже никакой опасности не представляли. Впрочем, и противники были тоже немилосердны, особенно к своим соплеменникам, перешедшим на сторону русских. Об этом напоминает судьба Богдана Артыбаева, который в 1648-1649 гг. вместе с русскими казаками «бился» с киргизами в Чулымской волости. Киргизы за это поймали его отца с семьей и живьем сварили в котле.

Вообще, покорение Сибирского ханства, Западной Сибири во многом напоминает военную акцию по подчинению и наказанию непокорного вассала, который до этого давал присягу своему сюзерену на верность. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что большинство западносибирских городов - Тобольск, Тюмень, Березов, Сургут, Нарым, Пелым, Томск - были основаны вблизи родокняжеских центров сибирских князьков, которые до этого изъявляли покорность московскому государю, или же существовавших до этого «вольных» русских торговых городков.

Город тогда в Сибири - это форпост многоцелевого значения. Его функции :

· военно-оборонительная,

· административная,

· налогово-финансовая,

· перевалочно-транспортная,

· торговая,

· промышленная.

К началу XVIII в. из около 150 крепостей в Сибири городами стали только 20: Тюмень, Тобольск, Сургут, Тара, Нарым, Верхотурье, Томск, Кузнецк, Якутск, Иркутск, Нерчинск и др.

Сибирский город XVII в. отличала его управленческая функция. Этим обусловливалось наличие в городе управленческого аппарата - разных дьяков и подьячих. Так, в Верхотурье в 1645 г., подьячих, таможенных, церковных и площадных дьяков, занимавшихся оформлением личных и деловых бумаг, этого «крапивного племени», как говорили тогда, было 50 человек (около 5,8% от всего населения города вместе с приходящими сюда на недолгое время «гулящими» людьми. А в числе постоянного населения верхотурская «бюрократия» XVII в. составляла около 21%).

Города являлись и основой хозяйственной деятельности. На обилие в Иркутском уезде хлеба, соли, мяса, рыбы обратил внимание западноевропейский путешественник Исбрант Идес, проезжавший через город в 90-х гг. XVII в. Он писал:

«После нескольких дней пути среди бурят приехал я в город Иркутск, расположенный на реке Ангаре, которая истекает из озера Байкал в шести милях от города и течет с юга на север. Этот город построен недавно и снабжен мощной крепостью и большими слободами. Хлеб, соль, мясо и рыба здесь очень дешевы, ржи больше всего и столь много, что за семь стюйверов можно купить ещё сто немецких фунтов. Тому причиной плодородие этой земли. От Иркутска до Верхоленска родится много разнообразных злаков; там находится много русских дворов, которые наживают богатство земледелием и которые кроме этого ничего более не промышляют».

Бюджет сибирского города во многом зависел от размеров собранного ясака. Дело в том, что в ясак с местных народов входили шкурки не только соболя, но и дешёвых видов «мягкой рухляди» - белки, волка, а также неотправляемые виды ясака: скот, низкосортное железо местной выплавки.

Этот вид ясака подлежал обмену на шкурки соболя у местных народов. Не проданная и не обмененная часть ясака оставалась в местном бюджете и шла на оплату жалованья, городское строительство, местные торговые операции и др. И в первое время, до развития собственного ремесла, хлебопашества, ясачные поступления составляли до 75% всех доходов уезда.

И в истории Сибири XVII в. известен лишь один случай убийства воеводы возмущенным населением - илимского воеводы Лаврентия Обухова в 1665 г.: «Лаврентий, приезжая к ним в Усть-Киренскую волость, жен их насильничал...»

Несколько иной характер носило наше продвижение в Восточной Сибири. Обратите внимание, что здесь важнейшие города, такие как Енисейск, Красноярск, Иркутск, Якутск, Нерчинск основывались вне всякой связи с какими-либо поселениями аборигенов и даже подчас без специальных царских грамот, а просто в силу обстоятельств военного похода: где встретили сопротивление, там и основали русский город. Да и политическая обстановка здесь была совершенно другая. Если в Западной Сибири еще была возможность договориться с каким-то одним правителем - Едигером, Кучумом, Алтын-ханом, - то в Восточной Сибири просто не с кем было вести такие переговоры: туземное общество представляло собой калейдоскоп различных народов и племен, находившихся в постоянной борьбе друг с другом. И это уже больше походило на Северную Америку, где англичанам приходилось заключать договоры с каждым крупным племенем. В Восточной Сибири мы вступали на территорию, которая никогда даже косвенно не была подведомственной или вассальной московским князьям. Но в любом случае - и в Западной, и в Восточной Сибири - это не было чистое завоевание: продвижение русских отрядов сопровождалось движением крестьянского, промышленного, «гулящего» русского населения. В этом и заключается суть колонизационного процесса как неоднозначного, противоречивого исторического события.

4 Сибирь и крепостное право

В Сибири, в отличие от центральной России, в XVII в. не было крепостного права. С самого начала присоединения вся Сибирь была объявлена «государственной вотчиной», сибирская земля считалась государственной. Государство стремилось единолично извлекать доходы с богатой окраины. Закрепощение сибирских крестьян было невозможно и потому, что необъятные просторы и слабость местной администрации оставляли для крестьянина возможность уйти «куда глаза глядят».

Необходимость взаимодействовать с государственной властью, вступать в контакты с аборигенами заставляли русских поселенцев воспроизводить в Сибири нормы мирского (общинного) самоуправления - крестьянской общины.

В Сибири в XVII в. возникали и социальные конфликты, происходили и городские восстания. Их причинами были уменьшение жалованья, лихоимство и др. Особое значение имели отношения русской власти и аборигенов (сибирских аборигенов тогда звали «иноземцами»). В политике русских властей в отношении аборигенного населения были принципиальные установки :

1. мирные пути взаимодействия, добиваться союза с ними и поддержки;

2. защита ясачноплательщиков от притеснений со стороны русских, обходиться с ними «ласкою» и «приветом»;

3. ясачные люди были в одинаковом правовом поле с русскими, различие к подданным определялось только их имущественным и служебным положением; иногда они обращались в органы суда, правопорядка, чтобы опротестовать действия своих «лучших людей» и русской администрации по поводу лихоимства;

4. не допускалась насильственная и массовая христианизация сибирского населения;

5. невмешательство во внутриродовые отношения; в этот период центральная и местная власть очень редко вмешивались в дела ясачных волостей, где продолжали действовать местные феодалы и представители патриархальной родоплеменной верхушки.

Эти принципы были главным условием и присоединения, и «покорности» Москве аборигенов. Формальное присоединение народов Сибири дополнялось обязательным подчинением и превращением их в подданных «белого царя». Основной формой подчинения и «принятия подданства» было обложение и взимание ясака. Особыми административными единицами были ясачные волости.

Ясак, как форму обложения местного населения, русские власти заимствовали от татарских ханств в Поволжье и в Сибири. В буквальном переводе на русский язык ясак - дань, которая уплачивалась в знак подданства.

На первых порах ясак, взимаемый царской администрацией в Сибири, не отличался от дани, которую выплачивало местное население более сильным племенам или государственным образованиям до прихода русских. Его размер не фиксировался, брали, сколько давали, с раздачей подарков (металлических изделий, тканей, зеркал, водки и т.п.), в форме меновой торговли. Практиковался захват знатных людей в заложники, что гарантировало уплату ясака их сородичами.

С XVII в. ясачная подать превращалась в ренту, уплачиваемую местным населением в пользу феодального государства за пользование землей и другими ясачными угодьями. По мере укрепления русской власти ясак превращался в разновидность государственного налога.

Взимание ясака имело две формы :

· окладной ясак - постоянный, фиксированный размер сбора с волости («землицы»);

· неокладной - неопределенный - сколько возьмется.

Окладным ясаком облагались группы ясачного населения, которые уже упрочились в русском подданстве и были учтены переписными ясачными книгами. Жители, не прочно закрепленные в русском подданстве, платили неокладной ясак, часто в размере, который они сами находили нужным для поддержания дружеских отношений с русскими властями. В этом случае ясак носил нередко характер обычного торгового обмена, его обязательно сопровождали «государевы подарки». Ясачным людям выдавали сукно, ткани, котлы, хлеб, водку, дешевые украшения (бисер и др.).

Ясачный взнос состоял из собственно ясака - обязательного платежа - и добровольных приношений («поминков»). Со временем «поминки» стали также обязательными. Ясак принимали преимущественно пушниной, иногда рыбой, скотом, оленьими шкурами. По мере истребления соболей стали принимать меха лис, бобров, других пушных зверей, а также деньгами. Но в основных пушнопромысловых районах (Якутский, Мангазейский, Енисейский уезды) правительство допускало замену пушного ясака денежным исключительно редко.

В управлении нерусским населением царская администрация старалась опереться на родоплеменную знать коренных народов. Кучумовские «мурзы и мурзичи» освобождались от ясака, за ними сохранялись все старые привилегии. В большинстве своем они были приняты на царскую службу и составляли особую группу «служилых юртовских татар».

В управлении Сибирью видное место занимали вопросы регулирования торговли. Царское правительство, заинтересованное в нормализации экономической жизни Сибири, до конца XVI в. освобождало здесь от таможенных пошлин как русских, так и среднеазиатских (ногайских и бухарских) купцов. Но с 1597 г. русские торговые люди платили десятинную пошлину с сибирских товаров, «ото всякого зверя от девяти десятое». Заботясь о регулярном поступлении ясака и о том, чтобы ясачных людей «не ожесточити и не отбити от государя», правительство освободило их от уплаты таможенных пошлин.

Заключение

В заключении хотелось бы сказать, что при подборке материалов для данной темы возникли определенные трудности. Из проанализированных мною источников видно, что в Сибири не было каких-то огромных социальных конфликтов. Сибирский мужик слишком прагматичен, чтобы горевать о какой-то свободе и воле, его интересуют сугубо конкретные дела, например: размер податей, «да дабы приказчики произвола не творили».

И весь парадокс российской истории заключается в том, что в XVII-XVIII вв., когда Сибирь была относительно свободна от Москвы, в ней ни разу «не зажигалась» эта «главная народная война»; более того, ни Разин, ни Пугачев не нашли здесь многочисленных и активных сторонников.

Действительно, в истории Сибири XVII века почти года не проходило, чтобы в том или ином районе не вспыхивали «бунты и нестроения», «смуты и шатания», заканчивавшиеся убийством воеводы или приказчиков, «выбиванием» их из городов. В этих движениях принимали участие все классы и слои сибирского общества. Безусловно, нельзя отрицать, что в них проявлялось имущественное расслоение сибирского общества.

В сравнении с положением туземцев в колониях европейских держав зависимость сибирских аборигенов от русской власти отличалось мягкостью. Формула царских грамот и наказов в отношениях с ясачными людьми предписывала действовать «лаской, а не жесточью». Ясачные, как и русские, были такими же подданными.

Достаточно быстро между русскими и основной массой инородцев устанавливались мирные добрососедские отношения. Распространенными были межэтнические браки. Не было пренебрежительного отношения к детям от таких браков. Русские даже не выдумали слов для их обозначения, как это сделали европейцы в своих колониях, введя в оборот слова «метис», «мулат».

Список литературы

1. Алексеев А.А. Курс лекций по истории Сибири охватывает период XIII - XVII вв., отражает современную научную концепцию отечественной истории и истории Сибири. – Новосибирск: СГГА, 2003.

2. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск: Наука, 1992

3. Миненко Н.А. История культуры русского крестьянства Сибири в период феодализма (Учеб. пособие). Новосибирск: Изд-во НГУ, 1986.

4. Побережников И.В. Слухи в социальной истории: типология и функции, Екатеринбург: Банк Культурной Информации, 1995.

5. Покровский Н.Н. Обзор сведений судебно-следственных источников о политических взглядах сибирских крестьян конца XVII-XIX в. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск: Наука, 1982. С. 48-79.

6. Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI-начале XVIII в. М.: Наука, 1972

7. Прошанов С.Л. Становление социологии Конфликта в России (теоретико-методологические и институционально-организационные основы) Специальность: 22.00.01 - Теория, методология и история социологии Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук. Москва, 2007 год

8. Русские старожилы Сибири М.: Наука, 1973

Прошанов С.Л. Становление социологии Конфликта в России (теоретико-методологические и институционально-организационные основы) Специальность: 22.00.01 - Теория, методология и история социологии Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук. Москва, 2007 год

Копанев А.И. Крестьяне русского Севера в XVII в… С. 17

Русские старожилы Сибири. М., 1993, С. 30

Копанев А.И. Крестьяне русского Севера в XVII в... С.41

Там же, С. 227

Алексеев А.А. Курс лекций по истории Сибири охватывает период XIII - XVII вв., отражает современную научную концепцию отечественной истории и истории Сибири. – Новосибирск: СГГА, 2003.

Усложнение социально-экономической жизни Сибири в 20-80-х годах XVIII в. существенно отразилось на движущих силах, характере и организации народных выступлений. Как и ранее, слабое развитие в Сибири частного землевладения, большая по сравнению с центральной частью России личная свобода и хозяйственная самостоятельность населения, огромное количество незанятых и пригодных для хлебопашества земель в известной степени сглаживали остроту социальных конфликтов. Большие пространства, плохие пути сообщения, слабая плотность и сильная разбросанность населения, его многонациональный состав и многоукладность хозяйства отрицательно сказывались на размахе, интенсивности и организации народных движений. Антагонистические противоречия, свойственные феодальному обществу, проявлялись здесь не между крестьянами и помещиками, а между широкими массами трудящегося населения и сибирской администрацией. В XVIII в. с появлением в Сибири собственной казенной, кабинетской и частной горной, металлургической, солеваренной, винокуренной, кожевенной, стеклоделательной, бумажной, шелкоткацкой и иной мануфактурной промышленности состав участников народных движений стал пополняться мастеровыми, работными людьми и приписными крестьянами. Движущей силой народных движений становились не приборные служилые люди, которые с созданием в начале XVIII в. регулярных вооруженных сил на основе рекрутских наборов сошли со сцены, а приписные, монастырские и государственные крестьяне и работные люди. Солдаты регулярной армии стали более послушным орудием в руках абсолютистского феодально-крепостнического государства, чем приборные служилые люди XVII в. В целом же для Сибири в рассматриваемый период в большей степени были характерны не активные, а пассивные формы классовой борьбы, проявлявшиеся в подаче челобитных, в отказе от выполнения работ и несения разнообразных повинностей, в бегстве и т. п.

По уровню социально-экономического развития отдельные районы Сибири отличались друг от друга. Наиболее развитыми были районы, примыкавшие к заводскому Уралу. Именно там классовая борьба проявлялась в наиболее активных формах.

По степени активности можно наметить несколько этапов развития форм классового протеста на этих территориях: этап, предшествующий Крестьянской войне (преимущественно 50-60-е годы), Крестьянскую войну 1773-1775 гг. и период после ее поражения (1775-1780 гг.).

Первый этап характеризовался переходом от пассивных форм борьбы к вооруженным выступлениям. Особенностью таких выступлений был их локальный характер, преимущественно пассивно-оборонительная тактика. Наиболее активно участвовали в борьбе в этот период приписные крестьяне, работные люди, мастеровые, крестьяне духовных вотчин, государственные крестьяне, а также ясачное население северо-востока Сибири, в протесте которого антифеодальные моменты переплетались с антиколониальными.

Как уже было отмечено, развертывание мануфактурной промышленности в Сибири проходило путем массовой принудительной приписки государственных крестьян к частным, кабинетским и казенным заводам. Число сибирских приписных крестьян увеличилось с 1747 по 1766 г. с 60339 до 110729 душ мужского пола. 46 Приписка к заводам ухудшала положение крестьян и вызывала массовый протест с их стороны. В своих челобитных, которыми они заваливали местные и центральные органы феодально-крепостнического государства, а также и в наказах в Комиссию 1767 г., приписные крестьяне требовали освобождения от заводских работ и возвращения их в прежнее состояние. 47 В то же время крестьяне требовали снижения норм отработки, повышения оплаты труда и ее уравнения с оплатой вольнонаемным работникам, прекращения издевательств, мучений, побоев и взяток. Все это были антифеодальные по своему характеру требования. Нередко крестьяне для подкрепления своих челобитных отказывались от выполнения заводских работ. Весной 1759 г. приписные крестьяне Юрмыцкой и Куяровской слобод, возмущенные издевательством демидовского приказчика Волкова, отказались от выполнения заводских работ. В январе 1760 г. приписные крестьяне Чубаровской, Угецкой, Барневской слобод и Масленского острога «в требуемые заводские работы не бывали». Неявка крестьян к заводским работам была велика и на Колывано-Воскресенских и других сибирских заводах. 48 Нередко случались побеги, принимавшие массовый характер. 49 Некоторые приписные крестьяне из раскольников, разуверившись в возможности избавиться от феодально-крепостнической эксплуатации, произвола начальства и религиозных гонений, подвергали себя самосожжению: в Кузнецком ведомстве в 1745 г. сожглись 124 человека, в 1746 г. подвергли себя самосожжению почти все жители деревни Усть-Чарышской, в 1756 г. сожглись 172 человека деревни Мальцевой Ояшской волости и 175 человек в деревне Мамуровой Чаусской волости. 50 Малая эффективность пассивных форм борьбы побуждала приписных крестьян к вооруженной борьбе. Вооруженные выступления приписных крестьян захватили в 1759-1762 гг. Верхотурский, Туринский, Камышловский, Екатеринбургский, Шадринский, Краснослободский уезды. 51

Наиболее крупные вооруженные выступления приписных крестьян произошли в Барневской слободе и Масленском остроге Шадринского уезда. Поводом к выступлению послужила высылка крестьян на работы на вновь основанный Азяш-Уфимский завод. Здесь был установлен караул, собирались вооруженные крестьяне и производились своего рода военные смотры и учения. В соседние районы рассылались приглашения присоединиться к выступлению. Всем ходом движения руководила мирская изба. В феврале 1761 г. в селения, охваченные волнениями, прибыли 500 донских казаков и 300 солдат с пушкой. Но крестьяне отказались идти на работу. 30 октября в Масленский острог была собрана часть крестьян, которых окружили войском. Крестьяне стали на колени и заявили: «Хоть головы всем нам рубите, а к Демидову на работу не пойдем». После массовой порки часть крестьян согласилась идти на работу, другая же часть засела во дворе мирской избы и приготовилась к борьбе. 8 декабря в Масленском остроге произошла кровавая схватка крестьян с правительственным войском. Крестьяне оказывали отчаянное сопротивление и ранили 52 солдата. Сопротивление окончательно было подавлено лишь в марте 1762 г. Это выступление было наиболее ярким из всех волнений приписных крестьян в изучаемое время. 52

Волнения приписных крестьян заставили правительство в 1763 г. несколько улучшить их положение, в частности, расписать крестьян по ближайшим к их местожительствам заводам, закрепить каждую группу крестьян за одним определенным заводом, установить новые ставки оплаты работы, позволить крестьянам обращаться в суд с жалобами на злоупотребления заводчиками властью и т. д. 53

В результате волнений 1762 г. мастеровые и работные люди Приуралья также добились удовлетворения некоторых своих требований. Эти люди, попавшие в перепись 1722 г., были признаны не крепостными, а государственными крестьянами и должны были работать только за подушный оклад, а сверх его «по вольной цене». Добились они и повышения оплаты труда. 54

Антифеодальную направленность носили и выступления крестьян духовных вотчин Сибири. Приспособление монастырского, церковного и архиерейского хозяйства к развивающимся товарно-денежным отношениям сопровождалось расширением монастырской и церковной запашки и вело к увеличению разнообразных барщинных, натуральных и денежных повинностей крестьян. По сравнению с 20-ми годами XVIII в. барщинные повинности монастырских и церковных крестьян возросли к началу 60-х годов примерно в 2 раза. 55

Усилившиеся в 50-х годах волнения церковных и монастырских крестьян Сибири, как и по всей России, заставили Петра III в начале 1762г. провести секуляризацию монастырских и церковных владений. Земельные владения церквей и монастырей передавались в пользование крестьянам, переходившим в ведение Коллегии экономии. Крестьяне освобождались от барщины и натурального оброка. 56

Указ вызвал бурю негодования со стороны духовенства, и 12 августа 1762 г. Екатерина II восстановила права духовенства на земельные владения, 57 что в свою очередь вызвало новую волну крестьянских выступлений. Особенно упорный, в некоторой степени организованный характер носила борьба монастырских крестьян Далматова Успенского монастыря. Их сопротивление монастырской феодальной эксплуатации переросло в июне 1763 г. в вооруженную борьбу. Около 700 далматовских крестьян окружили монастырь и держали его в осаде с перерывами до марта 1764 г. 58 Борьба продолжалась вплоть до окончательной секуляризации церковного землевладения. 59

Необходимо отметить, что в это время среди сибирского крестьянства в ходе народных движений отчетливо стало проявляться имущественное расслоение. Зажиточные группы крестьян зачастую оказывались в правительственном лагере. При восстании крестьян Далматова монастыря «первостатейные крестьяне», эксплуатирующие труд бедняков, поддерживали монастырское начальство и оказались не в стане осаждающих, а вместе с осажденными монахами. После подавления восстания они помогали карателям ловить укрывшихся в лесах крестьян. 60 Крестьяне не мирились с отступничеством от «мира» «первостатейных» крестьян и стремились с ними расправиться. В декабре 1762 г. восставшие крестьяне митрополичьего села Воскресенского «учинили нестерпимые нападения» на 16 «первостатейных» крестьян за дачу ими подписки о послушании и за выдачу зачинщиков и активных участников антифеодального выступления. Подобные расправы с зажиточными крестьянами происходили и в других слободах. 61 Некоторые отзвуки этой социальной розни и борьбы внутри крестьянства отразились и в крестьянских наказах в Законодательную комиссию 1767 г. 62

Не остались в стороне от антифеодальной борьбы и государственные крестьяне Сибири. Наибольший протест с их стороны вызывало отбывание подводной, дорожной, строительной, постойной и прочих натуральных повинностей в пользу государства. Тяжесть этих натуральных повинностей особенно возросла в XVIII в. в связи со строительством Московско-Сибирского тракта и других дорог, крепостей на южных оборонительных линиях и других укреплений. Страдали они и от злоупотреблений начальства от различных феодальных ограничений в свободе передвижения, в занятиях торгово-промышленной деятельностью. Против всего этого боролись они подачей челобитных, посылкой ходоков, побегами, самовольными переселениями, самовольной сменой слободского начальства, наконец, вооруженной борьбой.

Уже со второй половины XVII в. западносибирские крестьяне ставили вопрос о замене повинностей, связанных с обработкой десятинной пашни, фиксированным хлебным и денежным оброком. Под их нажимом в различных уездах Западной Сибири в 30-50-е годы XVIII в. десятинная пашня и мелочная регламентация со стороны сельской администрации были отменены. Перевод крестьян на хлебный и денежный оброк в условиях развивающихся товарно-денежных отношений позволили им расширить в известной степени хозяйственную самостоятельность. Попытка сибирского губернатора Ф. И. Соймонова в 1758 г. всех сибирских крестьян, «которых не только губернаторы, но и воеводы увольняли с казенных пашен на малые оброки, определить по-прежнему на казенную пашню» вызвала резкий протест. 63 Летом 1760 г. крестьяне Курганской, Утяцкой и Усть-Суерских слобод Ялуторовского дистрикта и Абацкой слободы Ишимского дистрикта отказались от дальнейшей обработки десятинной пашни и после безуспешных подач челобитных в Сибирскую губернскую канцелярию об освобождении их от этой пашни совместно с тарскими и краснослободскими крестьянами обратились в Сенат. Сибирская губернская канцелярия потребовала от управителей Ялуторовского и Ишимского дистриктов арестовать и препроводить в Тобольск «зачинщиков» и выборных челобитчиков. В ответ на проведенные аресты крестьяне оказали открытое сопротивление воинской команде и разбили ее. 64 Для усмирения крестьян был послан новый усиленный отряд солдат и казаков. Начались порки и военные суды. 2 декабря 1760 г. Сенат выслал в сибирскую губернскую канцелярию печатный указ с требованием полного повиновения крестьян и обработки ими казенной пашни. Между тем сопротивление крестьян росло. Сенат 5 августа 1762 г. предписал ликвидировать десятинную пашню. Было предписано собирать с крестьян «написанных по последней ревизии душ сверх настоящего семигривенного подушного сбора с каждой души по рублю». 65 По отдельным областям Сибири процесс перевода крестьян на денежный оброк затянулся до 1773 г.

Сибирское крестьянство, добившееся своей борьбой перевода с барщины на денежный оброк, облегчило свое положение и создало более благоприятные условия для дальнейшего развития товарно-денежных отношений.

Не остались в стороне от антифеодальной борьбы и выписные казаки, которые в отличие от государственных крестьян несли не только все крестьянские повинности, но и службу за свой счет в пограничном районе. Своими многочисленными челобитными, отказами идти на службу и побегами крестьянство протестовало против назначения в выписные казаки, но добилось оно только того, что было поставлено на солдатское довольствие. 66 Поэтому они активно участвовали в Крестьянской войне 1773- 1775 гг. в Приуралье.

Страх перед «бунтами» заставил русское купечество и предпринимателей-промышленников Сибири, как и всей России, обратиться к абсолютистскому правительству в поисках защиты. Городская торгово-предпринимательская верхушка сумела парализовать в XVIII в. действия посадских низов. Этим, по-видимому, и объясняется отсутствие в сибирских городах XVIII в. открытых выступлений.

Кроме того, сыграло свою роль учреждение в сибирских городах гарнизонов регулярной армии и усиление городского административно-полицейского аппарата.

Тяжесть ясачного режима из-за «опромышления» охотничьих угодий и неупорядоченности самого ясачного обложения, произвола и злоупотреблений администрации при сборе ясака, ростовщической и торговой кабалы со стороны как местной верхушки, так и русского купечества вызывали со стороны ясачного населения протест. Наиболее распространенной формой протеста была подача челобитных, основную массу которых составляли жалобы на разорение вследствие злоупотреблений местной администрации при сборе ясака. Только в одном Якутске по челобитным «о похищении казенного интереса» находилось под следствием с 1752 по 1762 г. 1500 дел. 67 Попытки правительства в целях увеличения доходов казны бороться со злоупотреблениями 68 не давали результатов, ибо на смену одним взяточникам и казнокрадам приходили другие и «верноподанным ясашным народам и камчадалам, - как отмечал в своем рапорте в 1763 г. сибирский губернатор Ф. И. Соймонов, - несносные обиды грабителства и раззорении не токмо не прекрашаютца, но еще час от часу возрастают». 69

Национальный гнет, тяжелые поборы, грубый произвол казачьих военачальников привели к ряду движений народов на северо-востоке Сибири. В основе своей все они были вызваны социальными причинами. Коренные народы уничтожали представителей администрации. К трудящейся же прослойке русского населения, крестьянам и посадским, они относились доброжелательно. 70 В 1731 -1732 гг. произошло крупное восстание ительменов. 71 Сигналом к предварительно организованному выступлению должен был послужить уход из Нижне-Камчатского острога в Анадырск бота «Гавриил» с остатками прибывшей из Большерецка экспедиции Шестакова. После его ухода на Камчатке оставались лишь небольшие группы казаков, разбросанные по отдельным, удаленным друг от друга острогам. Сразу после отплытия судна из Нижне-Камчатска 20 июля 1731 г. из селения Ключи, центра готовящегося восстания, к Нижне-Камчатску подошли восставшие и ночью подожгли дом иеромонаха Иосафа, находившийся вне острога. Когда разбуженные пожаром казаки выбежали за ворота, восставшие проникли в острог и захватили его. Однако бот «Гавриил», задержанный встречным ветром, не успел выйти в открытое море. Для подавления восстания с «Гавриила» было послано 77 человек с пушками. После двухдневной осады им удалось 27 июля взять Нижне-Камчатск. Руководителю восстания Федору Харчину и еще нескольким участникам выступления удалось бежать из острога. С новыми силами они опять двинулись к морю и у входа в Ключи встретились с основными силами карателей. После сражения во Время переговоров карателям удалось обманом захватить Харчина. Руководство восстанием принял на себя Голгоч, который отправился вверх по рекам Камчатке, Козыревской и Шапиной для нового сбора ительменов, с тем чтобы захватить Верхне-Камчатский острог. Однако, подойдя к Машурину острогу, восставшие поняли, что служилые люди оповещены о начавшемся восстании и что внезапна захватить остроги им не удастся. С этого момента восстание распалось на ряд отдельных мелких очагов, с которыми служилым людям пришлось бороться свыше двух лет, ибо всюду они встречали отчаянное сопротивление. Восстание было жестоко подавлено. Карательные отряды прошли по рекам Камчатке и Аваче и по западному побережью п-ва Камчатки. Только на р. Воровской было убито 170 ительменов.

Восстание, а особенно падение ясачного сбора серьезно обеспокоили правительство. На Камчатку была направлена следственная комиссия во главе с подполковником Мерлиным и майором Павлуцким, которая провела расследование и казнила не только руководителей восстания, но и комиссара Новгородова, пятидесятника Штинникова и трех приказчиков. Чтобы создать впечатление о непричастности правительства к действиям сборщиков ясака, казнь была проведена публично в основных трех камчатских острогах. Казаки, виновные в злоупотреблениях, были приговорены к телесным наказаниям. Узаконенные на месте поборы в пользу приказчиков были отменены. Эти меры, а также понесенные восставшими тяжелые потери не позволили наиболее активно настроенной части ительменов продолжать борьбу с царской администрацией. В 1741 г. они подняли новое восстание, но оно имело территориально ограниченный характер (по рекам Утхолока и Подкагирной) и было быстро подавлено.

В 40-х годах XVIII в. инициатива борьбы перешла к корякам, мужественно и упорно боровшимся до середины 50-х годов. В 1745 г. восстали пенжинские коряки. Они перебили большую группу служилых людей и пытались овладеть Акланским острогом. Летом 1746 г. коряки перебили часть акланского гарнизона на рыбной ловле. Уцелевшие служилые люди едва добрались до Анадырского острога. Акланский острог был выжжен коряками в 1748 г., где они захватили пушку и ружья.

С 1748 по 1751 г. с переменным успехом действовал против восставших отряд Белобородова. В 1751 г. большой поход против восставших тайговосских коряков совершил капитан Шатилов. В этой экспедиции участвовало 200 анадырских солдат, казаков и промышленников, 70 коряков и юкагиров. Тайговосские коряки, оказавшие Шатилову ожесточенное сопротивление, были разбиты, мелкие селения согласились платить ясак и выдали восемь аманатов. Однако тотчас на борьбу поднялись тигильцы. К ним присоединилась часть оленных пенжинских коряков. Восставшие сожгли Тигильскую крепость и взяли в плен ее гарнизон. Очевидно, этот же отряд взял Ивашкинский и Русановский острожки и перебил там ясачных сборщиков.

С тигильскими событиями, возможно, связано вооруженное выступление корякских аманатов в Анадырском и Охотском острогах. В ночь с 8 на 9 июля 1751 г. 15 коряков-аманатов во главе с Айвуланом Омьятовым убили 5 служилых людей и бежали из Анадырского острога на Камчатку. В 1753 г. коряки в количестве 300 человек осадили построенную в 1752 г. Гижигинскую крепость. Осада кончилась для восставших поражением. В бою был смертельно ранен Айвулан.

В 1752 г. восстали аманаты-коряки в Охотской крепости, подавить которых местные власти сумели только с помощью пушек. 72

Последнее восстание коряков произошло в 1756 г. В дальнейшем коряки, лишившиеся в результате карательных экспедиций и набегов чукчей значительной части боеспособного населения, вынуждены были отказаться от открытой борьбы. В этом отношении некоторое влияние оказали и уступки царизма, в частности, царская администрация отказалась от насильственного крещения коряков и передала сбор ясака в руки корякских старшин. 73

Царское правительство, обеспокоенное выступлениями коренных народов Сибири и сокращавшимся поступлением ясачных сборов, провело в 1763-1769 гг. реформу ясачной системы. Ясак стал собираться с целых родов, общин и селений при круговой поруке. Сбор ясака был передан зажиточной верхушке коренного населения (князцы, тойоны, шуленги), а низовая русская администрация была от этого отстранена. Раскладка ясака была представлена на усмотрение самих сородичей, а фактически - зажиточной верхушки. Аманаты-заложники были выпущены на свободу. Было разрешено в случае отсутствия пушнины оплачивать ясак деньгами. За исправный и бездоимочный сбор ясака местная верхушка получала подарки и знаки отличия - кортики, медали. Наиболее влиятельные князцы были сделаны членами Нижних земских судов. 74 Все это способствовало привлечению верхушки коренного населения на сторону царизма и обострению социальных противоречий между богатыми и бедными внутри самих родов, улусов, селений и ясачных волостей коренного населения.

С общим ходом Крестьянской войны 1773-1775 гг. органически были связаны выступления населения приуральских районов Сибири. Эти выступления были преимущественно крестьянскими, в них, за незначительным исключением, активное участие принимали все слои крестьян. Как правило, крестьяне охотнее восставали при наличии вооруженной опоры в лице повстанческих отрядов. Как и во время других крестьянских движений, видную роль сыграли в это время мирские избы. Опираясь на них, крестьяне организовывали сопротивление карателям, проводили смотры своих сил, поддерживали связь с соседними районами, вершили суд и расправу на своей территории.

Специфической особенностью распространения Крестьянской войны в Сибири являлась относительная узость территориального охвата ею сибирской территории. Проведенные правительством незадолго до этого такие мероприятия, как замена десятинной пашни денежной формой ренты, секуляризация монастырского и церковного землевладения, реформирование ясачного обложения, снятие некоторых ограничений с торгово-промышленной деятельности, предоставление купечеству некоторых сословных прав и т. п. притупили на время социальные противоречия в Сибири.

Первыми вестниками о событиях на Яике были яицкие казаки, сосланные в Иркутск и Нерчинск за участие в восстании 1772 г. Рассказы о восстании разносились местным населением по селениям, далеко отстоящим от сибирского тракта (Барабинская степь, Каинский погост, Колыванские заводы).

Известия, разносимые посланцами самого Е. И. Пугачева, крестьянами, возившими хлеб в пограничные крепости, а также солдатами, посылаемыми из Оренбурга в Челябинск, Тобольск и другие города с донесениями о действиях Пугачева, подготавливали крестьян, посельщиков, выписных казаков и работных людей к восстанию против феодально-крепостнического строя и явились толчком к появлению в октябре 1773 г. повстанческой группы западносибирских крестьян, действовавшей под командованием Григория Рябова, бежавшего из нерчинской каторги и назвавшегося Петром III.

Несмотря на решительные меры сибирских властей, схвативших Г. Рябова и его помощников, задушить повстанческое движение все же не удалось. В январе-феврале 1774 г. поднялось население Ялуторовского и Краснослободского дистриктов, Тюменского, Туринского и Верхотурского уездов. В Ялуторовском дистрикте, например, из 12 слобод активно участвовали в восстании 11 слобод и более 178 деревень с населением свыше 16 850 душ мужского пола.

В феврале 1774 г. восстанием был полностью охвачен и непосредственно граничивший с территорией Екатеринбургского горнозаводского ведомства Краснослободской дистрикт. Затем повстанческое движение стало распространяться в Тюменском, Туринском и Верхотурском уездах. Таким образом, в короткое время возник большой повстанческий район с тесными внутренними связями между восставшими.

В Туринском уезде против восставших крестьян активно выступила Ирбитская слобода. Зажиточная часть населения этой слободы, поддержанная из Туринска, сумела не допустить выступления бедняцких слоев и послала свой отряд для подавления восстания в Зайковской деревне. 75 Предательское поведение Ирбитской слободы было достойно оценено самодержавием, переименовавшем ее в город Ирбит.

Восставшие крестьяне в первую очередь избавлялись от представителей царских властей. Старые формы правления заменялись новыми. Во главе селений ставились выборные лица (атаман, «смотритель» и др.). Они выполняли как гражданские, так и военные обязанности.

Крестьянская война в Западной Сибири продолжалась около двух месяцев. Местным властям удалось создать из части зажиточного, особенно городского населения (купцы, цеховые, ямщики) крупные карательные отряды, которые вместе с регулярными частями разгромили отряды восставших крестьян.

Поражение Крестьянской войны в Сибири было обусловлено неблагоприятно сложившейся к весне 1774 г. общей обстановкой. Особенно неблагоприятно сказалось на сибирских восстаниях поражение повстанцев в Екатеринбургском и Исетском промышленно-заводских повстанческих районах, на боевые силы которых непосредственно опирались сибирские повстанцы.

Во второй период Крестьянской войны (апрель-июль 1774 г.), когда вновь созданная Пугачевым и его соратниками повстанческая армия двигалась в направлении Сибири, сибирские крестьяне были снова готовы восстать.

Поражение армии Пугачева в мае 1774 г. под Троицкой крепостью исключало возможность выступления сибирских крестьян, которые, не имея военной поддержки, не смогли самостоятельно подняться против крепостников и их государства. Тем не менее 9 октября 1774 г. генерал-майор А. Скалой доносил П. И. Панину из Челябинска, что «яд Пугачева», коснувшийся Сибирской губернии, «и по ныне еще не исчезает, ибо живущие по Барабинской степи иноверцы и некоторые заводские крестьяне в верности сумнительны». 76

Отзвуки Крестьянской войны дошли до Алтайских заводов. Усилились побеги мастеровых и отказы крестьян от выполнения заводских повинностей. Нередки были случаи групповых побегов по 10-15 человек. 77

После поражения Крестьянской войны 1773-1775 гг. открытых вооруженных выступлений в Сибири не было, но на заводах и рудниках Алтая было неспокойно. Распространялись слухи о том, что Пугачев жив, что появился новый сибирский Пугачев - Метелкин. 78

«Секретные колодники» - бывшие пугачевские «полковники» Мартын Андреев, Родион Лошкарев, Филипп Мартынов устроили в Змеиногорской тюрьме заговор с целью побега и возобновления борьбы с дворянским правительством. Участники заговора решили бежать из тюрьмы «в Киргизскую землицу», т. е. в Казахские степи, вовлечь в восстание казахов, захватить крепости Иртышской линии, после чего с присоединившимися солдатами и казаками уничтожить ненавистную для горнорабочих Змеевскую крепость и вместе с ними уходить в оренбургские степи, бывшие колыбелью крестьянской войны. Побег не удался, и царские власти особенно беспощадно расправились с его организаторами. 79

Широкое участие заводских крестьян Урала в движении 1773-1775 гг. и рост побегов на алтайских заводах вынудили царское правительство издать 21 мая 1779 г. манифест, несколько ограничивший повинности приписных крестьян, в том числе приписанных к Сибирским заводам. 80

Несмотря на это, зимой 1781/82 г. поднялось движение среди приписных крестьян, которые отказались выходить на заводские работы. В томских волостях проходили бурные сходы. Крестьяне дружно отвергали требования властей о выходе на работу и добивались освобождения своих выборных людей, взятых под стражу. Движение перебросилось в Кузнецкий уезд. Павловский завод, на который не явилось 2080 сосновских крестьян, был остановлен. Из 2118 крестьян Белоярского ведомства, назначенных для возки угля на Барнаульский завод, не явился 1251 человек. Из 142 кузнецких крестьян, «наряженных» на Томский завод, 29 ноября явилось лишь 3 человека. Это движение было подавлено при помощи репрессий и частичных уступок. Правительственным указом от 26 февраля 1782 г. крестьяне отдаленных волостей Томского и Каннского уездов были освобождены от заводских работ. 81

Движение приписных крестьян против заводских работ не прекратилось и в последующие годы. Указ Колыванского горного правления от 4 мая 1786 г. Бийскому земскому суду свидетельствует о неявке «к возке угля и флюсов» 4995 человек. 82

Продолжалась борьба и на сибирских посадах. В 1785 г. иркутские цеховые отказались вносить на содержание Иркутского магистрата по 1 руб. 68 коп. с души, заявив, что они «такого не по силам трактаменту снести».83 Но купцы и зажиточные мещане заставили их подчиниться решению магистрата.

Таким образом, в Сибири, как и в России в целом, имела местная борьба во всех ее формах. Но размер и острота этой борьбы в силу социально-экономических и географических особенностей Сибири были слабее. Сибирское население, преимущественно русское, выступая против различных форм феодально-крепостнического гнета, за полную личную свободу и хозяйственную самостоятельность, подрывало тем самым устои феодализма.

46 В. И. Макаров. Крестьяне Сибири по наказам в Комиссию 1767 г. Вопросы истории Сибири. Уч. зап. Ленингр. пед. инст. им. А. И. Герцена, т. 222, Л., 1961, стр. 160.

47 В. И. М а к а р о в. Крестьяне Сибири по наказам в Комиссию 1767 г., стр. 161- 162; А. А. Кондратенко в. Очерки по истории крестьянских восстаний в Зауралье в XVIII в. Курган, 1962, стр. 27-31, 65; 3. Г. Карпенко. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири в 1700-1860 гг. Новосибирск, 1963, стр. 48-54, 72-80; М. М. Громыко. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. Новосибирск, 1965, стр. 208-221; Б. Б. Кафенгауз История хозяйства Демидовых в XVIII-XIX вв., т. I. М.-Л., 1949, стр. 382-386; Т. И. Агапова. Положение народных масс и классовая борьба на сибирских горных предприятиях, конец XVIII-60-е годы XIX в. Уч. зап. Кабардинск. гос. пед. института, вып. 7, 1955, стр. 99; И. И. Комогорцев. Очерки истории черной металлургии Восточной Сибири (дооктябрьский период). Новосибирск, 1965, стр. 116-117; В. И. Семевский. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II, т. 2. СПб., 1901, стр. 307, 434-449, 518-526, 459, 551, 552.

48 А. А. Кондратенков. Очерки по истории крестьянских восстаний в Зауралье. .., стр. 43-45; Н. М. 3обнин. Приписные крестьяне на Алтае. Алтайский сборник, вып. I. Томск, 1894, стр. 24-25; В. Г. Карцев. Металлургическая промышленность Средней Сибири в XVIII-начале XIX в. Уч. зап. Хакасск. науч.-иссл. инст. языка, литературы и истории, вып. IX, Абакан, 1963, стр. 97.

49 3. Г. Карпенко. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири. .., стр. 54, 95, 96; И. И. Комогорцев. Очерки истории черной металлургии Восточной Сибири. .., стр. 123.

50 Г. Н. Потанин. 1) Материалы для истории Сибири. ЧОИДР, кн 4, 1866, стр. 11; кн. 2, 1867, стр. 231; А. С. П р у г а в и н. Самоистребление. Появление аскетизма и фанатизма в расколе. Русская мысль, 1885, кн. 1, стр. 89, 106.

51 А. А. Кондратенков. Очерки по истории крестьянских восстании в Зауралье.... стр. 42-67; История Урала, т. 1. Пермь, 1963, стр. 134, 135.

52 История Урала, т. 1, стр. 134, 135; А. А. Кондратенко в. Очерки по истории крестьянских восстаний в Зауралье..., стр. 42-67.

53 ПСЗ, т. XVI, № 11790.

54 3. Г. Карпенко. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири. .., стр. 53-54, 96 и др.; Б. Б. Кафенгауз. История хозяйства Демидовых...,

55 А. А. Кондратенко в. Очерки по истории крестьянских восстаний в Зауралье. . ., стр. 32.

56 ПСЗ, т. XV, №№ 11441, 11481, 11496.

57 Там же, т. XVI, № 11643.

58 А. А. Кондратенко в. Очерки по истории крестьянских восстаний в Зауралье. .., стр. 74-90.

59 M. М. Громыко. Западная Сибирь в XVIII в., стр. 249.

60 А. А. Ко н д р а ш е н к о в. Очерки по истории крестьянских восстаний в Зауралье. .., стр. 81; Н. В. Г о р б а н ь. Движение крестьян духовных вотчин Тобольской епархии в XVIII в. Уч. зап. Омск. пед. инст., вып. 4, сер. ист.-филолог., Омск, 1949, стр. 81, 161.

61 Н. В. Го р б а н ь. Движение крестьян духовных вотчин..., стр. 122, 149, 155; А. А. Кондратенко в. Очерки истории крестьянских восстаний в Зауралье..., стр. 55, 77, 83, 84-85.

62 М. И. Марченко. Общественно-политические отношения в Сибири во 2-й половине XVIII в., накануне пугачевского восстания. Уч. зап. Новосибирск, гос. пед. инст., 1945, вып. 1, стр. 34-35.

63 Н. М. Шепукова. К вопросу об отмене десятинной пашни в Западной Сибири. В кн.: Экономика, управление и культура Сибири в XVI-XIX вв., Новосибирск, 1965, стр. 178-180

64 ПСЗ, т. XV, № 41152.

65 Там же, т. XVI, № 11633.

66 Г. Н. Потанин. Материалы для истории Сибири. ЧОИДР, кн. 4, 1866, стр. 29, 31; В. К. Андриевич. Исторический очерк Сибири, т. III. Томск, 1887, стр. 114-117.

67 ЦГАДА, ф. 263 (V департамент Сената), оп. Г, ч. 1, д. 19, лл. 235, 236.

68 ПСЗ, т. IX, № 6407; т. XII, № 9519; т. XVI, № 11479.

69 История Якутской АССР, т. II. М., 1957, стр. 134.

70 И. С. Гурвич. Этническая история северо-востока Сибири, М., 1966, стр. 99, 122.

71 Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в., А., 1935, стр. 47-81; С. П. Крашенинников. Описание земли Камчатки. М.-А., 1949, стр. 495-497; А. Сгиб не в. Исторический очерк важнейших событий на Камчатке, Морской сборник, 1869, кн. 4, стр. 122; С. Б. Окунь. Очерки но истории колониальной политики в Камчатском крае. Л., 1935, стр. 41-48; И. С. Гурвич. Этническая история..., стр. 98.

72 Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в., стр. 111, сборник, 1889, кн. 5, стр. 63-65, 69; С. Б. Окунь. Очерки по истории колониальной политики..., стр. 59-64; И. С. Г у р в и ч. Этническая история..., стр. 105-106.

73 С. Б. Окунь. Очерки по истории колониальной политики..., стр. 62- И. С. Гурвич. Этническая история..., стр. 106-107; И. В. Щеглов. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири, стр. 272; И. Б у л ы ч е в. Путешествие по Восточной Сибири. СПб., 1856, стр. 251-263.

74 История Якутской АССР, т. II. стр. 133-140, 206, 207; И. С. Гурвич. Этническая история, стр. 65.

75 А. И. Андрущенко. Восстания сибирских крестьян в период Крестьянской войны 1773-1775 гг. В кн.: Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1961, стр. 211.

76 Там же, стр. 209-212; Н. В. Горбань. Крестьянство Западной Сибири в Крестьянской войне 1773-1774 гг. Вопросы истории, 1952, № 11, стр. 127-133.

77 3. Г. Карпенко. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири. .., стр. 97; М. Е. Сорокин. Борьба мастеровых и приписного крестьянства против феодального гнета на предприятиях Кабинета в Западной Сибири в 70-80-х годах XVIII в. Вопросы истории Сибири, вып. 1. Тр. Томск, гос. унив. им. В. В. Куйбышева, Томск, 1964, стр. 37-38.

78 Т. И. Агапова. Из истории классовой борьбы на алтайских горных предприятиях в XVIII в. Краеведческие записки, вып. I. Барнаул, 1956, стр. 89-90.

79 Там же, стр. 82-88.

80 ПСЗ, т. XX, № 14878.

81 3. Г. Карпенко. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири. .., стр. 98.

82 М. Е. Сорокин. Борьба мастеровых и приписного крестьянства..., стр. 40-42.

83 Ф.А.Кудрявцкв, Г.А.Вендрих Иркутск, стр. 53.

Содержание
Введение 3
1 Определение социального конфликта, его сущности и специфики 4
2 Причины и формы социального протеста 9
3 Городские восстания 15
4 Сибирь и крепостное право 19
Заключение 23
Список литературы 24
Введение
«Русский человек все, что мог, сделал в Сибири с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности», - писал историк Сибири и общественный деятель Н.М. Ядринцев.
На протяжении XVII века в истории России происходили большие перемены. Они касались всех сторон её жизни. Территория Российского государства расширилась. Кроме Сибири в состав России вошли Левобережная Украина с Киевом и область Запорожья. Пределы России подошли к Тихому океану на востоке, к Северному Кавказу и Казахстану на юге.
Страна была феодальной, господствовала феодальная собственность на землю, оформлялась общегосударственная система крепостного права. Увеличение товарного производства привело к резкому росту городов. В последней четверти XVII в. отчетливо проявляются тенденции оформления абсолютизма. С уходом с политической сцены бывшего «царя» Сибирского ханства Московское правительство, в соответствии с тогдашними политическими воззрениями, считает себя теперь полным наследником Сибирского ханства. Отныне освоение Сибири становится делом исключительно внутренней политики Русского государства, делом русского народа.
В связи с вышеизложенным выбор темы работы «Социальные конфликты в Сибири в XVII веке» является актуальным и обоснованным.
Цель и задачи работы рассмотреть особенности социальных конфликтов в Сибири в XVII веке.
Объектом исследования является Сибирь в XVII веке.
Предметом – социальные конфликты.
Работа состоит из введения, четырех пунктов, заключения и списка литературы.
В качестве источников использовались учебники и статьи следующих авторов: Алексеева А.А., Миненко Н.А., Покровского Н.Н., Прошанова С.Л. и других, а также электронные ресурсы.
1 Определение социального конфликта, его сущности и специфики
Вопрос о существовавших в России XVI - XVII вв. социальных конфликтах, конфликтогенности сложившихся в тот период русской истории ситуаций, вполне естественным будет начать с определения социального конфликта, его сущности и специфики.
Будучи предметом изучения ряда наук, социальные конфликты в большинстве работ как правило наделяется таким существенным признаком как противоборство, столкновение участников конфликта, преследующих противоположные цели, которые могут быть достигнуты только в противодействии, борьбе за счет ущемления интересов другой стороны.
Сущность социального конфликта заключается не столько в возникновении противоречия, столкновении интересов, сколько в противодействии субъектов социального взаимодействия и в способе разрешения создавшегося противоречия.
Источником такого противоборства выступают социальные противоречия, обострившиеся до высшей стадии, когда исчерпаны другие способы их снятия или устранения. В качестве противоречий выступают, как правило, социальные интересы, отражающие различные ценностные ориентации и нормы социальных субъектов - конфликт в данном случае выступает средством, способом разрешения социальных противоречий в социальном взаимодействии субъектов.
Разновидности таковых с различных сферах общественной жизни - политике, экономике, праве, военной сфере и т.п. позволяет заключить, что все виды конфликтов обладают всеми свойствами, общими для социальных конфликтов и наряду с этим содержат некоторые специфические, отличающие их от других конфликтов свойства.
Следовательно, социальный конфликт выступает наиболее острым социальным процессом и способом разрешения значимых противоречий, возникающих в процессе социального взаимодействия различных социальных субъектов (личностей, групп, классов, этносов, наций, народов, государств и т.д.). Социальный конфликт заключается в противодействии субъектов друг другу и, как правило, сопровождается негативными эмоциями и чувствами, направленными на противостоящую сторону.
Не все противоречия интересов приводят к социальным конфликтам, но чтобы конфликт стал неизбежным - противоречия должны приобрести антагонистический характер.
Социальный конфликт выступает своеобразным социальным механизмом, способствующим развитию социальной общности, движению вперед, решению и снятию накопившихся проблем социальной стагнации и противоречий социального прогресса. В конечном счете, социальный конфликт ведет к установлению и достижению (временному) согласия и социального порядка.
Вопрос о социальных конфликтах в России необходимо начать с определения условий их возникновения, т.е. необходимо сформировать образ России того времени. Характеризуя его можно говорить о складывании единого русского государства. В него вошли земли Великого Владимирского княжения, Новгорода, Пскова, Рязани и Смоленска. Политически можно говорить о существовании деспотии. "Деспотия", чей корень есть греческое despotes, имеет более ли менее ту же этимологию, что и patrimonial, Р.Пайпс, характеризуя ее говорит об отклонении от истинно монархической власти, (которая, читается, уважает право собственности своих подданных) или ее извращение., называя его вотчинным режимом, самостоятельная форма правления. Вотчинный строй, так он это называет.
«Здесь конфликтов между суверенитетом и собственностью нет и быть не может, ибо, как и в случае первобытной семьи, в которой главенствует pater familias, они есть одно и то же. Деспот ущемляет право собственности своих подданных; вотчинный правитель просто-напросто вообще не признает за ними этого права».
Власть русского царя ничем не ограничена, по мнению иностранцев, в полноте ее никто их европейских монархов не мог сравниться с московским государем. Далее он пишет «при вотчинном строе не может быть четкого разграничения между государством и обществом, постольку, поскольку такое разграничение предполагает наличие не только у суверена, но и у других лиц права осуществлять контроль над вещами и (там, где существует рабовладение) над людьми. В вотчинном государстве нет ни официальных ограничений политической власти, ни законоправия, ни личных свобод». Тем не менее Пайпсу очевиден достаточно печальный факт «в нем может иметься высокоэффективная политическая, хозяйственная и военная организация, происходящая из того, что всеми людскими и материальными ресурсами страны распоряжается один и тот же человек или люди - король или бюрократы.
Внук Ивана III, Иван IV (Грозный) принял новый титул "Царь и Великий Князь Всея Руси". Первый период правлении Ивана IV был одной из светлых страниц русской истории. В то время молодой царь был под влиянием культурных и гуманных сотрудников. С их помощью был проведен ряд реформ: местное самоуправление, участие представителей населения в суде и т.д.
Закончив проведение реформ, Иван IV завоевывает Казанское и Астраханское татарские ханства - остатки Золотой Орды на Волге. Он также успешно начинает борьбу с западными соседями за выход к Балтийскому морю.
Последние 20 лет жизни Ивана Грозного, в отличие от первого периода, были мрачными в русской истории. Резкая перемена к худшему в его характере граничила с душевной болезнью. Он стал подозревать в измене всех бояр. Своих ближайших сотрудников он отправил в ссылку. Некоторые, спасаясь от него, бежали за границу.
Для борьбы с противниками нового жестокого режима Иван Грозный создает военно-полицейский аппарат - Опричнину. Целые области передаются им в управление опричнины. Злоупотребления и произвол опричников, казни невиновных вызывают общее недовольство в стране. В это же время война с западными соседями приняла неудачный оборот.
В конце правления Ивана Грозного произошло замечательное событие: богатые уральские промышленники Строгановы организовали поход против остатков Орды за Уральским хребтом. Отряд казаков во главе с атаманом Ермаком разбил войска татарского хана и захватил его столицу. Таким образом, был открыт путь дальнейшего освоения русскими Сибири.
После Ивана Грозного царем был его сын Федор, слабый и неспособный к правлению человек. Фактически правил за него умный и способный боярин Борис Годунов, на сестре которого был женат царь Федор.
Со смертью бездетного Федора прекратилась династия Рюрика, и царем был избран Борис Годунов. Первые годы его правления были удачными, но в 1600 г. наступили трудности: интриги бояр, не желавших признавать его царем, неурожайные годы, вызвавшие голод, и крестьянские восстания.
Симптомами тех социальных конфликтов стали проявление недовольства в форме выступлений, массовых движений; возникновение социальной напряженности, социального беспокойства; поляризация и мобилизация противодействующих сил и организаций; готовность действовать определенным (чаще всего радикальным) образом.
Социальное недовольство этих групп были обусловлено рядом обстоятельства, не выяснив которые невозможно понять содержание и характер начинающегося конфликта, тем более определить его интенсивность и последствия.
Как правило, осознание ущемленности собственных интересов и выбор способа противодействия "сопернику" осуществляются внутри общества не всей социальной группой непосредственно, а постоянно (профессионально) выражающими ее интересы институтами (политическими лидерами). Таковыми в тот период стали Дмитрий Отрепьев, известный как Лжедмитрий первый, Борис Годунов, ряд царедворцев и др.
Возжелав сохранить или изменить условия своей жизни, свой социальный статус - необходимая предпосылка конфликтного поведения они отрыто выступили против власти.
Любой социальный конфликт, так или иначе, влияет на многие общественные процессы, и на массовое сознание особенно. Он не оставляет равнодушными даже пассивных наблюдателей, ибо воспринимается чаще всего если не как угроза, то во всяком случае как предупреждение, как сигнал возможной опасности. Социальный конфликт вызывает сочувствие одних и порицание других даже тогда, когда не задевает непосредственно интересы не втянутых в него групп. В обществе, где конфликты не скрываются, не затушевываются, они воспринимаются как нечто вполне естественное (если, конечно, конфликт не угрожает существованию самой системы, не подрывает ее основ).
Но даже и в этом случае факт конфликта выступает как своеобразное свидетельство социального неблагополучия в тех или иных масштабах, на том или ином уровне общественной организации. Стало быть, он выступает и как определенный стимул для внесения изменений в осуществляемую политику, законодательство, управленческие решения и т. д.
Возникающие конфликты могут свидетельствовать не только об объективных трудностях и нерешенных проблемах, о тех или иных социальных аномалиях, но и о субъективных реакциях на происходящее. Последнее не менее важно. Американские исследователи Роджер Фишер и Уильямс Юри отмечали в этой связи: В конечном счете, однако, причиной конфликта является не объективная реальность, а происходящее в головах людей.
Социально-психологическая составляющая конфликта может действительно иметь самодовлеющее значение. Неадекватное отражение массовым сознанием происходящих в обществе перемен (например, смена правителя), реакция на те или иные политические решения или спорные вопросы (например, коме передать властвующие полномочия при смене монарха) способны сами по себе вызвать конфликтную ситуацию и даже масштабный конфликт между активными группами населения и властью. В данном случае конфликт будет выступать как своего рода предупреждение, требование, призыв внести изменения в предполагаемые действия, не допустить осуществления тех из них, которые противоречат общенациональным интересам. Конфликт сам по себе еще не выражает в полном объеме причины, его детерминировавшие, и социальные источники, его питающие и поддерживающие. Конфликт лишь побуждает к этому. Однако в ходе конфликта более ясно выражаются интересы и ценностные ориентации его участников, что само по себе чрезвычайно важно для выяснения всех причин и обстоятельств, породивших конфликт. Социальный конфликт, имеющий значительные масштабы, оказывает поляризующее воздействие на общество (социальные слои и группы), как бы разделяя его на тех, кто участвует в конфликте, сочувствует ему, порицает его. На тех, кто участвует и сочувствует конфликту, последний оказывает консолидирующее воздействие, сплачивает и объединяет их. Происходит более глубокое уяснение целей, во имя которых разворачивается противоборство, "рекрутируются" новые участники и сторонники. В той мере, в какой конфликт несет в себе конструктивное или деструктивное начало, способствует разрешению противоречий, он может рассматриваться как прогрессивный или регрессивный. Конфликт, даже оказывающий позитивное воздействие, ставит вопрос о цене осуществляемых под его воздействием изменений. Какие бы цели ни провозглашались и как бы важны они ни были, но для их осуществления приносятся в жертву человеческие жизни, возникает вопрос о нравственности такого конфликта, о его действительной прогрессивности.
2 Заселение Сибири, как форма социального протеста
Как известно, заселение Сибири русскими проходило в два этапа. При этом именно вторая волна колонизации Сибири - земледельческая – оказала решающее воздействие на формирование сибирского крестьянства. Кроме того, следует учитывать и нараставшую с начала XVIII в. внутрисибирской миграции, когда переселенцы первой – торгово-промысловой – волны покидали оскудевшую к тому времени на пушные богатства тайгу, и поселялись в пригодных для земледелия районах Сибири.
Старинные связи Поморских уездов с Зауральем, проистекающие еще из промыслового предпринимательства первых русских землепроходцев в Сибири, продолжают влиять на процесс заселения Сибири и в XVII-XVIII веках.
Веками бытовавший взгляд поморских крестьян на землю как на собственность, «вотчину», при попытках правительства в XVII в. ограничить их право распоряжения своими вотчинными землями порождал упорное сопротивление.
Следует отметить, что активность русского переселенческого движения в Сибирь напрямую зависела от внутриполитической ситуации.
Большую часть переселенцев в Сибирь на протяжении XVII-XVIII веков составляли северорусские черносошные крестьяне, искавшие в переселении освобождения от тяжелого феодального гнета. С 1660-х годов именно в Поморье произошло резкое усиление прямых налогов, в частности, удвоение так называемых стрелецких денег.
В XVII-XVIII вв. стремление крестьян сохранить (или вернуть) черносошное состояние проявлялось в многочисленных актах неповиновения светским и духовным (монастырским) властям, порождало многочисленные челобитные к власти верховной с прошениями вернуть их в «черные сохи».
Челобитные поморских крестьян были насыщены многочисленными аргументированными ссылками на соответствующие поземельные документы, обращениями к прецедентам прежних разбирательств. Несомненно, эта активная деятельность по отстаиванию собственных прав развивала правосознание и правотворчество поморского крестьянства, способствовало формированию так называемого свободного «поморского» духа, который наложил значительный отпечаток на формирование мировоззрения сибирского крестьянства.
Борясь за свой черносошный статус северный крестьянин отстаивал и требования возвращения захваченных феодалами земель в черные земли. Как указывают исследователи, нигде в России крестьяне не добились большего успеха, чем в Поморье, где крестьянам удалось отстоять не только границы своих земель, но и свой незакрепощенный статус. Черносошный крестьянин был гражданином государства, в пользу которого платил налоги и нес повинности, то есть крепостные отношения, основой которых было право собственности крепостника на личность крестьянина, к статусу черносошного крестьянина не могли иметь прямого отношения.
С ростом феодального гнета, отстаивая собственную личностную свободу, крестьяне были все же вынуждены покидать свои вотчины.
Несмотря на имевшие место колебания и попытки воспрепятствовать стихийному переселенческому потоку из Поморья в Сибирь, правительство в итоге убедилось в собственной неспособности преодолеть крестьянское сопротивление. Интересно отметить, что тем самым правительство отнюдь не пренебрегло закрепостительными установлениями Соборного уложения 1649 года. По закону, сыску и возвращению подлежали только те черносошные крестьяне, которые бежали во владения вотчинников и помещиков. В условиях Сибири это требование становилось бессмысленным.
А.А. Преображенский, приведя множество данных из исследованных им документов (отпускных писем, проезжих или подорожных памятей), пришел к выводу, что кроме нелегальных, существовала и значительная по численности группа крестьян, легально отпущенных «мирскими» властями.
Одной из основных причин ухода черносошных крестьян из Поморья в Сибирь, независимо от того, был он легальным или нет, А.А. Преображенский называет помимо прочих и высокую степень социального расслоения поморской деревни, сложившуюся на протяжении XVII в. По его мнению, в результате этого процесса «мирские» власти не препятствовали выходу разорившихся крестьян из общины, справедливо находя в этом выгоду и облегчение для всех остальных ее членов.
Поморские уезды, в силу почти полного отсутствия в них вотчинного (кроме церковного и дворцового) землевладения, развивались в экономическом отношении быстрее сопредельных территорий.
В любом случае, поморские крестьяне, составляя абсолютное большинство среди переселенцев, принесли в Сибирь обширный комплекс представлений о государственном и общественном устройстве, сложившийся в течение многих десятилетий на основе осознанной крестьянской борьбы за собственные права.
Во многом на процесс формирования сибирского крестьянства повлиял и приток беглых из других регионов страны. При этом центральная администрация практически не прилагали усилий по содействию в их возвращению к владельцам, предлагая самим владельцам организовывать сыск своих крестьян на бескрайних сибирских территориях.
Так, например, когда в 1699 г. правительство Петра I пожаловало Г.Д. Строганову новые владения в Соликамском уезде, местное население отнеслось к переходу в крепостное состояние резко отрицательно. В начале 1700 г. с Урала в Сибирь двинулись «семей з двести и болши ис пермских чюсовских ево вотчин, отбиваясь от людей ево боем и стреляя из ружья и из луков в те ж сибирские городы по подговору прежних беглых ево крестьян»
Деятельность по сыску встречала не только активное сопротивление со стороны самих беглых, но и определенное противодействие со стороны сибирской администрации, заинтересованной в притоке населения. И если ценой больших усилий и значительных финансовых затрат Строганову все же удалось «сыскать» значительную часть ушедших от него в Сибирь крестьян (на что, кстати, было потрачено не одно десятилетие), то сыски черносошных крестьян были заведомо безрезультатными и велись в гораздо меньшем масштабе, превращаясь в мероприятия по учету пришлого населения.
Формирование в Сибири крестьянства завершается к началу XVIII столетия и ведущая роль в этом процессе, в итоге, принадлежала именно государственным крестьянам, непосредственным эксплуататором которых являлось феодальное государство.
Специфическую категорию феодально-зависимого населения составили приписные крестьяне уральских, нерчинских и алтайских заводов. По характеру основной феодальной повинности (заводская «барщина»), приписная деревня напоминала крепостную. Однако приписной крестьянин, в отличие от помещичьего, признавался субъектом гражданского и публичного права. Верховная власть рассматривала приписное крестьянство как особую категорию в составе государственного крестьянства.
Отсутствие в Сибири сколько-нибудь развитого помещичьего землевладения, отдаленность ее от центра страны, огромные пространства, обусловили как особую специфику сознания местного крестьянства, так и характер взаимоотношения крестьянской общины с органами власти. Правительство и сибирская администрация были не в состоянии держать деятельность общины под постоянным контролем, что было возможно в густозаселенном центре России.
К концу XVIII века сибирское крестьянство было представлено тремя группами. Группа «государевых» - пашенных и оброчных - крестьян (96% от общего числа), группа монастырских крестьян (3,5%) и лично зависимые (абсолютное меньшинство – 0,5%).
Общеизвестно, что в Сибири так и не возникло помещичьего хозяйства, не появились четко оформленные слои поместных и крепостных крестьян. Тем не менее, и это легко проследить в лозунгах антифеодального движения, антикрепостнические настроения были сибирскому крестьянству весьма близки, и активно поддерживались. В то же время на всю Сибирь к концу XVIII приходилось лишь несколько десятков незначительных по своей величине поместий, а число крепостных крестьян было мизерным.
В XVIII – начале XIX вв. на Востоке страны вольноколонизационный поток шел по прежнему из Поморья.
Таким образом, в Сибири сформировалось крестьянство, феодально зависимое от государства, а не от частных владельцев. Исследователи отмечают, что типологически сибирское крестьянство находится ближе к государственному (черносошному) крестьянству Европейского Севера России, что в силу описанных особенностей его формирования и неудивительно. Как и черносошные крестьяне Поморья, они реально пользуются значительными владельческими правами на свои земли, степень их личной зависимости гораздо слабее, чем в помещичьей деревне. Отмечается и значительная близость материальной и духовной культуры крестьян по обе стороны Уральского хребта. Общерусские социально-утопические легенды имеют широкое хождение в Сибири, а поиски русскими сказочного Беловодья связаны с реальной историей алтайских крестьян.
В то же время, XVIII век ознаменовался окончательным формированием региональных черт народной культуры, которые определили в дальнейшем этнографический и культурный облик сибирской деревни.
Тем не менее, несмотря на некоторые имевшиеся особенности развития, характер существования, бытовой уклад и социально-политические представления крестьянского населения Сибири в основном не отличались от общероссийских. Объясняется это тем, что они были привнесены на сибирскую территорию русскими же земледельцами, а не формировались на рассматриваемых территориях на протяжении многих столетий, как это было в центральной части страны.
Общерусские закономерности развития крестьянского сознания были характерны и для Сибири, при этом их действие усиливалось не только постоянным переносом соответствующих идей, сюжетов за Урал как в ходе крестьянской колонизации, но и благодаря ссылке, так как в Сибирь ссылали и самозванцев с их сторонниками, и активных распространителей различных слухов и легенд о монархах.
В общей массе ссыльных, впрочем, преобладали крестьяне, пострадавшие за свои антифеодальные настроения, из Центральной части России. В XVIII веке большую часть ссыльных составляли помещичьи крестьяне. Только с 1760 по 1780 гг. в Сибири (без Иркутской губернии) было помещено до 40 тыс. душ м. и ж. пола.
Активно применяя ссылку как форму наказания, правительство, само того не желая, стимулировало активность крестьянства в антифеодальной борьбе.
Исследователи отмечают, что процесс вольнонародной колонизации, являвшийся отражением антифеодальной борьбы масс, проходил в неразрывной связи лозунгов социального и религиозного протеста, создавая единую оппозицию церкви и бюрократии.
Практика абсолютистского государства по использованию результатов народной колонизации, которая осуществлялась под демагогическими лозунгами, обещавшими излияние «монарших милостей», способствовала закреплению в крестьянском сознании социально-политических иллюзий.
3 Городские восстания
Очень часто встречается ошибка, заключающаяся в том, что авторы, говоря о Сибири, все время подменяют ее Россией. Так, утверждают (по всей видимости, исходя из текста песни о несчастном путешественнике через Байкал на омулевой бочке), что «угрюмый образ Сибири-каторги в конечном счете заслонил в общественном сознании все остальное». Но это в русском общественном сознании, в сознании каторжан и мигрантов. Особенно «несчастны» такие песни были у белорусских крестьян-переселенцев. Но ни в одной дошедшей до нас казачьей песне, ни в одной сказке или песне местных старожилов уныния и «несчастья» нет и в помине. Возьмите знаменитый цикл об Албазинском «сидении»: размах, удаль, порой жестокость, смерть, но горечи нет! Это как в песне о Стеньке Разине, который бросает княжну за борт - никто же не плачет по княжне! Сибирский мужик слишком прагматичен, чтобы горевать о какой-то свободе и воле, его интересуют сугубо конкретные дела. Интересный случай в этом отношении произошел в деревнях Тобольского наместничества в 1786 г., где объявился некий Петр Пургин, который выдавал себя за Петра III. Но обещал он крестьянам не землю и волю, как Емельян Пугачев, а «што не будет государственных податей на девять лет и тем более смущал простых людей».
Русский человек и абориген уже довольно долго знали друг друга, прежде чем в Сибири были построены первые «государевы» города. Первые контакты русских и коренных жителей Западного Зауралья, и даже района Мангазеи, относятся еще к XI веку. После присоединения к Московскому государству Великого Новгорода и «Великой Перми», после большого похода московской рати в 1499-1500 гг. великие князья уже официально включили в свой титуляр название царей Югорских, Кондинских, Обдорских. С этого времени народы края официально уже считались данниками и вассалами Москвы и даже не систематично платили реальную дань.
Некоторые авторы, рассуждающие об общем в ментальности колонистов на новых землях, считают, что «в порубежье не боялись подняться за свободу с оружием в руках». И далее приводят в доказательство слова замечательного историка и публициста Н. Я. Эйдельмана (которые, правда, до него говорил А. И. Герцен) о том, что «главные народные войны зажигаются не в самых задавленных, угнетенных краях», а «в зонах относительно свободных, и уже потом с казачьих мест переносятся в мужицкие, закрепощенные губернии».
Но это утверждение Н. Я. Эйдельмана не подходит к Сибири. Весь парадокс российской истории заключается в том, что в XVII-XVIII вв., когда Сибирь была относительно свободна от Москвы, в ней ни разу «не зажигалась» эта «главная народная война»; более того, ни Разин, ни Пугачев не нашли здесь многочисленных и активных сторонников.
В Сибири все было проще и сложнее одновременно. Не проходило и года, чтобы не пылали русские деревни и остроги, ежегодные ясачные сборы служилых людей нередко превращались в вооруженные столкновения, а основание русских городов выглядело как военная экспедиция в чужую страну. Тем не менее официально у нас не было никаких войн с тогдашними феодальными правителями и аборигенными князьками Сибири. Несмотря на то, что степень ожесточения доходила до предела с обеих сторон. Можно вспомнить, что, когда А. Воейков окончательно разгромил Кучума в 1598 г., он приказал казнить захваченных пленных, которые уже никакой опасности не представляли. Впрочем, и противники были тоже немилосердны, особенно к своим соплеменникам, перешедшим на сторону русских. Об этом напоминает судьба Богдана Артыбаева, который в 1648-1649 гг. вместе с русскими казаками «бился» с киргизами в Чулымской волости. Киргизы за это поймали его отца с семьей и живьем сварили в котле.
Вообще, покорение Сибирского ханства, Западной Сибири во многом напоминает военную акцию по подчинению и наказанию непокорного вассала, который до этого давал присягу своему сюзерену на верность. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что большинство западносибирских городов - Тобольск, Тюмень, Березов, Сургут, Нарым, Пелым, Томск - были основаны вблизи родокняжеских центров сибирских князьков, которые до этого изъявляли покорность московскому государю, или же существовавших до этого «вольных» русских торговых городков.
Город тогда в Сибири - это форпост многоцелевого значения. Его функции:
военно-оборонительная,
административная,
налогово-финансовая,
перевалочно-транспортная,
торговая,
промышленная.
К началу XVIII в. из около 150 крепостей в Сибири городами стали только 20: Тюмень, Тобольск, Сургут, Тара, Нарым, Верхотурье, Томск, Кузнецк, Якутск, Иркутск, Нерчинск и др.
Сибирский город XVII в. отличала его управленческая функция. Этим обусловливалось наличие в городе управленческого аппарата - разных дьяков и подьячих. Так, в Верхотурье в 1645 г., подьячих, таможенных, церковных и площадных дьяков, занимавшихся оформлением личных и деловых бумаг, этого «крапивного племени», как говорили тогда, было 50 человек (около 5,8% от всего населения города вместе с приходящими сюда на недолгое время «гулящими» людьми. А в числе постоянного населения верхотурская «бюрократия» XVII в. составляла около 21%).
Города являлись и основой хозяйственной деятельности. На обилие в Иркутском уезде хлеба, соли, мяса, рыбы обратил внимание западноевропейский путешественник Исбрант Идес, проезжавший через город в 90-х гг. XVII в. Он писал:
«После нескольких дней пути среди бурят приехал я в город Иркутск, расположенный на реке Ангаре, которая истекает из озера Байкал в шести милях от города и течет с юга на север. Этот город построен недавно и снабжен мощной крепостью и большими слободами. Хлеб, соль, мясо и рыба здесь очень дешевы, ржи больше всего и столь много, что за семь стюйверов можно купить ещё сто немецких фунтов. Тому причиной плодородие этой земли. От Иркутска до Верхоленска родится много разнообразных злаков; там находится много русских дворов, которые наживают богатство земледелием и которые кроме этого ничего более не промышляют».
Бюджет сибирского города во многом зависел от размеров собранного ясака. Дело в том, что в ясак с местных народов входили шкурки не только соболя, но и дешёвых видов «мягкой рухляди» - белки, волка, а также неотправляемые виды ясака: скот, низкосортное железо местной выплавки.
Этот вид ясака подлежал обмену на шкурки соболя у местных народов. Не проданная и не обмененная часть ясака оставалась в местном бюджете и шла на оплату жалованья, городское строительство, местные торговые операции и др. И в первое время, до развития собственного ремесла, хлебопашества, ясачные поступления составляли до 75% всех доходов уезда.
И в истории Сибири XVII в. известен лишь один случай убийства воеводы возмущенным населением - илимского воеводы Лаврентия Обухова в 1665 г.: «Лаврентий, приезжая к ним в Усть-Киренскую волость, жен их насильничал...»
Несколько иной характер носило наше продвижение в Восточной Сибири. Обратите внимание, что здесь важнейшие города, такие как Енисейск, Красноярск, Иркутск, Якутск, Нерчинск основывались вне всякой связи с какими-либо поселениями аборигенов и даже подчас без специальных царских грамот, а просто в силу обстоятельств военного похода: где встретили сопротивление, там и основали русский город. Да и политическая обстановка здесь была совершенно другая. Если в Западной Сибири еще была возможность договориться с каким-то одним правителем - Едигером, Кучумом, Алтын-ханом, - то в Восточной Сибири просто не с кем было вести такие переговоры: туземное общество представляло собой калейдоскоп различных народов и племен, находившихся в постоянной борьбе друг с другом. И это уже больше походило на Северную Америку, где англичанам приходилось заключать договоры с каждым крупным племенем. В Восточной Сибири мы вступали на территорию, которая никогда даже косвенно не была подведомственной или вассальной московским князьям. Но в любом случае - и в Западной, и в Восточной Сибири - это не было чистое завоевание: продвижение русских отрядов сопровождалось движением крестьянского, промышленного, «гулящего» русского населения. В этом и заключается суть колонизационного процесса как неоднозначного, противоречивого исторического события.
4 Сибирь и крепостное право
В Сибири, в отличие от центральной России, в XVII в. не было крепостного права. С самого начала присоединения вся Сибирь была объявлена «государственной вотчиной», сибирская земля считалась государственной. Государство стремилось единолично извлекать доходы с богатой окраины. Закрепощение сибирских крестьян было невозможно и потому, что необъятные просторы и слабость местной администрации оставляли для крестьянина возможность уйти «куда глаза глядят».
Необходимость взаимодействовать с государственной властью, вступать в контакты с аборигенами заставляли русских поселенцев воспроизводить в Сибири нормы мирского (общинного) самоуправления - крестьянской общины.
В Сибири в XVII в. возникали и социальные конфликты, происходили и городские восстания. Их причинами были уменьшение жалованья, лихоимство и др. Особое значение имели отношения русской власти и аборигенов (сибирских аборигенов тогда звали «иноземцами»). В политике русских властей в отношении аборигенного населения были принципиальные установки:
1. мирные пути взаимодействия, добиваться союза с ними и поддержки;
2. защита ясачноплательщиков от притеснений со стороны русских, обходиться с ними «ласкою» и «приветом»;
3. ясачные люди были в одинаковом правовом поле с русскими, различие к подданным определялось только их имущественным и служебным положением; иногда они обращались в органы суда, правопорядка, чтобы опротестовать действия своих «лучших людей» и русской администрации по поводу лихоимства;
4. не допускалась насильственная и массовая христианизация сибирского населения;
5. невмешательство во внутриродовые отношения; в этот период центральная и местная власть очень редко вмешивались в дела ясачных волостей, где продолжали действовать местные феодалы и представители патриархальной родоплеменной верхушки.
Эти принципы были главным условием и присоединения, и «покорности» Москве аборигенов. Формальное присоединение народов Сибири дополнялось обязательным подчинением и превращением их в подданных «белого царя». Основной формой подчинения и «принятия подданства» было обложение и взимание ясака. Особыми административными единицами были ясачные волости.
Ясак, как форму обложения местного населения, русские власти заимствовали от татарских ханств в Поволжье и в Сибири. В буквальном переводе на русский язык ясак - дань, которая уплачивалась в знак подданства.
На первых порах ясак, взимаемый царской администрацией в Сибири, не отличался от дани, которую выплачивало местное население более сильным племенам или государственным образованиям до прихода русских. Его размер не фиксировался, брали, сколько давали, с раздачей подарков (металлических изделий, тканей, зеркал, водки и т.п.), в форме меновой торговли. Практиковался захват знатных людей в заложники, что гарантировало уплату ясака их сородичами.
С XVII в. ясачная подать превращалась в ренту, уплачиваемую местным населением в пользу феодального государства за пользование землей и другими ясачными угодьями. По мере укрепления русской власти ясак превращался в разновидность государственного налога.
Взимание ясака имело две формы:
окладной ясак - постоянный, фиксированный размер сбора с волости («землицы»);
неокладной - неопределенный - сколько возьмется.
Окладным ясаком облагались группы ясачного населения, которые уже упрочились в русском подданстве и были учтены переписными ясачными книгами. Жители, не прочно закрепленные в русском подданстве, платили неокладной ясак, часто в размере, который они сами находили нужным для поддержания дружеских отношений с русскими властями. В этом случае ясак носил нередко характер обычного торгового обмена, его обязательно сопровождали «государевы подарки». Ясачным людям выдавали сукно, ткани, котлы, хлеб, водку, дешевые украшения (бисер и др.).
Ясачный взнос состоял из собственно ясака - обязательного платежа - и добровольных приношений («поминков»). Со временем «поминки» стали также обязательными. Ясак принимали преимущественно пушниной, иногда рыбой, скотом, оленьими шкурами. По мере истребления соболей стали принимать меха лис, бобров, других пушных зверей, а также деньгами. Но в основных пушнопромысловых районах (Якутский, Мангазейский, Енисейский уезды) правительство допускало замену пушного ясака денежным исключительно редко.
В управлении нерусским населением царская администрация старалась опереться на родоплеменную знать коренных народов. Кучумовские «мурзы и мурзичи» освобождались от ясака, за ними сохранялись все старые привилегии. В большинстве своем они были приняты на царскую службу и составляли особую группу «служилых юртовских татар».
В управлении Сибирью видное место занимали вопросы регулирования торговли. Царское правительство, заинтересованное в нормализации экономической жизни Сибири, до конца XVI в. освобождало здесь от таможенных пошлин как русских, так и среднеазиатских (ногайских и бухарских) купцов. Но с 1597 г. русские торговые люди платили десятинную пошлину с сибирских товаров, «ото всякого зверя от девяти десятое». Заботясь о регулярном поступлении ясака и о том, чтобы ясачных людей «не ожесточити и не отбити от государя», правительство освободило их от уплаты таможенных пошлин.

Заключение
В заключении хотелось бы сказать, что при подборке материалов для данной темы возникли определенные трудности. Из проанализированных мною источников видно, что в Сибири не было каких-то огромных социальных конфликтов. Сибирский мужик слишком прагматичен, чтобы горевать о какой-то свободе и воле, его интересуют сугубо конкретные дела, например: размер податей, «да дабы приказчики произвола не творили».
И весь парадокс российской истории заключается в том, что в XVII-XVIII вв., когда Сибирь была относительно свободна от Москвы, в ней ни разу «не зажигалась» эта «главная народная война»; более того, ни Разин, ни Пугачев не нашли здесь многочисленных и активных сторонников.
Действительно, в истории Сибири XVII века почти года не проходило, чтобы в том или ином районе не вспыхивали «бунты и нестроения», «смуты и шатания», заканчивавшиеся убийством воеводы или приказчиков, «выбиванием» их из городов. В этих движениях принимали участие все классы и слои сибирского общества. Безусловно, нельзя отрицать, что в них проявлялось имущественное расслоение сибирского общества.
В сравнении с положением туземцев в колониях европейских держав зависимость сибирских аборигенов от русской власти отличалось мягкостью. Формула царских грамот и наказов в отношениях с ясачными людьми предписывала действовать «лаской, а не жесточью». Ясачные, как и русские, были такими же подданными.
Достаточно быстро между русскими и основной массой инородцев устанавливались мирные добрососедские отношения. Распространенными были межэтнические браки. Не было пренебрежительного отношения к детям от таких браков. Русские даже не выдумали слов для их обозначения, как это сделали европейцы в своих колониях, введя в оборот слова «метис», «мулат».
Список литературы
Алексеев А.А. Курс лекций по истории Сибири охватывает период XIII - XVII вв., отражает современную научную концепцию отечественной истории и истории Сибири. – Новосибирск: СГГА, 2003.
Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск: Наука, 1992
Миненко Н.А. История культуры русского крестьянства Сибири в период феодализма (Учеб. пособие). Новосибирск: Изд-во НГУ, 1986.
Побережников И.В. Слухи в социальной истории: типология и функции, Екатеринбург: Банк Культурной Информации, 1995.
Покровский Н.Н. Обзор сведений судебно-следственных источников о политических взглядах сибирских крестьян конца XVII-XIX в. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск: Наука, 1982. С. 48-79.
Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI-начале XVIII в. М.: Наука, 1972
Прошанов С.Л. Становление социологии Конфликта в России (теоретико-методологические и институционально-организационные основы) Специальность: 22.00.01 - Теория, методология и история социологии Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук. Москва, 2007 год
Русские старожилы Сибири М.: Наука, 1973